Кеша

 К Е Ш А
 Николай Борисов

 Увлеченный игрой Кеша не заметил наступления сумерек.
 Серая мгла обволокла, окутала и вобрала в себя сначала крыши домов и верхушки деревьев, а потом и ворота на футбольном поле, словно растворились, стали едва различимы. Всё вокруг, как-то сразу успокоилось и притихло, летней, степной тишиной: усталой и душной.

 Одни мальчишки ничего не замечали, они с детской ненасытностью гоняли по совхозному стадиону футбольный мяч, в своей увлеченности и забывчивости ничего не видя и не слыша.
 Их суматошная возня и распаленные игрой выкрики, далеко разносились в тишине, заглушив мычание и блеяние стада, которое прошло для них незамеченным. Ребячьи перебранки, толкотня, падения, удары по едва различимым воротам и просто упоительная радость владения мечем, поглотили Кешу, увлекли.

 - Иннокентий!- Голос матери раздался для Кеши так неожиданно и вдруг, что он оторопело замер, лишь только сейчас сообразив, что наступила ночь, что стадо с Малюткой уже, по-видимому, давно прошло и прошло не с привычной стороны стадиона, а где-то с другой стороны совхоза. А он заигрался, забыв наказ матери встретить Малютку и вот мать пришла, разыскивая его. Внутри у Кеши что-то сжалось и замерло, откуда-то пробежал по спине холодок и опустился, где-то в животе, тоскливо-щемящим неудобством.

 - Ах, ты окаянный! Вот ты где! Всё пинаешь этот пузырь? В темноте, как вы его только находите? – Кеша видел, что в руке у матери хворостина, нет, не для него она, конечно, припасена, но сейчас лучше держаться от неё подальше, ведь бывало, что уж там, мать иногда путала, кому она её уготовила.

 - Ма! Ма! Я сейчас! Мам, я быстро! – Кеша пятился от матери готовый бежать. Вот только куда бежать, в какую сторону? Где теперь искать, неведомо куда ушедшую Малютку.
 - Горбушку возьми! Горбушку! А то не захочет за тобой идти, да и сам перекусишь. Весь день ни знай где черти носят.- Маленьким юрким зверьком Кеша метнувшись, выхватил из материнских рук чуть ли не краюху хлеба и стремглав бросился через футбольное поле, в ту сторону, откуда обычно гонят пастухи домой домашний скот.

 - К машинному двору, к машинному двору беги! Оттуда сегодня коров гнали! – летели, догоняя его слова матери.

 Она улыбнулась, прошептав про себя: « Вот, шельмец, ох непоседа. На пустом месте дырку вертит». И ещё чуточку постояв, высматривая его в темноте, тихонько пошла домой, погруженная в свои думы.

 Единым духом, пробежав футбольное поле и перемахнув через небольшой заборчик, Кеша скатился с насыпи окружающий стадион. Ему показалось, что он провалился в большую и глубокую яму. И здесь, на самом её дне, его что-то обхватило, обняло, обдав жаром. От неожиданности он даже задохнулся, но по инерции еще немного пробежал в полной темноте и тишине.

 Кеша на секунду остановился и пошел неуверенным шагом, шагом слепца.
 Ночь дохнула на него пересохшим дыханием степи.

 Земля, уставшая от раскаленного летнего зноя, будто ворочалась впереди, там, в темноте, тяжело вздыхая и неторопливо устраиваясь на ночлег. Земля, покрытая, обожженным солнцем, ковылем, шуршала под ногами, шепча что-то непонятное Кеше, таинственное. Таинственное шуршание, невнятные вздохи, издаваемые степью и непроглядная темнота ночи, напугали Кешу, но он пошел в её кисельную черноту, всё дальше уходя от огней близь стоящих домов.

 Изредка он останавливался и кричал, жалобно и просящее:
 - Ма-а-а-лю-ю-ютка-а! Ма-а-а-лю-ю-ютка-а! – Звук его голоса улетал поглощенный непроглядной тьмой и пропадал в её бездонности, и Кеша кричал снова.

 Ему было страшно, но наказ матери и чувство своей вины перед ней, вели его все дальше и дальше в степь.

 От темноты и страха, мысли его какими-то липучими клубками, словно, цеплялись к нему из темноты, одна страшней другой и будоражили его воображение. Ему чудилось, что волки уже разорвали Малютку на куски и звуки этой их кровавой трапезы ему доносятся из черноты. Но, нет, нет, они только гонят её, уставшую и несчастную, окружая и стараясь подальше увести от спасительного света совхозных домов.

 Кеша останавливался и от испуга кричал ещё неистовей и отчаянней, откричавшись, прислушивался, но ночь отвечала безмолвной таинственностью.
 И он заплакал, сначала беззвучно и будто нехотя, потом всё сильнее и сильнее. Неудержимые слёзы, наперегонки с жалобным и заунывным подвыванием, словно отгородили его от ночи и страха.

 Но, что это, ему почудилось? Нет, Кеша ясно услышал далекое и протяжное: «М-у-у».
 Всем телом рванувшись в ту сторону, он упал, больно ударившись коленом. Охнув, привстал, потирая ушибленное место, в ожидании вертя головой.

 Где? Где? Откуда? Его глаза шарили в темноте, ничего не видя. Сердце суматошно стучало готовое вырваться из груди. Всё забылось и страх и слезы. Он на мгновении застыл, весь сжался, не дыша, он как бы слился с ночью. Всем телом он впитывал в себя, откуда-то появившиеся непонятные звуки.

 - Ма-а-а-лю-ю-ютка-а! – Кеша забыл про ушибленное колено. – Ма-а-а-лю-ю-ютка-а!- Ему показалось, что все его тело, кричало, звало единственное, родное в этой степи. Он побежал, сначала чуть прихрамывая, а затем, уже совсем не замечая боли. Побежал на ощупь, в темноту, откуда, как ему казалось, исходило долгожданное мычание.

 Зачем-то тихонько поскуливая, Кеша бежал, то и дело высоко задирая ноги, боясь оступиться или запнуться за какую- нибудь кочку.

 А ночь не обращала на него никакого внимания, она оставалась такой же непроглядной и безучастной. Вокруг была сплошная чернота, и небо нельзя было отличить от земли. Кеше вдруг показалось, что он ослеп.

 Остановившись, тяжело дыша, он огляделся и похолодел, только чернота. В испуге он запрокинул голову, неистово тараща глаза, силясь увидеть там, вверху, хоть одну звездочку. Тщетно, он ничего не видел.

 Покрутившись на месте, он лихорадочно пытался хоть что-то увидеть. И ему друг явно представилось, как мать, недождавшись его возвращения, вместе с отцом будут искать его и не найдут. Как с раннего утра, а может быть и с самой ночи мужики и бабы выйдут в степь, крича и зовя его.

 Как найдут его, лежащего свернувшимся калачиком и все увидят, что он ослеп. И мать, видя сына таким, заголосит во весь голос и с подурневшим лицом, с распущенными волосами будет целовать его причитая:
 - Кешенька, сыночек мой миленький! Кровиночка моя ненаглядная! Да что же это с тобой приключилось? Да как же это сталось? Да лучше бы я сама пошла, искать Малютку! – И Кеша от всего этого явно увиденного и пережитого вновь заплакал, завыл.
 
  И так ему стало горько и жалко, нет, не себя, а мать. Так ему захотелось к ней, что сердце его обдалось чем-то горячим и ласковым, он повернулся назад и увидел огоньки, огоньки совхоза.

 Они были где-то далеко, на краю степи, они мерцали, подмигивая ему. Кеша вспомнил, зачем он здесь и, словно, спохватившись, закричал с надрывом, срывая комок слез с горла:
 - Ма-а-а-лю-ю-ютка-а-а! – Теперь идя всё дальше от огней, он после каждого шага оглядывался, боясь потерять их из виду. Он был связан с этими, едва заметными, но такими теплыми огоньками, он был частицей их, он сам в этой непроглядной ночи был огонёк.

 И тут он услышал, скорее, почувствовал, какое-то жамканье, а может чавканье и замер, остановился.
 Что-то надвигалось на него, тяжело передвигаясь в темноте. У Кеши от испуга обмякли, онемели ноги. Он хотел закричать, побежать, но не успел. Это что-то ткнулось ему в самое лицо, своею жующей, слюнявой мордой.

 На Кешу пахнуло теплом, теплом дома, теплом материнских рук, запахом сарая и парного молока.

 - Малютка! – Кеша задохнулся.- Ах ты, корова безрогая. Ты что молчишь и молчишь? А я зову тебя и зову.- Он терся щекой о её шею, схватив рукою вздрагивающий коровий загривок.

 Малютка, жуя и развесив слюни, искала благодарности от своего маленького хозяина.

 - Что это у тебя? Что это? Ну, отдай? – Кеша рукой залез корове в рот и ухватился за кость, неведомо, где коровой подобранную. И животное послушное маленькому человечку отдало эту жвачку.

 Кеша протянул ей взамен большую часть горбушки хлеба, данную матерью:
 - Пойдем, пойдем домой. Там нас уже потеряли. Да и молока у тебя целый бидон. Доить пора.

 Он повернулся к огонькам и уверенно зашагал к свету, откусывая от горбушки.

 Ночь уже не пугала, она кралась где-то сверху, сбоку и не страшила его.

 « Ночь, как ночь,- думал Кеша. – Бывает и потемнее. А у этой вон и звезды светят». Сзади него, то и дело тыкаясь в спину и обдавая теплом, брела его Малютка.

 Кеша шел с легким сердцем, погруженный в свои, мальчишечьи, думы.
 
* * * * *


Рецензии
На это произведение написано 6 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.