Подсобная любовь

Подсобная любовь

Я сидел в подсобке на полу и ждал Яну. Подсобка - небольшая вытянутая комната, стены которой заняты сплошными шкафами. В них общежители могут хранить свои вещи, но шкафы пустуют, а может быть и хранят, по правде, я туда никогда не заглядывал.

Еще в подсобке есть стол, только стол тут и есть, если считать шкафы стенами.

В подсобке одно окно, выходящее в асфальтированный общежицкий дворик. С двух сторон от двери - по тесному шкафчику. Открыв дверцу одного из них и правильно вставив доску, можно запереться изнутри. Сейчас доска спрятана в шкафчике. Запираться умеют, конечно, не все - это полутайна старожилов подсобки.

Я сидел на полу посреди подсобки лицом к окну, у которого стоит стол. Яна на кухне, в двух шагах по коридору, готовила еду, с которой скоро должна была придти в подсобку. В коридоре тихо, потому что уже поздно. Слышно, как Яна разговаривает на кухне с Асыкой. Конечно, не слова, а только голоса и смех.

Асыка - лучшая подруга Яны. Она очень хорошая, но в ней ничего нет от женщины. То есть, может быть, и есть, но я настолько толстых женщин воспринимаю только как людей.
Асыка смешлива и очень умна. Лучше всего - с ней, всегда жалко, когда она уходит, оставляя нас с Яной одних, хотя уже давно хочется прижаться друг к другу.

Я сидел на полу бессмысленно, почти ни о чем не думая, только прислу- шиваясь к тому, что происходит на кухне, хотя ни слова не разбирал. Я ждал Яну. Правда, я думал о том, придет ли с нами есть Асыка, или мы сразу останемся одни. Еще мне хотелось знать, скоро ли сготовится еда, я был голоден и ждал Яну, но не шел на кухню, потому что тягучее мучение, доставляемое мне ожиданием, граничило с наслаждением.

Еще я читал надписи на шкафах, почти автоматически, не проникая в их смысл. Сейчас ни одной не помню, в основном это были стихи местного на- полнения.

Я ждал долго и думал, что еда давно сготовилась, а Яна болтает с Асы- кой, и все еще неясно, придет ли она с нами есть. Иногда я терял терпе- ние и только отрывался от пола, но каждый раз мне казалось, что разговор смолкает, что Яна уже выходит из кухни и прощается с Асыкой.

Я уже не хотел есть, а только видеть Яну, хотя не прошло и десяти ми- нут, и все это время мне был слышен ее голос, я уже сам не знал, чего я хочу.

И я понимал, что мучил бы себя бесконечно, предпочитая ждать, сидя на полу, но наконец Яна пришла в подсобку, и я расслышал удаляющиеся шаги Асыки по коридору.
Яна пришла с кастрюлькой дымящейся вермишели.
В этот вечер Яна, как и обычно, была одета в легонький голубенький с цветочками халат. Собранные в хвост волосы болтались сзади головы.
Вермишель, конечно, слиплась в кастрюльке, и больше ничего у нас не было, потому что уже поздно и не у кого попросить. У Асыки самой никогда ничего. Яна все-таки сказала, что сейчас посмотрит, и снова вышла, пос- тавив кастрюльку прямо на пол. Я вздохнул и стал смотреть на вермишель, потому что кастрюлька была без крышки, и все это быстро остывало. Я ду- мал, что ямины соседки, конечно, спят, и все равно у них ничего нет в комнате. Перед глазами стояла вермишель, и я слышал, как Яна легко сту- пает по скрипучему коридору, и потом дважды всхлипнула дверь ее комнаты.
Мне хотелось попробовать вермишель, но я не стал бы этого делать без Яны. Было жалко, что вермишель остывает, но ничего не поделаешь. Мне по- казалось, что Яны нет долго, и лучше было съесть вермишель такой, но го- рячей.
Теперь стояла тишина, в подсобке были только я и вермишель, которая еще дымилась.Я мог поставить вермишель на стол, но не стал. Я не смел прикасаться к вермишели.
Я сидел так же неподвижно, как и когда Яна с Асыкой были на кухне. Слегка скрестив ноги.
От долгого сиденья и прислушивания я начал впадать в какое-то оцепе- нение. Тогда я встал и сделал несколько шагов. Прислушался, по- прежнему было тихо. Еще раз вздохнул. Вынул руки из карманов лже- джинсовых брюк (такие тогда носили) и посмотрел на них. Руки как руки.
Брюки были немного малы. Я отряхнул их сзади одной рукой и наклонился к одной из настенных надписей с ироничным выражением лица. Ирония означала: я бы написал лучше. Я уже даже начал сочинять послание ко всем шкафо-писцам (придумал их так называть), а их произведения две- ро-виршами.
В стихах, которые я так и не дочитал, один из подсобников сравнивал другого с Пушкиным и Македонским - на основаниии его имени. Обоих я, ес- тественно, знал, что и заняло меня на некоторое время.
Услышав шаги возвращающейся Яны, я начал невнимательно дочитывать, мне почему-то не хотелось, чтобы она застала меня за этим, я даже боял- ся, что она войдет и застанет меня согнувшимся у шкафа. Но я , хотя уже почти не читая, только когда Яна взялась за ручку двери, быстро разог- нулся, отвернулся от надписи и принял другое выражение.
Яна не могла видеть, как я отпрянул от надписи. Она вошла с легкой улыбкой, и чуть не опрокинула вермишель, так и стоявшую на полу у двери.
Но этого не произошло. Она принесла молотый перец и еще какую-то приправку в пакетике. Я знал, что вермишель сварена без соли, потому что нигде нельзя было най- ти. Такое глухое время, даже для майского общежития.
Я почувствовал голод. Теперь можно было запереться и есть вермишель. "Асыка не придет?"- спросил я, уверенный, что уже нет. Яна сказала, что Асыка сказала, если через 10 минут ее не будет, есть без нее.
10 минут еще не прошло, но все равно можно было запереться. Асыка, если придет, постучится, по шагам Асыку можно было узнать.
Теперь мы сели вокруг вермишели, можно было за стол, но стульев все равно нет, черт, и вилок нет. Яна забыла взять в комнате, пока искала еще что-нибудь из еды, а я, пока был один, и не вспомнил про вилки.
Вермишель остыла, но и такой она вызывала аппетит.
Яна стала посыпать вермишель сверху перцем, и сразу стало страшно ве- село, и чувство голода тоже стало веселым, и хотя вермишель была холод- ной и несоленой, предвкушение, что мы сейчас будем ее есть, вызывало ра- дость. Яна боялась переперчить и, оставив перец, взялась за приправу. Ее она не жалела, потому что казалось, что вермишель от этого будет только вкусней, потому что ей, холодной и несоленой, "нечего терять".
Я то послушно и влюбленно смотрел на Яну, то весело и голодно на вер- мишель. Мне и в голову не приходило помешать Яне что-то делать с верми- шелью. А Яна увлеклась, и в озорном азарте засыпала вермишель так, что ее не было видно из-под приправы.
Я любовался происходящим между Яной и вермишелью, чувствуя, что не могу разделить ее озорства, в моем отношении ко всему было как будто что- то каменное.
А Яна все так же смотрела на меня и сыпала, сыпала... Приправа кончи- лась - и это еще больше обрадовало Яну.
Теперь мы сидели вокруг засыпанной вермишели и радовались, не зная еще, как ее есть.
Когда же я первый, наверное, как мужчина, запустил в нее руку - вер- мишель оказалась абсолютно несъедобной, даже для нас.
Яна, во-первых, переперчила, а приправа на вкус была совсем сеном.
И хотя вермишель под приправой была плотно слипшись, я, пробуя, все перемешал, теперь приправу было уже не высыпать, тем более перец.
Все оказалось несъедобным. Я даже выложил обратно то, что захватил себе в рот, пробуя. Яна все это время весело наблюдала за мной. Я дал свое заключение и, "на всякий случай", предложил Яне. Яна с доверием по- мотала головой.
Оставалось только отправить вермишель подальше, чтобы она не напоми- нала о себе. Чтобы выбросить, нужно было выходить из подсобки, а этого смертельно не хотелось
Я поставил ее под стол. Потом открыл один из шкафчиков и убрал ее ту- да, оглянувшись на Яну, не отрываясь весело смотревшую на меня. С прекращением вермишели голод почти кончился. Мы остались в подсобке одни, уже без вермишели.
До этого я только целовался с Яной, хотя уже не в первый раз запирал- ся с ней в подсобке.

Мы сидели на полу, и так же, сидя на полу, стали приближаться друг к другу. Расстоянье между нами было совсем небольшим, но мы как будто не торопились. Яна слегка развела ноги, и из-под халата появились ее белые трусики. Я, не глядя на Яну, протянул руку и прикоснулся к ее груди. Глаза Яны были опущены. Хотя я не смотрел на нее. Я думал о том, что у Яны еще недавно был мужчина, который ей изменял... но я об этом не ду- мал.
Яна как будто чего-то ждала, а я как будто на что-то не решался, и поэтому тоже как будто чего-то ждал.

Я отвел глаза и остановился на какой-то надписи, ища опоры. Про- мелькнули Пушкин с Македонским, я посмотрел на Яну, все так же опустив- шую глаза, и еще приблизился к ней. Теперь мы сидели, перекрестив ноги, моя рука дотрагивалась до ее груди, ее дыхания не было слышно.

Прошло еще некоторое время. Мы выключили свет и все так же сидели на полу друг напротив друга. Приходила Асыка и постучалась. Мы замерли. Асыка видела, что свет не горит, на всякий случай тихо постучалась еще раз и ушла.

Шаги Асыки замерли по коридору, а мы все так же сидели молча и нед- вижно.
Когда Яна решительно встала, у меня похолодело внутри. Я тоже встал и обнял ее.
Яна обняла меня.
Я видел, что она смотрит на меня, но в темноте не было видно выраже- ния ее лица.

-Яна! - сказал я, что не отпускаю ее. Но знал, что если она захочет, все равно уйдет.
Яна свободно высвободилась из объятий и сказала: "Жди меня здесь".
У меня похолодело внутри и внизу живота оттого, что случилось то, че- го я хотел.

Я выпустил Яну в коридор и заперся за ней. В коридоре уже совсем ни- кого не было. Ни звука во всем общежитии, только слышно как Яна тихо- тихо шла к своей комнате.

В возбуждении я стоял не двигаясь и к чему-то прислушиваясь.
Яна уже зашла к себе.
Ничего не было слышно ни в общежитии, ни на улице, откуда падал в ок- но фиолетовый свет фонаря, и на секунду я представил себе, что Яна прос- то обманула меня и я прожду ее сколько угодно - но это была невероятная и просто глупая мысль.

Но на мгновение она доставила мне облегченье.

Яна вернулась со свернутым матрасом. Я впустил ее и заперся. Голода уже не было и в помине, и спать не хотелось.

Неплохо было бы выпить, но не было даже поесть. Вермишель не задержа- лась в памяти.

Было не по себе, потому что предстояло что-то серьезное, но возбужде- ние куда-то проходило. Поэтому делалось еще не по себее и приходилось распаляться. Пока не было Яны, я представлял себе, что вместо нее прихо- дит... кто бы мог придти вместо нее?.. Другая, в которую я был влюблен до Яны. И если бы она пришла сюда и оказалась всецело в моей власти. И я бы обнял ее, а она меня, потому что ей ничего больше не оставалось бы в моем воображении.

Но возбуждение не вернулось, оставляя только вялое ноющее чувство.

Яна наклонилась вместе с матрасом и раскатала его на полу где приш- лось, стоя в три погибели. И возбуждение вернулось.

Из-под халата перегнувшейся пополам Яны мелькнули трусики.

Приготовив постель, Яна быстро скинула халатик, стянула трусики и обернувшись ко мне, а может просто в темноту, нырнула под простыню.

Я вяло разделся и лег.

Мне казалось, что мы смотрим в окно, как будто заглядывая за край, откуда светился фонарь.

Я ждал, когда наступит возбуждение, а у меня только холодело и вяло ныло.

Яна лежала, потом повернулась ко мне и стала меня ласкать.