Володька

Володька был лейтенантом, инструктором – подрывником. Он любил свою службу, и в потаенных уголках своей молодой души лелеял заветную мечту, когда нибуть стать генералом. И когда в их полк приезжала комиссия из дивизии или штаба армии и на плацу части появлялся очередной генерал, он всегда мысленно примеривал его лампасы на свои лейтенантские брюки.
Однажды на годовой итоговой проверке, после строевого смотра шел опрос личного состава, который проводил лично командующий армией. Володька стоял как обычно в шеренге младших офицеров, чтобы на дежурный вопрос ответить как всегда: « Никак нет».
Но когда перед ним выросла статная фигура седого генерал-лейтенанта и перед его взглядом появилась широкая орденская планка, его как будто переклинило.
- Жалобы, просьбы есть? – спросил командующий, смотря с верху на невысокого, но крепкого лейтенанта.
- Хочу быть генералом, товарищ командующий. Но мгновенно, выйдя из ступора, произнес: Извините, я не это хотел сказать.
- Если хочешь, значит, станешь,- на суровом лице командующего, появилась улыбка.
За всю его многолетнюю армейскую карьеру, проводя не раз эту бессмысленную уставную процедуру, он никогда еще не слышал такого искреннего ответа на совершенно не искренний вопрос.
Проходя дальше, он спросил у командира части:
- Что это у тебя за чудик такой?
- Лейтенант Козлов, инструктор- подрывник. Толковый и отчаянный парень, товарищ командующий, побольше бы таких, - ответил командир.
- Ладно, на проверке посмотрим, что это за лейтенант-генерал у тебя выискался.
 Через неделю во всех ведомостях у Володьки стояли одни пятерки, а по стрельбе он стал лучшим в части. Но сегодня был самый ответственный день – полковые учения, по результатам которых его часть и получит итоговую оценку ратного труда тысячи солдат и офицеров. И так вышло, что на его лейтенантские плечи, легла самая большая ответственность за эту оценку. По плану учений разведвзвод должен был пробраться в тыл противника и захватить склад боеприпасов, а в задачу его группы входило минирование и уничтожение объекта.
Ночью на смотровой вышке полигона стояла вся комиссия во главе с командующим армии:
- Ну что, не подведут тебя твои разведчики?- спросил он у командира полка.
- Не должны, товарищ командующий,- ответил полковник, смахивая со лба пот.
- Да не волнуйся ты так, на твоем повышении это не отразиться. Решение по тебе я еще вчера принял.
- Не о повышении я сейчас думаю, я в этих ребят всю душу вложил и в эту минуту я как будто там с ними.
- Ну-ну, посмотрим,- произнес генерал, хотя по лицу его было заметно, ответ командира ему понравился.
В это мгновение горизонт запылал алым заревом.
Командующий посмотрел на часы и приник к окулярам бинокля и через какое-то время произнес:
- Такого фейерверка я еще не видел на полковых учениях, да еще за десять минут до назначенного срока. Не вам объяснять товарищи офицеры, что на войне и минута вечность. И кто же, нас Александр Петрович, так порадовал?
 Все присутствующие знали, что услышать из уст генерала обращение по имени и отчеству, было знак большого уважения и это дорогого стоило. У командира полка отлегло от сердца.
- Лейтенант Козлов,- товарищ командующий. Он возглавлял группу подрывников.
Командующий подозвал к себе адъютанта:
- Всю группу в приказ на поощрение. Сержантам внеочередной отпуск, а лейтенанту именные часы. Впрочем, что медлить. Он снял свои часы и протянул командиру. Возьми, завтра вручишь ему на построении от моего имени и скажешь: « От генерала - будущему генералу». А ведь станет же им шельмец. Я талант за версту чую. В нашей профессии он тоже не заменим. Ну что товарищи офицеры,- уже обращаясь к членам комиссии, сказал командующий. Думаю, выражу общее мнение, что часть заслужила отличную оценку. С подведением итогов вы и без меня справитесь , не люблю я эту военную бюрократию.
А ты полковник готовь дырку на кителе, - улыбаясь, произнес он. И через месяц принимай дивизию. Протягивая руку на прощание, он сказал:
- Спасибо Вам Александр Петрович за службу, я горд, что служу Родине с такими офицерами как Вы.
- Служу Советскому Союзу! – Вытянувшись по струнке и отдавая воинскую честь, отчеканил командир.

Через неделю жизнь части вошла в размеренный ритм. Командир готовился сдавать дела, и пребывал в благодушном настроении. Когда под вечер на пороге его кабинета появились два его закадычных друга председатель и секретарь парткома подшефного колхоза, он встретил их как родных. Они дружески обнялись и выпили по пятьдесят грамм «Столичной».
- Хороша бродяга,- сказал председатель, из далека подходя к цели своего визита. Получше нашего самогона будит, скажи Михеич, подмигивая, обратился он к своему спутнику.
- Это точно,- ответил тот, пытаясь найти хоть какое-то послевкусие. Но это ему никак не удавалось.
- А что это вы так вырядились? Праздника вроде бы никакого нет. Я вас таких только 9 мая и видел. В костюмах, с орденами, только бабочек не хватает старым партизанам,-весело смеясь, сказал командир.
- Да понимаешь, Петрович, по делу мы к тебе. И нам не до смеха. Дело, видишь ли, не простое, откажешь, не обидимся, - начал председатель.
- Излагайте свое дело. Не друзья мы что ли, чем смогу помогу. Вы же меня знаете.
- Потому и пришли, что знаем. Колхоз наш не богатый. Леса и болота вокруг. Посевных площадей не хватает, скотину кормить нечем. Заработки у людей не большие. Молодежь вся в город норовит сбежать. Что тебе плакаться сам все видел. А тут в кои то веки удалось нам получить в районе разрешение на вырубку леса на болоте. Лес то мы вырубили и мелиорацию провели, но эти проклятые пни. Что делать с ними, не знаем. Технику туда никакую не загонишь. Просто хоть плач. И вот пришла нам как-то с Михеичем мысль одна. А что если нам их подорвать к чертям собачьим эти пни. Опыт по этой части кое-какой имеется. У тебя вон как грохотало неделю назад на полигоне, в деревне чуть ли все окна не повылетали. Может, осталось чего. Нам то и надо всего килограмм 100 тратила. Я к твоему сведенью во время войны в отряде подрывником был. Ни один эшелон вражеский под откос пустил. Так что ты не волнуйся, все будет в порядке.
- Ну, вы мужики совсем охренели. Вроде бы взрослые люди. Вы хоть представляете, о чем просите. Это же воинское преступление. Да меня за это под суд,- в сердцах выпалил командир.
- Да не горячись ты так, Петрович. На нет и суда нет, мы так и знали, что мыло свое пожалеешь,- комкая в руках свою кепку, сказал председатель. Пошли Михеич, я же говорил тебе, что зря все это.
- Кому мыло, а кому боеприпасы строгой отчетности, к вашему сведенью народная собственность,- не унимался командир.
- Так и мы же Петрович за народ просим, не для себя,- выступая, как на собрании сказал секретарь парткома. Я как представитель партии ответственно заявляю - наше дело правое, партия и Родина нас поймет.
- Красиво излагаешь, секретарь. Тебе бы народным заседателям быть, когда меня судить будут,- что-то, прикидывая в своей голове, но, пока не сдаваясь, сказал командир. Тут все обдумать надо. Может, что и придумаю.
- Эх, итить молотить, крикнул председатель и с размаху бросил свою помятую кепку на пол,- мы знали, что ты настоящий мужик Петрович. А еще говорят, у военных одна извилина, и то от фуражки. После этих слов он впился своим взглядом как рентгеном в бритый череп полковника и сказал,- а у тебя, их, вон сколько. Извини, если пошутил не удачно.
- Да пошли вы, шутить еще вздумали. Ладно, что мнетесь, доставайте свой первач, знаю, казенку не жалуете. Стресс надо снять.
 На столе быстро появилась, бутылка самогона и не хитрая белорусская закуска: домашняя ветчина, свежий ржаной хлеб и малосольные огурчики.
За разговором на отвлеченные темы они ее уговорили, не сказав о предстоящей операции ни слова. На том и расстались.
 
 На следующее утро командир набрал по селектору начальника инженерной службы полка майора Фадеева:
- Иван Афанасьич, ты акты на списание взрывчатки подготовил?
- Так точно, товарищ командир.
- И сколько на складе у тебя осталось?
- Килограмм двести тротила и пятьдесят пластида.
- Давай срочно ко мне.
- Так майор, слушай приказ. Сейчас пишешь план проведения тактических занятий по ликвидации эшелонированной обороны противника, работать будут подрывники. Возьмешь с собой Козлова, одного прапорщика и двух сержантов. Пусть потренируются, а заодно труженикам села помогут. Занятие возглавишь лично. А теперь давай в низ там тебя уже председатель колхоза ждет, он тебя отвезет на место, проведешь регностировку. На все про все вам неделя. И никаких ефрейторских зазоров. Ты меня понял майор?
- Чего тут не понять, сделаем,- зная крутой нрав командира, быстро ответил майор Фадеев.

Но когда он увидел огромное поле, гектара этак три, усеянное вековыми пнями, он понял, что погорячился и почесав затылок, произнес:
- Ну, ты даешь председатель, да тут работы на целый месяц, и как ты командира уболтал.
- Майор ты же военный человек. Приказ есть приказ, вот и выполняй,- зло ответил председатель, а потом, смягчившись, добавил,- ты даже не представляешь, какое дело для нас сделаете, век вас помнить будим.


На следующее утро, майор проводил инструктаж Володькиной группы:
- Так, бойцы, вы думаете, что это пни. Так я вас должен огорчить. Это не пни, а элементы вражеской обороны. Через неделю полк идет в наступление, и что бы к этому моменту от этих дотов и противотанковых ежей и следа не осталось. Вопросы есть? По глазам вижу, что имеются. Отвечаю, неделя и ни часа больше. Тем более, товарищи сержанты, в объявленный отпуск отбудете сразу после выполнения задания.
- Товарищ майор, так с этого надо было, и начинать, оживились двое здоровенных, сибирских парней, да мы их в раз в щепки разнесем.
- Вот и хорошо, желаю вам успехов в освоении смежной профессии подрывника- мелиоратора,- подвел итог майор и расположился в тени березок.
 Закипела работа. Володька хорошо знал своих ребят и обучил их всему, что знал сам, а кое-чему научился и у них, но поставленная задача казалась ему не выполнимой. Но глаза бояться, а руки делают. Шурф, закладка, детонатор, шнур, укрытие, подрыв - простая работа не лучше и не хуже, чем у других. Пни вылетали из земли, размахивая своими корнями, как крыльями и были похожи на волшебных птиц из страшной сказки. Когда прикорнувший майор, встрепенулся от очередного взрыва и выскочил из короткого сна и увидел это феерическое зрелище, ему показалось, что он находиться в лесу Кощея бессмертного, где на его страже стояли живые пни. Придя в себя, майор поднялся, сладко потянулся и обомлел от увиденного:
- Вы у меня прям ударники коммунистического труда, пятилетку за три года решили смолотить,- сказал он, осматривая район «боевых действий». Козлов, а время сколько?
Володька с гордостью посмотрел на генеральский подарок и ответил:
- 13.30 товарищ майор.
- Война войной, а обет по расписанию, старик Суворов нас этому учил. Возьми машину и сгоняй в село за провизией для скромных тружеников народного хозяйства.
Трясясь на ухабах, Володька решал для себя сложную философскую задачу - сколько бутылок портвейна взять майору. С одной стороны выходило, что в такую жару ему хватит и одной, противоположная сторона подсказывала, если он предложит и ему разделить компанию, две будит в самый раз.
И конечно он не знал о том, что в это самое время, на стол командующего армии начальник отдела кадров положил разнарядку, пришедшую из штаба округа. Она предписывала отобрать пять младших офицеров для дальнейшего прохождения службы
В частях специального назначения Главного разведывательного управления Генерального штаба.
- ГРУ контора серьезная, -сказал командующий, поэтому отобрать надо самых лучших, чтоб армию не посрамили. А этого я сам лично в деле видел, добавил он, выводя ручкой на штабной бумаге фамилию Козлов. Думаю, моей рекомендации хватит.

К вечеру после выпитого портвейна, наблюдая за полетом пней, майор Фадеев, обняв Володьку, сказал:
- Смотри лейтенант и фотографируй в своей памяти это зрелище, где тебе еще удастся увидить пеньковый салют. Может когда нибудь, ты захочешь о нем вспомнишь.
 Через пять дней фронт работ приближался к концу. И уперся к вековой пень огромного дуба.
- Сколько там у нас тротила осталось,- спросил майор Фадеев.
- Двадцать пять килограмм,- ответил сержант.
- Он мой, показывая в направление пня,- произнес майор. Учитесь, пока я жив, как работает профессионал. И взвалив на себя тяжелый груз, майор пошел вперед.
«Так, наверное, Пониховский ходил на гуся»,- вспомнил Ильфа и Петрова Володька.
Вся группа затаила дыхание, наблюдая за четкими, быстрыми и выверенными движениями своего командира, в которых, присутствовала какая-то мистика шамана.
Когда последний пень оторвался от земли, майор с гордостью произнес:
- Может космическим мусором он и не станет, но в ионосфере поджариться точно.
Ну, все лейтенант поехали. Твои ребята тут и без нас разберутся.


Через час в кабинет командира ворвался секретарь парткома и прямо с порога, запыхавшись, заверещал:
- За пни, конечно, спасибо тебе, Петрович. А за остальное, извини, но ответить придется.
- Да успокойся ты, что случилось, на вот выпей,- сказал командир, протягивая секретарю стакан воды.
- Да диверсанты твои такое учудили, до сих пор мурашки бегают от увиденного.
Полковник напрягся, нутром чуя большие неприятности:
- Да не томи ты, давай рассказывай. Жертвы, разрушения есть?
- Еще какие,- подлил масла в огонь секретарь. От этих слов у командира заныло сердце.
- Один бычок, две коровы- это потери, выбитые стекла на всей ферме и обвалившаяся крыша- это разрушения. Дорого нам твоя помощь обошлась. А еще начальство из района через неделю приезжает, скандал будит. Секретарь пытался развить тему, но так и остался сидеть с открытым ртом. Потому как в это мгновение командир разразился очень длинной тирадой сплошь состоявшей из высокохудожественных матерных слов. Уши старого колхозника слышали многое на своем веку, но такого не приходилось. Они даже у него зашевелились, словно благодарили за доставленное удовольствие.
Полковник рухнул в свое кресло, сердце вроде бы отпустило.
- А теперь, Михеевич, рассказывай все по порядку, связался я с вами на свою голову.
- Да, что уже рассказывать, раньше надо было своих бойцов воспитывать. Ну, приехали с твоими хлопцами на ферму. Хотели отблагодарить за работу, чтоб все по-людски было, вывели бычка. Я еще спросил у них - в части забьете, или вам тут его освежевать? Прапорщик твой, шустрый такой, говорит:
- Что вы, не надо, мы сами справимся.
- Не успел я еще дойти до фермы, как он уже облепил своим пластилином рога бычка, обмотал какими-то проводами и их поджег
- Не пластилином, а пластидам, - поправил его командир.
- Хрен редьки не слаще,- парировал секретарь. Когда я повернулся, смотрю бычок, в начале на лево голову повернул, словно прислушиваясь к незнакомому звуку, видимо ничего не понял, что у него тут шипит в ухе, потом в правую сторону, эффект тот же, тут то он и запаниковал. Чует животное, что дело не ладное, и давай спасаться. На ферму, конечно, побежал к мамке. Твои хлопцы в рассыпную, кому охота в корриде участвовать с заминированным бычком. Ну а тот забежал на ферму, и аккурат между двух телочек и пристроился в надежде шум это унять и тут взрыв.
Положим с бычком и коровами мы разберемся, на мясо пустим и колхозникам продадим. Да и стекла, сами вставим. Но вот крыша, Петрович, твоя проблема. Думаю, так по совести будет.
 Командир по селектору вызвал дежурного по части:
- Фадеева и Козлова срочно ко мне.
Когда они появились в кабинете командира, то вместо слов благодарности за досрочно выполненное задание они услышали то, чем не так давно наслаждались уши секретаря парткома.
- Слов моих больше нет,- устало сказал полковник,- чтоб через три дня крыша была на месте.
Ошарашенные и ничего не понимающие офицеры про себя поняли только одно - на фоне услышанного остальные слова просто меркнут.
В назначенный срок командир части лично приехал на ферму принимать работу. Он остался доволен увиденным и сказал:
- Молодец Козлов, еще одну профессию освоил на этот раз кровельщика, глядишь, когда и пригодится. А если серьезно, то собирайся Володя, в спецназ тебя переводят. И даже не знаю, поздравлять тебя или нет. Не ровен час, за речкой окажешься в скором времени. А я хотел тебя с собой забрать. Выходит, судьба уготовила тебе другую дорожку. Береги себя лейтенант и удачи тебе.




Прошло 25 лет. От одной этой цифры кружится голова, сколько она в себя вместила, для него и тех людей, которых генерал Козлов, сегодня пригласил к себе в гости. Кто-то знал его больше, кто-то меньше, кто-то совсем недавно стал его другом. Но от этого формат нашей встречи не мог измениться, потому что все мы были офицерами, а для настоящего офицера не существует глагола, был. Они всегда остаются ими, даже если на их плечах уже нет пагон.
Мы посмотрели новый полигон, на месте которого, совсем недавно было болото, рядом строились новые здания с красивыми крышами. Его старый друг тоже генерал сказал:
- Ну, Владимир Андреевич ты даешь, ты и мелиоратор и спец по крышам, просто нет слов.
- Да понимаешь, Олег, была в моей жизни одна история, улыбнувшись, своим природным юмором, ответил генерал-майор. И он рассказал ее нам под вкусную уху, в майский, жаркий день на берегу полигонного пруда. Мы все от души посмеялись над эпизодом из его молодости.
 А что он нам не рассказал? Очень многое. То , что можно было прочитать в его глазах, которые смотрели на нас без укора, всепонимающим взглядом, в котором
 вместилось вся его офицерская Володькина судьба от лейтенанта до генерала: белорусские болота, афганский песок, чеченские горы, и тот, не забываемый ночной марш, когда его батальон взял под контроль аэропорт одной балканской страны, напомнив всей России, что ее армия еще жива.
 Все это можно конечно забыть, за исключением шрамов на сердце от потери друзей, которые от, куда то сверху смотрят на тебя напоминая о том, что ты жив, а их нет. И уже не успокаивает тебя, что дырок на теле больше чем на кителе от орденов и звезды героя другой уже страны, но по-прежнему твоей Родины.
 И поэтому когда Владимир Андреевич произносил третий тост, за тех, кого с нами нет, мне показалось, что в это мгновение он погибает вместе с ними.