Закат

 Утро было просто чудесное. На восходе, часов в пять, был нежный и легкий туман. Я решила, что это облака ночью спускались на землю, погулять, и не успели вернуться обратно, запутавшись в золотисто-зеленых ветвях платанов и берез.
 
 Такое объяснение вполне оправдывало в моих глазах пронзительно-голубое небо, глядящее на меня сквозь кроны. Пахло влагой и лежалой листвой. Начинался прекрасный день. Приятно теплый, но не обжигающий. Такие дни случаются только осенью, когда солнце уже не швыряет раскаленные лучи на землю, а лишь аккуратно дарит ей остатки тепла. И в это время всегда чувствуется особая, прощальная прохлада.
 
 Стоит ли говорить, что я, открывая глаза, заранее была довольна тем, что только собиралась увидеть.
 
 Я лежала на спине, широко открыв глаза, и смотрела на огненно-рыжие березы и ясное небо между ними, вдыхая запахи осени и тепла.
 
 Уже третий день я просыпалась именно в этом месте – ''под сенью древес'', и меня это не чуть не смущало. Я не хотела есть, а пила лишь несколько капель росы. Я вставала, потягивалась, отряхивала с волос листву и шла гулять. Люди не обращали на меня внимания, а я не обращала внимание на них. В этот день я хотела прогуляться к морю, но что-то меня остановило. В место этого я направилась совсем в другую сторону – в город.
 
 Ненавижу общественный транспорт! Именно поэтому я пошла пешком. Благо в последнее время я ходила очень быстро и совсем не уставала. Через пол часа я уже была в центре города и весело шагала по подсыхающей мостовой. Мое внимание привлекла группа людей, все они были одеты в черное. Я взглянула на себя (на мне было коротенькое легкое платьице темно-зеленого цвета) и решила, что им должно быть очень жарко и, несомненно, именно из-за этого они такие вялые и унылые. Я решила пройтись вместе с группой. Они ни чего не несли с собой. Лишь молодой человек, шедший с краю и чуть позади, держал перед собой небольшой сверток: в черную ткань было завернуто что-то круглой или овальной формы. Я обратила внимание на его руки. Их нельзя было назвать изящными, хотя и несуразными они тоже не казались. В них чувствовалась скрытая сила. Смотря на ногти можно было сказать, что за ними ведется уход регулярный, но не частый.
 
 Люди свернули в одно из зданий, я последовала за ними. Интерьер был отвратителен. Немного унылый, но при этом очень напыщенный и какой-то фальшивый. Наверное, ощущение ''фальшивости'' ему предавали светильники в виде свечей с лампочками в форме пламени. Группа направилась в глубь здания, пропустив несколько дверей, люди вошли в тупиковую, отвратительного грязно-желтого цвета. За дверью пахло раскаленным железом и пылью. Воздух был застоявшимся и очень тяжелым.
 Все мое внимание было приковано к молодому человеку, который развернул черную ткань и достал из нее кувшин, хотя нет, не кувшин, а скорее амфору с широким горлышком и плотно сидевшей крышкой.

 Парень был мне смутно знаком. Я ни как не могла вспомнить, кто он такой и кто я для него, но вот то, что мы знаем друг друга не вызывало у меня ни малейшего сомнения. Я откуда-то помнила, что у него не правом предплечье шрам от ожога, появившийся совсем недавно от пролитого на руку горячего чая, а на спине, чуть ниже талии, должна быть родинка.
 
 Его глаза, сперва, показались мне карими, но затем, когда мы ушли с яркого солнца они оказались зелеными с янтарными вкраплениями, как у змеи. Не смотря на жару он был бледен, достаточно длинные темно-русые волосы собраны в тугой пучок, хотя я была абсолютно уверена в том, что ему не нравилось их завязывать. Я пристально смотрела в почти знакомое лицо. Нет, определенно, мы когда-то очень хорошо знали друг друга.
 
 Тем временем в комнате появился еще один человек: старикашка с желтой, сморщенной физиономией. Я обратила на него внимание лишь, когда он, шумно прокашлявшись, произнес:
 – Ну что же, начнем, –- голос звучал очень монотонно. Старик скорчил скорбящую мину и продолжил еще более монотонно:
 –- Все мы собрались здесь по ужасному поводу, -- говорил он, а я тем временем подумала, что день начинался не так уж и плохо.
 –- Умер замечательный человек – прекрасная, очаровательная девушка. Все мы ее очень любили. Как послушную дочь, заботливую внучку, отзывчивую сестру и верную спутницу жизни.
 Мне стала немного не по себе от попыток определить, кому же девушка могла приходиться сестрой, кому дочерью, а кому спутницей.

 Змееглазый парень так и не отошел от столика с амфорой. Он, стоя с непроницаемым лицом, наблюдал за происходящим. О его чувствах можно было судить лишь по побледневшим до полупрозрачности костяшкам пальцев, сжимавшим столешницу.
 –- Она погибла от рук презренного убийцы, осквернившего ее тело, столь…
 Раздался хруст, я решила, что звук может исходить только от ломающегося сухого дерева. Я обернулась как раз вовремя, что бы заметить как парень, делая шаг вправо, отряхивает с руки деревянные щепки. Я взглянула на столик из мореного дуба (пожалуй, единственный предмет интерьера, стоящий внимания) и убедилась, что он сработан на века, столешница представляла собой сруб ствола.
 –- Кажется, тебе тоже не нравится то, что говорит этот священник? –- тихо пробормотала я, впрочем, не особо надеясь на ответ. Я представляла себе похороны по-другому. Не знаю, какими они должны быть, но уж точно не такими. На похоронах нельзя упоминать о смерти, вообще, и особенно о смерти того, кто умер.
 
 Молодой человек мне так и не ответил, правда этого и не требовалось, я итак видела, что ему не нравится. Он лишь удивленно посмотрел в мою сторону, а затем попытался пристроиться так, что бы понадежнее прикрыть своим телом изуродованный стол.

 Старикашка тем временем продолжал монотонно щебетать, что-то о неотвратимости рока, а я пришла к выводу, что более мерзопакостных похорон не могу себе даже вообразить. Я почувствовала острое желание немедленно покинуть эту ужасную комнату, пропахшую смертью и лицемерием, выбежать на свежую утреннюю мостовую, забыть этого ханжу-священика, да и вообще все эти похороны. Я с тоской посмотрела на змеиглазо парня, я не хотела оставлять его здесь одного. Но он явно не собирался покидать помещение, хотя и стоял, скривив тонкие, побелевшие от ярости губы.
 – И приспичило же тебе досмотреть до конца! – я недовольно надула губки, пухленькие и очень яркие, но я не смогла заставить себя уйти без него.
 Наконец в помещении появился гроб. Он был надежно закрыт, будто покойница намеривалась сбежать. Люди хлынули к нему, кто, тихо всхлипывая, кто голосно рыдая, какая-то старая дама даже упала в обморок. Змееглазый приблизился к нему последним. Он едва коснулся крышки там, где под ней лежала голова. Я лишь теперь заменила небольшое золотое кольцо на его безымянном пальце. Оно было очень любопытной формы: неуловимо изящное, и при этом весьма массивное, но ни чуть не громоздкое. Я пришла к выводу, что только такое кольцо и могло быть не такой руке. А затем я взглянула на собственную руку. Ее безымянный палец тоже был украшен кольцом. Оно было серебренным, и в нем не было ни капли массивности, лишь неуловимое изящество. Если бы кольца могли приходиться друг другу родственниками, то мое было бы младшей сестрой первого. Их сходство просто поражало. Они были одновременно похожи друг на друга как близнецы и столь же различны, как день и ночь.

 Я потеряла дар речи и лишь ошарашено переводила взгляд с моей руки на руку зеленоглазого, а затем на закрытый гроб.
 И как бы развевая мои сомнения, заговорил священник:
 –- Так пусть же будет земля пухом рабе Божьей Анастасии. Простим все ее прегрешения вольные и нево…
 –- Нет! Это глупо! Глупо! –- кричала я прямо в лицо священнику, –- невозможно! я не могу умереть, я слишком люблю жизнь, я не могу с ней расстаться! Я не …
 Кажется, именно после этих слов в крематории стало особенно тихо и уныло. Перед тем как окончательно забыться я подумала, почему же люди не замечают призраков?
 –- Потому, что люди и призраки находятся в разных мирах и не могут оказаться в одном.
 ***

 Пахло морем и хвоей, а еще пахло солнцем. Я открыла глаза и попыталась убрать с лица волосы, но из-за ветра, дувшего в спину, мне этого сделать так и не удалось. Алое солнце уже касалось холодной, темной воды. На самом краю обрыва, напротив уходящего солнца, закрывая его от меня, стоял человек. Я видела лишь темный силуэт на ослепительно-ярком фоне. Но я сразу узнала змеиглазого. Жаль, я не могла видеть ни его лица, ни солнца.
 
 Ему то же мешали распущенные волосы. Я улыбнулась, улыбнулась от того, что вспомнила, как люблю этого человека. Люблю практически так же сильно, как и саму жизнь.
 –- Прости, я виновен в твоей смерти. Я не должен был тебя отпускать. Я не сумел уберечь тебя.
 Не уверена, слышала ли я голос, или же это были его мысли.
–- Повернись! Я здесь! Ну, повернись же! – я почему-то не могла подойти сама, даже шага сделать не могла.
 ''Почему же люди не замечают призраков?! Ведь призраки могут людей, и видеть и слышать!!''
 –- Потому, что призрак когда-то был человеком, им испытанно и то и другое, а человеку лишь предстоит стать призраком. Как же он может видеть то, что для него еще даже не существует?!
 Он открыл амфору. В ней лежал пепел. А среди пепла была я, точнее часть меня, сейчас была смешана с остатками дерева, ткани, пластмассы…
 Он открыл амфору и крепко сжал ее горлышко обеими руками:
 –- Я клянусь, я искуплю свою вину… Прощай.
 
 Я смотрела, как он переворачивает амфору и одновременно понимала, что вместе с прахом разлетается и мое сознание, я умирала. Я умирала и жалела лишь о том, что мне все-таки не удалось посмотреть на тонущее в море солнце, увидеть последнее солнце этого мира. Я с грустью подумала, почему он не сделал пару шагов в бок. Но потом остатки моего сознания подняли бунт:
 –- Нет, я буду жить! – закричала я в последние мгновение существования.
 Резкий порыв ветра, теплого и соленого, принес с моря капли влаги, и они осели на его лицо вместе с липким пеплом.

 Землю выдернули из под моих ног и я куда-то полетела. На миг в глазах стало совсем темно, а затем они заболели. Я подняла веки, и превозмогая боль любовалась жарким малиново-алым солнцем, уходящим в холодное, черное море. А потом мир стал мутнеть и плыть. Я смахнула с глаз слезы, взглянула на правую руку. Ее безымянный палец украшало кольцо, золотое, слегка массивное, но совсем не грамоское. Да, только такое кольцо может украшать такую руку.
 
 Я наслаждалась солнцем и влажным ветром, дующим с моря, я наслаждалась жизнью. И лишь едва различимый, туманный силуэт на горизонте заставлял помнить о событиях прошедших дней. Помнить и жить дальше.
 –- Прощаю… –- шепнули бледные губы призраку, летевшему к спешащим ему на встречу облакам.