Болезнь

 Удобно устроившись, я лежал в своей постели. Кровать стояла под окном и огромный квадрат батареи, что таился чуть ниже подоконника, вплотную её касался. Зимой я любил, закутавшись в одеяло, спиной прижаться к раскалённой батареи, тем самым, согревая себя. А летом так чудесно ощущать прохладу её металла на своей коже, за целый день обожженной солнечными лучами.
Сейчас за окном плыла душная летняя ночь. По всей деревне слышался треск цикад, затаившихся в траве. Сотни комаров роились у тех немногочисленных окон, где ещё горел свет. Однако сиял ли на небе серп Луны вместе со звёздами или тёмно-синие тучи закрыли собой весь небосклон, я знать не мог. Окно было занавешено выцветшими желтыми шторами с простеньким изображением полевых цветов. Это мама делала для того, чтобы игривые солнечные лучи, появляющиеся на восходе, не проникали в комнату и тем самым не будили нас раньше времени.
  Этой ночью, как впрочем, и во время всех остальных ночей, здесь царила темнота. Кровать брата, примыкающую к моей под прямым углом, я видел более-менее отчётливо. Она была немного шире, но ведь младшим братьям всегда достаются лучшие вещи и чуть больше внимания, не так ли? Зато о существовании тумбочки и небольшого письменного столика в дальнем конце комнаты, я знал лишь потому, что живу в этом доме с рождения. Их настолько плотно окутал мрак, что несовершенный глаз человека не мог увидеть этих предметов интерьера. Люстра на потолке не позволила себе полностью исчезнуть во тьме, но стала какой-то призрачной. С приходом сумерек белая извёстка на не оклеенных обоями стенах становилась серой, похожей на дым. А по углам и на дальней стене - вовсе чёрной.
Брат давно уже спал, предвкушая грядущий день и все соответствующие ему радости. Мне же наоборот не спалось. Ворочаясь в кровати, я устраивался и так, и этак. Ложился то на один, то на другой бок, прислонялся к холодной батарее, подкладывал руки под подушку, набитую гусиным пером. Но, как говорится в таких случаях, сон не шёл. В итоге я сдался и решил просто смотреть в пустоту. За исключением лёгкого посапывания, доносившегося с соседней койки, в комнате стояла абсолютная тишина. Наверное, около получаса назад, шаги и сдавленные звуки, доносившиеся из-за двери, стихли. Тогда я ещё подумал, что вот, мама на конец легла.
Я гадал, чем себя занять. В голове боролись две мысли, одна из которых предлагала пройтись на кухню и выпить стакан холодного чая, а другая -остаться лежать, чтобы не разбудить брата. И последняя говорила правду. Если б он проснулся, то заставить его спать или хотя бы спокойно полежать, было бы куда сложнее, нежели бороться со скукой и внезапно накатившейся волной бессонницы.
Я вздохнул и перекатился на другой бок. Оказавшись к окну спиной, я с прискорбием начал понимать, что зря подумал о чае. Пить захотелось с такой силой, словно меня бросило в тяжёлый жар. Я уже собрался слезть с кровати и зашлёпать на кухню, как вдруг...
Как вдруг услышал звонок. Но не телефонный. Этого хитроумного аппарата у нас никогда не было. Немногочисленным родственникам мы ходили звонить на местный телеграф, да и то три-четыре раза в год - не чаще Однако это не был и звонок в дверь. Тот имел звонкий, кинжалом разрезающий тишину, голос. Это был совсем другой звонок. Тихий, робкий, больше похожий на треск. Я вздрогнул от неожиданности и застыл на кровати. Звонок оборвался столь же резко, как и начался.
Я бросил взгляд на брата. Он спал, как ни в чём не бывало. Такой тихий звук, естественно, не мог разбудить его. Но лишь я подумал, не померещился ли этот звонок моему разыгравшемуся воображению, как в тот же миг в комнате стало светло. Жёлтый, словно от электрической лампы, свет расходился ровно из центра помещения. Я не успел выдвинуть не единого предположения об его источнике, потому что прямо перед моей постелью возник громадный чёрный волк.
Он был футов шесть в длину. На месте хвоста красовался кровоточащий обрубок. Багровые, запёкшиеся раны украшали всё тело волка, напоминая лишаи, вызванные какой-то сатанинской болезнью. Одно ухо гордо торчало к верху. Зато другое то ли откусили, то ли оторвали, и в место него на пол головы расплылся очередной мерзкий лишай.
Но глаза этого исполинского волка не затронули ни боль, ни страдания. В них горело пламя потусторонней, чуждой мне жизни. Они излучали чудовищную энергию, которую я чувствовал всем телом. Меня охватил страх перед возникшим из неоткуда животным. Я хотел зажмуриться и заорать, позвать маму, которая проснётся и прогонит страшную тварь. Но вдруг с ужасом понял, что мне это не под силу. Под злым взглядом горящих глаз я не мог ни пошевелиться, ни закричать.
Волк тоже стоял, как статуя, уставившись мне в глаза. Однако он живой. Влажный воздух вырывался из его носа и с силой ударял мне в лицо. В нём отчётливо ощущался запах псины, смешанный ещё с десятком других запахов, вызывающих только отвращение. Он медленно вдыхал и выдыхал. При каждом вдохе у него внутри что-то клокотало. Тощее брюхо, усеянное частоколом из рёбер, поднималось и опускалось. Не знаю, как другие, но лишай, что был на голове, пульсировал.
Я никогда в жизни не испытывал такого страха. Понимал, что волк гипнотизирует меня, но не мог остановить ход процесса. Оставалось покорным рабом лежать и смотреть в его немигающие ока. И молиться, чтобы сердце не разорвалось на части...
Проснулся я поздно, когда вся семья давно встала. Весь в поту, как после кошмара и с сильной головной болью, я не помнил ничего, кроме морды волка. Мама сразу заметила, что со мной что-то не так, но, потрогав лоб, пришла к выводу, что всё дело лишь в дурном сне. Как я сам хотел поверить в это, но... Я не замечал ни погожего дня, ни трелей птиц, ни солнца, а просто тупо глядел в никуда полным отчаяния взором.
Пришёл в себя только во второй половине дня, когда вместе с мальчишками искупался в реке. Окунувшись в приятную прохладную воду, я словно проснулся. Быстрое течение смыло и унесло прочь порочную ауру, которой волк окружил меня прошлой ночью. Домой я вернулся бодрым и полным сил, но день неумолимо клонился к вечеру.
Сидя на крыльце дома, я наблюдал за заходящим солнцем. Старые сухие доски, прибитые сюда ещё моим прадедом, жалобно поскрипывали. Солнечный диск висел над лесом, словно нимб над священником. В саду за домом вторили друг другу две певчие птички. Очевидно, где-то в зарослях малины они свили гнездо. В воздухе летал запах скошенной луговой травы. Вечерок выдался тихим и, как положено, жарким. Только вот ветер не гулял в ветвях деревьев, не тревожил травинки. Этакое затишье перед бурей. Перед появлением волка - Думал я. - Он снова придёт. Обязательно придёт.
Уж не знаю, откуда взялась такая уверенность. Просто я знал это, как знаю, что звёзды светят, но ведь не требую тому доказательств. И я содрогался, содрогался от одной мысли о том, что он вновь станет смотреть на меня. Я почую его дыхание, увижу ужасный оскал.
Мама позвала всю семью ужинать, и всем мыслям о звере настал конец. Я встал, доски при этом сильно скрипнули, и отправился в дом. А ночью снова раздался звонок. Казалось, от него кости начинают вибрировать под плотью. Зуд заставлял дрожать всё тело, но он прекратился, лишь затих звонок. Не став дожидаться появления мерзкой твари, я с головой забрался под одеяло. Зажмурился, затаил дыхание, и какое-то время слышал только удары собственного напуганного сердца. Потом комната озарилась свечением, и появился волк. Сначала он смотрел на бесформенную белую фигуру, лежащую на кровати у окна. Эти мгновения превратились для меня в часы. Воспалённый разум выдвигал самые невероятные догадки по поводу того, что тварь станет делать. Я боялся, как бы она не бросилась на брата, если тот вдруг проснётся. Однако животное принялось ходить вокруг моей постели. Морда тщательно обнюхивала покрывало. От неё моё лицо отделяло всего пол дюйма ткани. Спустя целую вечность волк исчез в ту же пустоту, откуда и появился. Я так и уснул, весь потный, как в лихорадке, не в силах преодолеть страх и высунуть голову из-под одеяла.
Изуродованный волк с выдранной шерстью и пульсирующими лишаями продолжал являться мне ночей шесть подряд. Я понимал, если это будет продолжаться дальше, то я просто сойду с ума. Слечу с катушек. Совершу что-либо из ряда вон выходящее. Убью кого-нибудь ножом, случайно попавшим мне в руку, или нанесу себе серьёзные увечия. В общем, я медленно сдвигался к краю бездны, где обитают все мрачные чувства и омерзительные человеческие желания. Больше всего меня стали раздражать близкие люди. С кем бы я ни пытался завести разговор о волке, либо быстренько меняли тему, либо смеялись прямо в лицо. Ничего. Как вы засмеётесь, найдя меня однажды утром с перегрызенным горлом?
На седьмую ночь в моей голове созрел план. Я захотел попробовать обмануть волка. Затея во всех отношениях опасная, всё равно что бежать из концлагеря, но я твёрдо решил положить конец «ночным визитам». Я попросил брата поменяться со мной кроватями, лечь под окном. По началу тот долго отпирался, но обещание сводить его к заброшенному дому на окраине деревни, развеяло все сомнения. Он согласился.
Эта ночь не стала исключением, и после тихого звонка волк снова оказался в нашей комнате. Я притворился спящим и даже старался имитировать храп, но сам внимательно наблюдал за животным. Оно же не уделяло мне никакого внимания, взор концентрировался на постели, где крепко спал мой брат. Тварь принюхивалась. На морде появлялись глубокие траншей морщин и разглаживались. Всё происходившее далее случилось мгновенно. Как выстрел.
Огромный волк пулей прыгнул на постель брата и стал наклоняться над ним, напряжённо всматриваясь в лицо немигающими глазами. В эту секунду я не на шутку перепугался, опасаясь, что животное перегрызёт ему горло. Видимо, почуяв подмену, волк протяжно завыл. Я думал, вой поднимет пол деревни, но брат даже не шевельнулся. Потом случилось самое страшное. Из всех лишаев на теле животного начала хлестать кровь. Словно кто-то разом вышиб все пробки, закрывающие дыры в бочке с вином. В свете невидимой лампы моему взору предстала практически чёрная кровь. Но она, подчиняясь неведомым законам, падала не на кровать и пол, а на потолок. Затем сам волк превратился в чёрное облако, которое по потолку перетекло к стене, опустилось на кровать и снова стало зверем. Я в ужасе закричал.
Всё исчезло. Комната сразу погрузилась во мрак.
Спустя пару секунд вбежала мама. Она, конечно, не увидела ни волка, ни крови и сказала, что меня терзает болезнь. И, действительно, после этой ночи я не мог спокойно спать. Мне чудились невообразимые кошмары, как только закрывались глаза. А по всему телу стали появляться нарывы. Кожа сделалась грубой и покрылась гноящимися волдырями. Местный врач, осмотревший меня, пришёл к выводу, что с такой болезнью имеет дело впервые. Порекомендовав держать меня подальше от других ребят, он ушёл. С того дня я больше не видел света солнца. Чтобы я не заразил своего брата, мама отвела меня в подпол. Моими друзьями стали холод и мрак подземелья. Белые, толстенные слизняки пришли на смену немногочисленным игрушкам. Иногда я слышал, как брат интересовался, куда я пропал. Мама отвечала, что меня забрал волк и долго плакала. Болезнь с каждым днём изменяла плоть до неузнаваемости. Вскоре мама не решалась спускаться ко мне с едой, а просто кидала вниз неочищенный картофель, морковь, свёклу. Так я и прожил ещё два года, гадая, была ли странная болезнь причиной возникновения галлюцинаций, или я заболел после того, как перед моей постелью возник демонический чёрный волк?