Звенящая нота Ля глава из повести 10

По совету доктора Жанна улетала к Андрею в Германию. Был жаркий летний день. С самого утра на небе не было ни облачка. Лёгкий ветерок лениво шевелил пыльную зелень у входа в здание порта. На лица провожающих то набегала тень, то ложились светлые пятна. Сквозь стекло аэровокзала Жанна смотрела на сюрреалистические лица друзей и сама казалась себе ненастоящей, раздвоенной, полуреальной - полуфантастической женщиной с картин Сальвадора Дали. За стеклом оставался её прежний мир – реальный, привычный, а она уносилась в искривлённое неизвестностью пространство.
 
 Послеполуденное солнце слепило. В иллюминаторе самолёта бегущего по лётному полю, Жанна разглядела приземистое здание и прочла надпись: Дюссельдорф. Двигаясь на выход по трубе приёмника, пассажиры попадали внутрь аэропорта. Отыскивая на движущемся транспортёре свой багаж, Жанна не заметила, в каком направлении ушло большинство прилетевших тем же рейсом пассажиров. И двинулась на удачу, ориентируясь по собственному разумению. Охранник у выхода спросил ее, куда она идёт. К своему удивлению она поняла, что он спросил, но ответить на своём книжном немецком не решилась. Встречающих не было. Оглядевшись, Жанна поняла, что спутала выход. Обойдя эскалатор, она направилась к другому выходу, таща свой огромный чемодан на колёсиках. Мама называла такие большие чемоданы «Гросс Германия». После войны советские офицеры высоких рангов вывозили в них из оккупированной Германии разнообразный скарб.
 Навстречу ей летел запыхавшийся Андрей, за ним, как корабли в кильватерном строю следовали Леон Бранд и двое молодых мужчин. Все тянули шеи, стараясь разглядеть её издали.
 Почётный караул построен, - усмехнулась своим мыслям Жанна, – не ожидала такой торжественной встречи.
 Андрей обнимал её, целовал, неудачно тычась в щёку, счастливо улыбался и в то же время пытался строго выговаривать.
 - Ну, куда ты делась? Мы уже хотели по радио объявлять. Все вышли - а тебя нет.
 Леонид Семёнович почти не изменился со дня их встречи в Москве. Выглядел ещё более значительно, даже несколько торжественно. Он преподнёс Снежанне небольшой аккуратно упакованный букет белых роз. Галантно поклонился и поцеловал у неё руку.
 - Что вы, Леонид Семёнович! Прямо, как королеву меня встречаете, - смутилась Жанна. - Большое спасибо за цветы. Я очень рада вас видеть.
 - И мы очень рады. Андрей вас ждал, как страждущие ждут в пустыне манны небесной. Наконец вы снизошли до нас грешных, - он широко приветливо улыбался. - Разрешите представить вам моих молодых сотрудников. Мы сегодня всей лабораторией, в полном составе. Андрей, освободи даме руку, дай поздороваться с другими, - Леон откровенно потешался над Андреем, который одной рукой держал Жаннин чемодан, а другой крепко сжимал её руку.
- Никто не отберёт у тебя твою королеву!
 Первым он представил гостье высокого, светловолосого и голубоглазого молодого человека, выглядевшего типичным арийцем с немецких плакатов о чистоте расы:
 - Владислав Каня, чех из Праги. Выпускник Московского университета. Конструктор.
 Жанна сделала неглубокий книксен, с улыбкой пожала крепкую руку Владислава.
 - Очень приятно. У меня брат Владлен, мы его зовём Влад. Разрешите вас тоже так называть?
 - Почту за честь, - чисто, по-русски сказал чех.
 Второй спутник Андрея и Леона был тонок в талии и широк в плечах. Смуглая кожа, прямой тонкий нос и жгуче-чёрные глаза делали его похожим на итальянца. И снова Жанна ошиблась. Это была внешность типичного южного славянина. Милович был серб из Сараево тоже сносно говорящий по-русски. У него было красивое, ласковое имя – Любисав, что означало любимый.
 За рулём серебристого микроавтобуса с перекрещенными «V», образующими дубль «W» на капоте, сидел полный, светлокожий, чуть лысоватый мужчина. Он добродушно улыбнулся Жанне, от чего на щеках проступили ямочки и с трудом, произнёс по-русски:
- Добрый день, фрау Жанна. Её имя в устах Франца звучало Шанна. Он единственный в группе конструкторов был баварским немцем, родом из Мюнхена.
 По дороге к маленькому городку, в котором находилась их лаборатория и квартира Андрея, они свернули в Кёльн. Показали Жанне впечатляющий высотой готических шпилей, известный всему миру собор. Обедали в чистеньком, уютном ресторанчике - типичном бюргерском месте. На тарелке размером чуть меньше лётного поля разместилась отбивная из свинины на косточке и гора жареной картошки. Порция могла быть разделена на три приёма пищи. Были поданы салаты, соусы и колбаски с тёмным пивом в высоких кружках. На десерт предлагали живописное сооружение из мороженого и сливок.
 Хозяин в белом длинном фартуке лично приветствовал гостей и желал приятного аппетита. Закончив поздний сытный обед, они с трудом оторвались от стола.
 После тёмной дороги, вдоль которой плотной стеной стоял лес, освещённые улицы города казались сказочно-нарядными. Большинство составляли трёх и пятиэтажные дома в неоновой рекламе. Яркие фонари, отражаясь в стекле витрин, прибавляли света на пустынных, спящих улицах. Вдалеке маячила башня многоэтажки. На крыше вращался, мерцая голубым неоном, знак автомобильной фирмы Фольксваген.
 У громады здания Леон, Владислав и Любисав вышли из машины. Они жили в одноэтажных коттеджах, в тенистом парке позади здания. Леон занимал домик целиком, а чех и югослав на двоих. Шумно распрощавшись, мужчины настаивали на новой встрече. Благодарили Жанну за то, что по поводу её приезда провели прекрасный день отдыха. Франц довёз их до дома, в котором жил Андрей. Помог вынести вещи и уехал.
 Андрей открыл дверь и в прихожей автоматически вспыхнул яркий свет, отражённый зеркалами. Небольшая двухкомнатная квартирка сверкала обилием света и стекла, как волшебная табакерка.
 Заполненный противоречивыми впечатлениями день, длился слишком долго. Жанна смертельно устала. Казалось, что только шагнёт за порог, упадёт на первый попавшийся стул и уснёт сидя или даже стоя в любом тёмном углу.
 Жанна торопливо начала стаскивать с себя одежду.
 - Скорее в ванну и спать. Больше ни минуты не в состоянии ждать, - говорила она, открывая дверь ванной комнаты.
 Андрей, поддакивая, подталкивал её к душевой кабинке из матового стекла. Внутри блестели никелем замысловатые краники. Жанна заинтересовано разглядывала новую для себя сантехнику и упустила момент, когда Андрей уже раздетый втиснулся к ней в кабинку. Он обхватил её податливое тело нетерпеливыми руками и жадно прильнул губами к её губам. Тонкие струйки тёплой воды поливали их головы, лица, застилали глаза, мешая смотреть. Но им и не нужно было ничего видеть. Вернее двое в блестящей коробке душевой кабинки не замечали ничего вокруг. Кроме них в эти минуты не существовало никого на всём белом свете. Только пара тесно прижатых друг к другу тел под ласкающим дождём. А после была ночь жадной до ласк любви в широченной кровати, на которую они упали, не вытирая, стекающей после душа, воды.
 Тёплый луч позднего солнца, стыдливо заглядывая в окно, нежно прошелся по обнажённой груди Жанны, приласкал щеку, поиграл медью её волос и защекотал в носу Андрея уткнувшегося лицом в шею любимой. Андрей чихнул и удивлённо открыл глаза. Было ощущение полного счастья, такого, какое бывает только в детстве от осознания огромности прекрасного мира вокруг, и присутствия рядом родных тебе людей. Был солнечный летний день, рядом спала любимая женщина, встречи с которой приносили ему огромный заряд энергии и желание видеть в жизни только хорошее. Впереди целый месяц, который они могут провести вместе. К сожалению не все дни напролёт, но вечера и выходные. Андрей должен был работать. Положенный ему по контракту недельный отпуск ещё не наступил. Размышляя, он пошевелился, высвободил из-под головы Жанны затёкшую руку. Она проснулась, и лениво потягиваясь, сказала хриплым со сна голосом:
 - Доброе утро, дорогой.
 Горячая волна нежности покатилась по телу Андрея. Ему захотелось, засыпая чувствовать тяжесть её головы у себя на руке, ночью прислушиваться к тихому дыханию, а просыпаясь, каждый день слышать это чуть хриплое:
 – «Доброе утро, дорогой!»
Торопясь не упустить момент, когда ему, возможно, удастся уговорить Жанну переехать в Германию, он начал говорить, сбивчиво облекая в слова, накопившиеся в нем чувства. Он почти преуспел в своих уговорах.
 - «Посмотрим», - сказала Жанна.
Андрей мысленно похвалил себя за эту маленькую победу. Это уже не был категорический отказ.
 С постели их поднял звонок телефона. Звонил Любисав. Сказал, что через час их ждёт машина для поездки в живописный старинный городок Ахен и на обратном пути пикник. Возражения не принимаются. Весь день они осматривали достопримечательности, пили минеральную воду в Ахене, на закате ели шашлыки в придорожном лесу. Воскресенье закончилось. В понедельник Андрей ушёл на работу, а Жанна с удовольствием готовила к его приходу обед, смотрела новости по телевизору, привыкая к немецкой речи. Изучение языка не прошло даром.
В уме почему-то вертелась детская песенка, которую пела Дианка в хоре детского сада.
 Молоток с наковальней - вы верите мне?
 Задумали плавать по Рейну - реке.
 Вы вер ли, вы вер ли, вы вер ли верле?
 Задумали плавать по Рейну-реке.
 Вечером они говорили по телефону с дочерью. Диане в Израиле всё нравилось, и всё было ново и интересно:
И голые горы величественные в своей первозданности. И пустыня вся в тенях от плывущих над ней облаков. Мёртвое море, в котором можно лёжа на воде читать газету – так поступают все новички. С Жанной она говорила долго, делясь впечатлениями. С Андреем поговорила сдержанно, вежливо, дипломатично отвечая на вопросы. Довольны жизнью были и две её бабушки.
 В конце недели они вдвоём с Андреем съездили на экскурсию в Берлин. Оттуда в Потсдам. Прошлись по огромному красивому парку, полюбовались дворцом Сан-Суси удивительно напоминавшим уменьшенный дворец в Петергофе. В Дрезденской галерее долго считали пальцы у Папы Пия шестого. Путешествуя по Германии, она замечала разницу между бывшей ГДР и Западной частью страны. Спальные районы Восточного Берлина были, как братья похожи на все новостройки в больших советских городах. В Западных землях и улицы были чище и дома выглядели более ухоженными, хотя хвалённый немецкий порядок чувствовался везде.
 В ожидании выходного дня они остановились в маленькой частной гостинице Дюссельдорфа. Андрей был занят на работе, и она была предоставлена сама себе. Дюссельдорф славился своими магазинами и бутиками. Жанна прогуливалась по тенистым улицам старинного, богатого города. С удовольствием разглядывала в витринах дорогие товары. По обе стороны улицы тянулись рекламные щиты в стеклянных подсвеченных коробках.
 Вдруг она остановилась, как вкопанная не понимая, что происходит. Неужели это, правда и зрение её не подводит?
 Из стеклянной коробки в коричневой униформе с известными всему миру маленькими усиками на неё смотрел Адольф Гитлер. По улице так же шли спокойные прохожие, никто не обращал внимания на портрет, как на привычное оформление улицы. Только Жанна стояла посреди тротуара, прижавшись спиной к раскидистому дереву.
Она вспоминала такой же летний вечер. Жанна была в Киеве в командировке. Выдалось свободное воскресенье. И Жанна решила поехать на обзорную экскурсию по городу.
Напоследок экскурсантам предлагали осмотреть памятник жертвам нацизма в Бабьем яру в вечернем освещении
 Солнце клонилось к закату. Его последние лучи на фоне темнеющего неба высвечивали красным скульптурную композицию из тёмного камня.
 На краю обрыва стоят люди, ждущие смерти. Мужчины и женщины, старики и дети. На переднем плане женщина с грудным ребёнком на руках. Чтобы он не плакал, она дала ребёнку грудь. Своим телом мать пытается защитить дитя, прижимая его к себе и укрывая падающим с плеч платком. Глаза еврейской мадонны с ненавистью и вызовом смотрят прямо на палачей. Рядом с ней старушка – мать. Опирается рукой на плечо дочери. Матрос в разорванной тельняшке, пытается закрыть собой от пуль их обеих. В той же группе стоят другие люди, а у их ног уже падают те, кого настигла пулемётная очередь. Ниже те, кто упал раньше, подкошенный свинцом. Обходя по поднимающейся вверх и спускающейся вниз дорожке, можно увидеть усеянный трупами склон оврага. Освещённые снизу пушками электрических прожекторов фигуры, будто медленно движутся в своём падении в бездну вечности. Шуршащий под ногами песок, тихо шепчет:
 - Помни! Помни!!
 Солнце полностью село. Стало темно. Подавленная, в полном молчании вся группа экскурсантов садиться в автобус. В тишине раздаётся голос экскурсовода:
 - Отступая, в 1944 году фашисты пригнали в Бабий яр военнопленных и заставляли их раскапывать захоронения, укладывать трупы в огромные штабеля и поджигать. Огонь гигантских костров был виден на большом расстоянии. А чёрная сажа и смрадный дым застилали небо над Киевом несколько дней. Всех, кто работал на этом страшном пепелище, постигла та же участь. Они были расстреляны.
 В автобусе громко всхлипнула какая-то женщина. Послышались вздохи, сдавленные стоны. Пронзительный, истеричный голос закричал:
 - Прочь, прочь с этого страшного места. Будь они прокляты! - Никто не сомневался в том, к кому относился этот крик души.
 Туристы возвращались в город в тишине, нарушаемой только вздохами и всхлипыванием.
У Крещатика все вышли из автобуса и разошлись, унося в душе открытую рану.
 Сколько ещё таких яров и рвов было по всей России, Украине, Чехии, Польше? На окраине еврейского местечка в Белоруссии были расстреляны двадцать три человека из их семьи, где мать Жанны была самой младшей – одиннадцатой. Дед Жанны, семеро его старших сыновей. Их жёны, дети и уже родившиеся внуки. Все они остались лежать в таком же рву осенью 1941года.
 Неужели никто в этой стране уже не помнит ужасов нацизма!? Ведь первой пострадала от нацистов сама Германия. Первыми попадали в концентрационные лагеря немецкие антифашисты. Звенели стёкла битых окон и витрин магазинов в «хрустальную ночь», когда нацисты громили евреев, живущих в Германии. В Берлине, на площади перед зданием библиотеки, Жанна видела место, где штурмовики СС жгли книги великих немцев.
 Затуманенным взглядом Жанна смотрела по сторонам. Улица менялась в её глазах.
 Вот стоят поодаль два пожилых господина с собачками на поводках. Они мирно беседуют, улыбаются друг другу. А в мысленном взоре Жанны они превращаются в вымуштрованных солдат времён войны. В их руках уже не поводки домашних любимцев, а рвущиеся с цепи сторожевые псы концентрационных лагерей. Они вот-вот вскинут руки в нацистском приветствии.
 Слёзы сами собой навернулись на глаза. Оторвавшись от дерева, она медленно пошла по направлению к гостинице.
 Портье, любезно протянувший ей ключ от номера, улыбнулся:
 - «Гутен таг, фрау Жанна».
 Его приветствие прозвучало для неё, как выстрел, как «хенде хох!»
 В номере она ничком упала на широченную гостиничную кровать и заплакала горько, не сдерживая слёз.
 « Нет, никогда она не сможет жить здесь, в этой стране», - думала Жанна сквозь слёзы. На генетическом уровне в ней жил страх и ненависть к прошлому.