Силуэт

 

 Давно это было… Давно… Заметно припорошила карусель жизни тот след в душе. Но все же одно мимолетное воспоминание о ней вызывает во всем моем существе целый комплекс ощущений. Занимательная штука память, не правда ли? Вот опять случайно произнесенное слово, и я погружаюсь в серый, с годами все более тускнеющий мир моего прошлого. Все оно превратилось для меня во вчерашний сон, в бесконечную и ненужную череду дел, встреч и расставаний, которую я, пожалуй, не задумываясь, выменял бы на еще один последний день жизни. Единственным условием моим стало бы то, чтобы это был тот самый день.
 Вечерело. В кабак, как всегда к восьми часам, начинала стекаться пестрая толпа разночинных горожан: рачительных бюргеров, утонченных аристократов, вульгарных нуворишей, безусых юнцов-разночинцев… Приводить в подобные заведения дам считалось плохим тоном, а добропорядочные горожанки почитали стыдным даже незначительное упоминание о знаменитом «Красном петухе». Ходили толки, что именно здесь замышлялись самые грязные и отвратительные во всей Европе преступления, плелись самые блистательные политические интриги, зарождались и рушились вмиг великие идеологии.
 Начало того вечера я помню плохо, оно было таким же серым и пресным, как, впрочем, и все предыдущие и последующие. Должен признаться, я не являлся ни чванным миллионером, ни безусым ходоком – вымогателем шального заработка, ни политиканом – заговорщиком, ни государственным разведчиком. Был я молодым, но подающим неплохие надежды физиком. В голове моей крутились и вертелись идеи об устройстве Вселенной, о природе времени и пространства и еще о сотне необычайно важных и совершенно пустых для большей части населения Земного шара вещей. Зал наполнялся табачным дымом, и в глазах уже начинало характерно двоиться…
 Я сразу ее и не приметил, настолько естественно и гармонично вписалась она в круг отутюженных аристократов, о чем-то на удивление мирно беседовавших за самым глубинным столиком зала. К середине вечера шум начинал медленно, но уверенно нарастать и заполнять собой внутренне пространство «Красного петуха». Бывало, что к полуночи звуковая волна накатывала и захлестывала с головой, а затем становилась невыносимой. Тогда я предпочитал выкатиться наружу сам, вдохнуть полными легкими контрастную тишину ночных улочек, пройтись задумчивым шагом по паркам и аллеям спящего города…
Да, я ее не приметил сразу. Она незаметной кошкой вкралась в мой серый вечер. Мне достаточно было одного случайного взгляда, чтобы, словно магнитом, быть притянутым за душу к ее изящному силуэту. Ведь я сидел тогда за столиком, расположенным в противоположном углу зала. Смотрел, сам не зная, зачем… Она стояла посреди компании джентльменов, которые с необычайным, самоотверженным сосредоточением внимали ее словам, не решаясь, судя по всему, вступить в дискуссию. Движения ее были просты, будто экономны. Помню, меня даже не удивило то, что на незнакомке была надета совершенно мужская рубашка. За то время, пока я ее видел, она успела сделать лишь два изящных взмаха рукой, приведших к необычайно прекрасному зрелищу: сияющие светом волосы очень естественно разметались по плечам и упали, прикрыв декольте. Слов ее я не расслышал, как ни пытался. Да и зачем? Наверняка, предмет их был не в моей компетенции. Однако готов дать голову мою ученую на отсечение: говорила она явно не о светских раутах. Глаза были до краев наполнены решительностью, о которой я только иногда смел мечтать в своей научной лаборатории. Решительностью, предшествующей последнему бою… За что же сражалось это хрупкое создание?....
 Я сидел, наверно, и впрямь, как статуя. Внезапно, как удар молнии, передо мной сверкнул белоснежный талон счета, а на ухо чьим-то неумолимым басом прогремело: «Простите, Ваше благородие, мы закрываемся»… Оглядевшись, я увидел лишь пустой зал. За тем столиком, где являлся мой силуэт, мирно сопел сторож, прижимая к толстому животу связку ключей…