Легион имя мне

И спросил его: как тебе имя?
И он сказал в ответ:
легион имя мне,
потому что нас много.
Марк 5:9
Глава 1

Я сидела в парке и с грустью пила кефир. Если честно, то в таком смятенном состояние духа нормальные люди обычно напиваются в стельку, в сосиску, в доску, до поросячьего визгу (нужное подчеркнуть, а если не нашли, то дописать самостоятельно или, если с великим и могучим вы на «Вы», то попросить друзей; специально оставляю место

Таких людей потом доносят под белы рученьки до ближайшей горизонтальной плоскости, на которой они проводят неудобную ночь, а затем, с утреца они вскакивают, бодрые, как огурчики; порой сползают с этой самой поверхности и на ощупь и наонюх (?) находят благословенный кефир (все-таки глупо с моей стороны топить печаль в молочном изделии) и жизнь у них налаживается, все у них прекрасно и замечательно.
Но для меня этот номер не проходил, ибо я завязала со всеми горючими жидкостями, которые человек имеет обыкновение в себя вливать, еще в студенческую пору, когда я в хлам нализалась на одной из гулянок, посвященных окончанию семестра. Дело было на первом курсе. С тех пор – ни капли. Ни даже самой малюсенькой. Поэтому–то я и утешалась кефиром в тот день в парке.
Что же произошло? Да ничего особенного. Просто я проснулась утром под трель будильника, и сонное сознание, судорожно цепляясь за рассеивающую дымку сновидений, недовольно пробормотало: «А смысл?» Я задумалась, потом махнула рукой в сторону сотового, чтобы отключить ненавистную утреннюю тренделку, а затем повернулась на другой бок, с разбега кидаясь в объятия Морфея и…
Такой подлянки от бога сна я не ожидала. А еще бог, черт побери! Он просто-напросто отпихнул меня и смылся.
Хотя… теперь-то понятно, почему он слинял. Всему виной тот вопрос – «А смысл?» Такой невинный, сказанный моим окутанным дремой и не желающим с ней расставаться сознанием, только чтобы я отвязалась, расслабилась, отдала контроль над

телом, дабы оно могло еще немного поспать. А вышло наоборот, слово ураганом вторглось в разум и вот тут все и началось…
Я проснулась. Открыла глаза и… уже больше смогла уснуть. Я глядела в потолок, на обои с солнцами, и думала. Ага, думала. И это в семь утра! Я так полагаю, что в 7 утра, раз уж встал, точнее, спихнул тело-мешок с кровати, хочется в душ или выпить чего-нибудь, что пробуждает ото сна, помогает влезть в одежду и транспорт и более-менее благополучно и без происшествий добраться до работы, успешно поработать, а затем домой. А мне даже и кофейку не пришлось в себя впрыскивать, сознание бодрствовало и размышляло.
«А смысл?» Вот-вот. Хотелось ехидно поинтересоваться у своих же собственных мозгов: эй, а смысл, зачем тебе думать? – но мозги, занятые мышлением, запрос информации проигнорировали. Да уж. Тут и так все было ясно…
«А смысл?»
В общем, это семь букв, один пробел и один вопросительный знак с садистским смаком пустили мою жизнь под откос. Ибо в тот занимательный день, когда этот вопрос крича, родился в мозгу, я поняла, что смысла н е т.
Я не вижу смысла в том, чтобы вставать рано, потому что я не вижу смысла в своей работе, потому что смысл покинул мою жизнь вообще.
Но на работу идти было НАДО. Я была должна там появиться. ДОЛЖНА. Если что-то и есть в этом мире пробудительнее кофе и холодного душа, так это слова, обозначающие долженствования. ДОЛЖЕН, НУЖНО, ОБЯЗАН(А), НАДО, НЕОБХОДИМО и опять ДОЛЖЕН. Плюс страх потерять работу, если ты вдруг, с неизвестного науке перепугу, решишь, что не хочешь быть ДОЛЖЕН.
В тот день на работу я пошла. Даже не опоздала. Но эти семь букв изменили все. От работы, которая, если не всегда, то все-таки изредка радовавшей меня, сегодня повеяло кладбищенским холодом. На рабочем месте стало неуютно, я сама себе показалась там неуместной… Словом, перед обедом я отпросилась до завтра, сославшись на легкое (?) недомогание. И вот я в парке, грущу и пью кефир, а в голове все тот же вопрос «А смысл?» - то издает гулкие звуки, как натянутый баннер, хлопающий на ветру, то скачет испуганным зайцем.
 От невеселых мыслей меня отрывал только красивый вид. Несмотря на осень и ощутимо-прохладную погоду, деревья шелестели зелеными ветками, в траве, хоть и пожухлой и сгоревшей от солнечного лета, кое-где виднелись островки зелени.


Предзимнее солнце щедро делилось остатками тепла: было светло, радостно, мне пригревало спину. Рядом со мной, в кружке солнечного зайчика, притулился пятнистый котенок; он сидел, нахохлившись, и, зажмурив глаза, урчал от неизвестного мне удовольствия. Он с непосредственным энтузиазмом разделил со мной ровно столько кефира, сколько влезло в его желудок-наперсток (вот ведь, что реклама творит! Теперь все знают размеры кошачьих внутренностей и опасность бактерий под ободком унитаза!), а затем милостиво разрешил гладить себя по мягкой шерстке. В игольчатом пальто ближайшей ели кто-то шумел; на землю периодически фланировали колючие пучки, да с треском прокладывали себе путь шишки.
Я рассеянно почесывала котенка за ушами и обозревала парковый пейзаж. На душе было муторно. Внутри все крепчало и росло убеждение, что надо что-то делать, но что именно – до этого убеждение, по всей видимости, еще не созрело. Пришло явное осознание, что надо менять свою жизнь, только пока не осознавалось, как. Мелькнула молнией мысль о том, что следует чему-то научиться из сложившейся ситуации, но мысль это настолько напугала, что я поспешно загнала ее в самые пыльные закутки сознания.
Кефир закончился. Я встала, взглядом обшаривая окрестности в попытке выявить урну. Урна обнаружилась, но очень далеко. Пришлось топать через весь парк, чтобы выкинуть кефирную бутылку, а потом обратно к облюбованной скамейке. Пока я бродила, солнце скрылось за темной тучей; солнечный коврик, на котором устроился кошачий малыш, исчез, и он жалобно мяукал и дрожал на легком ветерке, прилетевшем со стороны пруда.
Я взяла кроху и посадила к себе на колени. Машинально поглаживая его, я вновь задумалась о своих утренних откровениях. Так странно все. Почему именно сейчас, ведь все было хорошо! Мдя… видимо, не все, а то зачем только появляться столько странному вопросу?
Наверное, каждого человека, в конце концов, одолевает мысль о смысле его существования. Кто я? зачем я? – сколько раз лились пугающие слова с уст телеэкранных героев, шептали уста героев книжных, слышались в патетически-пьяных речах друзей… вот и меня одолела эта же великая дума.… Где-то я слышала, что некоторые люди, боящиеся высоты, специально лезут в горы, чтобы побороть свой страх. Они лезут в самое пекло (хым, про гору лучше, наверное, будут сказать, в самый морозильник), чтобы, стоя на вершине, доказать себе, что они выше страха… Врага надо знать в лицо…

На ладонь что-то капнуло. Я подняла голову, думая увидеть в вышине хмурое небо… и только, когда влага начала робко протаптывать узкую тропинку на щеке, поняла, что плачут не небеса, а я сама….
Я всхлипнула; всхлип потревожил котенка и он заворочался. Я оглядела парк. Он как-то потускнел, выцвел, ветер пригибал траву в преддверии бури, гнал по асфальтовой дорожке шуршащий мешок. Затихли на деревьях птицы, перестали доноситься голоса людей и гавканье собак. Похолодало.
Мне стало и вовсе страшно. Зябко. Одиноко. Казалось, весь мир исчез, осталась только я одна с котенком на скамейке посреди черного ничего. Наверное, каждому человеку в поисках истины рано или поздно придется сталкиваться с самых хитроумным и коварным противником – самим собой. Приходится понимать и принимать этого знакомого незнакомца, который всегда рядом, всегда с нами, но о котором мы так мало знаем, с которым так редко говорим, которого так редко слушаем…
- Точнее сказать, вообще не слушаете.
Я вздрогнула от звука незнакомого голоса и открыла глаза.
Передо мной стояла миловидная девушка в простом длинном платье, с рукавами до запястий и вырезом-лодочкой. Волосы распущены, вокруг шеи монетка на черном витом шнурке, ноль косметики. Я бросила взгляд на ноги, почти ожидая, что она будет босой; нет, есть шлепанцы. Теперь я уже глядело на лицо. Лучистые глаза-угольки вспыхивали в сгущающемся сумраке, губы улыбались теплой улыбкой.
Я неловко улыбнулась в ответ, смущаясь, что вся растрепана – тушь наверняка потекла по лицу, - а глаза заплаканы.
- Здравствуйте.
- Точно. Совсем себя не знаете…. Что же ты ко мне на «Вы»?
Я вконец растерялась. Мы знакомы? Не припомню…
(Девушка возвела глаза к небу)
хотя что-то мелькает в голове, что-то смутно-узнаваемое
(Девушка радостно улыбнулась и принялась крутиться, чтобы я могла лучше ее разглядеть)
но не могу зацепить мысль-призрак, летающую тенью в подсознании, и вытащить ее в сознание…
(Девушка всплеснула руками)
- Расслабься. Если будешь напрягаться, то и не вспомнишь.

Я захлопала глазами. Кажется, я даже покраснела.
Девушка засмеялась. Потом покачала головой. Вздохнула.
- Как все запущено… Но ничего, мы быстро все вспомним и всему научимся заново… если ты, конечно, и впрямь этого хочешь..
Вспомнить? Но ЧТО? Научиться…. Чему?
- Ты же хотела найти смысл! Или я ошиблась?
- Смысл… но откуда…
- Откуда я знаю? – Девушка вновь рассмеялась. – Узнаешь со временем. Ну а пока я здесь, может быть, у тебя есть ко мне вопросы?
Очевидно, она из дурдома сбежала…
(Девушка опять засмеялась, а потом захлопала ладонью по стволу ели).
Но почему я не боюсь ее? Она… необычная
(Девушка подняла большой палец вверх и серьезно закивала)
да, необычная, но не внушает страха.
(Девушка улыбнулась)
Скорее наоборот… хочется поделиться с ней проблемами, которые меня мучают!
- Ну, так делись, не тяни!
- Ты читаешь мои мысли?! – брякнула я от изумления.
Девушка фыркнула.
- Не все. Некоторые мысли и читать не надо, настолько они стереотипны. А другие у тебя на лице написаны…– Она ухмыльнулась. – Флуоресцентной краской. В темноте светятся.
Я смутилась.
Девушка посмотрела на меня, села рядом, взглянула уже мне прямо в глаза, а затем совершенно неожиданно притянула к себе и крепко обняла.
- Расскажи мне, почему ты печалишься и плачешь, - попросила она ласково, поглаживая меня по голове. – Расскажи, что тебя тревожит…
Меня никогда еще не обнимали ТАК. Было тепло, уютно, светло, радостно, а главное, я чувствовала себя защищенной и очень любимой…
Я рассказала ей и про вопрос, и про работу, и про горькие размышления, а она слушала. Я дрожала, мой голос то и дело срывался на шепот, а она согревала меня и делилась своими силами. Я плакала, а она осушала слезы неизвестно откуда взявшимся платком.

Сколько прошло времени, я не знаю. Очнулась я только, когда на скамью и мой нос упали первые капли дождя. Я встрепенулась. Котенок все еще был на моих коленях; теперь он щурился на меня, недовольный, что ему помешали спать. Я огляделась. Парк опустел, на него спускалась мгла осеннего вечера…
Тут я поняла, что все еще сижу и мокну. Моя собеседница-исповедник
тоже сидела рядом, с мокрых волос на лицо струйкой бежала вода.
- Спасибо, - поблагодарила я незнакомку.
Та улыбнулась.
- Пока еще не за что. Но если ты и впрямь хочешь найти смысл, истину, то мы
еще встретимся.
С этими словами она вновь обняла меня, поцеловала в лоб и… исчезла. Только что была тут, а сейчас нет ее – испарилась, ушла, улетела.
Как я добралась домой, я не помню – слишком сильное впечатление произвела на меня таинственная девушка. Между прочим, я совсем не удивилась ее исчезновению. Это было так естественно, так… привычно, будто каждый мой знакомый точно так же пропадает при расставании. А вот чему я удивилась, так это когда, нашаривая ключи в сумке, я обнаружила, что прихватила с собой паркового бродяжку. Он был мокрым, дрожал от холода и так жалобно пищал, что я просто не смогла оставить его в подъезде и решила оставить его у себя.
Приняв ванну (а котенок - раковину), мы вдвоем обсыхали около обогревателя. Я пила ромашковый чай, а котенок шумно лакал теплое молоко, позаимствованное у соседки. Чистенький, он теперь казался красивее, хотя и напоминал грушу из-за своего маленького раздувшегося животика. Покончив с трапезой, он с радостным урчанием вновь устроился у меня на коленях.
Полумрак комнаты освещал тусклый свет уличных фонарей, один из которых светил прямо в окно. Допив чай и окончательно согревшись, я забралась под одеяло. Засыпая под колыбельную Бурундука (котенок оказался мальчиком, а называть его банальным Мурзиком или затасканным Васей не хотелось), я поняла, почему та девушка в парке показалась мне знакомой. Когда я смотрела на нее, то словно гляделась в зеркало и видела свое отражение.