Петька

Вдоль прилавка книжного магазина продвигался солидный, профессорского вида мужчина средних лет. Это и был профессор, который зашёл в магазин, чтобы купить подарок для дочери. Он брал то одну, то другую детскую книгу, заглядывал в неё, в задумчивости шёл дальше. Рука его потянулась к красочному альбому, но в это время другая рука взялась за тот же альбом. Профессор поднял глаза и встретился с улыбчивым взглядом светловолосого мужчины, который смотрел на него в упор и молчал. Потом проговорил:
– Володька! Не узнаёшь?!
– Семён! Неужто ты?! Сто лет не виделись! Изменился, возмужал!
– Да, женился вот, сын у меня, Петька. Пять лет пострелу. Давай, зайдём ко мне, я тут недалеко. Отметим, вспомним прошлое!

У профессора сегодняшний вечер был свободен. С Семёном его связывали школьные приятельские отношения, да развела их жизнь. Владимир теперь преподавал в университете, а Семён работал на заводе.
Семён и вправду жил неподалёку. Вошли в тёмный, давно не ремонтированный подъезд пятиэтажки. Пахло сыростью и кошками. Пешком поднялись на четвёртый этаж, хозяин отпер дверь. Навстречу им выбежал встрёпанный, радостный малыш, бросился к отцу и отчитался по-взрослому:
– Мама привела меня из сада и пошла на работу! Ты мне принёс что-нибудь?
– Принёс, вот тебе раскраска. А это – познакомься – дядя Володя.

Петька, чуть застенчиво, из-за спины отца, протянул ручонку для рукопожатия навстречу большой руке дяди Володи. Тот присел, чтобы быть глазами наравне с мальчуганом, и сказал:
– Да ты уже большой! Ну, показывай мне свои игрушки!
Ничего лучше он не мог бы предложить. Петька, схватив его за руку, потащил в свою комнату, а там распахнул дверцы шкафа, и оттуда посыпались мишки и зайцы, кубики, машины, мячи и автоматы всех калибров.
Петька торопливо, чтобы всё успеть, хватал каждую игрушку, совал её чуть не под нос дяде Володе и рассказывал, кто и когда ему это подарил. Он успел показать почти всё, когда дверь в комнату открылась, и отец торжественным тоном пригласил:
– Прошу к столу!

Стол был накрыт, как у нас часто делается, на небольшой, но уютной кухоньке. На тарелках была разложена нарезка копчённой колбасы и сыра, квашеная капуста; подогретая картошка с котлетами дымилась в сковороде на подставке; отдельно лежали, поблескивая мокрыми пупырчатыми бочками, маринованные огурчики. Украшала же всё это угощение стоящая по центру бутылка Амаретты цвета морской волны.
– Чем богаты, – приглашающим жестом хозяин указал гостю на стул.
Петька вошёл следом и хотел было примоститься за столом, но не знал куда. На столе стояли только две пустые тарелки – для отца и гостя. Рядом с тарелками красовались хрустальные бокалы; вилки и ножи заняли своё место по сторонам тарелок. Для Петьки же ничего не было.

Его недоумение сменилось вскоре подозрением, что сейчас отец отправит его спать. Этот вечер, который так прекрасно начинался, обещал закончиться быстро и печально. Нос у Петьки сам собой начал морщиться. Петька уже вот-вот готов был разреветься, как вдруг дядя Володя ухватил его за руку и усадил на свой стул. Затем он лукаво спросил у Семёна:
– А что ж ты мне не поставил тарелку?
Делать нечего, Семёну пришлось доставать новый прибор и бокал. Петька торжествовал. Вот, он сидит за столом со взрослыми мужчинами, как равный, и будет принимать участие в их беседе.

Разложили еду по тарелкам. Отец откупорил бутылку, наполнил бокалы, поднял свой и с воодушевлением провозгласил, обращаясь к Володе:
– Ну, дружище, за встречу!
Владимир же, демонстративно заглянув в бокал Петьки, сказал:
– Так, не у всех же налито! – и, подмигнув мальчику, спросил у него:
– Тебе наливать?
– Да! – безо всякого сомнения заявил тот.

И пока Владимир наливал Петьке полный бокал вина, рука Семёна медленно опускалась, а глаза становились всё шире.
– Ты что это делаешь? – чуть не заикаясь, спросил он у друга.
– А что? – невозмутимо переспросил Владимир.
– Так ему же нельзя!
– Почему нельзя?
– Он не будет!
– Петька, ты будешь с нами пить? – спросил у него Владимир. А Петька, двумя ручонками вцепившись в бокал, чтобы отец не отобрал, торопливо закивал:
– Буду, буду!
– Ну, вот, он будет, – примирительно заявил Владимир.
– Так это ж яд! – в отчаянии выкрикнул отец, отбирая бокал у сына.
– Ну, мы же с тобой пьём, – парировал Владимир.
– Он же маленький!
– Да? – манерно удивившись, переспросил Владимир. – Значит, для маленьких это – яд. А с какого возраста не яд: с десяти, с пятнадцати, с тридцати лет?
И, пока Семён раздумывал, что бы ответить, Владимир доверительно говорил малышу:
– Петька, ты слышал, папа говорит – это яд. Давай выльем его в туалет, чтобы никто не отравился.

Оба взяли свои бокалы и осторожно, чтобы не расплескать, и чтобы яд не попал на руки, пронесли их через коридор и поочерёдно вылили ядовитую бирюзовую жидкость прямо в унитаз. Затем вымыли бокалы под струёй воды и вернулись к столу.
Во всё это время Семён сидел, как пригвождённый. То, что произошло за столом, настолько не вписывалось в стройную модель его ожиданий, что он совершенно потерялся и не знал, как вести себя с другом дальше. Его вывел из ступора голос сына:
– Папа, у тебя в бокале яд, дай, я вылью, а то ты отравишься.
– Да, делай, что хочешь, – махнул рукой отец.

Петька так же осторожно, как свой, донёс бокал отца до туалета и вылил его. Помыл под краном и, вполне удовлетворённый, уселся за столом. Владимир же, видя недоумённое состояние своего давнего друга, шутливо толкнул его под бок и со смехом указал на лацкан своего пиджака, где был приколот маленький серебристый значок:
– Ты кому наливать собрался? Смотри!
Семён пригляделся к значку, который вначале принял за знак учёной степени, и прочитал: “Трезвая Россия”. Теперь уж был его черёд смеяться:

– Во, дурак, кому налил! Только продукт перевёл. Знаешь, сколько стоит бутылка?
– Знаю, – спокойно ответил Владимир. Бутылка, полная вина, стоит примерно столько же, сколько пустая. А продают её в сто-двести раз дороже. Понятно, какая у алкогольных баронов прибыль? Миллиарды долларов ежегодно. За такие деньги они ни тебя, ни твоего Петьку не пожалеют. Не зря они навязывают нам “традиции” отмечать любые события со спиртным. Но нет ничего циничнее, чем тост “За здоровье”, когда ты наливаешь в бокал близкому человеку откровенный яд.

В это самое время Петька смотрел, как загипнотизированный, на бирюзовую жидкость внутри бутылки с красивым названием Амаретта. Вдруг в его глазах мелькнул огонёк прозрения:
– Папа! – воскликнул он радостно, – давай выльем этот яд из бутылки! Вдруг мама не знает, выпьет и отравится!
Его глазёнки с ожиданием и надеждой глядели на отца. Ждал и Владимир.
– А, пропади она пропадом! Выливай! – весело сказал Семён.
– Давай, вместе! – подхватил Петька.
И вот, они вместе, сын и отец, смеясь и толкаясь, ухватили вдвоём эту бутылку и вылили её в туалет, а саму бутылку выбросили в помойное ведро.

Сели перед опустевшим столом. Семён, почесав затылок, спросил:
– Вот ты, Володь, говоришь, не было у нас такой традиции. А что ж тогда люди пили по праздникам?
– Да, хотя бы кисель или квас – много было разных рецептов.
– Ну, на счёт киселя – не знаю, а вот морсом могу угостить! – обрадовался Семён.
Он достал клюквенный компот, что сварила жена, и ужин свой трое мужчин провели за бокалом витаминного рубинового напитка. Петьку всё-таки отправили спать, но он не сопротивлялся, глазёнки его и так закрывались сами собой.

А двое давнишних друзей ещё долго, долго сидели за столом.
Разговор их не был похож на трёп пьяных мужиков, который бы ограничился парой-тройкой сальных историй и запомнился бы только головной болью.

Они вспомнили юные годы и школьные шалости, рассказали друг другу, кто что знает, о судьбах своих давнишних друзей. Они говорили о многом: о поисках любви, о семьях, о своёй работе и, конечно же, о политике. Досиделись до утра. Уже и жена Семёна пришла с ночной смены. Вошла на кухню, недоверчиво покосилась на бокалы, но, увидев там клюквенный компот, от всей души рассмеялась.

31 марта 2007 года.
Иллюстрации автора.