Рассказ без конца. 24-е лето. Продолжение

Откуда все-таки эта глупая и безнадежная влюбленность не в тех мужчин? Не те мужчины, не те события, не та жизнь, которая должна быть… Все не настоящее, мечты и реальность имеют слишком четкие границы, стереть которые нужно иметь очень много сил. Теперь я могу предположить, что неправильная жизнь была у меня в связи с моей работой… Это ужасное, грустное болото…Четыре года я просидела в нем, сначала пытаясь приспособиться, а потом - пытаясь вырваться. Я нашла это место не сама, меня устроили. А поскольку я еще и училась, то постоянно слышала, что пока я учусь, это место идеально для меня, и чтобы я даже не вздумала смотреть куда-то налево.
Меня окружали пожилые люди, каждый день я обязана была видеть их лица, разговаривать с ними… Работа и есть жизнь? После работы мне никуда не хотелось идти, да и не с кем было. Я читала книги, слушала музыку, училась потихоньку и… мечтала… Моя личная жизнь протекала в моих фантазиях… Пожилые мужчины, на которых я каждый день смотрела, становились мне чем-то симпатичны… Я влюблялась в тех, кто был рядом со мной. Разве это не естественно? Я была абсолютно в добровольном плену и оставалась при этом как будто свободной.

У меня было множество эротических фантазий. В них присутствовали мужчины, существующие в реальности, эти мужчины мне чем-то нравились, чем-то меня привлекали. Это могла быть мелочь, какой-то незначительный штрих в фигуре, лице, в поведении.
В своих фантазиях я – с чужими мужьями; мужчинами, намного меня старше; мужчинами, толстыми и непривлекательными; с теми, с кем в настоящей жизни я никогда не найду общего языка; с теми, с кем у меня только конфликты, ссоры, передряги. Возможно, в отместку за это в моих мечтах они молоды, не женаты, стройны, ласковы, обнажены, целуют меня и имеют со мной интимную близость. Я заставляю их это делать.
Эти фантазии очень помогали мне в жизни. Можно даже сказать, что я не могу без них. Они успокаивают и спасают меня в трудную минуту. Психологи пишут и говорят, что такие фантазии естественны и вполне полезны. Но одна моя очень хорошая знакомая – верующая женщина говорит, что представлять в фантазиях чужого мужа – это грех. Ты думаешь о нем, а значит, потенциально желаешь. Я спорила и говорила, что в реальную жизнь эти фантазии никак не перекинуться. Эти чужие мужья и не узнают никогда, что я их представляла в мечтах.
И неужели женщины, которые считают грехом просто представлять чужого мужа в эротических фантазиях, гонят от себя такие фантазии, если они вдруг возникают, и при этом прекрасно себя чувствуют? Как же они живут, если не могут вообразить прикосновение понравившегося мужчины, его поцелуи, его нежность? Ведь это всего лишь фантазия!
Остается только влезть в фантастические дали и подумать, что фантазируя и представляя что-то, где-то в бесконечной вселенной возникает этот представленный мир. Те, кто в нем живут, считают себя реальными и таковыми и являются. Что если где-то во вселенной кто-то или другая я нафантазировали меня и мир вокруг меня? А я даже не подозреваю об этом?

Может быть, поэтому я и обратила на него внимание? На единственного молодого мужчину среди всех, кого я видела каждый день. Как вспомню, сколько чувств было истрачено зря, становится ужасно жаль и чувств, и времени. Напрасно все это, особенно если человек, на которого чувства тратятся, мало стоит и ни за чем тебе не нужен. Главное, что пустое и значительное сразу, началось с того, что он пригласил меня в гости…
…Когда я была у него в гостях, то после разговоров и еды мы сидели у него в кресле и обнимались. Да! Мы просто сидели в кресле и обнимались. Я почти лежала у него на груди, а он гладил меня по спине и волосам. И мне очень нравилось. И ему, наверное, нравилось тоже. Иначе он не стал бы меня соблазнять. То, что он хотел меня соблазнить, я поняла только потом, чуть ли не через день.
А потом мы переместились на его диван, причем он сам предложил это сделать. Мы полулежали и обнимались. Я рассказала ему кое-что сокровенное о себе. А сегодня мы встретились. И мне почему-то было тяжело. Сначала я хотела сделать так: пусть он делает что хочет и бывает где хочет, пусть все остается на своих местах, но только когда я захочу, мы с ним будем вот так же дарить друг другу наслаждение, целомудренно обнимаясь.
Потом я поняла, почему мне так тяжело: ведь Саши и его объятий никогда не будет именно в тот момент, когда я хочу. Мне было обидно, что он ни о чем таком не думает, а занимается своими великими делами. Дела… Всегда есть что-то важнее меня. Всегда есть что-то, что ставит отношения на второе место. А мне стоит больших усилий выставить отношения на второй план.
Итак, я должна осознать, что в жизни будет много моментов, когда весь свет будет не мил. И в такие моменты я могу быть и часто скорей всего буду совсем одна. И я должна научиться с этим бороться, бороться в одиночку. Я должна научиться выживать.
…Сегодня мне снова было хорошо с Сашей. Я сама пришла в его кабинет. И когда стало понятно, что разговаривать нам не о чем, он, наверное, почувствовал, что я хочу, и предложил подняться на пустой второй этаж. Я согласилась. Там мы сидели на полу и обнимались. И я попросила его иногда так делать. И он согласился.
…Сегодня мне снова плохо! Так надоело испытывать эти противные чувства. Такое ощущение, что меня испытывают на прочность. Саша приехал сегодня. И я так торопилась, чтобы прийти к нему. Я даже спросила, во сколько он сегодня уходит домой. А он сначала спросил, зачем мне это, а потом сказал, что через пару часов. В общем, я так торопилась доделать всю работу и прийти к нему, чтобы он меня обнял… А он взял, и ушел раньше чем через пару часов, причем намного.
Что он хотел показать? Что он независим? Я это знаю! Что он не нуждается во мне? Я это поняла! Или, может быть, он боится меня? Какими бы побуждениями он ни руководствовался, он все равно меня обидел. И зачем мне это надо? Если вступить в эти отношения, такое повторится не один раз. И почему я чувствую себя так, будто все, связанное с Сашей, имеет какое-то большое значение?
Как хорошо, здорово и прекрасно быть оптимисткой! И как это одновременно опасно, потому что чувство радости может в любую минуту пресечь плохое событие. Но оптимизм на то и оптимизм, чтобы с улыбкой преодолевать трудности. Саша позвонил и сказал, что заболел. Его не будет всю следующую неделю.
Саша совсем не нуждается во мне. А как хорошо было бы иметь любовника, нежного, умного, с которым можно было бы и поговорить о чем-нибудь интересном мне. Я подумала, не виновата ли я в болезни Саши? Если я хотя бы чуточку причастна к его расстройству нервов, то мне было бы это весьма лестно. Я бы подросла в своих глазах, потому что кто-то может из-за меня так сильно переживать. Хотя я упражняюсь в любви к себе каждый день. Я собой любуюсь, улыбаюсь, говорю, что я самая умная, самая удачливая и прекрасная. И все равно в лице и глазах у меня что-то не то, какая-то проклятая грусть, обреченность что ли… Любовь к себе – вот двигатель жизни. Когда ты любишь себя, можно подумать и о жизни других.
… Приходил Саша. Он действительно выглядит больным, каким-то не спокойным, как будто его каждую секунду что-то волнует, а он изо всех сил пытается об этом не думать. Он пришел не один, а с мамой. Саша как-то нелепо представил меня ей, сказал, что это Катя. А ее мне не представил, даже не сказал имя отчество. Но я не рассердилась. Они очень быстро ушли, вдвоем, Саша несколько раз повторил, чтобы я звонила.
После этого визита я ощутила себя такой несчастной, самой несчастной на свете. Даже брызнули слезы. Одновременно с чувством несчастья было ощущение, будто все, связанное с Сашей, не имеет к моей жизни никакого отношения. Все раздельно, само по себе. А впереди еще долгая-долгая жизнь, дни, которые надо чем-то заполнять. И ничего мне не будет в подарок, все только сама, сама. Но я готова принять вызов. Я знаю, что будет много моментов, когда мне будет нелегко. Но я должна справиться. И эти самые дни могут быть заполнены удовольствием и счастьем, и я сама могу это сделать.
Мне нужно все свои силы бросить на то, чтобы добиваться целей, профессионально расти и пр. К этому выводу прихожу каждый раз, когда начинаю думать о жизни. А любовь либо будет, либо нет. Ведь не могу же я все силы бросать на поиски мужчины своей мечты. Тогда я никем не стану. А ведь любовь – это то, что приходит само, а не то, что усиленно ищешь и находишь. А потом, кто знает, может, я вообще не достойна настоящей любви и никогда ее не найду?
После разговоров с Сашей мне почему-то чего-то больно, обидно, хочется плакать. Наверное, от невозможности осуществить свои желания. У меня нет возможности даже сказать о своем желании, сказать о том, что я так хочу. И откуда взялась эта мысль, что мы можем стать любовниками? Она взялась из того, что он хотел меня соблазнить, и он меня соблазнил, но не до конца. Близости между нами не произошло. Но теперь получается так, что я нуждаюсь в его объятиях, а он в моих – нет.
Как-то я посмотрела на небо и подумала, что небу, этой огромной космической силе, этой вечности, все равно до того, что я делаю, что со мной происходит, вообще все равно до меня. Точно так же людям, которые умерли, теперь все равно до нас. Они нам ничего не расскажут, ничем не помогут.
Если бы был кто-нибудь другой, в которого можно было бы влюбиться, который разделил бы мою страсть, понял бы меня, я бы отстала от всех и успокоилась…

…Потом я дала себе обещание, что больше никогда не дотронусь до Саши. А еще дальше я поняла вот что: меня мутит от таких людей. Не холить и лелеять их надо, а хорошенько выпороть. Фиговы всеобщие любимцы.
И вот я со всей отчетливостью вижу Сашу, все его нелепое и глупое существо, некрасивое, эгоистичное, бесполезное, бутафорское и, в конце концов, больное. Он не отходит от своей мамы, которая вечно шепчет и таращит глаза, как будто чего-то боится. Скорей всего она подхалимка, и вся ее жизнь построена на связях с другими людьми, на прошениях к ним и взываниях к их совести. Типа «ты меня не любишь, но ты должен, ты обязан…» А дальше можно все, что угодно. Начиная от «обязан найти мне хорошее место работы» и кончая «должен купить мне квартиру»…
Его болтовня казалась мне верхом совершенства. На самом же деле люди, которые любят слова, у которых речь поставлена красиво и правильно, часто не имеют ничего своего и не способны что-либо совершить, сотворить. Они положат свою жизнь на изучение чужого искусства, языка, страны. А создать что-то свое, что-то с нуля не могут.
Он казался мне сверхумным (может, из-за его большой головы?). Сейчас я понимаю, что нет такого дела на свете, которое смог бы он, но не смогла бы я. Я могу делать все то же, что и он. Даже рисовать, если меня подучить, я могла бы лучше него.
Он казался мне богатым и удачливым. И вот мне открывается истина. Все места работы, на которых он когда-либо пребывал в своей жизни, достались ему по знакомству. Его отец, работающий в трех местах сразу, обеспечивает его и его маму с лихвой. Саше точно не нужно напрягаться из-за куска хлеба и думать о том, что завтра, возможно, нечего будет надеть. Он знает, что есть отец и его деньги на карточках.
И, наконец, его отношения с людьми – то, что всегда мне казалось самым-самым, самым заветным, отрадным, любимым. Он говорит, что он всем друг. И он, действительно, старается всем угодить, быть со всеми сразу, быть со всеми в ровных, хороших отношениях. И нет ни одного человека, ради которого бросишь всех вокруг, даже кого так старался заполучить в кружок своих знакомых! Нет самого лучшего.
Куча каких-то двоюродных сестер и невразумительных знакомых от папы или мамы. К каждому он спешит с каким-то словом, с тем, чтобы сказав, убежать срочно к другому. По сути, убогий, одинокий и жалкий человек. Со всеми и ни с кем.
Я смотрю на него и понимаю, насколько я совершеннее, успешнее его. Насколько судьба была ко мне благосклонна, что уберегла меня от близких отношений с этим никчемным человеком. Какое счастье! Судьба преподнесла мне хороший урок, чтобы я в конце концов научилась уважать себя и любить и выбирать в жизни достойных партнеров.
Что я хотела от этого человека, которого даже мужчиной сложно назвать? Я отказалась от него с легкой душой. Потом очень сильно стало проступать то, что подозревалось в нем с самого начала: он нетрадиционной ориентации. Скорей всего потому, что боится женщин. А я еще больше усугубила его скрытый недостаток, так что он выплыл на поверхность.
Не смог. Не получилось. Позор. Поджав хвост, он убегает к старинным машинам, всемирной истории культуры, замкам, праздным шатаниям по музеям, праздной болтовне и искусственно придуманным целям. Сейчас с трудом могу вспомнить его лицо, а уж события, с ним связанные, - вообще стерлись из памяти. Действительно, к чему все это?

…Итак, мне нужно было срочно в кого-нибудь влюбиться. Если постараться, то это можно сделать. Припоминаю, что в школе, в старших классах, я заставляла себя обращать внимание на каких-то мальчиков только потому, что надо. Кому надо? Зачем надо?
К тому времени, когда мне понадобилось влюбиться, меня и мою сослуживицу, Олю, уже «сослали» одиноко сидеть в большом пустом особняке. А особняк этот по очереди охраняли четыре охранника. И это, конечно, были мужчины. И опять я обратила свой драгоценный взгляд на единственного нормального мужчину в моем тогдашнем окружении – на женатого охранника Сережу. Оле казалось, что он из другого города, почему-то непременно из Краснодара, потому что кожа у него то ли так гладко и ровно загорелая, то ли сама по себе такая темная. Сослуживцы, Ирина Петровна и Ирина Григорьевна, которые заезжали к нам иногда, называли его сонным охранником, потому что Сережа часто спал в будке.
В общем и целом никто, кто вместе работал тем летом, не заморачивался на него так, как я, ни у кого не занимал он столько мыслей, ни у кого не вызывал постепенно каких-то особенных чувств. И сам он, очевидно, был большой пофигист.
Два раза в неделю к нам приходила уборщица. Она была большая любительница готовить еду. Со временем она осмотрелась в особняке, поняла, что начальство сюда действительно не заглядывает, и как-то так придумалось устраивать посиделки с приготовленными ею лакомствами, со всеми коллегами, кто входил в наш тесный круг: я, Оля, Саша, Ирина Петровна и Ирина Григорьевна. Однажды она сделала много беляшей с мясом, и мы все сидели за столом и объедались этими беляшами. Охранников мы, естественно, никогда не приглашали. Но именно в тот день Сереже понадобилось что-то в комнате, где мы собрались. Даже не помню, что это было, но никто из нас не был рад его видеть, кроме меня, видеть так близко. Он пожелал нам приятного аппетита и, кажется, даже извинился. А в конце дня Оля сказала мне, что ему, наверное, тоже хотелось беляшей, что он же мужчина, который много ест, и много еще в этом же роде, что может говорить только она, женщина, которая любила своего гадкого мужа даже после его ухода из семьи и надеялась, что он вернется. И я предложила Оле угостить Сережу беляшами, которые мы не съели. Мы положили их в пакет, постучались к нему в будку, и я лично всучила ему беляши. Он их, конечно, взял. Не знаю, правда, что он с ними сделал, и мне почему-то сейчас кажется все это смешным. Я, например, если бы была на его месте тогда, не захотела бы ничего и всеми руками и ногами отказывалась.
Больше потом никогда в жизни не возникало у меня такого неподдельного желания накормить мужчину, пускай и не мною приготовленным. А если и возникало, то какое-то не настоящее, со смыслом «надо»… Кому надо? Зачем надо?

…Вчера были все, даже мой любимый охранник Сережа. Когда он прошел под моими окнами, у меня так екнуло сердце, что я забыла про все, в том числе и про Сашу. А ведь как я переживала совсем недавно по поводу него.
Какое все-таки счастье быть не влюбленной! Все влюбленные люди – больные люди. А мне, видимо, не доступна настоящая любовь. Мне доступна только влюбленность. Меня избавили от влюбленности в Сашу. Какое же это счастье!
Теперь я засматриваюсь на Сережу и задумываюсь о нем. Но этого делать нельзя, потому что он женат, а еще потому, что это все равно нелюбовь. Если бы была любовь, нас потянуло бы друг к другу и мы оба хорошо понимали друг друга. А с ним я этого не чувствую. Но у него такая очаровательная улыбка и так хочется его обнять! Но ничего нельзя, я себе приказываю!
…Сережа дежурил в пятницу и вчера тоже. Такое счастье выпадает редко. Вчера я видела его только утром мельком. Когда уходила, было очень жаль, потому что я знала, что в будке сидит Сережа, а ничего сделать не могу.
Два вечера подряд – вчера и позавчера я обнималась с его свитером. Когда все уходили, и я оставалась одна, я брала из раздевалки его вещи, поднималась на второй этаж, запиралась там в темной комнате и нюхала его свитер: он пахнет им!
Я одинока, он – нет. Я ищу любовь, он – не ищет. Почему он уже занят? Почему я опоздала? Его лицо и голос не выходят у меня из головы. До чего же он симпатичный!
Я не знаю, о чем думать, что писать. Наверное, не люблю я людей, мир, потому и меня никто не может полюбить. Что за странная потребность – не любить, а быть любимой. И вообще – если плачешь, переживаешь и от чего-то плохо – зачем это нужно?
…Сегодня я взяла фотоаппарат и попросила Сережу меня и Олю сфотографировать в доме. Какой он смешной! После двух снимков, когда мы с Олей заголосили в оба голоса «Давай тебя сфотографируем!», он загладил свой подбородок, улыбаясь весьма смущенно, заговорил, что он не бритый, и очень быстро ушел. Мы даже опомниться не успели.
Сначала мне было хорошо от того, что я с ним поговорила, что увидела его. А потом я сама наказалась за свою радость: мне кажется, что он думает обо мне плохо. А Оля провела со мной небольшую поучительную беседу на тему «А зачем мне это надо». Она сказала, что я умная девушка, и ей не хотелось бы, чтобы я тратила свои душевные силы на женатого человека. И она надеется, что я не собираюсь его отбивать. Она права: зачем мне это надо?!
И еще. Когда он убежал, мы с Олей вышли на лесенку. Я стала фотографировать ее на лесенке, потом она меня там же. Я ей сказала, что жалко, что он ушел и чтобы она никому не рассказывала о моих симпатиях. И после этого кто-то грохнул входной дверью внизу. Просто дверь эта так устроена, что не может не хлопнуть. Так вот. Боюсь, как бы это был не он и как бы он не слышал мои слова, сказанные Оле. А даже если он и слышал? Ну и что?
…Небольшой вывод: мне плевать, что он женат. Я хочу, чтобы он обратил на меня внимание, ну или попросту – изменил жене! Неужели я спятила?! Если бы у тебя был муж, отдала бы ты его какой-то непонятной девице?

…Наверное, я слишком увлеклась. Не заметила, как действительно влюбилась в него. Господи! В кого влюбилась?! Симпатию либо чувства глубже и сильнее можно испытывать к кому-то, кто пленил тебя чертами характера, покорил поступками, к кому-то, у кого знаешь хотя бы одну сторону. А я в кого влюбилась? В образ, который сама придумала? Ведь я совсем не знала его. К чему влюбляться в образ? Это ужасно, ужасно глупо!
Кончается моя придуманная, искусственная влюбленность грустно. Но так, как она должна была кончиться, для меня. Я пошла поздравлять охранника Сережу с Новым годом и всучить ему какую-то безделушку. Я это сделала. Внешне все получилось отлично. На уровне же чувств, ощущений, впечатлений, мыслей – ужасно! Он закрылся от меня, как делали другие мужчины до него, которые боялись. Может быть, я невольно дала ему понять, что хочу от него что-то? Я настолько сильно почувствовала, как он оттолкнул меня, как будто он действительно, наяву, меня оттолкнул. Всем своим существом он «закричал»: «Уходи! Я тебя не-хо-чу!» И, самое обидное: «Я боюсь тебя! Боюсь любых отношений с тобой! Оставь меня в покое!»
Нет, люди наверняка умеют общаться без слов, только не знают, как. Могли бы общаться на дальние расстояния без телефонов, одними чувствами, порывами какими-то душевными, энергией, аурой, биополем… Ведь чем-то крикнул мне женатый охранник Сережа без слов и без звука, так что я его поняла.
Он буркнул «Спасибо!». И дверь будки захлопнулась очень быстро. Я развернулась и пошла обратно.
А потом я ходила по пустым этажам нашего особняка и плакала. Слезы лились, и я не могла их остановить. Я вполне понимала, что это – наказание за преступление. И очень хорошо, что наказание пришло именно сейчас, сразу же после преступления, и хорошо что в виде слез, а не чего-то другого.
Я понимала, что наказание приходит только за то преступление, которое нельзя было совершать, иначе это было бы не преступление. Не с чистыми намерениями было мое поздравление, потому и расплачивалась я за него. Мне было тяжело и больно оттого, что он всем своим существом меня оттолкнул, не впустил…
Я как-то пришла в себя. Это надо было сделать, чтобы посмотреть сослуживцам в лицо и доехать до дома. Изо всех сил я старалась скрыть охватившее меня плохое состояние души.
Как-то мы с Олей очутились на Охотном ряду, поздравили друг друга с праздниками, попрощались. Заходили мы в храмы по пути или нет – не помню совершенно. Поскольку мы оказались на Охотном ряду, то по всей видимости, заходили. Но о чем я просила высшие силы в храмах, о чем думала тогда?..
Зато помню, как мы с Олей вышли из здания с пакетами мусора, помимо наших вещей. Я шествовала гордо и ни разу ни одним взглядом не повела в сторону будки. У меня было почетное задание – выбросить в помойку нашу опустевшую бутылку шампанского. И мне кажется, что Сережа внимательно смотрел на меня из своей будки: пока мы шли, как открывали и закрывали ворота, как выбрасывали мусор и шли до угла.
Так и осталось это горькое чувство до самого дома – чувство, что мне неприятно! А дома я села за стол и решила, что мне придется с этим жить: с этим воспоминанием и этим чувством неприятности. Ведь сделанного не отменишь. И как-то стыдно мне было этого чувства неприятности, потому что о том, что я поздравила с Новым годом охранника Сережу, знало много народу – и Оля, и мама, и даже моя сестра, и, наверное, предполагали Ирина Петровна и Ирина Григорьевна. И никто из них не считал, что я сделала что-то из ряда вон выходящее. Наоборот, считали, что это вполне в порядке вещей.
И поэтому я понимала, что никому, кроме бумаги, невозможно рассказать о моем чувстве неприятности. Они меня не поймут.

По дороге Оля рассказала мне, что они с Ириной Григорьевной видели меня в окно. И Ирина Григорьевна сказала по этому поводу: «По-моему, между Катей и этим охранником происходит что-то хорошее».
Как странно, что в глазах других людей все события и люди видятся иначе, чем у тебя. Пускай хотя бы у них будет впечатление, что между мной и охранником происходит что-то хорошее. Оно и было, если бы чувство неприятности не заслонило это «хорошее». Но оно не убило его. Я и сейчас, спустя много месяцев, почему-то вспоминаю только хорошее. И считаю во всем виноватой себя. Не надо было идти с недобрыми помыслами к женатому человеку…

А сейчас, спустя даже не месяцы, а годы, я думаю, отчего все это: обращаю внимание не на тех мужчин, думаю не о том, не то делаю?.. Все как будто не то вокруг меня, не мое, не настоящее… Не то, что должно бы быть… Мой извечный вопрос: решаю ли я сама или все решается свыше, я до сих пор не могу ответить на него. Пусть все будет, как будет или как должно быть? А как должно быть? Я понимаю это, что надо опустить руки и плыть по течению – и тогда будет, как будет… Но правильно ли это? Я не могу доверять течению, я не знаю, куда оно приведет меня.
Когда я иду с «нечистыми» намерениями к женатому мужчине поздравлять его с Новым годом, - но ведь это не от зла! Я не хочу ничего плохого, я только предполагаю и надеюсь, что… между нами может что-нибудь получиться просто потому, что он мне нравится, что, возможно, это моя судьба, счастье… Если подумать о том, что твоя судьба была рядом с тобой, а ты ничего не делала, ведь можно сойти с ума!.. Но так ли это на самом деле?..
Моя мама как-то сказала, что судьбу или любовь не надо искать, она сама придет… Звучит обнадеживающе, хочется верить.
А если не придет?.. Никто не постучится в дверь, никого я не зацеплю авоськой за пуговицу в метро, ни с кем случайно не столкнусь… И потом, когда лет в 45 я буду винить кого-то в не сложившейся личной жизни, мама может первая сказать мне, что я всю жизнь прождала принца, что я бездействовала и ничего не предпринимала… Вопрос вернулся к своему исходному виду: делать самой или не делать, а ждать и надеяться?.. Я никогда не смогу ответить на него.
В какие-то периоды у меня есть силы, я в активных поисках, я ищу средствами, мне доступными, стараюсь понять, определить: оно или не оно, я нахожу или не нахожу знаки, понятные только мне… Я как будто во тьме, на ощупь пробираюсь куда-то, надеясь найти свет. И когда я понимаю, что ошибалась, в очередной раз ошиблась, у меня появляется мысль: а не слишком ли дорого плачу я за каждую ошибку? Ведь это моя жизнь, и она проходит в этих поисках и сомнениях, тогда как должна я идти по одному-единственному правильному пути, о котором ничего не знаю и который никак не найду… Неужели в этом и есть смысл жизни? Неужели поиски пути, настоящего твоего пути – это то, на что следует тратить драгоценные дни своей жизни? А может, это и есть единственно правильный путь – терзаться в поисках идеала, которого на самом деле нет?

И тем не менее… Что бы там неприятное ни произошло у меня с женатым охранником Сережей, его образ почему-то прочно обосновался у меня в голове. Может быть, потому, что у меня никогда не было первой любви, школьной, безумной, все поглощающей, и не сформировался у меня светлый образ принца на белом коне. Может быть, настолько я опоздала в своем развитии, что образ идеального мужчины, мужчины мечты сформировался у меня на 24-м году жизни. А может быть и потому, что я не совсем сознательно, но все же поняла навсегда, что ничего реального у меня с этим мужчиной быть не может, не должно, не суждено… А это в общем-то значит, что в своем воображении я могу делать с ним все, что угодно, наделять какими угодно качествами, проживать с ним десятки разных жизней.. Ведь я ничего не должна ему в реальной жизни, и он мне – тоже.
Конечно, в моей жизни произошли и другие отношения, появились и другие мужчины. Кто-то, быть может, был мне безумно дорог, кто-то, быть может, дорог и сейчас. Я страдала, жила и события и чувства в особняке постепенно стирались из памяти. И не смотря на это, даже в периоды присутствия дорогого мне мужчины, бывали минуты, когда я понимала, что не хочу думать о нем. Обиделась, поссорились, - это пройдет… Но когда наступает ночь и моя голова касается подушки… В эти минуты перед сном можно думать о чем хочешь, представлять себе самые безумные, самые не реальные вещи… И теперь, всякий раз, когда в такие моменты голова моя касается подушки, я представляю образ, мной придуманный, не существующий как будто нигде… и все же основанный на настоящем человеке.