Курить по-цыгански

Закат уже близко.

На траве возлежит скатерть, уставленная мисками с салатами. На одноразовых тарелках разложены бутерброды с копченой колбасой, сыром и какой-то сомнительной рыбой. Сережка и Андрей разбираются с мангалом. Неподалеку солнце весело сверкает на воде озера.
Подмигнув, Женька достает из рюкзака три бутылки токайского. Марина, почему-то приехавшая на пикник в длинной пышной юбке и с ярко накрашенными ресницами, кривится:
– Кислятина!
Разливая вино, Женька следит за тем, чтобы пластиковые стаканчики не упали и не залили траву золотым алкоголем.
– Для тебя, Мариночка, есть и послаще.
Из рюкзака выползают еще две бутылки – «Варна». Марина, давно и тайно выпивающая – тонко, интеллигентно и в одиночестве – очень довольна. Она поправляет юбки, смеется, стреляет глазами во всех мужчин.
Шпроты цинично плавают в мутном масле; их надменные, высокомерно вытянутые лица смотрят на Инну широко распахнутыми глазами, не выражающими никакой мысли.
Рассаживаются. Все, кроме Сергея и Марины, давно не виделись, все изменились, и всем есть о чем рассказать друг другу.
– Надо выпить за встречу! – поднимается Андрей.
Инна бормочет:
– Да-да, за встречу шести людей, которые в свое время очень весело спали друг с другом.
Ее никто не слышит.
– Замечательно все-таки, что мы встретились, – говорит Марина и кокетливо раскладывает вокруг себя свои юбки.
– Ты тоже скажи что-нибудь, – обращается Инна к Соне.
– Да… – говорит аморфная Соня, – надо почаще встречаться. Расскажите хоть, кто чем занимается.
– Про меня всем все известно, наверно, – начинает Женька, но Марина сразу же возражает:
– Неправда, Женечка, я не знаю.
– Тут и знать особо нечего. В театре я играю.
– Серьезно, что ли? – спрашивает Соня.
– Абсолютно. Правда, большая роль всего одна – Иван Бездомный, но и это радует.
– Еще бы! Пригласишь как-нибудь на спектакль?
– Да приходите хоть на следующей неделе. Андрюха, а ты что делаешь?
– То там, то сям… Работаю…Диплом дописываю – в ноябре защищаться буду.
Они молчат. Нависает неловкая тишина.
– А я стихи пишу, – заявляет Марина.
Никто не обращает внимания на ее выступление. Андрей отправляет в рот бутерброд с колбасой и осведомляется:
– Да, все вроде устроились. Инна, а у тебя с аспирантурой как? Уже защитилась?
Инна пожимает плечами:
– Да бросьте, это давно забыто.
– Мне казалось, вы были нацелены на степень, – с не очень понятной иронией замечает Андрей.
– Выходит, вы ошиблись.

Сонно. Мухи норовят сесть на сметанный торт. Сонно. Соня отгоняет их. Сонно… Разноцветные призраки стрекоз носятся над далекой водой.
– Кто пойдет гулять к озеру? – спрашивает Сережа.
– Лень, – отвечает Соня. – Может быть, попозже…
Инна следит взглядом за танцем стрекоз.
– Я пойду, и, если можно, одна.

Солнце переливается на поверхности озера золотыми огнями. Инна передергивает плечами; становится холодно. Сзади слышатся шаги: подходит Андрей.
– Там Женька шашлыки готовит…
– Шашлыки… – задумчиво повторяет Инна. – Это правильно, очень хочется есть.
Андрей осторожно обнимает ее за плечи. Инна чувствует, как его холодные пальцы скользят по ее шее, гладят ключицы; каждое его движение ей до боли знакомо. Это волшебная минута, когда им обоим снова по семнадцать лет. Солнце плавится в озере.
– Неужели ты помнишь? – не оборачиваясь, спрашивает Инна и снимает его руки со своих плеч, хотя ей совсем не хочется этого делать.
– А неужели не помню? – шепчет Андрей, наклоняясь к ее волосам. – Кажется, не так уж много времени прошло.
– Пять лет. И что же ты помнишь?
– Все. Я помню все, – медленно произносит Андрей. Под его ногой хрустит шишка. – Как мы спали на том продавленном черном диване, и ели шаверму, и курили по-цыгански…
– Не может быть… Ты пьяный очень. И я тоже.
– Я пьяный? Оба мы пьяные, – он прижимается к ней все теснее.
– Это токайское… У меня от него кружится голова…
– Ты прекрасно понимаешь, что я все помню.
– Инна! Инна! Андрей! – кричит где-то Соня. – Шашлыки готовы! Инна! Андрюшка!
Ее голос рассыпается в пустоте леса. Инна отбрасывает волосы назад.
– Вот и все. Пойдем, – она делает несколько шагов.
– Дура! Возвращайся, все будет по-старому!
– Нет! Не будет ничего по-старому, потому что ничто не повторяется! Ничто и никогда! Дай мне пройти!
– Нет, – говорит Андрей, тяжело дыша, и прижимает ее к березе. – Я тебя никуда не отпущу.
– Ты с ума сошел!
– Да, – ответил он, зажег сигарету и жадно припал ртом к ее губам, отдавая ей ароматный дым.
Инна вдыхает и смеется:
– Нам это все только кажется. Проснемся утром – и ничего нет…
– Утро пока далеко.
Она закидывает внезапно-безвольные руки ему на шею.

Сидят у костра. Пахнет травой и жареным мясом, а от озера тянет прохладой. Из ниоткуда появляется гитара. Инна подходит, гладит ее солнечную деревянную поверхность, ласкает ее струны. Они отзываются еле слышно. Женька тянет:
С причала рыбачил апостол Андрей,
А Спаситель ходил по воде…
– Ой! – взвизгивает Марина. – Лягушка!
– Ой! – передразнивает ее Сережа. – Лягушечка! Лягушки испугалась!
А Спаситель ответил: спокойно, Андрей!
Никакого секрета здесь нет…
– Да ну тебя, – отмахивается Марина, обидевшись, а Сережа вдруг сочно целует ее во влажные блестящие губы. Остальные, хотя и не страдают особенной скромностью, демонстративно отворачиваются.
Лес пахнет черникой и малиной. С озера тянет сыростью. Комары, кружа над головами, звенят все громче. Костер гаснет.
– Черт! – громко ругается Андрей, уронив кусок курицы на джинсы. – Пойду руки сполосну…
Заметив, что Инна осталась одна, к ней тихо подходит Женька. Зевнув, спрашивает:
– Скоро спать пойдешь?
– Пока не знаю.
Женька достает папиросу и чиркает спичкой.
– Я тут подумал… Не буду долго разводить болтовню, а то начнутся разговоры… В общем, может, ты придешь ко мне в палатку?
Инна смотрит на него пустым взглядом.
– К тебе? – пауза. – С кем бы побыть откровенной? – спрашивает она.
– Со мной, с кем же еще. Я тебе это и предлагаю. А ты что подумала, глупышка?
– Нет… – смеется Инна.
К костру, приминая колокольчики, возвращается Андрей.
– Что, детишки, – говорит он, обнимая Инну, которая располагается на его плече с блаженной улыбкой, – все съели, да?
– Ага, – отвечает Женька и снова мурлычет:
Видишь, там, на горе,
Возвышается крест,
Под ним – десяток солдат.
Повиси-ка на нем.
А когда надоест,
Возвращайся назад…
Закат тонет в озере. Женька хмуро просит у Андрея сигарету и закуривает; Марина с Сергеем мирно воркуют.
– Инна, – тихо говорит Андрей.
– Да, милый?
– Милый, – усмехается он в ее вьющиеся волосы, рассыпавшиеся по плечам.
– Милый, – повторяет она.

Тишину нарушает Женькин голос:
– Ну, господа, пора по койкам, наверно.
Все притворно зевают, в уме прикидывая, кто с кем окажется в одной палатке.
– Да не волнуйтесь, что нам, в первый раз, что ли, – заявляет Андрей. – Все же и так ясно.
Его тон не оставляет сомнений относительно его собственных планов на ночь.
– Я пошла купаться.
– Никакого купания: очень похолодало и здесь затягивает в некоторых местах. Марина! Марина, ты слышала, что я сказал?
– Затягивает? – как эхо, в восторге повторяет Марина. – Затягивает… Затягивает… Я пошла.
– Сиди.
– Почему?
– Я уже объяснил.
– А мне хочется!
– Хорошо, что белые ночи уже закончились, – прерывает их Инна.
– Почему? – голос у Женьки напряженный, интонации острые.
– Всегда терпеть их не могла. Никакой тайны…
– В общем, детишки, Женька прав: всем пора укладываться спать. Сонька уже спит, смотрите.
– Я не сплю! – возмущается Соня.
– И не надо, – отозвался Женька. – Я приготовил для тебя роскошную ночь любви.
Никто, кроме Сони, не воспринимает его всерьез, а она, засыпая, потеряла чувство юмора.
– Никакой любви! – угрожает она. – Я тебе покажу ночь любви!
Все смеются. Женька ловит взгляд Инны, остановившийся на Андрее, и машинально продолжает:
– Ты не желаешь отдаться мне в эту дивную безлунную ночь? Ты не станешь сегодня моей?
– Не стану, – отрезает Соня.
– Мое сердце исполнено тоски, прекрасная дева! Что же, пойду предамся печали…
– Дурак, – говорят Соня. – Как был дураком, так и остался.

Женька остается один. Он видит блаженную улыбку Инны, ее каштановые, золотящиеся волосы, ее расслабленные руки, лежащие на груди Андрея, ее закрытые карие глаза. Он даже не уверен в том, видит ли все это на самом деле или это ему только представляется. Но главное – есть лес, и звенящие песни комаров, и мерцающее закатными огнями озеро, и сигареты, которые можно было бы курить вольно, по-цыгански, а Инны нет.
Женька вынимает изо рта измочаленную травинку, гладит гитару по грифу и идет к озеру, напевая:
Гулять по воде, гулять по воде, гулять по воде со мной…