Недовоспитание

I. Саша

Сегодня у меня счастливый день! Он позвонил и попросил меня отнести письмо «одному человеку». Конечно же, я выполню его просьбу! Я выполню любую его просьбу, потому что я его люблю… Он не то, что не знает об этом, он даже не догадывается о моих чувствах. Бедный, он уже больше недели лежит в постели: такой тяжёлый вирус гриппа подцепил, что пришлось вызвать врача и брать больничный. Обычно он все болячки переносит на ногах и продолжает ходить на работу, а сейчас не смог. Мне так жаль его, уж лучше бы этот вирус достался мне. Хотя лучше всего, чтобы он не достался никому!

- Слушай меня внимательно, - говорил он слабым голосом, - зайдёшь в сад через главные ворота, со стороны набережной, и пойдёшь по правой аллее. Когда увидишь первую скамейку, первую, запомни, остановись и посмотри на деревья рядом с ней. В одном из них есть дупло, оно чуть выше тебя, поэтому ты дотянешься до него, никуда лезть не надо, понятно? Дупло не глубокое. Ты положишь туда письмо, только заверни его в полиэтиленовый пакет и затяни резинкой, а из дупла вынешь письмо для меня. Если оно там … есть. Всё понятно? Это надо сделать сегодня до двух часов. Пожалуйста, выручи меня, очень тебя прошу.
- Конечно, конечно, ты не волнуйся и не беспокойся. Лежи, я всё сделаю. Господи! Какой ты романтик! Летний сад! Правая аллея! Дерево! Дупло! Письма!… Как это здорово! Я не представляю, чтобы в наше время такое было! Нет, всё-таки это здорово!
- Слушай, хватит рассуждать, тебе уже пора.
- Я иду. Я успею. Я за десять минут до сада дохожу, точно!
- Спасибо. Только не заходи никуда потом, иди сразу домой, ладно? Я буду тебя ждать.

Он будет меня ждать! Он будет меня ждать! Я побегу, нет, я полечу со сверхзвуковой скоростью, чтобы выполнить его просьбу! Ну почему он не видит, не чувствует, не понимает, как я его люблю? Да, конечно, я не строю ему глазки, не «липну» к нему, не навязываюсь лишний раз в гости, а ведь мы живём вместе на одной площадке целых десять лет. Если бы он знал, как часто я стою у двери с мусорным пакетом наготове и смотрю в глазок в ожидании, что он выйдет из квартиры, а я, как бы случайно, в этот момент выйду выносить мусор! Если бы он знал, сколько времени я стою у окна и жду его появления в арке, когда он идёт с работы, чтобы также «случайно» встретиться с ним на лестнице… Если бы он знал, что я высчитываю и вычисляю время его походов в магазины, чтобы проявить свою случайность встреч… Если бы он знал, как я скрываю от родителей свои чувства к нему. Если бы он знал!
Наверное, сегодня мною был побит рекорд по времени, которое я трачу на дорогу от дома к саду.
Всё было сделано, как он просил. И было дерево за скамьёй, и дупло, и письмо, также завёрнутое в целлофан и перевязанное бечёвкой. Никто из гуляющих не обратил на меня внимания, хотя мною овладевали чувства тревоги и неловкости. Но все эти низменные чувства - ничто в сравнении с тем, что это делалось ради него!
Когда он увидел меня на пороге комнаты с письмом, он так обрадовался, буквально вырвал его из моих рук и тут только удивился, что всё получилось так быстро. Ещё бы не удивиться! Это было просто молниеносно, а не быстро. Эх, если бы он знал, почему, он не то, что удивился бы, он восхищался бы и гордился мной!

- Спасибо тебе, спасибо, - его голос стал совершенно другим, как будто бы он вдохнул чудодейственный аромат, вылечивший его за мгновенье от всех болезней, - ты иди, мне надо побыть одному. Да, скажи, если я ещё попрошу тебя сделать то же самое, можно? Завтра? Да?
- Да!

Ему надо побыть одному … надо прочитать письмо. Я всё понимаю. Да ничего я не понимаю! С кем он переписывается? И почему именно переписывается? Почему таким способом? С женщиной? Так у него нет никого, потому что я никогда не видела его с девушками. Господи! А может он разведчик?! Не с директором же своим он ведёт переписку через дупло в дереве! Да, точно, по почте нельзя, по телефону нельзя, по интернету нельзя – везде могут засечь. Вот это да-а! Так значит я - шпионский курьер?! Вот это да-а! Вот бы в школе узнали! Зауважали бы. А может он и не болеет по-настоящему, а скрывается от кого-то, а больничный – это прикрытие? Теперь я его ещё больше любить буду. Вот пройдёт время и он поймёт, какой я нужный и верный для него помощник и друг, и тогда он меня полюбит… А потом возьмёт меня к себе в разведотдел или разведшколу, или как там у них эта структура называется. Ведь я в этом году 11 класс заканчиваю. Прощай одна школа, здравствуй, другая! Вдруг эта другая будет разведшколой?! Ну, вот, начинаю думать, о чём только хочу, а не о чём надо, а надо - о занятиях, скоро выпускные экзамены. Всё. Переключаюсь. Нет, не могу, всё равно думаю только о нём.
Завтра. Теперь уже сегодня. Он снова попросил меня пойти с письмом за письмом. Снова до двух часов. Мы живём в десяти – пятнадцати минутах ходьбы от Летнего сада. Историческое место окружает нас. Мы и привыкли, и не привыкли видеть его каждый день. Иногда всё кажется таким будничным, незаметным. А бывают дни, когда посмотришь вокруг и понимаешь, что соприкасаешься с необыкновенной красотой, незабываемой и незаменимой.
Я снова иду на рекорд, для него. Я приношу ему радость в прямом смысле слова. Письма, которые он получает, радуют его так, что не увидеть, не почувствовать этого невозможно. Сегодня, передавая письмо, я буду стараться многозначительно смотреть ему в глаза: может, он поймёт, что я догадываюсь о его «работе».
- Спасибо, ты очень выручаешь и помогаешь мне. А что ты так смотришь на меня, что-нибудь не так?
- Нет, нет, что ты! Я просто так.
Конечно, не так. Я чувствую, что мой многозначительный взгляд на него не подействовал. Или подействовал, но не так, как было задумано.
Я очень хочу, чтобы он выздоровел. Но с другой стороны, я этого не хочу, потому что тогда он не будет просить меня быть разведкурьером. А мне так нравится эта роль! И потом, видеть его и разговаривать с ним каждый день – это такое счастье для меня! Какие же все люди эгоисты! И я. Хочу его видеть и слышать, а это можно сделать, лишь когда он болеет и лежит дома. Хочу, чтобы он выздоровел, но тогда я не смогу приносить ему радость в виде тайных бумажек. Что же делать? Чего хотеть?
Сегодня в третий раз иду «по делу». Всё выполняю чётко и точно. И только передав ему новое послание, замечаю, что чуть-чуть начинаю злиться оттого, что он не посвящает меня в нашу тайну. Она ведь уже наша общая тайна, потому что я знаю место переписки, знаю моего соседа, хотя не знаю, кому он пишет, и кто ему отвечает. И потом, вдруг он не наш разведчик, а злой шпион или террорист, и я соучастник в подготовке теракта?! О Господи! Нет! Он не может! Я ошибаюсь, точно ошибаюсь!

Снова Летний сад, старое дерево, глубокое дупло, новые письма.
Я не выдерживаю и, оправдывая себя разными словами, вскрываю его письмо.
«Тебе – самый нежный поцелуй и здравствуй! Ты всё же не представляешь себе, как мне помогают твои письма! Завтра меня выписывают, и я увижу тебя, моё самое светлое солнце! Если бы я знал, какая это терапия – твои, пусть и короткие, письма - и что она лучше любых врачей и лекарств, я бы давно, с самого начала моего заточения и невидения тебя попросил бы Сашку быть нашим почтальоном. Завтра! Завтра я увижу тебя, самый нужный мне человек! Ты вспоминаешь меня? Как ты чувствуешь моё отсутствие? Ты ждёшь? Ты будешь ждать меня на этом же самом месте, под дуплом? Только не приходи слишком рано! Ровно в пять, слышишь, ровно в пять и ни в какое другое мгновенье. Не могу думать о том, что ты можешь замёрзнуть! Я вспоминаю нашу первую встречу, когда увидел тебя там, на скамье. Меня поразил твой профиль, твоя бледность и синева замёрзших рук. У тебя были очень холодные руки и очень горячие губы. Я помню твои длинные чёрные ресницы, твои шикарные волосы, твой запах… Я люблю даже запах твоих сигарет. Я люблю тебя. Ты так и не покупаешь себе варежки? Я свяжу их для тебя. Ты не знаешь, что я умею вязать?! А я умею! Я одену твои руки в варежки, которые свяжу сам! И ты не посмеешь их не носить! Да?! Я слышу в ответ моё любимое «Да!» Никакое другое сказанное тобой слово не возбуждает меня так, как «Да». Как ты умеешь его говорить, шептать, кричать!… Я люблю тебя. Мы скоро будем вместе. До завтра, мой дорогой человек, до светлого завтра!»
… По щекам текут слёзы, трясусь и вскрываю ответное письмо.
«Привет, грусть и радость вечная моя! Что сегодня напишешь? Какими словами будешь разрывать мне душу? Не грусти! Скоро тебя выпишут. Я хорошо тебя чувствую, ты понимаешь? Целую тебя и жду встречи, надеюсь, это будет завтра. Скучаю по тебе, болезненное создание. Всё твоё».

Это конец моей жизни. Он не разведчик, не шпион, не террорист. Он – влюблённый не в меня... Ну почему, почему так жестоко! И я ещё ношу ему эти письма! А она-то, она! Сухарь какой-то. Она не достойна его любви! Она не любит его! Она …
Я уже не сдерживаю слёз, задыхаясь от несправедливости, неустроенности и непонятно от чего ещё. Конечно, при чём тут я? Я всё понимаю, всё, но … я тоже его люблю! Я больше его люблю, потому что я дольше его знаю. Он вырос на моих глазах, то есть, нет, наоборот! Что! Мне! Делать?!
Слёзы слезами, а так я этого не оставлю, буду бороться за свою любовь. Приду завтра раньше всех на встречу и поговорю с ней! Да! Завтра в пять вечера пойду решать свою судьбу. Говорят, нет смысла бороться за человека, который тебя не любит, ведь насильно мил не будешь. Есть ли смысл менять то, что изменить невозможно? Ну и пусть говорят, а я пойду.

* * *
Просто мучение смотреть на него: весь сияет и ещё делится со мной радостью:
- Спасибо, Саша, завтра меня уже выпишут, тебе не надо будет летать в Летний сад. Знаешь, давай переименуем его в «Лётный» сад, в честь тебя, и это будет наша с тобой тайна, почти пароль. Не возражаешь? А что грустишь? Экзаменов боишься? Если надо, я тебе телефон хороших репетиторов дам. – Он шутил, был весел и почти что сам летал по квартире.
- Не возражаю, но мне репетиторы не нужны, справлюсь. Ну, пока. До завтра. А-а… ты… то есть, ты завтра сам пойдёшь, да?
- Да! Сам.
Выходя из его квартиры, на обувнице заметила прозрачный пакет с варежками, синие с тёмно-бордовой полоской. Это ей. Лучше бы я их не видела!

Я не хочу, не хочу, не хочу, чтобы ты ходил сам! Не хочу, чтобы ты вообще выходил из дому! Я заколочу дверь, я не знаю, что сделать, чтобы ты не ходил никуда. Я очень не хочу, чтобы ты пошёл на свидание. Я тебя люблю, Юра. А ты меня - нет. Может, мне тоже написать ему письмо и всё объяснить. А если он посмеётся надо мной? А если нет? Но за моим письмом не нужно ходить в Летний… Лётный сад. Я могу подсунуть его под дверь или бросить в почтовый ящик. Я подумаю. Я сначала поговорю с ней, а потом напишу ему.

… Скоро пять часов. Где же Юра? И где она? Я мёрзну уже полчаса, и никого нет. Гуляющих мало: погода не вызывает желания прохаживаться по мокрым, продуваемым северным ветром, аллеям. Какой-то длинный парень уселся под нашим заветным деревом. Сидит, смотрит по сторонам, пару раз взглянул на меня. Бледный какой, тоже после выписки что ли? Пойду, пройдусь до конца сада, а то стою у него на виду, ещё подумает, что хочу познакомиться или ещё что. Заодно и согреюсь.

II. Юра

- Ну, здравствуй. Наконец-то!
- А ты - опять? Я же говорил тебе, не надо приходить раньше, я не успеваю доехать так быстро, пробки такие, что думаю уже о вертолёте! Дай-ка руки. Ну, что это такое? Отвалятся же сейчас. Вот, возьми, всю ночь вязал. Я так рад, что успел! Одевай быстро! Нравятся?
- Да, Юрочка, нравятся, спасибо.
- Божество моё, скажи ещё раз «да». Сейчас перекурим и поедем к тебе. Да?
- Да! Вообще-то я недолго здесь сижу, так что не волнуйся. Представляешь, подхожу сюда, а тут какая-то тощая окоченевшая особа стоит, переминается с ноги на ногу, оглядывается по сторонам. Я при ней не полез в дупло, увидит ещё. Что за девица?  Сел, глянул на неё, она вдруг быстро так развернулась и на выход пошла. Дупло проверил, не лазила ли она. Больше не будем им пользоваться, хорошо? Юра, смотри, вон она. Прямо к нам направляется. Давай уйдём.
- Оп-па! Погоди-ка! Да это же Сашка! Моя соседка по лестничной площадке! А ты боялся, глупый. Это она была нашим почтальоном. Слушай, а что она делала здесь, когда ты пришёл?
- Да ничего, я ж тебе говорю, стояла под деревом, как будто ждала кого-то, видно, что замёрзла, наверное, давно стояла. А что?
- А то, что мне кажется, она письма наши прочитала и решила посмотреть, с кем я буду встречаться здесь. Во-от почему она так долго последний раз не возвращалась! Как я не догадался? Просто у меня и в мыслях не было подозревать её. Вот ведь чудная! Думает, я не понимаю, что она влюблена в меня по уши! Чёрт! Она из ревности сюда притащилась. Бедняга! Не думал я, что у неё такие родители.
- При чём здесь родители?
- При том! Детям нужно с пелёнок объяснять, что читать чужие письма – себе дороже, я уж не говорю, что это неприлично. Ей же теперь хуже, не нам.
- Юрочка, пойдём, ты прав, ты великий праведник, раз ты говоришь, что надо делать так, значит надо делать именно так. Пойдём, я буду говорить тебе много-много раз «Да!».
- Погоди, пусть она пройдёт мимо нас, чтобы у неё навсегда пропало желание лезть не в своё дело. Сейчас я буду её мамой и папой, только всё произойдёт немного жёстче и быстрее, зато, думаю, запомнится на всю жизнь. Прижмись ко мне, ледышка ты моя. Саша! Привет! Гуляешь? Познакомься: Георгий, тот самый, чьи письма ты мне приносила и которому я писал. Эй! Сашка! Ты куда?! Не споткнись, почтальон Печкин!

III. Саша

… Я дошла до конца аллеи, развернулась и пошла обратно. Решила, если Юра ещё не пришёл, пойду домой. Наверное, я всё перепутала и понапрасну распереживалась. Я подходила к знакомой скамье и увидела сидящего Юру, а рядом… Ура! Рядом сидел тот самый длинный парень, которого я видела, когда пришла сюда. Как хорошо! Конечно же, я что-то напутала! Сейчас подойду к Юре, и пусть он нас познакомит, и я побегу домой, а то уже сил нет, как замёрзла. Я почти уже подошла к ним, как вдруг меня будто током ударило: парень сидел, прижавшись к Юре, и руки его были… в тех самых синих варежках с тёмно-бордовой… Я не могла ошибиться! Это были те самые варежки, которые Юра связал для своей… Не-е-т! О, нет!
Юра что-то говорил мне, я не слышала, не дышала, не помнила, как побежала, не оглядываясь…


Я проплакала до прихода родителей, а потом ещё ночь, потому что я была маленькой неразумной девочкой, дочкой заботливых и правильных родителей, которые воспитывали меня так, как положено.
Юру я стала избегать, а летом он съехал с квартиры. Я в это время была в гостях у бабушки, в другом городе.
Через много-много, целых семь, лет случайно встретилась с Юрой в центре города. Я стояла на «зебре», посередине проезжей части, и ждала «зелёный» светофор. Он неслышно подошёл, взял меня под локоть и, улыбаясь от уха до уха, сказал:
- Девушка, вы не попрощались со мной однажды осенью. Как же вас так воспитали, позвольте спросить?
Я повернула голову, ахнула, охнула, потом ойкнула и рассмеялась. Загорелся зелёный свет.
В кафе сидели долго. Много говорили, хотя поначалу и он, и я были скованны. Оказалось, Юра переехал жить в другой район, к Георгию. Юра хорошо выглядел, не курил, пил, как и я, вермут "Martini". В конце разговора я сказала:
- Ты столько раз говорил мне «спасибо», теперь моя очередь, и я говорю тебе «спасибо»: ты дал мне хороший урок тогда.
- Александра, ты настоящая женщина! За тебя!