Цветы от брата

This love doesn’t know it is love…
Doesn’t need to be love…


Я чётко помню тот момент, когда моя маленькая жизнь начала рушиться. Мне было шесть лет. Мы с братом только-только вернулись с замечательной прогулки в парке, где он купил мне огромную порцию сахарной ваты, и мир казался удивительно прекрасным. Впрочем, эта иллюзия развеялась прахом по ветру, как только мы перешагнули порог дома и услышали вопли отца. Он кричал на маму, кричал изо всех сил, словно хотел избить её, да что-то сдерживало. А она словно бы не возражала, только плакала тихо да повторяла время от времени: «Джорджи, перестань… ну, перестань же…» Помню, я хотела сразу броситься в гостиную, где всё это происходило, но брат удержал меня за плечо. У него было совершенно белое лицо, а в глазах застыл страх.
Потом такие сцены повторялись, и не раз. Только уже через год отец перестал сдерживаться, когда ему хотелось подтвердить свои слова парочкой тумаков. Потом, ещё через пару лет, ему стало мало мамы: он начал бить и моего брата тоже. А когда он поднял руку на меня, я поняла – всё, полный финиш. С этим ничего нельзя было поделать, оставалось одно: терпеть. Вечность, а может быть, и дольше.
Но всё закончилось несравнимо быстрее, чем я думала. Когда мне исполнилось четырнадцать лет, а братишке – семнадцать, мама неожиданно решила, что с неё хватит, и подала на развод. Оглядываясь назад, я действительно не понимаю, почему она не сделала этого раньше. Ведь всё оказалось так просто! Две недели судебных заседаний, торопливый раздел имущества, несколько прощальных пощёчин от папули – и вот мы втроём уже переезжаем в небольшой городок к западу от родного Нью-Йорка. Всё, кошмар закончился. Кажется.
Возможно, это глупо. Но тогда меня больше всего волновало то, каково нам с братом придётся в новой школе. В прежней-то большинство учителей знали о наших семейных неурядицах и не придирались, потому мы привыкли учиться постольку-поскольку. Среди одноклассников мы были не слишком-то популярны, но у каждого имелось по парочке верных друзей. А здесь, здесь всё будет по-новому. Больше никто не станет щадить нас на уроках, да и приятелей придётся заводить новых. Кроме того, я побаивалась, что нас станут дразнить из-за наших имён: Барби и Кен. Вы только вслушайтесь! Барби и Кен. Это же надо было додуматься так детей назвать.
Конечно, для брата ситуация складывалась ещё сложнее. Я-то девятиклассница, а девятый – первый из классов хай-скул. Это значит, что все здесь – новички, многие ещё незнакомы между собой. Так проще. А вот братцу моему предстояло стать учеником выпускного класса – со всеми, как говорится, вытекающими.
С приходом осени мои опасения начали сбываться. Мне было невыносимо тяжело на уроках, одноклассники игнорировали меня. Но я ещё как-то справлялась, а вот брат целыми днями ходил, как в воду опущенный. Во время ланча мы всегда садились за один столик и с тоской смотрели на окружающие нас развесёлые компании. Мы чувствовали себя такими одинокими! Но, вместе с тем, мы были счастливы: ведь настоящий ужас остался в прошлом, а привыкнуть к новым условиям игры не так уж тяжело. Я искренне верила, что человеку не может одинаково везти во всё. За спокойную жизнь без побоев и унижений приходится платить дружескими связями… как-то так. Когда я высказала всё это брату, он посмеялся и назвал меня пессимисткой. Я шутливо шлёпнула его по руке и рассмеялась в ответ. Нам было хорошо вместе.

А потом в нашей жизни появился Роберт, а вместе с ним и Курт.

Роберт – мамин сотрудник, который так часто подвозил её домой на своём сверкающем «Мерседесе», что однажды остался ночевать. Ну а Курт – его сын, «золотой мальчик» из местного колледжа. Жена Роберта умерла в родах, поэтому сыночка – единственное живое напоминание о ней - он растил по-королевски. Курт и чувствовал себя королём – это было видно по его осанке, манерам, взгляду. Он невыразимо отличался от всех парней, виденных мною раньше. Неудивительно, что я влюбилась в него, влюбилась изо всех сил, смешно, пылко, словно стремясь вылить на случайного избранника все чувства, что накопились в моей душе за всю жизнь.
Моя потребность видеть возлюбленного так часто, как только возможно, удовлетворялась с лихвой, ведь у Курта быстро вошло в привычку проводить целые дни у нас дома. Они с братом стали лучшими друзьями. Правда, мне редко удавалось пообщаться с ними на равных, а чаще всего парни просто уходили в комнату к Кену и просиживали там часами. Я не знала, чем они занимались там, но меня раздражало. Можно сказать, я ревновала любимого к брату… а брата к любимому – ведь он отдалился от меня из-за новой дружбы. У нас всё ещё были наши совместные ланчи и разговоры обо всём на свете, но я чувствовала, что в жизни брата появился человек, который ему дороже, чем я. Иногда это бесило меня, иногда казалось, что так и должно быть. В конце концов, брат безраздельно принадлежал мне на протяжении четырнадцати лет: не думала же я, что это продлится вечно?! Но всё равно было неприятно каждый раз, когда он уходил в свою комнату и плотно закрывал дверь, да ещё уводил с собой Курта. Моего Курта, как я называла его в мечтах.
У них была какая-то тайна. Такая, которую я никогда не смогла бы разгадать, если бы… если бы по чистой случайности ключ к ней сам не упал мне в ладони.

Это случилось в четверг, когда у Кена занятия заканчивались на два часа раньше, чем у меня, поэтому я возвращалась из школы одна. Когда-то, сразу после переезда, брат всегда дожидался меня в такие дни, но теперь он пользовался каждой возможностью провести время с Куртом, а до меня ему не было дело. Ну, ладно, я преувеличиваю… конечно, он по-прежнему беспокоился за меня. Просто новая дружба захватила его целиком, не оставляя места ни для чего другого.
Так вот… о чём это я? Ах, да! Тот день, тот страшный, потрясающий день. Наверное, я его ждала. Может быть, даже с тех самых пор, как впервые увидела Кена и Курта вместе – весёлыми, радостными, смеющимися вовсю над каким-то телешоу.
Как я уже говорила, я пришла из школы одна. Открыла дверь своим ключом, бросила на пол сумку с книжками и почти тут же услышала мамин голос:
 - Барби, это ты? Иди сюда, мне нужна твоя помощь.
 - Да, мамочка, - откликнулась я. – Сейчас, только руки помою.
Через пару минут я вошла на кухню, где мама возилась с неимоверным количеством кастрюлек и сковородок.
 - Ооо, вкусно пахнет.
 - Нравится? – обрадовалась мама. Честное слово, у неё просто лицо засияло. – А когда всё это будет готово, станет ещё лучше, - пообещала она. – Только для этого мне нужна твоя помощь. Ну-ка, порежь вот это…
Я покорно взяла протянутые мне пучок зелёного салата и нож, нашла чистую досточку и принялась за работу.
 - У нас в гостях Курт, - сообщила мама таким тоном, словно это было событием. – Вот я и решила приготовить замечательный обед.
 - А что, визит Курта – повод для праздника? – ехидно поинтересовалась я. – Он и так проводит у нас больше времени, чем у себя дома. И уж точно побольше, чем в колледже.
Впрочем, на самом деле сердце моё сладко забилось при мысли о том, что мой любимый вновь находится со мной под одной крышей. Может быть, подумала я, сегодня он заметит меня. Может быть, сегодня он посмотрит на меня и увидит настоящую Барби Дженкинс, красивую, привлекательную девушку, а не просто маленькую сестрёнку Кена.
Мама нахмурилась.
 - Нехорошо так говорить, Барби. Ты должна радоваться, что у твоего брата появился такой верный друг. Кроме того, разве тебе самой Курт ни капельки не нравится?
Я покраснела до корней волос, пробормотала что-то вроде: «Конечно, я ничего не имею против него» и поспешила сосредоточиться на нарезке салата. Ну же, мама, отвернись! Совсем необязательно смотреть на меня так, с этой дурацкой полуулыбкой, словно ты всё-всё-всё знаешь!

С грехом пополам мы закончили готовить обед, и я принялась накрывать на стол. Конечно же, пришлось достать нашу лучшую посуду – мама не согласилась бы на обычные синие тарелки из полупрозрачного пластика, нет, только не сегодня. Приходы Курта рассматривались, как визиты принца крови; большая суматоха поднималась только когда нас соизволял посетить сам король – Роберт.
Я уже собиралась начать раскладывать столовые приборы, когда мама окликнула меня:
 - Не надо, Барби, я сама. А ты бы лучше сходила, позвала мальчиков.
 - Хорошо, мамочка.
Я отложила вилки в сторону и отправилась на второй этаж, на ходу придумывая, что сказать Курту. «Привет, как дела в колледже?» Нет, чересчур банально. «Как поживает Роберт?» Можно подумать, я не могла узнать об этом у мамы. Просто «привет, как дела?» Потрясающе, до чего оригинально. И я ещё на что-то надеюсь?
Короче говоря, к двери спальни брата я подошла уже в таком раздражённом настроении, что мне даже не пришло в голову постучать. Я просто взялась за ручку, нажала, толкнула вперёд… и замерла на пороге.

Я думала, они там играют в приставку. Или в карты режутся. Или просто сидят, болтают, слушают музыку. Я никак не ожидала увидеть их… обнажёнными.
Они даже не заметили меня.
Курт сидел на краю кровати, откинувшись назад, опираясь на локти, а мой брат стоял перед ним на коленях и – о, Боже! – член Курта был у него во рту. Кен ритмично двигал головой, а Курт постанывал и приподнимал бёдра навстречу. Я не знаю, сколько времени это продолжалось. Следовало бы выйти, закрыть дверь, забыть обо всём, но я просто стояла и смотрела, как зачарованная. В детстве я с таким же чувством наблюдала за воздушными гимнастами, выделывающими немыслимые кульбиты под куполом цирка.
Вдруг Курт тихо вскрикнул, протянул руку и схватил Кена за волосы. Дёрнулся последний раз, глухо застонал и обмяк, словно бы очень устал от того, чем только что занимался с моим братом. Кен поднял голову, тяжело дыша, вытер губы кончиками пальцев. Волосы упали ему на глаза.
Лежащий на постели Курт поднял голову.
 - Кен… иди сюда.
Брат как будто только этих слов и дожидался – тут же скользнул на кровать и принялся целовать плечи, шею, грудь Курта. Тот рассмеялся, поймал лицо Кена в ладони и прижался губами к его губам. Именно в этот момент я на удивление чётко поняла, что они делают это не в первый раз. Было в этом поцелуе что-то такое привычное, почти домашнее. Словно мне одной происходящее здесь казалось чем-то потрясающим, мистическим, святотатственным, а для них, непосредственных участников событий, всё это было самым обычным делом – всё равно, что завтракать по утрам или ходить в школу.
 - Эй, Кен, - услышала я хрипловатый голос Курта, - услуга за услугу, или хочешь чего-то другого?
Мой брат что-то неразборчиво пробормотал, уткнувшись ему в шею, и Курт вновь тихонько рассмеялся. Я отступила на шаг и аккуратно притворила дверь. Прислонилась спиной к стене и закрыла глаза.
Конечно, я знала, что так бывает. Я ведь не дурочка. Об этом шепчутся девчонки в туалетах, хихикая и смущённо прикрывая рты ладонями. А в Нью-Йорке, помню, со мной училась девчонка из Токио – иногда она приносила в школу забавные японские комиксы, в которых гомосексуальные парочки встречались сплошь и рядом. Так что я прекрасно понимала, что происходит. Я просто представить не могла, что мой брат на такое способен. Мой брат и… и Курт. Ох…
Что же делать теперь, когда я всё знаю? Если честно, я даже не задавала себе тогда этот вопрос – была слишком шокирована. Просто постояла немного в коридоре, прислушиваясь к каждому шороху в комнате Кена, а потом медленно пошла вниз.
Мама расставляла на столе стаканы – хрустальные, самые лучшие, доставшиеся от бабушки. Заслышав мои шаги, она подняла голову, улыбнулась.
 - Мальчики уже идут?
 - Нет, - я услышала свой голос словно со стороны, плохо соображая, что говорю. Впрочем, главным было не сказать правды; с этим я справилась успешно. – Они сказали, что очень заняты. Курт принёс какую-то игру, кажется. Попросили их не беспокоить.
 - О… - мама заметно огорчилась. – Какая жалость, а я тут наготовила… Может быть, я соберу поднос, а ты отнесёшь наверх?
У меня внутри всё оборвалось. «Если она заставит меня это сделать, то мне придётся… и тогда…»
 - Нет, - сказала я вслух, - они несколько раз повторили, что не хотят есть, так что, думаю, нет смысла беспокоиться.
Мама вздохнула.
 - Ладно… Тогда давай мы с тобой сядем, поедим, как люди. А попозже мальчики спустятся, я всё им разогрею.
 - Хорошо, мам.
Мы сели за стол. Обед, действительно, был необычайно вкусным; мама расстаралась вовсю ради Курта. Знала бы она…
 - Барби, как дела в школе? – на счастье, мамины слова отвлекли меня от воспоминаний об увиденном в спальне брата.
 - О, всё нормально. Кажется, я начинаю втягиваться. Знаешь, миссис Маркс сегодня…
На протяжении всего обеда мы болтали о моей школьной жизни, мама рассказывала о своей работе. После еды я предложила помочь с мытьём посуды, но мама отказалась: «Лучше сделай уроки». Я послушно кивнула, сходила за школьной сумкой и устроилась за кухонным столом с учебником по литературе, а мама занялась грязными тарелками. Временами я замечала краешком глаза, как она посматривает на меня с гордостью, ей приятно такое «рвение к учёбе» - ведь со стороны я казалась полностью погружённой в книгу. Но на самом деле, глядя на страницы, я не различала чёрных жучков букв; перед моими глазами вновь и вновь разыгрывалась недавняя сцена, опять и опять мои иллюзии разбивались об оклеенные светло-зелёными обоями стены комнаты брата.
Прилагая титанические усилия, я всё же заставила себя сосредоточиться на биографии Лорда Байрона, но, как выяснилось через пару секунд, совершенно напрасно. Стоило мне, наконец, прочесть дату рождения великого поэта, как на лестнице послышались шаги. А ещё через мгновение в дверях появились мой брат и Курт – улыбающиеся, весёлые.
 - Привет, мам, - бодро поздоровался Кен. – Не дашь чего-нибудь перекусить? Мы проголодались.
 - Вот надо было не в игрушки играть, а идти обедать, когда Барби вас звала, - чуть усмехаясь, ответила мама. - Ничего, сейчас я разогрею…
Она отвернулась к плите и не видела, как побледнел Кен. Зато я смотрела прямо на него. Брат отвечал мне испуганным взглядом, неосознанно вцепившись в руку Курта. Тот, в отличие от Кена, казался совершенно спокойным, словно бы это не его час назад застукали без штанов. Вот это, я понимаю, самообладание. Учись и ты, братец, учись… в жизни пригодится. А то испуганное выражение («Вдруг кто-то узнает?») появляется на твоём лице всякий раз, когда вас с Куртом застают вместе, даже если в этот момент вы находитесь на пионерском расстоянии друг от друга. И как же это я раньше не замечала?

Пока мальчики ели, мама настойчиво пыталась поболтать с ними, как говорится, «за жизнь». Поддерживал беседу в основном Курт. Кен же только мычал что-то невнятное и трижды требовал добавки – чтобы занять чем-то рот, не иначе. Я читала учебник и поглядывала на брата с жалостью. Он выглядел абсолютно несчастным, особенно, когда мама решила спросить у Курта, нет ли у него девушки. А уж когда Курт заявил, что если и будет искать себе невесту, то только в этом доме… Наверное, мне полагалось подыграть им: покраснеть, отвернуться, глупо захихикать, но мне абсолютно не хотелось, так что я просто сделала вид, что не расслышала. «Пошли они!» - твердила я про себя, как мантру, и погружалась всё глубже в жизнеописание великого и ужасного Байрона.
Часов в шесть, вдоволь наговорившись с мамой о «светлом будущем», Курт засобирался домой. Кен отправился закрывать за ним дверь. Выждав с полминуты, я встала из-за стола и выскользнула из кухни вслед за ними. Мама, на счастье, меня не окликнула.
Выйдя в холл, я совершенно не удивилась, обнаружив парней целующимися. Впрочем, на этот раз я не собиралась деликатничать – громко прочистила горло и с неким извращённым удовольствием пронаблюдала, как они торопливо разомкнули объятия. Мы все уставились друг на друга. Первым молчание нарушил Курт.
 - Спасибо, - спокойно сказал он, протягивая мне руку. Я машинально пожала её. Пару часов назад возможность прикоснуться к возлюбленному наполнила бы радостью всё моё существо, но сейчас… сейчас он был возлюбленным моего брата. Ох, как глупо звучит…
 - Я не сделала ничего, что требовало бы благодарности, - сказала я вслух. – Так что не надо…
 - Ну, что ты, - Курт широко улыбнулся. – Если бы не ты, у Кена были бы большие проблемы, а этого я допустить не могу. Кроме того, твоя мамочка поспешила бы «открыть глаза» моему отцу, а для него ведь наша тесная мужская дружба никогда не была секретом, - он ухмыльнулся. – Несчастная женщина этого бы не перенесла, и в итоге наша общая игра в счастливую семью накрылась бы медным тазом. Разве хорошо было бы? Я думаю, нет.
 - Я тоже думаю, что нет, - тихо согласилась я. И неожиданно пожалела, что пошла за ними. Сидела бы на кухне, готовила уроки… А теперь – неуютный полумрак холла, виноватое лицо брата, по-кошачьи довольное – Курта. Разве хорошо?..
 - Я рад, что ты меня понимаешь, - заявил любовник брата. – Думаю, нам и в будущем стоит поддерживать такие же прекрасные отношения. Уверяю, Барби, мы оба поимеем с этого выгоду.
Он достал из нагрудного кармана бумажник, вынул оттуда двадцатку, протянул мне.
 - Ещё раз спасибо, Барби. Ну что, будем и дальше дружить?
Молчавший до этих пор Кен неожиданно встрепенулся.
 - Что ты, Курт. Не надо! Я уверен, Барби и так никому не скажет. Правда, сестричка? – он умоляюще взглянул на меня; я неопределённо пожала плечами. Курт рассмеялся.
 - Верю, верю… но ведь добро заслуживает вознаграждения, не так ли?
Я внимательно смотрела на брата. Ах, как ему хотелось, чтобы я отказалась от денег! Для него это было так важно – чтобы в море грязи, которое он создал своими руками, оставалось как можно больше островков чистоты, чтобы сестрица с ангельским смирением хранила его тайны, ничегошеньки не требуя взамен…
 - Ты опять прав, Курт. Добрыми делами по слухам вымощена дорога в Ад; одно это говорит о том, что глупо совершать их бескорыстно.
Курт снова ухмыльнулся мне.
 - Ценю такую логику! Держи.
Он вложил в мою протянутую ладонь свёрнутую купюру. Я без зазрения совести засунула подачку в карман.
 - Спасибо, Курт. Что ж, дам вам попрощаться наедине… - я ехидно улыбнулась и пошла обратно на кухню. В конце концов, там меня ждал Лорд Байрон.

Мы с Кеном не разговаривали до самого вечера. Попрощавшись с Куртом, он сейчас же поднялся наверх и заперся у себя в комнате. Маму, кажется, это обеспокоило, а вот я не волновалась ни капельки. Может быть, каждому человеку хочется побыть одному, когда открывается его главная тайна. Впрочем, откуда мне знать наверняка? У меня никогда не было настоящих секретов.
Около одиннадцати я расчёсывала волосы перед зеркалом. Учебники были сложены на краю стола аккуратной стопкой, а между «Европейской литературой для девятого класса» и «Справочником по французской грамматике для школьников» скрывалась купюра достоинством в двадцать долларов. Я не знала, на что потрачу эти деньги и потрачу ли вообще. Почему-то забавной казалась идея купить на них красивое бельё – такое, в каком я вполне могла бы соблазнить Курта, если бы я была смелой, а он интересовался девушками. Но, конечно, даже если я оденусь, как звезда «Плейбоя», мне не удастся составить достойную конкуренцию брату.
Стук в дверь застал меня врасплох, и я вздрогнула, хотя не делала ничего плохого.
 - Да, кто там?
 - Это я, Барбс, - послышался усталый голос Кена. – Можно войти?
Я быстро отложила расчёску и скользнула под одеяло.
 - Да, конечно!
Он зашёл в комнату, аккуратно притворив за собой дверь.
 - Я уже почти сплю, - сообщила я самым сладеньким голоском. – Но если ты хочешь поговорить о чём-то…
Он недоверчиво посмотрел на меня.
 - Если ты собираешься спать, то почему свет всё ещё горит?
Я улыбнулась.
 - Ох, да, надо бы потушить. Ты сделаешь это для меня?
 - После того, как мы всё обсудим.
Он бесцеремонно уселся на кровать рядом со мной.
 - Ну, давай, Барби. Я жажду выслушать твои обвинения и угрозы.
Сказать, что эти слова меня удивили, значило не сказать ничего.
 - Угрозы? Обвинения? О чём ты, Кен?
Он глухо рассмеялся.
 - Ох, только не говори, что тебя устраивает то, что происходит… между мной и Куртом.
Я опустила глаза.
 - Мне всё равно, - Боже, почему я говорю так тихо?
 - Если тебе всё равно, почему ты взяла деньги?
Ох, а это-то здесь причём… И мужчины ещё смеют что-то говорить о «женской логике»?
 - Ты не мог бы мне объяснить, какая здесь связь? – спросила я вслух. – Я имею в виду, между тем, что я взяла деньги и моим отношением к… - как бы это назвать? – к этому, - смущённо закончила я.
 - Да если бы тебе действительно было плевать, ты бы не пошла за нами в холл! И Курту вообще не пришлось бы доставать кошелёк! – в отчаянии выкрикнул брат.
Я приподнялась в постели и закрыла ему рот рукой.
 - Тс-с, тише… А то мама сейчас придёт выяснять, что случилось. Конечно, мне не плевать! Ты же мой брат, мне небезразлично то, что с тобой происходит, - я понимала, что противоречу сама себе, но сейчас казалось важным его успокоить. – Меня удивило то, что я увидела, но я не против, лишь бы ты был счастлив. Я никому не скажу.
Как ни странно, его черты смягчились; подушечками пальцев я почувствовала, как расползаются в улыбке его губы. Брат осторожно отвёл мою руку от своего лица.
 - Знаешь, а я и вправду счастлив, - признался он. – Я никогда не думал, что… Ну, ты знаешь, девушек у меня никогда не было. Я даже и не думал заводить какие-то отношения. Если честно, всегда боялся, что пойду в отца… - он замялся, - ну, сделаю что-то такое же ужасное.
 - Кен, ты бы никогда…
Он остановил меня коротким жестом.
 - Подожди, дослушай до конца, угу? Мне надо это сказать.
Я серьёзно кивнула, и брат вздохнул с облегчением.
 - Ну, вот… А потом мы переехали сюда, и появился Курт. Это совсем не то, что я представлял себе в фантазиях, но… с ним мне не надо бояться. Я не сделаю ему больно, понимаешь? Если я сойду с ума и ударю его или наору – он сможет это выдержать. Он сильный, он тоже мужчина…
Мне показалось, что он немного покраснел. Я тихонько прошептала:
 - Продолжай.
 - А что говорить-то? – Кен улыбнулся. – Просто… просто это как-то правильно, понимаешь, о чём я? С ним не страшно. Не надо бояться ни себя, ни чего-то ещё. И я счастлив, да, действительно счастлив. Это же замечательно – чувствовать себя любимым. Знать, что есть на свете человек, который принимает тебя таким, какой ты есть, без вопросов. Найти своё место… Ох, - он нервно рассмеялся, - ну что я тебе всё объясняю, а? Это же без слов понятно.
Неожиданно я почувствовала, как во мне закипает непонятный, иррациональный гнев.
 - Почему же, - едва слышно произнесла я, - объяснения здесь не лишние. Я же совсем незнакома с тем, что ты описываешь.
В глазах брата я увидела недоумение.
 - О чём ты?
Теперь уже мне приходилось следить за собой, чтобы не заговорить чересчур громко.
 - О том самом! Ты спрашиваешь, понимаю ли я, о чём ты говоришь? Нет, Кенни, не понимаю! Я не знаю, что значит чувствовать себя – как ты сказал? – любимой, на своём месте. Я рада, что ты это нашёл, но не надо так откровенно хвастаться, окей? Меня-то никто не любит вот так, «без вопросов»…
Он беспомощно смотрел на меня.
 - Барби, что ты… Как ты можешь так говорить? У тебя есть я, есть мама…
 - У тебя тоже есть мама и я, - прошипела я, точно дикая кошка. – Но ты ведь не знал раньше, что значит быть любимым, так? До Курта – не знал.
 - Ты просто ещё малышка! Всё ещё будет…
Я до крови закусила губу, чтобы только не закричать.
 - Малышка, да? Малышка… А почему всё, что я люблю, сначала достаётся тебе?
Кажется, это прозвучало истерично и по-детски. И, конечно, это было преувеличением. Зато всё стало ясно.
Кен посмотрел на меня так, словно я только что его ударила.
 - Ну зачем ты, Барби?
Он встал и принялся ходить по комнате – взад-вперёд, взад-вперёд. Я закрыла глаза.
Прошло пару минут прежде, чем брат снова заговорил.
 - Сестрёнка, я… Я не знал, что тебе нравится Курт. О Боже, - он порывисто вздохнул. – До чего глупая ситуация.
 - А если бы ты знал, ты бы всё сделал по-другому, да? – спросила я, не открывая глаз. Кровать скрипнула и прогнулась – он снова сел рядом. Погладил меня по щеке, я дёрнулась, отстранилась.
 - Не надо.
 - Я просто хочу тебя утешить.
Я замотала головой.
 - Ты не понимаешь, у тебя не получится.
 - Чего ты хочешь, Барби?
 - Узнать, что это такое, - честно ответила я. – То, что ты говорил про любовь. Быть… любимой.
Он ничего не ответил; я слушала его тяжёлое дыхание. В конце концов, решилась взглянуть на него из-под ресниц.
 - Что, Кен?
Брат беспомощно пожал плечами.
 - Я не знаю. Я никак не могу тебе помочь. Ты же понимаешь. Это… нереально.
Я не знаю, какой демон вселился в меня в этот момент, какая злая сила толкнула на поступок, о котором я жалею по сей день. А может быть, и не жалею, просто сознаю, что это неправильно. И совсем не потому, что так сказало общество.
Нет, я никогда не пойму, как я на это решилась. Но я помню, как кровь моя стала электрическим током и я прошептала:
 - Мне же даже не нужна реальность, иллюзии хватит… -
и помню его удивлённые глаза – странно, всю жизнь считала, что они у Кена карии, а в тот момент осознала, что они на самом деле зеленоватые, как пожухлая, мокрая, гниющая трава. Не слишком романтическая ассоциация. Может быть, я поцеловала его именно для того, чтобы её отогнать.
Ну да, поцеловала. По-взрослому. В губы. Так, как он целовал Курт.
Впрочем, может быть, не совсем так. У меня же не было опыта.
Кен замер, даже не пытался меня оттолкнуть, просто вцепился мне в плечи до синяков, было больно. А потом он чуть приоткрыл губы, и я почувствовала, что он начинает отвечать. Это было… хорошо. Нет, не из-за каких-то фантастических ощущений, которые описывают в романах – на самом деле, это было мокро и неприятно, и очень неуклюже, и мне никогда не нравился вкус зубной пасты с прополисом, которую так любил Кен. Но Кен был близко, и он был таким тёплым, и в этот момент что-то маленькое и хрупкое принадлежало только мне одной.
Когда брат резко оттолкнул меня и вскочил, это не стало для меня неожиданностью. В общем-то, я до сих пор удивляюсь, как долго он продержался.
 - Барби! Это… это было…
 - Очень мило, - ответила я, безуспешно пытаясь привести в норму дыхание. Он попытался сказать что-то ещё, но я остановила его жестом. Сейчас я была такой сильной, что могла себе это позволить. – Конечно, я знаю. Так нельзя. Мы больше не будем, хорошо?
Брат кивнул с заметным облегчением.
 - Да. Ты же понимаешь, это… неправильно. Потому что ты… - он замешкался.
 - Твоя сестра, - устало подсказала я. Неожиданно мне захотелось остаться в одиночестве, накрыться одеялом с головой и никогда не выбираться наружу.
 - Нет, потому что девушка, - выпалил Кен и ужасно покраснел. Это могло бы быть забавным, но я думала только о том, как бы поскорее указать ему на дверь. Но братец не собирался уходить. Вместо этого он вновь принялся мерить шагами мою комнату, ероша волосы на ходу.
 - Это глупо! – неожиданно яростно выкрикнул он, останавливаясь прямо передо мной. – Барби, господи… Я люблю тебя, очень люблю, но просто… не так!
Мне ещё больше захотелось под одеяло. Или на другую планету.
 - Я понимаю…
В этот момент дверь распахнулась.
 - Дети! Что здесь шум? Вы что, ссоритесь?
Кен вздрогнул.
 - Нет. Нет, конечно, нет, мам. Я пойду к себе.
Он протиснулся мимо неё, буквально просочился в узкое пространство между маминым телом и косяком; я услышала, как громко захлопнулась дверь его комнаты через полминуты. Мама вопросительно посмотрела на меня, а я просто улыбнулась.
 - Всё в порядке, мамочка.

На следующий день я снова возвращалась из школы одна – на этот раз просто потому, что впервые в жизни не хотела делить дорогу с Кеном и специально ушла с последнего урока, чтобы этого избежать. Возясь с ключами, я обдумывала историю о том, как у одного из учителей случился внезапный приступ аппендицита, но, на моё счастье, мамы не оказалось дома, и врать не пришлось. Я направилась в свою комнату… где меня ждал небольшой сюрприз.
Томный запах роз ударил мне в ноздри, как только я открыл дверь спальни. Огромный букет стоял в вазе на моём письменном столе, а рядом лежала открытка в форме сердца. На секунду мне показалось, что я случайно вошла в чужой мир – ведь у Барбары Дженкинс не может быть таинственного поклонника, который проникал бы в её комнату среди дня, чтобы оставить романтический подарок. Потом я прочла открытку, и мне захотелось плакать.

«Сестричка, у тебя всё будет хорошо. Я обещаю. Прости меня».

Как глупо, правда? Очень глупо. Я не помню, расплакалась я или нет. Просто зарылась лицом в розы, кажется.


С тех пор прошло три года. Мама и Роберт поженились в прошлом мае и с тех пор мы все живём одной семьёй. Кен и Курт ночуют вместе почти каждую ночь; стоит мне заслышать шаги в коридоре, я тут же приоткрываю дверь своей спальни и выглядываю, чтобы дать знать: я здесь, и я всё могу рассказать маме. Курт и Роберт – да, мамин муж тоже щадит её нервы – всё ещё платят мне за это, хотя теперь двадцатидолларовые купюры сменились полтинниками и сотками.
Я знаю, это плохо – брать эти деньги. Я должна помогать Кену бесплатно, ведь он мой брат, я люблю его и хочу, чтобы он был счастлив. Но я люблю его слишком сильно, вы понимаете? Настолько сильно, что иногда его счастье перестаёт быть достаточной мотивацией. А деньги – деньги пригодятся всегда.

Ах, да, а ещё теперь у меня есть парень. Его зовут Крис, и первое, о чём я его спросила при знакомстве, это какой зубной пастой он пользуется. Он ответил:
 - Обычной. С ментолом.