Странные мысли

– Почему нет? Почему ты не хочешь жить? Это же бред!
– А для чего?
– Что для чего?
– Для чего жить?
– Что значит для чего?
– Ты можешь назвать мне хотя бы одну причину, по которой стоит жить?
– Ну, как…Жить – это счастье, просто счастье. А любовь?
– А зачем?
– Как зачем? Любовь – это потрясающее чувство, когда ты чувствуешь, что человек рядом с тобой – самый лучший и прекрасный на свете.
– Надолго?
– Что надолго?
– Надолго он останется самым прекрасным? Во-первых, после того, как вы насытитесь друг другом, вы друг другу наскучите, и будете искать новых тех, кто дал бы вам это чув-ство счастья. А во-вторых, все равно, рано или поздно придет старость, и вам будет не до любви. И какими бы прекрасными вы ни были, вы превратитесь в жалких и никому не нужных, вы и сами не будете понимать, как вы могли когда-то давно любить друг друга.
– Но пока…
– Урвать мгновение, зная, что впереди вечное небытие? Зачем? Какой смысл? Лишняя возня.
– А дети?
– Не знаю, для меня они не могут быть смыслом жизни. К тому же дети обречены на то же существование, что и мы. Их ждет то же самое. То же самое бессмысленное существова-ние, что было у их родителей. Окидывая взглядом их будущее, я вижу только холодную пустыню борьбы за мелочное существование: где достать денег, не обманули бы на рын-ке, что шумит в двигателе, простыла или в последний раз попала инфекция… Нет, это не для меня.
– А работа?
– Работа? Работа – неинтересно.
– А интересная работа?
– Такой не бывает. Работа – средство зарабатывания денег.
– Ты не лжешь мне?
– Самую малость. Да, работа, пожалуй.
– Так что же?
– Я не знаю, какая работа могла бы воодушевить меня.
– Что-то грандиозное?
– Не знаю.
– Ну, хорошо, а ради чего можно умереть?
– Как?
– Ради чего можно умереть?
– Это как?
– Очень просто. Представь, что ты умираешь, какое чувство ты испытываешь?
– Чувство пустоты и горечи.
– Почему?
– Зря прошли многие годы, а можно было бы испытать счастье.
– А если попробовать заново?
– И что?
– Лежа на смертном ложе представить заново жизнь. Что хотелось бы изменить?
– Главное: не поддаваться пустым и ничтожным людям.
– В чем?
– Не соглашаться с их смыслом существования.
– То есть?
– Они навязывали мне всю жизнь свой собственный смысл.
– Какой?
– Успех.
– В чем он проявлялся?
– Успех?
– Да.
– По-разному, у разных людей свой.
– Например?
– Самое распространенное?
– Да.
– Ну, хорошая квартира, машина. Много денег, семья и дети. Типичный образчик счастья.
– Какая у тебя была реакция на это?
– Сначала была попытка принять это, а потом становилось тошно.
– Почему?
– Бессмысленно.
– А еще?
– Пожалуйста. Достижение чего-то в жизни, карьера ради положения в обществе.
– А что подразумевалось под положением в обществе?
– О, многое. Знать половину города, здороваться за руку со всевозможными начальника-ми. Лечиться по знакомству у лучших врачей, приходя в магазин или ресторан, встречать повсюду своих.
– И все?
– Да, а еще, приходя на какой-нибудь концерт, дружески жать руку дирижеру местного филармонического оркестра.
– Не понравилось?
– Меня тянуло к другим людям.
– К каким?
– Не знаю, к искренним.
– То есть?
– К тем, которые хотели в жизни другого.
– Чего?
– Не знаю, свободы, может быть. Только они этого так не называли. Например, кто-то просто хотел писать музыку, кто-то – картины.
– А ради чего?
– А потому что иначе не могли.
– И что?
– И ничего. Короче, предложенные образцы успеха… Надо было просто слушаться сердца и идти к тем, с кем хорошо.
– Творить?
– Да.
– А ради чего?
– Потому в этом и есть смысл жизни.
– Какой?
– В свободе, в достижении состояния счастья от того, что свободен.
– Идеал хиппи?
– Своего рода да.
– А что такое свобода?
– Сложный вопрос.
– Ты знаешь на него ответ?
– В сердце да.
– Почему только в сердце?
– Потому что боюсь сформулировать.
– Боишься?
– Конечно, мне было так больно привыкать к их нормам, что теперь боюсь высказать что-то, что не соответствует. Ведь это означает снова бои с ними, снова обдирать душу в кровь. А мне это не по силам.
– Хорошо. Свобода – возможность делать то, что хочешь?
– Нет.
– Нет?
– Не только. Попытаюсь объяснить. Свобода – это возможность мыслить и чувствовать так, как хочешь. Ты можешь делать или нет то, чего ты хочешь, но ты должен иметь воз-можность открыто высказываться, что ты этого хочешь.
– А зачем?
– Вот этого-то я и не знаю.
– А те люди, с которыми хотелось общаться, знали?
– Да. У них был Бог. Бог – отец свободы. И он же – ее цель.
– Как это?
– Очень просто. Свободный человек живет для Бога, ради своей души. Следовательно, без Бога не может быть свободы. То есть только Бог дает человеку возможность свободы.
– Понятно. А других смыслов не было?
– Нет.
– А почему тебе не удалось принять этот смысл?
– Нет Бога вне церкви. А церковь и церковная жизнь – для меня это странно. Обряды, странные молитвы, старушки, нет, это все не то.
– А у тех людей тоже была склонность к церкви?
– Да, не у всех, но у большинства. А мне не было дано веры в церковь.
– То есть нет смысла жизни без Бога?
– Нет. В этом-то все и дело.
– А если поверить в него?
– Пропадет самое главное: эстетика страдания.
– Как это?
– В ощущении бессмысленности есть определенное наслаждение. Есть музыка страдания, литература страдания. В принципе, вся русская классическая литература – литература страдания. И меня это привлекает.
– А если жить ради этого страдания?
– Это глупо. Как можно жить ради того, чтобы постоянно испытывать ощущение бес-смысленности жизни?
– Очень просто. Концлагерь…
– Знаю, экзистенциалисты, чума… Нет, это тяжело, наступает усталость и вымотанность.
– Как это?
– Ощущение нежелания делать что-либо. Ведь чтобы испытать бессмысленность, не надо ничего делать.
– Хочется действий?
– Да.
– Каких?
– Куда-то бежать, что-то делать.
– Зачем?
– Чтобы сделать чью-то жизнь счастливой.
– Чью?
– Людей, несчастных и измученных.
– Измученных чем?
– Этого я не знаю. Раньше было проще. Был тоталитарный режим. С ним можно было бо-роться.
– А теперь?
– А теперь не с чем бороться.
– Ты так полагаешь?
– Нет, если честно, не так. Но я не знаю, с чем бороться.
– Можно вопрос?
– Да.
– А ради этой борьбы за чье-то счастье можно умереть?
– Да.
– А жить?
– Да.
– А ты хочешь жить ради этой борьбы?
– Да.
– И с чем ты хочешь бороться?
– Надо с чем-то конкретным.
– Надо подумать.
– Да.
– С глобализмом?
– Глупо.
– Почему?
– Потому что глобализм – неизбежность. Сами антиглобалисты – глобальны, потому что без глобализации они бы физически не смогли бы собраться в одном месте. Без сотовых, компьютеров, без поездов, в конце концов.
– Значит, они борются не с глобализацией.
– Да, на самом деле они борются с равнодушием, эгоизмом и несправедливостью. И на их взгляд, они представлены транснациональными корпорациями и миром капитала. А на самом деле они представлены их собственными родителями, которые живут в уютных квартирах кормят их борщом.
– Это ты про русских антиглобалистов?
– Хотя бы. Кажется, я знаю, в чем дело.
– В чем?
– Дело в духовности. Заезженное слово, но не знаю, как сказать лучше. Надо, чтобы дети не вырастали эгоистами и закомплексованными людьми.
– Как это сделать?
– Развивать в детях самое лучшее. Музыка свободы, во всем.
– А для чего?
– Знаешь, кажется, мы пришли к тому, от чего постоянно пытаемся свернуть.
– То есть?
– Сейчас объясню. Понимаешь, много людей, которые слушают правильную музыку, чи-тают правильные книги. Ради чего? Ради удовольствия? Но ради удовольствия надо де-лать не это. Опять получается, ради Бога. Вообще все можно делать ради двух конечных принципов: ради принципа поддержания жизни в теле и ради Бога.
– И что ты выбираешь?
– Мне страшно выбрать Бога.
– Почему?
– Тогда все надо менять. Бог означает слишком многое.
– Что?
– Бог означает, что есть вечная жизнь.
– А это страшно?
– Конечно, ведь это означает, что есть грехи, есть Страшный суд, есть черти и ад.
– Ты боишься наказания?
– Нет, я боюсь вечности.
– А чего бы хотелось взамен?
– Хотелось бы вот какой вечности: все время счастье, песни, пляски.
– Так тебе надо организовывать детские утренники.
– А я этим и занимаюсь. Временно. А хотелось бы, чтобы жизнь постоянно была бы таким детским утренником.
– Вечно молодой и вечно пьяный?
– Да. Вот именно.
– Это жизнь растения. Актер был намного сложнее, чем герой.
– Актер погиб, потому что был сложнее. А если бы был как герой, не погиб бы.
– Жизнь сложнее, чем этого хотелось бы.
– Я об этом и говорю. Для героя жизнь была проста, потому что он знал правду, у него, значит, была сила.
– Какую правду?
– Нельзя причинять людям вред.
– ???
– Нельзя причинять людям вред намеренно, с целью получения прибыли. А в остальном – просто молодой, для него люди – объекты.
– Противоречие.
– Логическое – да, а интуитивно – все правильно. Просто это режиссерская задумка. Не-додумка. Люди мешали режиссеру. И он их просто убивал. Гротеск.
– Гротеск – правильное слово. Соглашусь.
– Здесь важна идея. Абсолютно свободный человек оказывается прав среди людей с при-вязанностями.
– А вот он ради чего жил?
– Ради того же самого, ради свободы.
– Ради Бога?
– Он – персонаж. Он пришел в экран и ушел из него. Мы ничего не знаем о его повсе-дневной жизни.
– А актер?
– А это другое. Ради зрителей, чтобы они что-то увидели и прониклись.
– Увидели что?
– Жизнь. Не уютную и теплую, а виражи, то есть моменты, когда все обостряется, и чело-век вынужден становиться сильнее.
– А чем прониклись?
– Этого я не знаю, может просто сознанием того, что есть другая жизнь и другие обстоя-тельства.
– И что?
– А в этом вся и штука, что ничего. Показательно, как люди выходят из театра. Они ду-мают о чем угодно, о заботах, о нарядах, о том, как долго добираться до дома, о теще, о ребенке, который прогулял школу. Только не о спектакле. И вот я спрашиваю, можно так жить? Для чего?