Агентство Парадиз

Агентство «Парадиз».

Я красным вином написал заявление смерти,
Причина прогула, мол, запил, куда ж во хмелю?
Два раза за мной приходили дежурные черти,
На третий сломались и скинулись по рублю.

Александр Башлачёв. «Похороны шута».

1.

Не далее как вчера меня вызвали в Агентство. Я оделся в свою единственную, практически ненадёванную «тройку», прихватил с собой деловой портфель со всеми важнейшими документами и в девять часов вечера я уже стоял у входа в неказистое жёлтое здание, располагавшееся посреди пустыря неподалёку от городского кладбища. Подойдя к двери с надписью «ВХОД», я, было, дёрнул на себя ручку. Но не тут то было – дверь оказалась закрытой.
- Тьфу, пропасть, что за шутки! – подумал я и сел на лавочку, стоявшую слева от злополучной двери.
Впрочем, долго мне ждать не пришлось – не прошло и пяти минут, как буквально ниоткуда передо мной возник изысканно одетый мужчина с тростью в правой руке.
- Здравствуйте, Владимир. – Сказал мужчина – Позвольте представиться, Ян Генрихович, исполнительный директор агентства «Парадиз». Сегодня вечером, если мне не изменяет память, вам звонил Меркурьев, мой сотрудник.
- Да, Георгий Александрович просил меня явиться, что я и сделал. Но скажите мне, Ян Генрихович…
- Зовите меня просто Янус.
- Хорошо, Янус, скажите, а почему закрыта входная дверь?
- Ну… - Янус задумчиво запрокинул голову и прищурил правый глаз – Это не суть важно. И вообще – начал он оживлённо – чего это мы мнёмся? Проследуемте внутрь.
Янус деликатно взял меня за руку и повёл куда-то за угол. Я было засопротивлялся, но как только я увидел открытую дверь, мне всё сразу стало понятно.
- Эх ты, идиот! – выругался я про себя – ведь Георгий Александрович говорил мне, что ждать надо у чёрного хода. А я то думал, он пошутил. Мы зашли внутрь, и я увидел перед собой простирающийся вдаль тёмно-серый коридор.
- Не беспокойтесь, дорогой Владимир Иванович, у нас, как видите, давно не было ремонта. Времени нет. И денег – скряга Хронос из казначейства на старости лет окончательно с ума сошёл.
- Угу – я понимающе кивнул головой.
- Ну, рассказывайте, Владимир, как жизнь молодая?
- Если бы молодая! – воскликнул я, всплеснув руками. Голос мой эхом прокатился по коридору и заглох где-то вдали. – Впрочем, грех жаловаться. Я ведь не старушенция какая. А так всё вполне устраивает… - Не зная, что ещё сказать, я уставился в потолок и начал разглядывать архитектурные произведения местных пауков. После некоторой паузы я продолжил – Вы ведь знаете, батенька, что я пишу.
- Ещё бы. Как не знать!
- Зря, я скажу вам, знаете. Лучше бы и не знали. Такой бред! Напишешь так вечером что-нибудь, а то и всю ночь над этим делом просидишь. А утром проснёшься с похмелья, кинешь взгляд на свои каракули – аж тошно становится.
- Полно вам, Владимир Иванович, самоедством заниматься! Я, конечно, много графоманов на своём веку повидал, глаз, что называется, у меня намётан; но вы, как это ни странно, к таковым не относитесь. Они, графоманы эти, у меня уже во где сидят, постылые! А вы… Вы, скажу я, чрезвычайно редкий фрукт. – Янус посмотрел на меня, как будто ожидая того, что мои глаза после его слов загорятся невиданным счастьем, а сам я запрыгаю от радости, что твой козлик.
- Я смотрю, вы не особенно рады.
- А чему ж тут радоваться? Они ведь, гады, бессмертны и бесконечны в своей одинаковости, а я – нет!
- Зря вы так рассуждаете…. Сами потом поймёте, почему. Вы сумеете, я в этом ни капли не сомневаюсь. – Янус оглядел меня с головы до ног, ровно так же, как военачальник перед боем осматривает вверенных ему солдат, затем посмотрел мне в глаза и одобрительно улыбнулся. – Что ж, теперь дело за малым – вы можете проследовать дальше, это первый кабинет слева. Там вас ожидает одна изумительная женщина… - Янус лукаво подмигнул мне левым глазом.
- Неужели, Машенька?
 - Нет. Увидите.

2.

Я прошёл с десяток шагов и открыл дверь указанного мне Янусом кабинета. Меня сразу поразило великолепное его убранство, особенно в сравнении с серым убожеством коридора. За столом прямо напротив входа за столом сидела женщина. Янус не врал – она была очень красива. Её облик мне сразу напомнил Венеру Мелосскую, разве руки у неё были на месте.
- Я так посмотрю – сказала Венера холодным тоном – вы ожидали увидеть здесь кого-то другого?
- Как…. Разве… - я чуть было не опешил от изумления.
Не волнуйтесь, у нас здесь превосходная акустика. Не надо быть экстрасенсом, чтобы услышать, о чём вы разговаривали с Янусом. Так вот – капризным тоном сказала Венера – скажите мне, кто эта Машенька?
Я застыл в совершеннейшем ступоре, не в силах выговорить ни единого слова. Венера пронзала меня убийственным взглядом своих голубых глаз. В этот момент она походила на сиамскую кошку, испытывающую зуд в одном месте.
- Ну, что же вы молчите?
 - А… Машенька. Давно это было. Любил я одну маленькую девочку. Милое, юное создание. Больше ничего, хоть убейте, не помню.
- А вы давайте, старайтесь. – Венера ехидно улыбнулась и пуще прежнего стала сверлить меня своим взглядом.
- Экая кокетка – подумал я про себя.
- Нет. Пока не могу, – залепетал я, для того, чтобы хоть как-то отбиться. И тут меня осенило. – Стоп. Но почему же она сейчас не со мной? Не могла же она меня бросить. И я её – тоже не мог. Ах, да! – я резко стукнул себя по лбу. – Она умерла. Прямо у меня на руках. Ей было восемнадцать лет, мне – двадцать два.
Во-от. А вы говорили, что не можете. Кстати, Владимир Иванович, пока не забыла. – Венера залезла в ящик стола и достала оттуда какую-то бумажку. – Вот вам документ. Не знаю почему, но Ян Генрихович, этот старый двуличный анус, забыл вас снабдить вот такой вот ксивой. Впрочем, я как его зам – а зовут меня, нет, вы не ошиблись – Венера Аполлоновна Мелосская - могу спокойно её вам выдать со всеми необходимыми печатями и подписями. И не надо так пялиться на мои руки – да, это протезы. Чего в этом такого?
- И куда мне дальше?
- Погодьте. Вы забыли ещё кое-что важное. Ведь Машенька была не единственной.
- Да. Сейчас, вспомню. Да, я припоминаю, мне было восемнадцать лет. Я любил одну девушку, она же меня, можно сказать, ненавидела. Кажется, её тоже Машей звали. Или Дашей. Нет, точно, это была Маша. Может быть, она и не со зла надо мной издевалось, но, ей богу, страшней боли я в своей жизни не чувствовал.
- Ну я же ей твердила – заговорила Венера на удивление доверительным тоном – пожалей его. Уж если не любишь, то хоть честь имей! А она ни в какую. Ни трубку взять, ни даже на письмо ответить. Ладно – выдохнула моя собеседница – ей это зачтётся. Ну а вы держались молодцом. Только вот зря вы всю эту комедию с ножом разыграли. У вас же, в конце концов, не девять жизней, как у кошки, а всего-навсего одна. Знали бы вы, Владимир – тут Венера кокетливо повела плечиком – сколько у нас мороки с этими самоубийцами. Просто жуть!
И вот ещё – прав ведь был Янус: зря вы так себя принижаете. У вас замечательные стихи. Будь я на месте Маши №1, я бы, прочитав ваши душераздирающие строки, не выдержала и в ноги бы вам бросилась. И век бы о прощении молила. Впрочем – Венера вернулась с небес на Землю – это всё не по моей части.
Я выдохнул, опустил плечи и, облокотившись на стол, принялся рассматривать выданный мне документ.
- А вот теперь вы можете идти. Следующий кабинет – в самом конце коридора, на нём ещё табличка висит: «Танатос. Приём посетителей круглосуточно»….

3.

Около дверей кабинета, в котором принимал Танатос, столпилось огромное количество народу. Большинство составляли долговязые американские солдаты в высоченных ботинках и иракцы, замотанные в грязно-белое тряпьё. Их было примерно поровну. Что характерно, и те, и другие, держали в руках автоматы Калашникова – Американца, как известно, не брезговали трофейным оружием. Среди этой двухцветной толпу резко выделяется высокий старик в затёртых трениках и пыльном коричневом пиджаке.
Я подумал – наверное, это и есть аксакал. – И тут же старик обернулся, обнаружив свою окладистую бороду. Она у него была белая. – Вот уж точно, аксакал. Ак-сакал.
Я подошёл к двери и робко просунул голову внутрь. И тут же закрыл дверь. Из-за двери донеслось:
- Прозерпиночка, глянь, пожалуйста, небось, очередной самострел припёрся. Больно мне хочется на этих дармоедов своё время драгоценное тратить!
- Мужчина, зайдите – произнесла Прозерпина холодным грудным голосом.
Я зашёл.
– А с чего вы это взяли, что я - самоубийца?
- Ну, значит, похож.
- Я, вообще-то, с бумагой от Яна Генриховича. – Тут Прозерпина переменилась в лице и заговорила совершенно другим голосом:
- Так это вы, Владимир Иванович! Дура я такая, не признала.
Рядом с Прозерпиной, молоденькой очаровательной девушкой в строгом синем платьице, сидел мужчина лет тридцати в щёгольском чёрном костюме и солнцезащитных очках.
- Здравствуйте, Владимир. Я, как вы, наверное, догадались, Танатос. А она - Танатос указал на Прозерпину – моя секретарша. Ради бога, не сердитесь на неё: она ещё очень неопытная. Как говорится, молодо-зелено. И, вообще, её можно понять. Мы все на нервах, дел - выше крыши и всё такое….
Хорошо. Можно присесть?
- Нет проблем. Харонт, старый пень, принеси-ка гостю стульчик! – В ответ из глубины подсобного помещения донеслось:
- Да иди ты в баню, очкастое мудило! Совсем уж загоняли! И так работы невпроворот.
- Шевелись! А то я тебя, гада, зарплаты лишу, будешь лягушек в Ахеронте ловить!
- Ладно, ладно. Уже лечу – проворчал издалека старик.
Через минуту через служебный вход в кабинет ввалился Харонт со стулом наперевес. Это был весьма ещё крепкий загорелый старик. Все руки его были покрыты татуировками. Одну из них я даже смог разобрать: «Поел сам, поделись с другом. – Снизу подпись: Цербер».
Итак, я сел…
Слушайте, Владимир, я давно хотел вас спросить – неожиданно начал Танатос – Вы хорошо плаваете?
Ну, в общем, да. У меня даже разряд есть.
Вот это хорошо. А когда вы заплываете далеко, вам, часом, страшно не становится? Вы не боитесь утонуть?
- Нисколько. Какая, к чёрту, разница, будет мне страшно или нет. Если я выплыву, то я выплыву. Если нет, то, как говорится, утонешь – домой не возвращайся.
- Вот это правильно. Страх, вообще, дурацкое чувство. Мне, знаете ли, непонятна его природа. Бояться чего-то неотвратимого – глупо. Если пуля уже летит, она едва ли смоет сжалиться над вами и свернуть куда-нибудь вбок. Ну а бояться того, что ты сам в силах предотвратить – глупо вдвойне. Мне даже объяснять не хочется. Лень. Короче говоря – подытожил Танатос – мыслите вы правильно.
- А теперь – я поднял вверх указательный палец – Танатос, у меня к вам будет вопрос. Почему ваше агентство имеет такое странное название?
- Хороший вопрос. В самом начале мы с Янусом хотели окрестить наше детище «Парадиз и Инферно», но Янус, голова, вовремя вспомнил, что Ада-то, в сущности, нет.
- Как это, нет? – изумился я.
А вот так. Сейчас поймёте…

4.

Харонт, покажите-ка юноше аттракцион! – я испуганно вжался в кресло готовый к самому страшному.
- Да не надо бояться. Сами ведь говорили, что глупо это – бояться. И, к тому же – заверил меня Танатос – Харонт без моего разрешения до вас и пальцем докоснуться не посмеет.
- Рядовой Джон Лютер Клеминсон! – пропойным басом произнёс адский лодочник. В кабинет зашёл солдат-янки, держась рукой за простреленное плечо. Не успел он сделать и пары шагов, как безвольно грохнулся на пол всей тяжестью своей двухметровой туши. Харонт тут же сгрёб своими ручищами солдата в охапку и швырнул его в приготовленную заранее корзину. Корзина была очень похожа на детскую люльку, только была в несколько раз больше – настолько, чтобы в неё мог поместиться такой вот здоровый детина. Тут же солдат каким-то волшебным образом начал уменьшаться в размерах, вместе с ним уменьшалась и корзина, в которой он лежал. Пока, наконец, я не увидел на месте здорового солдата в пыльной камуфляжной форме миловидного лысенького младенчика с соской во рту. Харонт посмотрел на малыша, потом повернулся к окну и что есть мочи свистнул. Через минуту в распахнутое настежь окно влетел аист.
- Прозерпинчик, доченька, достань, пожалуйста, рыбки нашему Архимеду. - Девушка встала из-за стола, подошла к стоявшему у окна ведру, брезгливо вытащила оттуда жирного окуня и протянула его Харонту.
- Кушай, умница - сказал старик и протянул рыбину аисту – А теперь лети! – Архимед домусолил окуня, осторожно взял в клюв люльку с младенцем и вылетел в окно.
- Ну, теперь видите. А вы-то, наверняка, думали, что детей находят в роддоме или, по крайней мере, в капусте…
Я сидел и молчал. В моей голове всё окончательно смешалось. Противоречивые мысли никак не хотели стыковаться друг с другом. В ответ на такую чехарду мой мозг решил перезагрузиться, и я впал в прострацию. В кабинете стояла мертвенная тишина.
Танатос вертел в руке серебряную ручку, Прозерпина прихорашивалась и одновременно пыталась строить мне глазки, не понимая, что я ровным счётом ничего не вижу и не понимаю. Вот глупенькая. Сразу видно, что девушка неопытная, может быть даже совсем ещё невинная. Харонт же стоял ссутулясь и тупо пялился на начальника,…

5.

Паузу прервал Танатос:
- Ну что стоишь, остолоп – обратился он к Харонту – тебя там целый взвод ожидает. Ещё чуть-чуть и ломиться начнут!
Харонт вышел, с силой хлопнув дверью. Через минуту он вернулся, ведя за руку Аксакала.
 - А сейчас – ещё один фокус – торжественно объявила Прозерпина.
- Момун-оглы, достаньте, пожалуйста, из кармана путёвку.
Сейчас…сейчас… - старческим голосом проблеял Аксакал и начал копошиться в своём пиджаке. Через минуту он вытащил оттуда замусоленную бумажку.
 - А теперь подойдите к окну, разверните её и разорвите на две части. – Момун-оглы подошёл к окну, расправил путёвку и дрожащими старческими руками порвал её.
И тут произошло что-то совершенно необыкновенное – в сравнении с этим даже трюк с солдатом показался мне дешёвым розыгрышем. Аксакал начал медленно и совершенно бесшумно растворяться в воздухе, пока полностью не исчез.
- ОК. – подытожил Танатос – старик этого заслужил. Мир его праху. Вернее, какому такому праху. Он действительно исчез. – Хотите, верьте – хотите, нет, но, Владимир Иванович, Селим-бая Момун-оглы больше не существует в природе. Лучше награды и не придумаешь. Надеюсь, старик не забыл написать завещание.
- По-моему, не забыл – заверила его Прозерпина.
- Всё. Молодец, Харонт. А теперь ступай прочь, смерд! И ты тоже, Прозерпиночка, выйди, подыши свежим воздухом. Молодому растущему организму это полезно…
- Ну что ж, Владимир, вот мы и остались наедине. Как вам Харонт?
- Однако, мерзкий тип.
- Да, он редкостный чурбан, но без него, поверьте, вся наша контора и гроша ломанного не стоит. И, кстати, то, что я вам тут продемонстрировал, не надо расценивать как какой-то там трюк – для нашего агентства это самая настоящая рутинная работа. Просто обычно мы работаем со всеми нашими клиентами в тет-а-тетном режиме. И никто не о чём не догадывается. Ну а вы, Владимир, не знаю, за какие красивые глаза, получили, не побоюсь этого слова, эксклюзивную возможность наблюдать за процессом со стороны. Кстати, насчёт красивых глаз – вам очень не идёт чёлка, которая торчит у вас посередине лба. Дайте-ка я её отрежу. – Я покорно подставил Танатосу свою голову. – Чик! Я, видите ли, в прошлой жизни был парикмахером. – Танатос отстранился, внимательно оглядел меня и сказал – вот теперь другое дело.
- А что вы, Владимир, скажете о нашей Прозерпиночке?
- Она вполне даже мила. Только вот зачем она всё время строила мне глазки? И Венера тоже, между прочим.
- Дело в том что, в Рай стало попадать очень мало молодых и красивых мужчин. Тоска зелёная. Прозерпине, бедняжке, даже пофлиртовать не с кем. Нам-то вольготно живётся: девушек в Раю – хоть отбавляй. И Машенька ваша тоже там. Но на этот счёт не беспокойтесь – даже такой козёл, как Харонт, к ней и на милю не подойдёт. Не положено. Так вот, Машенька, как вчера мне сообщил Меркурьев, собирает нынче одуванчики. Венки плетёт, подружкам, говорят, раздаёт.
- Так значит, я её там встречу.
- Возможно.
- И мне для этого надо порвать эту путёвку?
- Да, но не сегодня.
- А когда?
- Не далее, чем завтра. Мне нужно утрясти кое-какие мелочи. Да и вам, наверное, тоже.
- Понятно.
- Так вот, приходите завтра у девяти часам вечера. И не забудьте: входить надо через чёрный ход.
- Хорошо.
- Сейчас я позову Харонта и он сопроводит вас к выходу. Харонт! Старый ты хрыч, проводи джентльмена наружу!
Из-за двери появился молчаливый Харонт и поманил меня своей дряхлой рукой. Я покорно встал со стула, поднял с пола портфель и вышел из кабинета, не забыв предварительно пожать руку Танатосу. Мы с трудом протиснулись сквозь толпу ожидающих и вышли на простор коридора. Стук деревянных башмаков Харонта гулко отдавался в тишине. Казалось бы, от него тряслись хлипкая паутина, которой был покрыт потолок, и даже сами серые стены коридора.
Через пару минут я уже шёл по парку в сторону дома, насвистывая какую-то песенку. Наглое солнце заглядывало мне под шляпу, словно пытаясь выведать то, о чём я так напряжённо размышлял. Но я не сдавался и всё дальше надвигал шляпу на глаза. В итоге Солнце это надоело, и оно обиженно спряталось за облако.
Около самого выхода из парка я ненадолго остановился, чтобы проверить, всё ли на месте. Вытащив из кармана путёвку, я убедился в том, что все подписи и штампы на месте. После этого я положил её обратно в карман и пошёл себе домой дальше…