Паломник. По книге Анатолия Штаркмана Пушкин в ермолке

ПАЛОМНИК
22/05/05
Завтра ночью улетаю в Россию на могилу Пушкина. Никогда не думал, что стану паломником. Слово это меня смущает, наверное, оттого, что где-то внутри сидит извечное: «Не создавай себе кумира». Пушкин во мне – русский с молоком еврейской матери. О том, что могила поэта увековечена шестиконечной звездой, мне стало известно совсем недавно. Мои друзья, побывавшие на псковщине в пушкинских местах, утверждают, что ничего подобного нет на могиле великого русского поэта. В доказательство показывали привезённые в Израиль фотографии памятника издалека, путеводители, не разберёшь. На снимок из интернета они реагировали: «мраморный цветочек для украшения». И я решился, пока ещё есть силы и интерес, чтобы потом не жалеть. Из первичного всё смотрится по-другому. Конечно, я понимал авантюрность затеи. О Пушкине всё спрятано за семью морями, за семью замками. Россия для нас сегодня чужая страна, хотя мы говорим на русском. Пушкин больше нарисован в нашем воображении, как и Россия через него. Я довольно тщательно подготовился к вояжу, но нигде не написано, как нужно вести себя на вокзалах, в поездах, а слухи доходят самые что ни есть неприятные: всплеск антисемитизма, хулиганство в общественных местах. В Москве меня никто не ждёт. Еврейский центр я не планирую посетить, непрошенный гость хуже татарина.
Беру с собой лёгкую поклажу, лекарства - нормотен, симувил и что-то ещё более сердечное, 2000 долларов. Саша, муж моей сестры, снова попал в больницу. Захар, муж моей дочери, улетел в командировку в Англию, меня даже проводить некому.
25/05/05
Пишу эти строки в Пушкинских Горах 25 мая о событиях 24-го. По часам уже вечер, солнца не видно, но светло, небо розовое с голубыми облаками-островами. Белые ночи. Время есть, поэтому начну, не торопясь, всё по порядку, с ночного такси из Рамат-Гана в аэропорт Бен Гурион. Водитель, немолодой человек, услышав мой русский акцент, поведал банальную израильскую притчу о себе, о запоздалой любви к одинокой девушке-украинке. Она приехала с мужем евреем, семья не выдержала трудностей абсорбции. Он сбежал в Канаду. Она осталась без средств. Случайная встреча, вспыхнувшая любовь, поездка к её интеллигентным родителям в Киев, новые слова тата, мама. Он счастлив, она проходит курс по изучению еврейских законов (гиюр), а пока, имея высшее образование, работает кассиром в магазине. Доехали неза- метно, я дал 100 шкалим вместо 75, за ночной рассказ.
В новом аэропорту я впервые. Несмотря на мраморную роскошь и достижения 21 века, старый был ближе к сердцу: с него начинался для меня Израиль.
Израильтян досматривали быстро в отдельной очереди. С чемоданчиком пришлось расстаться, его вес превышал допустимый. Чуть позже обнаружил, что забыл дома часы, пришлось купить новые за 20 долларов фирмы «касио»; ещё позже, покопавшись в сумке, убедился, что конспекты и план моего путешествия остались лежать в рабочей комнате. Ожидая посадки, начал восстанавливать адреса музеев. Как это ни странно, но голова не входила со мной в конфликт.
Самолёт в Москву был заполнен деловыми людьми, в бизнес классе везучими, в общем – обычными. Бывшие грузинские граждане выделялись громкими голосами. Я сидел возле окна и пробовал занять себя, определиться по очертаниям земли. Ощущение зыбкости живого закрытого пространства в необъятном космосе не покидало меня. Самолёт ведёт автопилот. Вдруг лётчик после бессонной ночи уснёт? Компания Эл-Ал кормит хорошо, и пассажиры ожидают этот объединяющий всех процесс полёта. Стаканчик вина из рук улыбающейся красивой стюардессы смягчает ощущение ненадёжности. Проснулся от боли в ушах. Самолёт шёл на посадку. Вежливые стюардессы разносили конфеты и горячие салфетки. Лётчик объявил, что самолёт прибывает в аэропорт Домодедово в 9 часов и 40 минут, пассажиры хором поправили: 10 часов и 40 минут по-московскому. Последний раз я улетал из Домодедова в Новосибирск лет 35 назад. Погода была нелётная. В единственном громадном, как тогда казалось, зале даже присесть негде было. Возле справочных окошек толпилась длинная и раздражённая очередь. Воздух был густым от запахов испаряющейся одежды и человеческого пота. Сегодняшний аэропорт не сравним ни по величине, ни по оснащению автоматическими справочными. Таможенные и паспортные службы не создавали проблем, и вскоре я со своим чемоданчиком на задних колёсиках продвигался по указателям к выходу. Таксисты наперебой предлагали услуги, но я упорно отказывался. По дороге поменял 100 долларов. Я уже вышел было к автобусной остановке. Нужно было чуть подождать. Ко мне подошёл крепкий на вид человек средних лет и предложил такси за 70 рублей, пассажиры уже ждут, не хватает одного. Всего около трёх долларов. Я не выдержал. Он ловко подхватил мой чемоданчик и повёл на стоянку. Мы подошли к «Волге» без знаков «такси», он быстрым движением захлопнул чемодан в багажнике, затем открыл для меня дверцу. Я спросил: «Где остальные пассажиры?», но он легко отпарировал: «Довезу за ту же цену». Мне ничего не оставалось, как воспользоваться его приглашением. Как только мы тронулись, позвонил телефон, потом ещё и ещё. Он кому-то докладывал, что у него пассажир за 70. Машина была ухоженная, на такси не похожая, сидения не засиженные, приёмник «сони». Это вызвало у меня тревогу. Видно он что-то почувствовал то ли по моему лицу, то ли по тревожному молчанию. «Пусть тебя не удивляют звонки, контролёры видят меня на дороге и потому проверяют», - пояснил он. Несколько раз он пробовал узнать, откуда прилетел, но я уходил от ответа. Моя стриженая голова, небольшая поклажа и чистый русский без акцента говор подсказали ему, что я из тюрьмы. «Лучше освобождённый, чем одинокий турист из Израиля». В голове осталось кое-что из лексикона далёкой тюремной практики, и я, как бы случайно, проговаривался. Наконец-то мы втянулись в городские улицы. Я попросил подвезти меня к Ленинградскому вокзалу, пристанищу многих бродяг. Он тоже слегка заволновался и в одной из длительных уличных пробок вдруг, не к месту в разговоре, перебил и твёрдо, не подлежащим возражению голосом, сказал, что 70 рубчиков относится к одному километру, а всего их 45. Его тон не вызывал сомнения, что я в его руках. Прикинул, получилось 115 долларов, а мой полёт стоил 400 в оба конца. Пришлось блефануть, выдумать версию, что меня ждёт босс на вокзале, там я и рассчитаюсь. Он посмотрел на меня, но ничего не сказал. Когда мы остановились у вокзала, я отсчитал ему 80 долларов и произнёс с широкой улыбкой: «Чтобы тебе это было на здоровье». Он не возразил и освободил пленника – мой чемодан. Я подхватил его и даже не оглянулся, а про себя подумал: «Старый дурак, так легко попался; хорошо, что ещё благополучно кончилось».
Как всегда на российских вокзалах возле касс, хотя их и много, толпится люд. Пришлось постоять с полчаса. Билеты продают по паспортам, раньше этого не было. Мест в плацкартных вагонах не было, пришлось купить купейный. Мне казалось, что в плацкартном безопасней. Стоимость билета до Пскова 1175 рублей, чуть больше 40 долларов. Поезд отправлялся вечером, и я решил посетить музей Пушкина. Чемодан сдал в камеру хранения. С вещами по ступенькам вниз в подвальное помещение «ещё куда не шло», а потом вверх…. Рядом стоят носильщики. Хорошо, что мой чемодан не тяжёлый.
Вскоре я влился в уличную толпу, растворился в ней, как будто бы и не покидал Россию. Стоимость одной поездки в метро – 13 рублей, в мою бытность – 5 копеек, в такой же пропорции стоимость пирожка с капустой или картошкой. Метро Кропоткинское не изменило своего названия, а вот улицы имени Кропоткина уже не существует. На углу надпись: «Пречистенка. Название 17 века присвоено царём Алексеем Михайловичем в честь иконы Пречистой Божьей Матери – главной святыни Новодевичьего монастыря, к которому она ведёт. С 1921 по 1994 годы называлась Кропоткинской». Через дорогу громадный, с виду невесомый храм Спасителя. Когда успели построить? Через два дома ещё одна надпись с символом семисвечника: «Помни, - и на идиш, - . Здесь в 1942 -1948 гг. работал ЕВРЕЙСКИЙ АНТИФАШИСТСКИЙ КОМИТЕТ. 12 августа 1952 года члены комитета пали жертвами сталинского террора». Очередной урок на будущее. Для кого? В январе 1937 года был убит Пушкин, в январе 1948 года убили Михоэлса. Досадная неувязка, можно было бы «праздновать» юбилейные даты в один и тот же месяц – оба убиты, оба в январе, оба Авраамовы.
Я продолжаю описывать вчерашний день. Половина одиннадцатого вечера. Ещё светло. Окно моей гостиничной комнаты выходит на сосновую рощу. Свет невидимого солнца запутался в верхушках сосен, но внизу уже притаилась тьма.
Музей Пушкина находится рядом со зданием с семисвечником на мраморной доске «Помни…». Случайно? Широкие ворота с дугообразным верхом, колоннада с левой стороны. Бывшая усадьба Хрущёвых-Селезнёвых. Просторный холл со стеклянным, голубого цвета, ажурным потолком. Пол под мрамор, может быть и настоящий, тоже голубого цвета; плитки пола имеют белые канты, поэтому ассоциируется с решёткой. На что намёкает архитектор? Напротив входной двери бюст Пушкина работы советского архитектора Белашовой. Пушкин в воображении архитектора. Входной билет стоит 12 рублей, дешевле, чем в метро. Залы музея и книжная лавка находятся по ступенькам вниз, там же кафе и раздевалка. Анфилада комнат с портретами, книжными шкафами. Я переходил от экспоната к экспонату, пробовал задавать вопросы экскурсоводам. Например, известны ли подробности о жене Липранди, о внебрачном сыне Пушкина с крепостной Ольгой…. Очень неуместные вопросы, мне даже самому стало неудобно. Купил плакат «Родословная А. С. Пушкина» в фотографиях. Лица братьев Сергея и Василия Пушкиных очень типичны для жителей улицы Мясоедовской в Одессе. Неожиданной была встреча с книжкой Марины Цветаевой «Мой Пушкин». Впервые читал я её Пушкина в 70-х годах в «Новом мире». Меня поразило то же самое, что и её: звезда на груди у сына Пушкина. Какая звезда? Сегодня я понимаю, что звезда эта была с могилы его отца. И вот сейчас, перелистывая бегло страницы: «Первый о ком слышно – Абрам Гончар. Абрам Гончар первый пускает в ход широкий станок для парусов. А России нужны паруса, ибо правит Пётр. Сотрудник Петра. Пётр бывает в доме. Несколько красоток-дочерей. Говорят, что в одну, с одной…. Упоминаю, но не настаиваю. Но также не могу упомянуть, что в одном позднем женском… лице лицо Петра отразилось, как в зеркале. Первый, о ком слышно, - изобретатель, умница, человек, шагавший с временем, которое тогда шагало шагом Петра. Современник будущего – вот Абрам Гончар. Первый русский парус – его парус». Абрам Ганнибал, Абрам Гончар…. Александр Сергеевич, Наталья Николаевна….
На вокзал вернулся в начале седьмого. Устал. Огромные толпы людей спешат с работы на пригородные поезда. Много бродяг и пьяниц, к вечеру повылезали. Поменял деньги по 27,8. Обменных пунктов множество: в подворотнях и закутках, при магазинах и лавчонках. Проблем не делают, документы не спрашивают. В узком окошечке шлюз. За окошечком человек. В шлюз кладут доллары, человек затягивает шлюз за стеклянную перегородку и спустя минуту возвращает с рублями и квитанцией. В стороне от окошечка со стороны посетителя стоит дылда, косая сажень в плечах. Подумать только, не более 30 лет назад за 10 хранимых в доме долларов человек получал 10 лет тюрьмы.
Моей попутчицей оказалась миловидная, с мягкими располагающими чертами лица женщина, одетая в элегантное чёрное платье, однако волосы на голове контрастом закрывал цветной платочек. Провожал её и заносил тяжести мужчина. «Что бы я без вас делала», - поблагодарила она его. Мужей так не благодарят. Купе наше было двухместным, рядом с туалетом. Проводник принёс чаю, взял деньги за постель. За окном темнело. Вагон мягко покачивало. Я мечтал прилечь, но в верхней одежде было неудобно. Она это заметила и вышла. Я облачился в пижаму, взял зубную щётку, мыло и направился в туалет. Обнаружив, что забыл полотенце, вышел и попросил стоящего у двери не занимать туалет. Что сказал ему на иврите, не заметил, а человек не переспрашивал, сработала интуиция.
Однако моя спутница была более внимательная и чуть позже спросила, на каком языке я разговаривал. Пришлось признаться. Оказалось, что недавно она была в Израиле, и что страна ей понравилась, особенно Иерусалим. Потихоньку разговорились. Я не преминул сделать комплимент её молодости, контрастной закрытой чёрной одежде на ней. Оказалось, что она едет в монастырь, потому и одежда, но цветной платочек на голове означает, что не монашка. В свою очередь, она спросила, с какой целью я еду в Псков. Мне не хотелось открываться, сказал, что просто путешествую. Псков - старинный город, есть что посмотреть. Кроме того, само название созвучно с ивритским словом пэсэк - временная остановка по пути из Киева в свободный Новгород. Она оживилась и то ли всерьёз, то ли подтрунивая надо мной, заметила, что в каждом русском сидят еврейские корни; поговаривают, что мэр города Москвы не Лужков, а Кац. Рассмеялись вместе. Через некоторое время в нашей беседе наступила пауза. Я извинился, сказал, что не спал предыдущую ночь и лёг. Усталость взяла своё. Иногда от резкого движения поезда я приоткрывал глаза и в притушенном свете видел её сидящей с книгой с закрытыми глазами. Видно, боялась лечь или ожидала что-то. Ночью проснулся; она спала в одежде; ноги прикрыты простынёй; лицо излучало спокойствие и было ещё привлекательне
Я встаю рано, но плавное раскачивание вагона не располагало к подъёму. Моя соседка делала вид, что спит, но веки её дрожали, наблюдала за мной. Совместная ночь в одном купе сблизила нас, но узкий проход между лежанками остался непреодолимым. Я вышел в туалет, привёл себя в порядок, а когда вернулся, она уже сидела. Поздоровались. Проводник принёс чаю. Время перевалило за семь, всё чаще слышался перестук колёс на стрелках. Мы подъезжали к Пскову. Два её тюка, один на колёсиках, оказались очень тяжёлые, она явно с ними не справлялась и помощь мою приняла с благодарностью. Из одного тюка достала пузырёк, открыла его и предложила понюхать. Не могу описать запаха, потому что он был необычно приятен. Хотела подарить, но я отказался. Второй тюк был набит церковными книгами, и снова она сделала попытку подарить. Чувствовалось, что она старается произвести на меня впечатление, может быть, задержать на какое-то время. Не имел я на это приключение никаких прав. Помог ей снять вещи со ступенек вагона и попрощался трафаретным «удачи вам», повернулся, чтобы уйти и услышал: «Успехов в вашем благородном деле, счастья вам». Не знаю, почему мне захотелось так подробно описать эту мимолётную встречу? Может быть, потому, что нас связывала общая нить: она везла духовную пищу в монастырь, судя по всему, была почтальоном, а я ехал за духовной пищей.
Псковский вокзал не отличается от вокзалов небольших провинциальных городков. Визитной карточкой города на привокзальной площади вытянулась к небу стройная новая часовня с золотым куполом и крестом. Налево при выходе из вокзала, метрах в ста по зелёной аллейке – автобусная станция. Старые автобусы, пазики и лазы, выщербленный асфальт, сомнительного вида закусочные, игральный зал-будка с полнотелой и пышногрудой девицей в проёме двери, бродягами с испитыми лицами, «уборная за оплату» - так написано на двери. Вход стоит 5 рублей; за порядком следит неопределённого вида существо, разрешается взять со столика тоненький и маленький, на два пальца кусочек туалетной бумаги. Заржавленный кран, побитые плитки, два очень темных очка, загородка по пояс.
Билет до Пушкинских гор на автобус Псков-Новоржев стоит 87 рублей плюс 5 страховка, то есть около 3 долларов, отправление в 10 часов 25 минут. У меня был час свободного времени, и я решил вернуться на вокзал в надежде выпить в пристанционном буфете стакан горячего чаю. К моему удивлению, я увидел мою попутчицу. Она садилась в такси, но, заметив меня, замешкалась. Мы помахали друг другу, такси тронулось.
Наконец-то время. Автобус очень старый, львовский, красный, возраста моего детства. Контролёрша с очень серьёзным видом проверила билеты, заставила меня и ещё пару человек прикупить за багаж 7 рублей. Моросил мелкий дождик, дорога в лужах, полуасфальтированная. Место моё за креслом водителя; ехали медленно; спидометр не работал; скорости не переключались, водитель всовывал их силой. На станции Остров купил пирожок с капустой. Пирожки с капустой или картошкой - моя слабость со студенческих лет, за половину века вкус их не изменился. За Островом указатель на Пыталово, сегодня граница России, место конфликтное. Поля заросли травой и не обрабатываются, много брошенных домов, окна зияют беспризорностью, леса рядом с дорогой заболочены, изредка мелькали навстречу громадные сухогрузы. Мой сосед по сиденью пытался разговорить меня, жаловался на отца, который заставил его учиться в Пскове, на соседей, на бесхозяйственность.
Медленно проплывали за окном указатели со знакомыми, хотя я здесь впервые, названиями: Татищево, Махново, Меншиково, Огурцово, Зуево… Российская история в именах. Татищев, объясняя происхождение слова Россия, пишет: «В еврейском же языке Рос значит главу или верховность… Ещё у Моисея в Бытие, гл.46.ст.21 в сынах Вениаминовых во всех оных переводах положен Рос, что и в греческой есть, но в русской пропущено…».*
В 1744 году по распоряжению императрицы Елизаветы Петровны с дипломатической миссией в Персию был послан князь Голицын. Его сопровождали доктора Кук и Лерхне. Они оставили после себя записки.
«Октября 27, 1744 года прибыли мы в Астрахань. Губернатором там был известный учёный Василий Никитич Татищев, который пред сим образовал новую Оренбургскую губернию. Он говорил по-немецки, имел большую библиотеку отличнейших книг и был в философии, математике весьма сведущ. Он написал Российскую историю, которая по кончине его, досталась кабинет-министру барону Ивану Черкасову. Черкасов передал оную Ломоносову…. И особливое имел понятия о законе, почему его многие не почитали за православного».*
Повернули налево. Перекрёсток когда-то был оживлённый, остались даже остатки вывесок ресторана, игорного дома, но с распадом Советской империи всё это сегодня заброшено. Водитель остановил автобус, чтобы подобрать пассажиров. Пассажиров-то подобрал, но с места тронуться не смог. Поднялся шум, каждый считал своим долгом дать водителю совет. Я вспомнил свой колхозный опыт и предложил толкать с включённой скоростью, а когда заведётся запрыгивать на ходу. Водитель включил вторую скорость, человек пять мужиков толкнули сзади, двигатель завёлся, и автобус поехал. Водитель не газовал, впрыгивали на ходу, и когда последний заскочил, им был я, раздались аплодисменты. Одна молодуха пожала мне руку и хотела приложиться поцелуем, но я увернулся. Дорога изменилась, на полях появились работающие трактора. Мой сосед, указывая на строения с левой стороны, с гордостью произнёс: «Это молочный завод, снабжающий город Санкт-Петербург, рабочие даже получают заработную плату». Незаметно втянулись в Пушкинские Горы. Водитель остановил автобус чуть в стороне на пригорке. Мой попутчик, очевидно, распознал во мне чужака и при расставании предупредил не говорить лишнего, здесь все доносят. Чего это вдруг он мне это сказал? Затем указал направление к гостинице «Дружба», и мы разошлись.
Одноместный номер с удобствами и окном с видом на сосновую рощу всего за 420 рублей без завтрака меня очень даже устраивал. Наскоро приняв душ, минут через 15 я вышел из номера. «Идите вниз по дороге с правой лесистой стороны, с левой стороны нет тротуара, машина может сбить», - предупредила дежурная по гостинице. Было около двух часов дня. Последние метры перед финишем, они всегда волнительные. Напротив монастыря при дороге базарчик цветами и сувенирами. Бабки-продавщицы угадали, на лице было написано куда иду, и предложили: «Цветы на могилу Пушкина». «Я камешек вместо цветов». Не поняли. Перешёл дорогу. Белый каменный забор под жестяным капюшоном, зелёные ворота, выщербленный асфальт, над калиткой лик неизвестного мне святого, в рамке распорядок работы. Слева у ворот на мраморной доске «Свято-Успенский мужской монастырь Псковской Епархии»; справа тоже на мраморной доске большими буквами: «Могила Александра Сергеевича Пушкина». Монастырь и Пушкин?! Калитка открыта. Я зашёл. Никто не спросил у меня входной платы. Слева монастырская деревянная будка с церковными сувенирами, справа – такая же, но книжная, городская. Поворот направо, две тумбы по сторонам каменной лестницы, два человека свободно могут разминуться. Ступеньки из гранитных неровных разного цвета плит. Небольшой подъём, передышка на площадке перед крутым изгибом вверх. Кончается детство. «Но лира стой! – Далеко занесло уж меня противу рясок рвенье». Восхождение по крутым шершавым ступенькам-годам. «О нет, мне жизнь не надоела, я жить люблю, я жить хочу». «Тяжело дышать»* на последней. Снова две каменные тумбы. За ними сразу направо по дорожке, квадратными плитами вымощенной, мимо водосточной трубы на пересечении двух церковных стен, мимо чёрных от времени исхоженных ступенек в такую же чёрную тяжёлую, наглухо закрытую дверь, вдоль церковной двумя глухими овалами стены, чернеющей внизу сыростью. И вот он, памятник на могиле за тёмной металлической оградой, кокетливо бронзовыми розочками оживлённой. Плиты и на них мраморный невысокий светлый столп, на нём почти посредине шестиконечный щит Давида в лавре - символ спасения, защиты человеческой жизни; вверху крест в позолоте – символ самой лютой римской казни. Рок России. Медленно с промежутками звонил церковный колокол. Я стоял очень долго. Потом положил камешек, как на могилу родителей. Первичное… Вспомнилось:

Что в имени тебе моём?
Оно на памятном листке
Оставит мёртвый след, подобный
Узору надписи надгробной
На непонятном языке.

Понятно, очень понятно, Александр Сергеевич. Тебя не понимает тот, кто не хочет тебя понять.

Москва осталась без электроэнергии, ртутный столбик перевалил 34 градуса. Последний день Помпеи был цветочком. Застрявшие люди в лифтах, в метро, жилые дома, больницы без электроэнергии и воды, толпы людей и пробки на уличных магистралях города. Не дай бог, если бы прилетел в Москву сегодня.
Начало двенадцатого. Вечерняя тьма всё-таки заполнила пространство. Валюсь от усталости. Завтра поеду в Михайловское. Добраться бы под душ… Спокойной ночи.