Фагот

Мелкие камешки под ногами с тихим хрустом ложатся на новое место с каждым моим шагом. Прошло много лет, а смоченный дождём гравий всё так же заставляет меня невольно улыбаться, вспоминая твой быстрый и такой же шуршащий шёпот. Всё по-прежнему. И ты по-прежнему идёшь рядом со мной, хоть я и слышу звук только собственных осторожных шагов, подгоняемых начинающимся дождём. Да, ты идёшь рядом своей обычной лёгкой походкой, приноравливая её к моим неторопливым шагам. Я знаю, что ты идёшь близко, очень близко, и стоит мне протянуть руку, и её тут же обдаст тёплым воздухом, бесшумно рассекаемым тобою. О, той весной всё было точно так же! Не было только Александровского парка и моросящего дождя, стекающего по и без того мокрым щекам. Только тёплая ясная ночь и кособокая, почти полная луна, завязнувшая в тёмной небесной жиже и медленно и упорно пытающаяся выбраться из неё. И твои блестящие от смеха глаза... Я протягиваю руку, раздвигая дождевую завесу, чтобы вновь коснуться твоего локтя и спросить наконец, почему же ты тогда смеялся. Но пелена, сотканная из тонких серых струй, смыкается за кончиками пальцев. Тебя нет рядом. Я и без дождя знаю, что нет. Мой слух, ликующий при любой возможности услышать тебя, уже не различает больше лёгких шагов обутых в пыльные ботинки ног. И только гравий, как и прежде, шуршит под ногами твоим голосом. Твоим смеющимся голосом, разрезающим, как бритвой, тишину косолунной ночи. Ты вытираешь рукавом слёзы и, взглянув на меня блестящими глазами, снова усмехаешься. "Но неужели ты не хочешь, - продолжаю я, так как мне уже всё - равно, лишь бы ты слушал, - вот так же, в плаще, с белыми розами, чтобы пoд руку и..." Я захлёбываюсь воздухом, который переполнен твоим смехом, и замолкаю. Я уже знаю твой ответ. Что ж, этот разговор был коротким, но я хотя бы поняла тебя так хорошо, как не понимала до этого никого другого... Наверное, я уже минут десять стою у низкой чёрной ограды с закрытыми глазами, слушая отзвуки давно уже успокоившейся каменной речи. Кругом - ни души. Только воспоминание, как и прежде, продолжает меня преследовать, становясь совершенно невыносимым. О, дорого бы я дала, чтобы не просто вспомнить, а вновь вдохнуть сладкий миндальный запах твоих волос! Вдыхать его, склонившись к самому твоему уху и шёпотом говоря уже совсем о другом, о том, что наконец сотрёт из твоей памяти ту кособокую полночь... Порой мне кажется, что стоит лишь дождаться такой же густой ночи, снова выйти на шелестящую дорожку - и всё, всё вернётся. И сознание того, что больше не будет ни такого небесного варева, ни такой луны с отколотым левым краешком, заставляет сердце оказываться где-то высоко, совсем не там, где ему положено быть, а у самого горла. Не знаю, смогу ли я теперь без слёз слушать музыку гравиевых дорожек, тонкий запах миндаля или чьи-нибудь лёгкие шаги, приближающиеся со всей стремительностью ко мне. Наверное, даже трель телефонного звонка будет напоминать мне ломающийся в ночных коридорах рассекаемого воздуха звонкий смех...