Снежная королева, стр 2

За тонированными стеклами Audi проносились покореженные человеком и природой леса. Скрюченные березы, скорченные осины, худосочные кедры, чахлые сосны. Природа, наделив местные недра неисчерпаемыми богатствами, поставив им на охрану непроходимые болота и вечную мерзлоту, посчитала излишним украшать внешнюю сторону богатства. Монотонные картины, исчезая, сменяли друг друга. Создавалось впечатление испорченного кино, где один и тот же кадр прокручивают, прокручивают, прокручивают... И мысли, не желающие отличаться от окружающего пейзажа, мертвой петлей все время возвращались к одной и той же точке.
– Нам иногда бывает страшно. Или весело. Вдруг. Ни с того ни с сего. Просто так. Окатывает липким потоком страха, когда едешь в полупустом автобусе или сидишь за компьютером в тихий час глубокой ночи. Идешь по улице, торопишься на какую-нибудь назначенную встречу с ненужным человеком – и вдруг сердце, екнув, останавливается, и через мгновенье радостно начинает биться от нахлынувшего ощущения вселенской радости.
Как часто нам снятся сны, просыпаясь от которых в холодном поту, с обжигающими слезами безысходности, ощущаем тупую боль утраты и чуть ли не в голос кричим: «Человек не должен умирать! Не должен, не должен! Это не справедливо!» Но голос и слова разбиваются о вставшее на миг сердце. И долго еще потом не можем успокоиться и прийти в себя.
Сколько раз, сидя в кафе, обсуждая с собеседником что-нибудь глобальное, вдруг замечаешь, что один и не в кафе, а где-нибудь на берегу бескрайнего океана, в волны которого опускается уставшее малиновое светило.
Ощущение, словно кто-то или мы сами играем в странную игру с неустановленными правилами: то ли мы крутим ручку старой расстроенной шарманки, внутри которой под незамысловатую мелодию меняются выцветшие картинки, то ли это мы бредем среди этих иллюстраций. То ли это мы кукловодим, то ли это нас кукловодят.
Он отгонял просачивающиеся мысли об утренней утрате, болью отзывающиеся во всем теле. Пытался пространственными размышлениями отвлечь себя.
– Бывает, подойдешь к зеркалу – и замрешь от неожиданности. Нет в зеркале привычной картины окружающих предметов и обстановки. Нет и твоего отражения. И словно глядишь в окно, за которым проносятся чужие миры, жизни, судьбы...
Вообще, зеркало – одно из странных, колдовских и загадочных явлений нашего мира. Ученые, например, до сих пор не могут понять, как зеркало «показывает» нам наш мир, в чем суть механизма отражения. Почему мы видим в нем себя и окружающие его вещи? А неведомые миры приоткрываются лишь однажды, да и то не всем и в необъяснимых ситуациях.
Все в этом мире имеет свое отражение. Ревность отражается в недоверии, ненависть – в равнодушии, сила – в слабости, зло – в доброте... И не существуют они друг без друга. Не будет слабости – не будет и силы. Нет шума – недоступна и тишина. Не будет жизни – не появится и смерть... Они словно перетекают друг в друга, поддерживая и разрушая сами себя. Все в этом мире имеет свое отражение, даже сам Мир не избежал этой участи, бесконечно отражаясь в Потусторонности.
И только одна вещь не имеет отражения, потому что отражается сама в себе: Любовь... Она либо есть, либо ее нет. Как зеркало, отражаясь в зеркале, «убегает» в бесконечность, так и любовь, отражаясь в себе, имеет бесконечное количество форм. Кажущихся, иллюзорных, почти настоящих и не очень... И как бывает порой трудно ответить на вопрос: настоящая ли та любовь, которая зажглась и горит сейчас в сердце? Настоящая любовь – это которая навсегда. Вот только, чтобы это определить, нужно прожить всю жизнь. – Ухмыльнувшись этой одновременно глубокой и несуразной мысли, он начал обгон небольшого каравана автофургонов.
– Хотя... нет... Когда приходит настоящее чувство, сердце нам всегда это подсказывает. Или интуиция. Или чудесное знамение. Вот бывает же – ни с того ни с сего нападает необъяснимая радость. Все плохо вокруг: ни денег, ни мыслей, ни сил, – а идешь по улицам и улыбаешься...
– Стоп... опять повторяюсь... Ну, ничего, уже недалеко, скоро приеду...

Распакованные вещи были разложены по местам. В гостиной вовсю пылал камин.
– Нас... Меня... ждали...
Касаясь ладонями живого дерева стен, он обходил владения, которые ему предоставили хозяева.
– Ты все такой же, – гладил, прислушивался, всматривался в рисунок волокон... Домик для двух человек казался полупустым, чужим и, не смотря на обволакивающую теплоту, прохладным и осторожным.
– Вот только забыл меня, как погляжу. Ничего-ничего, вспомнишь: впереди у нас с тобой еще целый месяц...
Замер у картины: один единственный парус – серебристый полупрозрачный кливер невидимого фрегата, наполненный упругим потоком воздуха из почти черной синевы глубокой проекции.
– «Алые паруса». Что-то новенькое. Раньше я не видел тут этой картины … Хм… Алые паруса…
Задумчиво побрел дальше. Ходил и улыбался. Ему было о чем подумать здесь, было что вспомнить. И ничем плохим эти думы и воспоминания не грозили.
– Три года знаком с Семеном и совсем не знаю этого человека. Вот про Олюшку знаю все, – улыбнулся, – ну, почти все.
Единственное, о чем не хотелось вспоминать, как он, почуяв неладное, сорвался среди ночи и помчался сюда, едва успев остановить неотвратимое. С тех пор дружба с Ольгой перешла в иное качество: вроде бы брат с сестрой, но и отец с дочерью, не муж и жена, но родные и близкие. И, когда Ольга знакомила со своим будущим мужем, Семеном, тот крепко и понимающе пожал его руку.

После долгих обниманий и многочисленных поцелуев (хозяин интеллигентно удалился по каким-то ему одному известным делам) Ольга налетела с кучей вопросов, от которых было очень трудно отбиваться и выкручиваться. Дело закончилось, как обычно: шутливой обидой и надутыми губками.
– Ты всегда так, о себе ничего не рассказываешь. Молчун!
– Ну, прости, вот такой вот я, – улыбнувшись виновато, прижал к себе. – Не обижайся. У меня ничего нового, все как всегда. Опять, снова и уже в который раз – один.
– Ошибся?
– Знаешь... Если во все прошлые разы и было ощущение ошибки, даже самой крохотной, то сейчас вообще ничего нет. Пустота. Не вижу ни положительного, ни отрицательного будущего. Нахлынуло вот вчера... безысходность и тупик... А сейчас абсолютное неощущение вероятности – полная неопределенность. Как у выпускника школы, только с противоположным знаком. Что ждет впереди? Ни загадать, ни предсказать. Словно кто-то там, в небесах, пока не решил, что со мной, с ней, с нами делать. Одно только могу сказать: еще ничего не кончено.
– Понятненько, – она удрученно вздохнула, – сам-то, что думаешь? Любовь?
– Помнишь: «Люди встречаются, люди влюбляются...»? Так оно и есть в жизни человеческой. Люди встречаются, влюбляются. Каждый раз предполагая, вот оно, это ТО! Это Любовь! Это настоящее. Кто-то на этом останавливается, а потом оказывается, что действительно это ОНО. А если не оно, тогда пройденные годы тычут головой об стену. Кто-то не останавливается и бросается на поиски истинного счастья. А потом пройденные годы тоже тычут головой об стену. То есть получается, что разницы никакой нет.
Он улыбнулся.
Ей всегда нравилось его слушать. Он умел хорошо и красиво говорить, вырисовывая фразы, подбирая образы, почти всегда приводя слова в соответствие с создавшейся ситуацией или темой разговора. Особенно, если это было плодом долгих раздумий.
Помолчали… По-домашнему мягко, но настойчиво стучал маятник, перешептывались в камине тлеющие угли.
– Но всегда, почти всегда, когда приходит настоящее чувство, нам дается знак. Чудесное знамение – двойная радуга через все небо! Или суеверное происшествие – новая луна над правым плечом. Ясновидящий сон, интуитивное ощущение. Все, что угодно, главное вовремя заметить. Правда, жизнь нам подсовывает, особенно в такие моменты, кучу всяких других знамений, которые мы принимаем за истинные.
Я тоже часто ошибался. Но сейчас... Сейчас с моей интуицией творится что-то неладное. Знаешь, Ольга, словно сижу в темноте и маленькая дверца чуть-чуть приоткрылась и сквозь образовавшуюся щель пробиваются тоненькие лучики тепла и света. А все остальное становится уже неважным и незначительным. Столько лет темноты и безысходности, изнуряющего труда и острой боли утраты. Коренная ломка характера, формы мышления, принципов. Заноза, вот уже который год терзает сердце и душу.
И словно в награду за правильно выбранное направление мыслей, словно за компенсацию боли, холода и темноты, словно подтверждая истинность моего понимания жизни, судьбы и Бога, Он мне сделал подарок – маленькое светлое Чудо: светлая, ясная, чистая любовь, искренняя, полная нежности и теплоты, не требующая напряжения. Как будто благодатный ореол окутал мое существование. После стольких мучительных веков одиночества в моей жизни появился человечек, которому мое существование доставляло удовольствие, было необходимым и нужным, без всяких условий и требований. Меня любили… Любили просто потому, что я есть…
Правда теперь… Теперь задаю себе вопросы: «А любили ли? Не было ли это обычным фарсом? Намеренным обманом, самообманом, видением, миражом? Галлюцинацией, наконец?»
Но я знаю, чувствую, уверен, что это именно то, что ждал всю жизнь, искал и мечтал. Все прошлые любови тускнеют перед этим жарким огнем. Все будущие – исчезают, потому что ничего другого мне не нужно.
Раньше, в такие минуты философствования, он яростно жестикулировал, словно помогая себе продираться сквозь колючки косноязычия. Сейчас, с возрастом и опытом, амплитуда взмахов снизилась до минимума. Но привычка осталась...
– Вот... – смущенно и виновато улыбаясь своей откровенности, он сложил ладони на коленях, завершая свой монолог.
Они долго молчали, каждый думая об одном и том же, но о своем.
– Эхххх... Невезуха ты моя, невезуха... – взъерошив его волосы, Ольга поднялась, – почему же так тебе не везет!? Почему? Почему прежде, чем человек станет счастливым, ему, измученному и сто раз переломанному, с трудом нужно подниматься с колен?
Она в возбуждении прошлась по комнате, окинула придирчивым взглядом сервированный стол, подошла к окну. В темных стеклах отражались полки с книгами, компьютер на рабочем столе, накрытый к ужину стол.
– Прости... Но я ничем не могу тебе помочь.
– Оленька!? Ты о чем? Перестань! Мы с тобой много раз об этом уже говорили. Твоя помощь в том, что ты есть! И это важнее любой другой помощи!
Он встал, намереваясь подойти, но внимание привлекла групповая фотография на книжной полке. Задержался. Пять молодых пар стояли на фоне леса. В центре маленькая девочка, с трудом удерживающая огромный гриб.
– Любочка уже такая большая, в третьем классе. Мы были у них под Новый год. Представляешь, она до сих пор соединяет солдатика и балеринку…
– Ты мне лучше скажи, вы-то когда решитесь? – увел разговор в сторону.
Ольга заговорщически и таинственно улыбнулась:
– Ты все-таки неисправимый ясновидец... – зашла со спины, сложила локоточки на его плечах, – Нам уже почти восемь недель. Только ты Семке пока не говори. У нас в конце недели небольшое семейное торжество, хочу сделать ему сюрприз. Ты не представляешь! Я так рада! И очень–очень боюсь... Мы так долго этого хотели!

Что-то в настенных часах хрустнуло и затаилось.

– А помнишь:
Километры, километры –
рельсы...
Горы, страны, песни
без мелодии и слов.
Сказки предрассветных снов.
Паровозные гудки
в тишине ночных вокзалов.
Одинокий всплеск ударов
рыбы в заводи реки.
Три часа, без двадцати,
обрамлённы звезды рамой.
Писк голодных комаров
без мелодии и слов.
Трасса, небо, провода...
Километры, километры.
Где ты?

– Помню. В прошлом году мы справляли пятилетие нашего знакомства. Напились, как свинюшки. Полночи бродили по лесу, орали песни и стихи, чуть не потерялись. Твой муж нас нашел у поваленного кедра. Потом оставшуюся половину просидели, обнявшись. Кормили комаров. Вслушивались в трескотню сумасшедших электронов. А они, как угорелые, носились в невидимых высоких проводах. Замерзли тогда мы с тобой просто ужасно!

В часах что-то зажужжало и они пробили 8 часов.

 – Опять сказку будешь писать? Тут весь лес, все домики, вся база – буквально все переполнено твоими сказками. Сначала я испугалась – думала мне кажется: гномы, домовенки, лесовички... говорящие сосны, поющие ручьи и куда-то бредущие елочки. Потом понравилось. Сейчас привыкла, а если ничего не проявляется, начинаю удивленно сердиться.
А тут недавно пришел хозяин мой с трассы, взъерошенный весь – никогда его таким не видела. Знаешь же его: очень практичный, совершенно несуеверный, ни в сказки, ни в чудеса, ни в потусторонние силы не верит. «Что, Семушка, случилось?» – спрашиваю. Он ставит лыжи, садится, не раздеваясь. «Не поверишь, – говорит, – на поляне возле полосы препятствий белки, взявшись лапками, хоровод кружили. Ладно бы уж танцевали, так они еще и пели... Умел бы креститься, перекрестился».
Ходили мы потом туда. Дискотеки не застали, а вот следов, и не только беличьих, была уйма. Он до сих пор в себя прийти не может. И не улыбайся так. Я тоже сразу вспомнила ту твою сказку...

На лестнице послышались шаги возвращающегося хозяина.

Только в два часа ночи, согретый, умиротворенный душевным теплом, спокойствием гостеприимных хозяев, он вернулся в свой домик. И комнаты встретили его уже не такой холодностью и отчужденностью, как в первые минуты. Даже кресло услужливо оказалось именно там, где необходимо. Сил и желания добираться до кровати не было вообще.
– Что ж, придется еще одну сказку сочинить, – была его последняя мысль и он провалился в сон...