Рассказ о тебе, обо мне, о нас

 Р А С С К А З
 О ТЕБЕ, ОБО МНЕ, О НАС.

Не принимает ложь бумага,
Нужна огромная отвага,
Как есть, без голубых прикрас,
Правдивый, донести до Вас

Рассказ о жизни нашей тленной,
О жизни той, послe -военной,
Одной, всего одной души,
Родившейся, в лесной глуши,

Давным-давно, давно когда-то,
В том знаменитом сорок пятом.

Пишу я не тщеславья для,
Читатель лишь поймёт меня,
А дети вряд возьмут за труд,
А и возьмут, да не прочтут,
А и прочтут, да не поймут.

Но Вам захочется наверно,
Узнать, как жили. Достоверно
От деревушки иль станицы,
До самой матушки –столицы,

Нет, не известные, их дети,
О них немного мы читали,
Как довелось прожить на свете,
Тем, кто, увы, ни кем не стали,

Как своё время понимали,
Смогли ли до сих пор понять,
Жизнь прожита, но вот едва ли,
Кто б захотел свою менять.

Из глупого ль упрямства,
Мы жаждем след дворянства
Найти в крови своей,
Не всё равно ли ей?

Что говорить о нации
С такой ассимиляцией,
Но пятый год с экрана,
Твердят, у той- то мама,


А у того-то дед,
Не рано ли? Не рано?
Ах, не накликать бед.
Но вот, пойди ты, мода,
Дворянского быть рода,

Смотришь, балбес-балбесом,
Барон иль баронесса,
По папе ли, по маме
Мелькают на экране,

Сплошное наважденье,
Ах, чем гордимся, Боже,
Талант бы от рожденья
Иметь, с годами множить

И не иметь предел
От значимости дел.

Стало, увы, не модно,
Признаться всенародно,
Что ты не из крестьян,
Знать у меня изъян.

Я родом из Народа,
Быть может, не всё знаю,
Но не коснулась рода,
Кровь бледно-голубая.

Возможно, и во вред пишу,
Возможно, зря и ворошу
Так далеко из тлена
До третьего колена.

Не любит про себя народ,
Подай романы, про господ,
Про президентов да их жён,
Тогда читатель поражён.

Таланты средь нас редки,
В том виноваты предки,
Не те у нас умы
И гении не мы,

Не то и воспитание,
По мере вырастания,
Всё больше понимания,
Кто мы на самом деле,
И кем бы стать хотели.

 
Ах, если б годы вернуть, вспять
На сто примерно двадцать пять
Там в родословной и искать
Придётся смуглости секрет,
Там затерялся рода след.

О беженцах. Они всегда,
Через деревни в города
Идут, детей своих несут,
Отдав себя на божий суд.

Давным-давно, в одном селе
Губернии Тамбовской,
Возможно даже по зиме,
Переселенцев горстка

Остановились на ночлег,
А, может это был побег?
Но кров им дали и еду,
Но на их новую беду ,
Девчушка заболела,
Металась бедная в бреду
И третий день не ела.

Сирийки ли, мордовки,
Цыганки ли плутовки,
Чьей дочерью она была?
Не помнят жители села.

Черноволоса, смугла кожей,
На местных вовсе не похожей,
Она хозяйке приглянулась,
На стон хозяюшка нагнулась.

Вы, угадали в чем тут дело?
Она детей иметь хотела,
Но бог молитвам не внимал
И им ребёнка не давал.

Готовил, знать, сердца двоих
Для миссии иной
И чудо! Чудо ждало их
Прекрасною зимой.

Ведь говорят, всё зная
Бог по заслугам воздаёт,
И просьб, не забывая,
Чуть позже, но даёт.

 
И постояльцы рано,
Заговорив пространно,
Что девочка безродна,
И коль Богу угодно
Ей умереть. Похороните,
За всё спасибо, извините,

Вдруг спешно из села ушли.
Они же с мужем дочь нашли.
Она на землю повалилась,
Долго всевышнему молилась,
Благодарила во всю мочь,
За им подаренную дочь.

И всю любовь, что накопила
Она малышке подарила,
Старалась милая не зря
И той любви благодаря,
Очнулась дочь пяти годов.
У мамы уж обед готов.

Но девочка была упряма,
Не вдруг она сказала мама,
Но баловали мать ,отец
И обронила, наконец
Она заветные слова.
Ещё кружилась голова,
Но девочка всему внимала,
И когда мама обнимала,
Хотя ещё не говорила,
Улыбкой маму одарила.

Ах, .годы быстро пролетели,
И парни девок приглядели.
Подумаешь, чуть смугловата,
Да, чуть росточком, маловата,
Но симпатична и богата....
И не было отказу сватам.

Оставив во дворе коней,
Чуть позже прадед сам за ней.
Она совсем не возражала.
Детей не мало нарожала
 Когда же дети подросли,
То и наполнили они
Село детьми. Все смуглокожие,
На прежних мало чем похожие.

 
Чего скрывать, наша природа,
Порой дарует из народа
Миру умельцев, да каких!
Мой дед, наверно, из таких.

Он мельник был и плотник,
Да и до баб охотник.
Ах, как любил он по амбарам,
Ночами лазить, девок тискать,
Хлопот доставил им не мало,
Не успевали даже пискнуть.

Жениться, правда, не хотел,
Но раз в амбаре налетел
На братьев бабушки, Побили
И мигом дедушку женили,
Да пригрозили, коль обидишь,
То света божьего невзвидишь.
И дед на время присмирел,
Но слишком, изнутри горел,
Что б постоянно жить с одной,
Не пропускал он ни одной.

Вскоре решил он отделиться.
Коровушка должна телиться
С часу на час, уже пора,
А он бедняжку со двора,
Повёл , оставив мать пока,
Да и сестёр без молока.
Мать выделяла сыну тёлку,
Но спорить с ним, увы, без толку.

Была прабабка горяча,
Играла в ней шальная кровь,
Рубила матку, так с плеча
И ей никто не прекословь.

Сын весь в неё, а не в отца.
Опала бедная с лица,
Корова слыша гнев, мычала,
Прабабка сыну вслед кричала:

Детям твоим не свить гнезда
И будь ты проклят навсегда,
Гореть тебе мой сын в аду.
У всех соседей на виду,
Кричала, проклиная мать,
И внукам счастья не видать.

 ххх

Теперь, спустя так много лет,
Ни для кого уж не секрет,
Могу уверенно сказать я,
Сбылись прабабушки проклятья.

И восемь лет детей как нет,
Заволновался, было, дед,
Но на девятый дал им Бог,
Посыпались, словно горох.
Восемь живых она взрастила,
Свекровь корову не простила
Рождались дети без конца,
Как по заказу, через раз,
Первая смуглая в отца,
Вторая всем и цветом глаз
Была похожая на мать,
А третья, как тут не узнать
Всем была схожая с прабабкой,
За это мать её украдкой
От мужа даст разок, другой,
Рукой иль просто кочергой,
Девчонка мигом под кровать
И там спасения искать.
Из -под -тяжка, без злобы била,
Взяла одну и невзлюбила.

Не хорошо конечно, всё же,
Коль на свекровь она похожа
Так сразу девочку и бить?
Она же не смогла забыть,
Хваля широкую кровать,
С обидой, вспоминая мать.

Да и росточком ниже всех,
Но лишь её отдали в люди,
На душу взяли этот грех,
Но мы судить за то не будем.
И вот работает их дочка
И носит, носит воду в бочку
А ей всего-то девять лет,
Жестока жизнь, жесток мой дед.
Он не ругал детей, не бил,
Не замечал и не любил.
Не уродись она в свекровь,
Любила б матушка её,
А так терпи, не прекословь,
Воду носи, стирай бельё.

 
И непосильный в детстве труд
Согнул её как тонкий прут,
Да и потом жизнь часто била,
Зато как жизнь она любила.

Зачем рождаемся на свет?
Её я помню с пяти лет,
Ей спину гладила упрямо,
Как мне хотелось, что бы мама
Держалась чуточку стройнее
Была ли я любезна с нею?
Ведь, вырастая, не умеем
Мам оградить от не покоя,
Бог знает, что это такое...

Миг изменил суть представлений
О доброте и даже зле,
Дети живут без наставлений,
Ища ответ в своём уме.

 Уставший возвращая взгляд,
На много- много лет назад,
Я приглашаю за мной Вас,
В рассказ о всех, о всех о нас,



Жила в Тамбовской деревушке,
В восьмиметровой комнатушке/
Девчушка с мамою при школе,
Не по своей конечно воле.

Да и не мамина вина,
Виной всему была война.
Техничкой, сторожем служили,
По этому при школе жили.

Днём в школе весело и людно,
А ночью ветер выл, занудно.
Днём дети приносили вшей,
А летом в форточку ужей,

Бросали в надоевший класс,
Пишу, как было, без прикрас
Однажды маме снится сон,
Как будто вдруг вернулся ,
Её, желанный друг и он
Груди её коснулся...
Прохладными губами,
Надо ж проснуться маме,

В эту самую минуту,
От страха ,почему-то,
От ужаса очнулась,
Рукой груди коснулась,
А на груди лежал лишь уж,
Сбросив его, как одичала,
Заголосила, закричала,
Тем разбудила свою дочь
Была ужасною та ночь.
Ей передался мамин страх,
И плакать заставлял испуг,
Всем тельцем, милая дрожа,
Она боялась не ужа,
А маминого, злого взгляда.
Маму описывать не надо,
Прикрикнув» лезь на парту,
Сама взяла лопату,
С лопатой нагляжом
Бежала за ужом.
И в этой уж агонии.,
Спасаясь от погони
Под партой распластался
Да там лежать остался.
Разрубив его на части
 Решила мама, так и быть,
Нужно ужа похоронить .
И от страха обмирая,
Рукой слёзы вытирая,
Дочь осталась маму ждать,
Шевельнуться, боясь даже,
Да в три года кто ж отважен?
Наконец вернулась мать.

Была дочурка не упрямой,
Боясь того, что её мама
Убьёт, устав любить, когда-то
Возможно, как ужа, лопатой.

И этот страх, пока росла,
Из в года в год, в душе несла.
Мать дочь повсюду отпускала,
Не била, но и не ласкала.

Но не пугайтесь, я не буду
Описывать всё детство Вам,
Сама я не терплю зануду,
Не наставление для мам

 
Хочу вкропить я в свой рассказ,
Но нет же детства без проказ
И если в памяти копнёте,
То и свои Вы там найдёте.

Что может крошка натворить?
Любила девочка дарить
И если ласково кто просит,
Она из дома всё выносит.

Однажды, взяв часы из дома,
Вручила маминой знакомой
Пришлось их матери снести
«Смотри, подружка, не спусти,

Ты накажи, пока мала .»
И так мамашу завела,
«Не вздумай, не спусти,
Всё унесёт!» Что там нести?

Одни часы, что не ходили,
Да дочери всего четыре,
Но в том то и была беда,
Что мать безумно молода

И психологий не читала,
А просто жить уже устала,
Да плюс часы, за всё за это
В ту пору дочь была раздета,

За косы оттаскав до «ор»,
Впихнула в тёмный коридор.
Ещё огонь в глазах сверкал,
Но вдруг сменился на оскал,

Тёмных невиданных зверей
И тех убитых мамой змей.
Она стоит, не шевелится
И даже всхлипывать боится.

Так простояла до рассвета.
Благо в ту пору было лето,
А летом, как известно ночи
Гораздо всех других короче.

Но стало солнце в щели биться.
Проснулись, зашумели птицы
И разбудили её мать,
Вы возмутитесь, как же спать

Она жестокая, как смела,
Да, по другому не умела.
В сердцах девчонку оттрепала,
Но этого ей было мало,

Потом сама запричитала,
Звала, что б смерть за ней пришла,
Но в скорости совсем устала
И с головою в сон ушла.

Очнулась от бедовых грёз,
Распухшая, от долгих слёз,
Что было? Ах, какой-то бред,
Глядь, дочери то рядом нет.

Она под койку, вдруг упала,
Там нет. Под партами искала.
Не может быть, что б до сих пор?
Дверь распахнула в коридор,

А там стояла тихо дочка,
Свой взгляд, уставившая, в точку,
А в волосах светлела прядь,
Присела перед нею мать

Ну, гладить, гладить по головке,
И подняла её неловко,
И положила на кровать,
И долго пела песни мать,

На дочку смуглую смотрела,
А та к руке щекою жалась,
Слезами маме руку грела
И в сердце малом к маме жалость

Так выражала неумело,
А мама пела. пела. пела
И повзрослели обе в миг
И сей секрет, был их двоих...

Как мама ей наподдавала,
Чужого дочка не брала
И своего не отдавала,
И маме разу не врала,

Ну, иногда, какую, малость,
От мамы тщательно сокроет,
И, то, боясь, что эта шалость,
Её, возможно, вдруг, расстроит.

Дети послевоенных лет,
Душой огромной, наделённые,
Любовью старших, обделенные,
Не зарубцован этот след.

Хвала судьбе, что не видали,
Самой ужасной той войны,
И в голод наших пап медали,
Мамы меняли на штаны,

На хлеб, на кружку молока
Да на прогнившую картошку,
Там будет лучше, а пока,
Продержимся ещё немножко.

И продержались, но цена,
Тогда была у всех одна,
Тоска, сушившая тела,
Слезами землю залила.

А теперь о той, как звали,
Девочку, о ком пишу,
Разумеется же Валя,
Я совсем не погрешу,

Что в деревне, где родиться
Вале было суждено,
Стоит ли теперь сердится,
Имя то уже дано,

В той деревне было модно,
А возможно всенародно,
И на внешность не взирая,
Кой кому пошло бы Рая,

Ведь за что, не знали сами,
Имя Валя всем давали.
Стадность давняя ль сказалась,
Имя ль нежным показалось?

Знаю женщину, ту с дуру
Вместо Иры звали Юрой,
Когда девушка созрела,
Со стыда чуть не сгорела,

 Однажды парень городской,
Он же Юрой оказался,
При знакомстве рассмеялся.
Этой глупости людской.

Случай слишком, уникален,
Но продолжим наш сюжет
И расскажем Вам про Валю,
Ей исполнилось пять лет...

Вечером, собрав подруг
В тесный со свечою круг,
Её мама рассказала,
Что бумагу подписала,

Что должна уехать скоро,
На Урал и что там горы,
Может, завтра и расстанемся,
А понравится – останемся.

Кто идею подарил?
Кто её уговорил?
Почему дала согласье
На вербованное счастье?

Кто ж лучшей жизни не искал?
Сильные духом из народа
В уральский городок Бокал
Завербовались на два года.

Валина мама и подруга,
Её с дочурками двумя,
В тайне, надеясь, что там друга
Найдут на стройке для себя.

И началась там жизнь в бараке,
Кроватей в комнате двенадцать,
Случались ссоры, даже драки
И разучились все смеяться.

Прошло пять лет после победы,
А счастья не было, и нет,
А что Урал, свои там беды,
Валиной маме тридцать лет.

А через год квартиру дали,
На три семьи и маме с Валей,
Досталась комната плохая,
И называлась проходная.

А дальше следуют картины;
Стройка. Мама Валентины,
Изогнувши дугой спину,
Носит в гору камни, глину.

Вечерами парят руки
Её мама и подруги,
Песни грустные поют,
Крокодильи слёзы льют

Причитая, что нет мочи.
Спине больно, руки ныли.
Становились адом ночи..
Но бесправны они были.

Не уехать им назад,
Ведь контракт был на два года,
Да и кто им виноват,
Пионерам из народа.

Днями тяжести носили,
Бригадир шутил им в спину,
Шутки смачно отпускал,
Говорят, он был изменщик,
Всем писал он ходок меньше,
Больше той, кого ласкал.

Всё , что помнится в Бокале.
Счастье глупо там искали,
Униженные, бригадиром,
Оставив общую квартиру_

В вагоне ехали тревожно,
Подруга от того, возможно,
Что дочку там похоронила,
В дороге слов не обронила,

Себя ругала и кляла,
Что дочке слив зимой дала,
Замёрзших слив не разогрела,
И дочка за три дня сгорела,

А мама Валина молчала,
О том, что жизнь опять сначала,
О том, что печень подкачала,
Как дальше жить? Душа кричала.

А дети ,там уже привыкшие,
В вагоне ехали, притихшие.
И помнит Валя, как сейчас,
В Бокале школа. Первый класс

Глаза учительницы серые,
И дети тихие, несмелые.
Любила всех она детей
И дети потянулись к ней

Была как курица наседка,
Слыла учительницей редкой.
Звала к доске по именам
И многим заменяла мам.

 
Вернулись в старенькой одежде,
К своей земле, где жили прежде,
Обиды давние простили,
Подруги жить к себе пустили.

И мама душу залечила,
Вскоре работу получила,
Пальто с подругой Вале сшили
И в школу, где когда-то жили,

Она Валюшу завела
И к ведьме в чёрном подвела,
Со странным блеском тёмных глаз,
И мрачным показался класс.

Всех по фамилии, всё строго,
И стала длинною дорога,
И с каждым днём она длинней.
И нестерпимо много дней,

В году Валюше показалось,
Каралась маленькая шалость,
И школа стала дикой мукой,
Не увлеклась она наукой.

Порой, бывает, тянет руку,
Просясь, ребёнок в туалет,
Она ж не видит руки, нет,
И вот однажды ей в науку

От ученицы ниткой тонкой,
Под парту струйка стекла звонко
И большой лужей растеклась,
Оцепеневший замер класс.

Малышка не скрывала слёз,
А за окном царил мороз,
А за неё всем, стыдновато
И вот впервые виновата

Была учительница в школе,
Ей год до пенсии, не боле,
С уроков тотчас отпустила,
В записке маме объяснила,
Та ж, разумеется, простила.
Мгновенно растопила печь,
И искупав, велела лечь,
А что б воде не пропадать,
Решила тотчас постирать.

Но как-то раз на перемене,
Все изумились перемене
Её сердитых глаз совиных,
Стал голос в трелях соловьиных,

Всем было велено привстать,
Затем писать, писать, писать,
Голов не сметь, не поднимать,
Она подарки принимать

От папы девочки капризной,
Принёс он фрукты с укоризной,
Что дочка к школе охладела,
И извинившись, что от дела

Отвлёк случайно, ненароком,
Что задержал весь класс с уроком,
Сверкнул на кожанке ремнями,
Исчез за школьными дверями.

Давно уж нет того отца,
Сползла улыбочка с лица,
Но долго каменной сидела,
Ей до детей не стало дела,

Но всё же вскоре ожила
И класс со злостью обвела
Своим безумно-строгим взглядом,
Как полила змеиным ядом.

Те, кто глаза успел поднять,
Те тотчас головы в тетрадь.
Их сердце в пятки провалилось
И там надолго затаилось.

Бывало ли читатель с Вами,
Что и родной порою маме
Волнений детских не понять.
Да стоит ли теперь пенять,

Уж на земле и мамы нет,
Но страх далеких детских лет,
Оставил в сердце рваный след
И стал виною многих бед.

Вся жизнь сложилась бы иначе,
Будь она чуточку богаче,
Была бы от рожденья смелой,
Характер волевой имела б.

Ну, эта шутка, а всерьёз,
Не мало детских, чистых слёз
Когда-то девочкой пролито,
Теперь всё временем размыто,

А многое совсем забыто.
Но этот случай не забыт,
Слезами тоже он не смыт.
Тогда на мамочку сердита,

Была девчонка и всерьёз,
А, виновата ль, вот вопрос,
Который, ей не разрешить,
Одной за давностью времён,
Позвольте мне поворошить,
Возможно, Вам доступен он?

Простите, отвлекаю Вас,
И так учёба, первый класс,
Была не смелой, неумелой,
В чернилах фартук её белый.

О! только ль фартук, а тетради?
Так не намажешь шутки ради.
И как она не выводила,
Всё некрасиво выходило.

Душа держалась еле-еле,
От страха в тонком её теле,
И матери б побить когда,
Но слишком девочка худа.

Нет, не дружна была с наукой,
Родная речь была ей мукой,
И вновь сплошные униженья
Сложна таблица умноженья.

Строга учительница в школе,
Нет радости, учиться боле
И маму в школу вызывали,
Что б поддала за это Вале.

Но мальчик, старше на два года,
Что рисовал с ней в непогоду,
К ней относился с уваженьем
И разбудил воображенье.

Он кляксу Валину любую,
Мог превратить в змею живую,
А если сверху лист бумажный,
Из кляксы рыцарь был отважный.

У Вали сто тетрадей в клетку
И сто в линейку на виду,
На полочке лежали в сетке,
На новую её беду.

И стали таять те тетради,
Лишь тех картин чернильных ради,
Освобождалась быстро сетка,
От тех в линеечку и клетку,

И стало не на чем писать,
Вот тут и вспылила мать.
Не посмотрела на картинки,
А отстегала Валентинку,

Визжавшим над спиной прутом,
И била долго, а потом,
Покоя не было, сердешной,
Сама рыдала безутешно,

Пока не наступила ночь,
Но не жалела её дочь.
А мать свою, возненавидя,
Ни от кого любви не видя,

Хотела завтра умереть,
Но не пришла за нею смерть.
И в уголке на печке старой,
На всех обиженной, усталой

Три дня не ела не пила,
И жизнь была ей не мила.
Но сила к жизни так сильна,
Что неподвластна нам она,

Да Валька навестил её
И с ним она заговорила,
И сердце детское своё
Ему надолго подарила.

Быть может, краски я сгустила.
Простите Вы, великодушно,
Но мамочку она простила
И была дочерью послушной
До самой юности своей,
Хлопот не знали больше с ней.

Не знала Валя, не гадала,
О том, как мамочка страдала,
С досадою в тот день вернулась,
А тут дочурка подвернулась.

Послевоенная усталость,
Вся понемногу улеглась,
Но одиночество осталось
И ею пользовалась власть.

И женщин довести до слёз
Самодовольный мог завхоз,
Их положить мог на лопатки,
Ну, извините по порядку..

В тот день он к маме приставал,
Он ей проходу не давал,
Никто конечно не неволит,
Но, пригрозил он ,что уволит
И ни за что-нибудь, за кражу,
Хоть не касалась вещей даже.

В субботник или выходной
Так доставалось ни одной.
Иль согласиться и отдаться,
Или с работою расстаться.

Тем, кому раньше он грозил,
Он всех бедняжек заразил.
И руководству леспромхоза,
На самодурство их завхоза,

Всё рассказали, всё как есть
И злодеянья перечесть
Им на бумаге разрешили,
Завхоза должности лишили.

Ах, как же злобно он ругался,
Всем отомстить, вернувшись, клялся,
Ну, это было всё потом,
А когда Валю наказали,
Вернулась мама со слезами
Не Валечку избив прутом,
А свою долю подневольную,
И от того, что слишком больно ей,
Била, не видя, тельце слабое,
С остервененьем и усладою,

Сама не зная, что творит,
Позже соседкам говорила;
«Ах .лучше б я её не била,
Навряд, она меня простит»

С тех пор, как Валечку побили,
Про случай тот давно забыли,
А ей хотелось рисовать,
Бумагу не пришлось искать,

Учебник новый под рукой,
И смелой детскою рукой,
Где было чёрно-белое
Она, поярче, сделала...

Страница первая с вождём,
А там, заставочка, с дождём,
А на странице на другой,
Над нивой радуга дугой.

И дождь стал сине полосатым,
А вождь румяным и усатым,
А под усами губы алым,
Но заглянула в книгу мама

И стала белая как мел,
А кто же был в ту пору смел?
На портрет взглянула Сталина
И замерла душонка Валина.

Мама «Ох» и мама «Ах»
И вселила в Валю страх.
Позже растопила печь
И в огонь родную речь.
Бросила, побить забыла,
Но вздыхала тяжко-тяжко,
Как, у взрослой, сердце ныло
У Валюши у бедняжки.

Ночью страшно, неуютно,
Свет конечно не включали.
Лишь вздыхали поминутно,
Разумеется, молчали.

И лежали так вдвоём,
Каждый думал, о своём,
Но когда спросили Валю,
Где учебник-та –« не-знаю»

«Как же ты не можешь знать,
Пригласи-ка в школу мать!»
Мать вернулась, похвалила,
Что «не знаю» говорила.

Жизнь ведь сложная такая,
Что до смерти не поймёшь,
Когда ложь мы допускаем,
Во, спасенье ль эта ложь?

Дни текли, словно вода
Загудели поезда,
Сталин умер, вот беда
Мамы лучшая подруга,
День-деньской ревет белугой.

Мама Насте говорила;
«Мужа что ль похоронила?
Сын больной горит огнём,
Думай лучше ты о нём.

Может, я не так толкую,
Но на должность на такую
Тот час нового найдут,
Там давно уж смерти ждут»

Мать неграмотной была,
Но не глупою слыла
Успокоив тётю Настю,
Подала всем к чаю сласти.

Таков трауров удел,
Кому праздник, кому жалость,
В семье каждой столько дел,
Жизнь людская продолжалась.
Что ж, квартиру маме дали.
Радоваться б надо Вале,
Стихли прежние обиды,
Да же выпали из вида,

Но расстаться с Валькой надо,
Нестерпимая досада,
Вновь борьба и вновь утрата.
Разве сердце виновато,

Коль привыкло уже к месту,
«А как же Валька ты невесту
Отпустишь в дальние края»
Шутили мамины друзья..

Их мамы много лет дружили
И временно все вместе жили,
Но с мальчиком хлопот не знали,
Отличник круглый, то же Валя.

Но в ту минуту был он бледен,
Смотрел, прищурившись в окно,
Что взрослый? Он душою беден,
Любить, как в детстве, не дано.

Он был постарше и умнее,
Но и намучился же с нею.
Из своей вернётся школы
И тропинкою знакомой,

К его школе подойдёт
И его из школы ждёт,
И стоит там час, другой,
Даже бедная, зимой.

Видит, все бегут гурьбой,
Подойти б, ни, Боже мой,
Будет в стороне топтаться,
А над ним друзья смеяться:

«Дай же руку ты невесте»
Провалился бы на месте
Кто другой бы от стыда,
Её Валька никогда...

Он отдаст её рукавички;
«Ведь замёрзла, на, надень»
И расспросит по привычке,
Сколько двоек на сей день.

У них сговор был негласный,
Как придёт она из класса,
Если двойка, не лениться,
Переделать всю страницу,

А уж Валькина забота,
Пока взрослые с работы
Задержались, запоздали,
Всё исправить своей Вале.

Он ей троечку поставит
И листок на место вставит.
Так она и проучилась,
И ни разу не случилось
Что бы их разоблачили,
Ну о том как разлучили.

Был огромный барский дом.
Рядом пруд, а в пруде том
Ивы листья полоскали,
Гладь зеркальную ласкали.

«Видишь, дочка как красиво»,
Чуть не плача, мать спросила,
«Может, понравится нам тут,
Смотри-ка, липы как цветут,»

Но Вале всё было не мило,
Ни барский дом, ни даже пруд,
На всё смотрела как бы мимо,
Ведь Вальки не было же тут.

Того, бояться с кем не надо,
Она сильна, когда он рядом.
Того, кто мог катать часами,
По ослепительным снегам,
Для мягкости он клал на сани
Солому, а конём был сам.

Дом барский был красив, конечно,
Зато набит он как скворечня.
Ах, волновалась Валя зря,
Ведь не теряются друзья,

Бывало он, когда придёт,
Или она к нему зайдёт,
Ведь двойки и потом бывали,
Не понесёшь её же маме.

Она из школы по пути,
Пыталась каждый день зайти,
Друг аппетит плохой имел,
Но с Валей он исправно ел.

Она ж хоть ела всё подряд,
И Валька был приходу рад,
Но стало что-то в ней меняться,
Внезапно стала вдруг стесняться?

Вот так друзей порой теряем,
Когда мы жизнь свою меняем,
Или меняем города,
Теряем просто, навсегда.

Дворянский дом с красивым прудом
Я вам описывать не буду,
Исковеркан был сердешный,
И сравнила со скворечней

Я его совсем не зря,
Семь семей я в нём друзья,
Насчитала , вспоминая,
Слышимость была сквозная.

Где-то кашлянул сосед,
Он был болен, стар и сед,
За, другою, за стеной,
Жил ещё сосед с женой,

Одноклассница, за третьей,
В классе лучшая была,
С мамою своей жила,
В том году, в пятьдесят третьем.

Её мать господ застала
И служила господам,
Вышивала всё для дам,
А когда же их не стало,


Всё как было при царе,
Рассуждала лишь во сне,
В словах бывала осторожна,
Жить в ту пору было сложно,
Ей, стареющей, вдвойне,
Дочь ровесница ведь мне,
Шестьдесят ей было с лишним,
Как бы тут чего не вышло...

Наша Маша у господ
Служила лето, порой год
Их с нетерпением ждала
Вышивала да плела.

Зато при новом, при режиме
Привлечь к труду её решили,
Бедняжка, как она страдала,
В морозе у лесоповала.

Позже поставили к пиле,
Трудно представить Вам и мне,
Как брёвна к ней она катала,
Да пыль древесную глотала,

Потом пилила на горбыль,
То не фантазии, а быль.
И на распилке дров трудилась,
Своей работою гордилась.

Да, ведь, отметили работу,
 Вы, думаете что заботу
О ней бедной проявили?
Иль крышу бедной починили?

Благодарности вручали,
И похвальные листы.
Принимали и молчали,
Жили все без суеты...

Без эмоций были свыше,
Дом построили чуть выше,
К пруду туалет с сараем,
Что получится, мы знаем.

И начальник леспромхоза
Унавозил так навозом,
Стала желтая вода,
Лебединого пруда.

Сколько минуло с тех пор?
О чём веду здесь разговор?
А, сейчас, не так ли стало?
Наши женщины по шпалам,
С тяжким ломом на плечах,
Им бы дома при свечах,
Читать сказки, вышивать,
Ведь на то она и мать
Ну что Вы, где там, где там
На то она и власть советам
Уж порезвилась наша власть,
Уж поглумилась над народом,
Наизгалялась, просто всласть,
И из какого она роду
На наши головы взялась?

Там, на советах, порешили,
Забрали всё, всего лишили.
А в революцию, рождённые,
Их юность пала на войну,
После войны, все изможденные
На стройки или целину.

На месте новом, в крае чуждом,
С большим трудом лепили дом,
А что всё это им не нужно,
Поймут, на склоне лет, потом.

Работа чаще не по силам,
Здоровье крепкое косило.
Из поколенья в поколения
Нужда, да непосильный труд,
И не встречала русских в лени я,
А те, кто пишут это, врут.

Чем жестче власть, страшней указы,
Кто без труда не мог никак,
Прозвали их тогда кулак,
Расправившись с иными сразу.
.
И залилась Россия плачами,
Трудолюбивых раскулачили,
И даже кто из кожи лез,
К труду утратил интерес.

Я знала сына кулака.
Искоренить наверняка
Хотелось власти непременно.
Искоренили бы наверно,
Ах, жизнь была их нелегка.
И одурманенные скверно
К ним относились земляки,
И в детстве чаще синяки.
Брали фамилии жены
И знали, что они должны
Отречься от своих родных
И отрекались, ибо их
Всех отстраняли от ученья
Такое времени теченье.
Их дети. те что доросли,
По службе бешено росли.
Но размышленья прочь пока,
Речь шла о сыне кулака,
Ну, назовём его мы НЕКТО,
Имел он звание директор.

Одна жила в Узбекистане,
И мне призналась, что она,
Хрущёв в то время нами правил
В застойные те времена,
Сказала, что кулакская есть дочь
И кулака была жена
Её молоденькую в ночь
С семьёю вывезли всех прочь
Из их любимого села.

Она давно уж здесь жила,
Седа в тот миг, как лунь была.
«А почему мне рассказали?
«Хочу, что б правду о нас знали.
Ты молода ещё, не знаешь,
Как страшно жить, когда скрываешь,
Живешь под страхом стука в дверь.
Как страшно умирать, поверь
Здесь на чужбине. Жить устала,
Земля мне Родиной не стала

И долго сказ вела старуха,
Неблагодарная, в пол уха,
Её я слушала тогда,
Глупа была и молода.

Ах, тот бы красочный рассказ,
Да мне бы выслушать сейчас.
Уж я б её не перебила,
Про то как есть, про то как было.
Сейчас, представьте, подсчитала,
А лет седой той было мало
Вот что страх делает с людьми.
Когда душа, словно плетьми
Словами горькими избита
И ни кому боль не излита...

И всё о чем я написала,
Соседка Маша это знала
И осторожная была,
Себя и дочку сберегла.

До сотни лет ведь прожила.
Вот чем надо бы гордиться.
Мама младше лет на тридцать
Но представьте, умерла
Она, вскорости, за нею,
За соседкою своею.

И кто меньше суетится,
Верно, дольше проживёт,
Если же паришь ты птицей,
То прервётся твой полёт,

Как обычно, слишком рано,
От болезни иль от раны.
Ах, простите, отвлеклась
Про соседей наш рассказ.

Там, в пристройке для прислуги
Через стенку две подруги,
Без мужей, но все с детьми,
Господи, меня прости,

Всех мужей тогда забрали.
Дети тихо подрастали
И надеялись и ждали.,
Что вернётся, наконец
Хоть к кому-нибудь отец.
Как хотелось обмануться.
К сожаленью, не вернутся.

А по парадному крыльцу,
Когда-то барышня ступала
И тёмную вуаль к лицу
Она со шляпки опускала.

Но новые жильцы иначе
Распорядились тем парадным.
Они оденутся нарядно,
И сядут вечером, судача.
Друг Дружке головы ласкали,
Каких то гнид там всё искали.
В общенье радость находили,
Грызли семечки, шутили.

Крыльцо парадное забито,
И на гостей своих, сердита
Хозяйка не была в то время.
Молча сносила своё бремя.

А летом из Москвы к Полине
Другая Поля с Сашей сыном
Нам привозили патефон,
О1Как же радовал всех он!

И разливался голос с силой,
Про валенки, что износила,
Тогда любимицей и в моде
Была Русланова в народе.
 
Идиллия послевоенных лет,
Когда техничка и учитель
Дружили все по много лет,
Конечно, голод их мучитель

Их всех тогда объединял,
Он их судьбу определял,
Да что и говорить, теперь
Вам не откроют просто дверь,

Чтобы занять немного спичек,
Не стало прежних тех привычек
Ходить за хлебом или солью
И я пишу об этом с болью

Как в праздник время проводили?
С утра соседки приходили...
И приносили, кто что мог
И ставили нам под порог;

Немного масла и сметаны
И молока большие жбаны,
И улыбалась мыслям мама,
И праздник был у нас нежданно.

Сейчас совсем, совсем не так,
Сейчас не выпросишь пятак,
Соседки не играют в карты,
Не стало, видите ль азарта...

Но в нашем времени есть Но
Кто может, ходит в казино,
Но в основном не мы, а дети,
А кто же мы на этом Свете?

О чем мечтали в детстве мы?
О том, что б не было войны,
Хоть мы ее не испытали,
Но страхи в воздухе витали

Мечтали досыта поесть,
Об ароматной колбасе,
Мы знали, в магазине есть,
Но те мечты еще не все...

Хотелось с горок ледяных
На санках съехать на своих,
Велосипед, чтоб дамский, с сеткой,
Чтоб поздороваться с соседкой,

И чтоб заметила она
Как хорошо на нем я еду...
Ах, эта чертова война,
Да, бог с ним, тем велосипедом

Но только ль не было его?
Да не имели ни чего,
Но было то, что не отнять,
Дарила нам природа мать

В прудах играли до мурашек,
И нет счастливее мордашек,
Чем у резвясщихся, в воде,
Да, счастье было не в еде...

А в ивах, в сучьях до земли,
Чтобы взбираться вверх могли,
В осенних липовых аллеях,
Купаться в листьях, сердцем млея,

Кто рос в деревне, тот поймет
Как детям нравится зима,
Как мелодичен первый лед,
Как сводят горки их с ума...

А вечером при лунном свете
В войну играли не всерьез,
Бывало злой колючий ветер,
Морозил руки им до слез,

И мамы детские ладони,
Ругая, в воду опускали,
И обогрев немного в доме
Опять на волю отпускали.

Снег в валенках, красны ладошки
Позже на столе картошка,
И лампа празднично горит,
И мама что-то говорит,

А от печи тепло разлито,
И мамино лицо размыто.
Плывет куда-то в даль кровать
И хочется, конечно, спать.

Матрас из листьев и соломы
Встречает радостно нас снова,
Тепло, уютно, мама дома...
Ну, Вам ли это не знакомо?

Еще темно, спит детвора,
Торопят матери, пора,
Кому в сады, а кому в школу,
Ну, Вам ли это не знакомо?

Домой из школ спешить не надо,
На то и зимняя услада..
И оседлав портфель конем,
Катались весело на нем.

На горках просто и с трамплином,
И не пройдут, бывало мимо
Попутной горки ни одной
И в место двух, к пяти домой

Из школ обычно возвращались,
Конечно, мамы возмущались,
Но долго всё же не корили,
Счастливых досыта кормили

И не было вкусней картошки,
Еще, горячая, в одежке
И, черно-серая, в золе,
Она царила на столе...

Весна, зима совсем забыта
И новых парочка сапог,
Но и они, увы, залиты,
Ах, мама будет вновь сердита,

Она не терпит мокрых ног
И снова ангельские сны,
В коих жизнь, как сон прекрасна
А утром русские блины

Или оладьи с дивным маслом.
А много ль надо было нам?
Что б, почаще видеть мам,
Что б птицы пели по утрам

Чтоб чист был снег и вкусен лед,
А в спас медовый был бы мед,
Что б подорожник вдоль дорог
Ласкал подошвы детских ног,

Ковром стелилась мурава,
Что б веселилась детвора
Что бы в снегу сверкал алмаз,
Что б иней радовал бы глаз,

Так без начала и конца,
Чередовалось бы все вечно
И мама что б была сердечной,
Не смахивала б слёз с лица.

Вале уж двенадцать лет,
А денег небыло и нет.
По пол дня за булкой хлеба,
Кто в России тогда не был,
Тот не ведает о том,
Как страдал народ потом.
Но однажды, как ни странно,
Мамы младшая сестра,
Из страны, из Казахстана,
К ним приехала с утра.
Пошептавшись с мамой ночь,
Обещала им помочь…

Валька старше, ей двенадцать
И в любви ли сомневаться?
Но подружка с грудью пышной
Подошла как - то неслышно

И не званной, и не прошенной,
Специально ли, нарочно ли
Обронив платок в горошину.
И платочек ею брошенный,

Валька вдруг к груди прижал.
Видит Валя, он дрожал.
И хоть был он чуть смущённым,
Купал взглядом восхищённым,

Ту, девчонку, вновь пришедшую.
Тут то ревность сумасшедшую,
Разбудив в себе, Валюша,
Убежала, недослушав.

К Вальке чувство зарождалось.
Злую горечь к себе, жалость,
Со слезами выливала. Не умела
Показать любовь. Немела.

И не странно. Сердце билось.
Ревность жгла. В глазах темнело.
Было больно. Валя злилась.
Повзрослела. Поумнела.

И когда Валю спросили
Не покинуть ли Россию?
То она не возражала
И с охотой уезжала.

В Казахстане жизнь вольнее
Повезло Валюше с нею.
Там и хлебные просторы,
Элеватор. Хлеба горы,
Там ковыльные поля,
Там народы многих стран,
Лучшие учителя,
Школьные твои друзья,
И для Вали Казахстан,
Второй Родиною стал.

Любовь не выбирает места,
Растет как дрожжевое тесто,
Шутить с ней в юности опасно
То вспыхнет ярко, то угасло,

О ней, судачить, мы не станем,
А только вот, что в Казахстане,
В степи, где нет конца и края,
Она, поверьте мне, иная...

Толи виною там закаты,
Толь молний шаровых раскаты,
Толь морем хлебные поля,
Толь щебет птиц из ковыля,

В полнеба ль алые рассветы,
Толь люди там живут поэты,
Но, там, в затерянном Тургае,
Она, судьбой людей играя,

Нам дарит чудо из чудес
Совсем не то, что дарит лес.
Взрослеют дети слишком рано,
Казалось в сильные бураны

Должны сидеть в тепле бы дома,
Они же уголь из вагона
Бросают вниз на рельсы прямо,
Воруют? Нет, подарок мамам.

В мешки на санки и домой
И так из года в год зимой...
Вот что такое Казахстан,
И Валя Колин гибкий стан

Не раз за делом наблюдала,
Потом на санках восседала.
Однажды он спросил с тоскою:
"Ты знаешь, что любовь такое?"

-"Коля, смотри, луна какая,"
А Коля тихо: "А я знаю"...
И это тихое признание,
И это робкое лобзание,

И первых чувств шальных букет,
Когда в любви сомнений нет,
О, эти дивные минуты,
Ну почему ты, почему ты

Когда стал сильным, взрослым стал,
Вновь не вернулся в Казахстан.
Но разлучили Валю вновь
И он увез с собой любовь,

Правда, не всю, а половину,
В страну иную- Украину...
Райстат. Работа для начала,
Но там ее душа скучала,

Она влюблялась то и дело,
Ну не могла душа без дела
И вот влюбилась в инженера,
В глаза взглянуть, ему не смела,

Но сводки заносила в срок,
Любви не видеть он не мог,
Но попросил ее однажды
Для встречи очень, очень важной,

Нарвать ему, если не сложно
И поскорее, если можно,
Букет цветов, пусть полевых,
Но в этот миг, в тот самый миг

Вошла она, тридцати лет,
Его забот, любви предмет...
Невесту привезли с вокзала,
Он онемел. Она сказала:

Жалею, что тебя нашла
И мимо них двоих прошла...
Он побежал, как раб за ней,
А что же Валя? Что же с ней?

Стояла, просьбы не дослушав,
Как ватой заложило уши,
Качалась почва под ногами,
И, как вода, земля кругами.

Ей показалось, что умрет,
И что конечно не дойдет,
Глаза закрыла пелена,
Не помнит, как дошла она.

Тут коллектив уж отобедал,
О чувстве том никто не ведал,
Он тайна за семью замками,
Я поделилась только с Вами...

Они вошли и видят Валю
В неловкой позе за столом,
Сморённую, внезапным сном,
Они будить ее не стали...

О, злополучный тот букет,
О нем не знали, не могли,
Но знали, что ей мало лет,
И сон тот детский сберегли.

Со сна Валюша, как прозрела,
Конечно, сразу повзрослела,
Но внешне, так же, как была,
В меру, спокойна, весела.

Но ей еще стыд сердце жёг,
Еще любовный тот ожог,
Нет-нет напомнит о себе,
Но время шло и лишь в уме,

Вернее в памяти далекой,
Той юной-юной кареокой,
На самой глубине, на дне
Лежал сей стыд до наших дней...

Доколь читатель мне скрываться,
Как не прискорбно, но признаться,
Хоть поздно может не прилично,
Но вещь сия, биографична.

Сейчас  не совестно признаться.
Но в лихие восемнадцать
Каким же было откровением
К работе относясь со рвением

Понять, что всё не нужно никому
И до сих пор я не пойму
Зачем учили бать правдивой
И на работе, что за диво.
Ну чтобы было Вам понятно
А мне хоть не совсем приятно
Но я вниманья попрошу
И этот случай опишу.
И так начну всё по порядку.
Мы получили разнарядку
Большую длинную таблицу.
Чтоб не взирала я на лица
Весь скот, который есть, учесть
Мне выпала большая честь.

Ах эта перепись скота.
Да правда та была не та.
Я волновалась, встала рано
Из дома в дом шла по бурану
И выявила скот сокрытый
И сводку с гордостью сдала
Начальник посмотрел сердито
И говорит, Ну и дела»

Пойми ты правильно меня
Ты написала три коня
Ну, оштрафуют, отберут
А дети с голода умрут.

А ещё здесь а ещё тут
Взял да исправил весь мой труд.
Ну, как вам это нравится.
А мне как с ложью справиться?
Пойти в Райком да доложить?
А как я с этим буду жить.
О том что цифры раздували
Было такое, что скрывали
Теперь смешны мои страданья
Но отдаю годам тем дань я
И хоть событьями беднее.
Но мне тогда было виднее
И очевиднее вся глупость
А иногда порою тупость.

Лишь для детей идеология
Но не понимали многие
И я сегодня  уж не та.
Открыла истину простую
Меня тогда, как холостую
Послав на перепись скота.
Зимой в сильный буран
Когда ни зги было не видно.
Слепил глаза снег. Обидно.
Три дна бродила по бурану
И хочешь верь или не верь
Но в каждую стучала  дверь.
Переписала всякий скот.
Шеф ко мне вплотную подошёл.
Взял все листы мои и вот
Стал исправлять карандашом
Всё что тогда  ему доверила.
И я глазам своим не верила.
В семье где было три коня
Он исправлял все на один.
Он правил, словно господин
«Зачем послали Вы меня
На перепись  в буран?
Если теперь такой обман?»
«Валя, ты меня прости,
Конечно можешь донести.
Казахи мы, едим конину.
Я не могу тебя заставить.
Но вряд ли хочешь ты оставить
Семьи без мяса голодать.
И стала думать и гадать
Ну как же поступить вернее.
Намучившись с душой своею
И чтобы совесть превозмочь
Решила детям всем помочь.
Тогда жить было нелегко.
А партия и ряд её затей
От жизни были далеко.
И тогда  жаль было детей.
Запомню перепись скота.
А та сегодня  я ль  не та?
Хоть не конину ела, сало,
Но и сейчас бы подписала.

Когда нам в мыслях появиться,
Когда родиться, иль влюбиться,
Все от волос до цвета глаз
Решила матушка за нас...

Она, природа мать родная
Она, заранее все зная,
Но для приличия маня.
Влюбила в юношу меня.

Он был высок и очень строен
Ещё недавно бродя строем
Среди таких, как он солдат
Он был ни чей и не женат.

Ему б на Родину вернуться,
Да в жизнь колхоза окунуться,
Но в незнакомую страну.
Поднять спешили целину...

Ну, как тут было не влюбиться,
Откуда знать, что им жениться
Всем ещё в армии хотелось,
Им не моглось и не терпелось,

А я с букетом тем возможно
Стала уж слишком осторожна
Хоть рук пока еще не знала,
Хоть губ пока не целовала

Свиданье первое и что же,
С землетресеньем было схоже,
Дрожали руки бешено его
И мой испуг и больше ни чего.

А вечером другого дня,
Подруга позвала меня
На танцы, скорее силой
В клуб завлекла и заманила,

Уж больно танцы обожала.
Как перед скачкой конь, дрожала
«Ну, снизойди ты хоть разок,
Ну, на минутку, на вальсок»

В душе ее еще кляня,
Что затащила в зал меня,
Окинула всех взглядом
И ужас! Близко, просто рядом,

Его, того, о ком мечтала,
Кого уже своим считала,
О! Как вальсировал он ловко,
А та, что с ним, она плутовка,

Его конечно не смущалась,
К нему как банный лист прижалась,
Головку на плечо, склоня,
Они не видели меня….

И я свидетелем невольно,
Была двоих раскрепощенья,
И снова стыд обжёг так больно,
От той любви до отвращенья.

Зачем с подругою пошла,
И к уговорам снизошла?
И я по улицам пустынным,
С сим поражением постыдным,

В раздумьях голову клоня
Себя, ругая и кляня,
Брела. Луна за мной плелась,
Из окон музыка лилась,
А я себе клялась, клялась,

И мне казалось навсегда,
Что не поверю никогда,
Я больше в жизни никому,
Верней сказать, ни одному!

Но кто же знал, что в тот же вечер
(Судьбу) как говорят я встречу.
И мы бродили до рассвета.
Под лунным мирным светом,

Он друг того, о ком мечтала,
Я танцам смех предпочитала,
Где остроумная беседа,
Где смысла нет хватать соседа


Толь притворяться не умела,
Толь, прикасаться я не смела
Толь зависть моё сердце жгла,
Что танцевать я не могла?

А тот, что шёл сейчас со мной
С нашей сообщницей луной,
Как я, был к танцам равнодушен,
И как дитя со мной, послушен.

А что же тот, о ком мечтала?
Плутовку с танцев проводил,
Ко мне в тот вечер приходил,
И удивлён он был нимало

Когда увидел с другом нас.
Он объясняться. Но отказ.
Отрезала, как ошалела,
Потом, потом не раз жалела

О! Гордость беспредметная,
О! Глупость беспросветная,
Но так воспитывали нас,
Если отказ, навек отказ…

А я хлебнула с другом горя,
Иная б слёз, наверно море,
На свет, на божий пролила,
А я, как видите, цела.

Но Бога нечего гневить,
И не за что судьбу винить,
Коль ничего не изменить,
Коль замуж вышла рановато,
Сама во всём и виновата,

Но расстаюсь я без оглядки,
Из прошлой жизни ухожу,
Простите, лучше по порядку,
И чуть подробней расскажу.

Да, мы бродили до рассвета,
Да, говорили до утра,
И не таили мы секретов,
Раскрыв до самого нутра,

Всё наболевшее как брату,
И как сестрёнке он, наверно.
И оба мы не виноваты,
Узнав, о , самом, сокровенном,
Вдруг потянуло нас душою
И встретиться хотелось вновь,

И было глупостью большою
Принять, то чувство за любовь.
Ему и мне, нам показалось
На самом деле всё не так,
Наша неопытность сказалось,
А он хоть старше, но чудак,
Дружил со мной, как, подобало,
В кино за ручку и домой,
Порою сердце замирало,
Так стала я его женой

О первой ночи мы читаем,
О ней, заманчивой, мечтаем,
Мы знаем всё о первой ночи,
У нас же вышло всё короче.

Верней, никак не получилось,
Не понимая, что случилось,
Себя считала виноватой,
Когда ж явился после пятой,
Наш общий, его больше, друг,
Что раньше получил отказ,
Как волновался он о нас.

"Пред постелью свой испуг
Водкой вылечишь, не вдруг".
Долго шептал, наедине,
Тех слов неслышно было мне,
Но я напрасно волновалась,
Жизнь в новом русле продолжалась.
Долго ль мало ли прожили.
Подшутить друзья решили,
Тот ребёнок, что родится,
Точно будет не его,
С горя он решил напиться,
И не помнит ничего.

Однажды пьяным, боже мой,
Сказал, ребенок то не мой,
Но я о шутке той не знала,
Не знала, что его терзало.

Ах, не твой и мне не нужен,
И ты не будешь моим мужем
И утром тайно на дому,
Подруга сделала уколы
Себе шептала «Не пойму,
Какой аборт, рожать уж скоро»

Я непреклонною вдруг стала,
А дома мама причитала,
«Ах, не гневи ты дочка Бога
Ах, потерпи ещё немного»

Но запоздали причитанья
В небытиё ушли мечтанья
О миге дивном, сокровенном
И о ребёнке моём первом.

В больнице всё же я была,
И были дьявольские боли,
И врач куда то уплыла,
Но спасена и вновь на воле,

В палате общей и большой,
Где бабы отойдя душой,
Избавясь ловко от ребёнка,
Смеялись весело и звонко.

Их дома ждали муж и дети
И что для них все муки эти,
Они здесь были не впервой
Роддом для них, как дом родной.

Что до меня, то и я тоже
Веселой, кажется, была,
Кто старше был, а кто моложе,
Нас всех тогда судьба свела.

Вдруг смех внезапно оборвался,
Визг женщин. Все под одеяла,
А это ночью муж ворвался
В халате белом, галстук алый

Пришёл ко мне не просто так,
Но тут медсёстры набежали,
И его спешно провожали,
А он, цепляясь за косяк

Кричал: "Прости, коль сможешь,
Я виноват с тобою тоже,
И я люблю тебя, ты слышишь?"
Но вот слова его всё тише.

Позже топтался под окошком
И пошумев ещё немножко,
Ушёл. Нам выключили свет.
Всем не спалось. Уже рассвет

А утром многие домой,
Мне, одинокой, так обидно,
В палате целый день одной,
Выздоровления не видно…

Да стала врач с утра ругать,
Детей мне больше не видать,
Но факт пугал меньше всего,
В тот миг не надо никого.

Ах, как прекрасно быть свободной,
В одежде легкой, очень модной,
Пройти и не заметить мужа,
Когда никто тебе не нужен.

А он как прежде по пятам,
Мелькает болью здесь и там,
И на свиданье приглашает
И о любви своей внушает.

Что любит, верите ль, клянётся
Сейчас, подумала б, смеётся,
Но в двадцать тех далёких лет,
Когда замены ему нет,
Когда уже ты не больна,
Когда простить его вольна,
Когда историю всю знаешь
И не его, друзей ругаешь,
А самого жалеешь вновь,
Когда ты думаешь, любовь,
А он к тебе как прежде льнёт
И сердце юное замрёт…

Махнёшь на разум ты рукой
И вручишь ты ему покой,
Ошибка позже прояснится,
Когда заломит поясница,

Когда дочурка скажет мама,
Когда без повода он пьяный,
Свекровь охоча до скандала,
Что-то придумала, сказала,

Там передали, приплели,
Там пошутили, завели,
И всё так шатко, и так непрочно
И ты прозрела как нарочно.

И муж тебе уже не нравится
Ему теперь уже до пьяницы,
Как говорят, подать рукой,
Развод иль слёзы лить рекой.

Прошло, представьте дней не мало,
Тогда же я не понимала,
Что, обделён, моей любовью,
Лишь я являлюсь его болью.
На год уехал муж учиться,
В Алма-Ату, тогда в столицу.

Но были случаи когда,
Была сама собой горда.
На, большой, на перемене,
Во второй злосчастной смене,
(Второй класс тогда учила)
Урок чести получила.,

Я в учительской без дела,
Почти разу не сидела,
В тот же день, как чёрт попутал,
Задержалась на минуту…

Дело близилось к весне,
И как всем хотелось мне
Пообщаться перед летом,
Не судите же за это.

Ну, а там из ничего,
Вдруг скандал и я его.
Весь услышала, представьте,
Не смогла уйти и встать я
Те, что опытнее были,
Те входили, выходили…

И на спорящих не глядя,
Как бы взять, ключи, тетради,
Брали, что-то, уходили,
Снова дело находили.

Я ж тогда оцепенела,
Слова, вымолвить, не смела.

Нет, уж лучше всё сначала.
Школа. Нервы без причин,
Ну, конечно удручало,
Что в ней не было мужчин.


Но за то одна была,
Легендарная, седая
И душою молодая,
И талантливой слыла.
 
В своё время воевала,
В Белоруссии она,
В день Победы надевала
На костюм все ордена.

У мальчишек и у всех,
Сногсшибательный успех,
Лишь она одна имела,
Да, и то сказать за дело!

На её плечах война.
По призыву Целина.
Её счастье прошло мимо,
Да была она ранима.

Очень мало говорила,
Да курила всё, курила.
Мы ей в дочери годились,
Похвалой её гордились,
Её мненьем дорожили
И негласно ей служили.

Справедливости ли ради,
Отложив свои тетради,
Вдруг спросила, на всех глядя,
Привезли ли нам к зиме,

Ну, хотя б, к примеру, мне,
Уголь? Нет? А Вам, а Вам?
Словно выстрел те слова.

И к директору вопрос,
А не жулик наш завхоз?
Та лицом окаменела
И съязвила неумело:

Жулики на воле бродят.
Был намёк на дочку вроде
Той учительнице смелой,
С головой седоЙ и белой.

А тогда в семидесятых
Процветали недоплаты,
До народа доведут
Тот указ через газету,
Но на месте не дадут,
Разведут руками – нету!
Так указы выполнялись,
Люди, те что воевали
Возмущались, удивлялись,
Но всегда, всегда страдали.

Ведь не за себя просила,
И конечно не красиво,
С ней директор повела,
Дочь зачем то приплела,

Коллектив, не знал, не ведал,
Что у дочери растрата,
И что та невиновата,
И сама не знает где та.

Губы ниточкой сжала,
Директриса продолжала,
"Что б о дочери своей,
Мать бы ничего не знала,
Не поверю, хоть убей,
Значит, за одно Вы с ней.
Уж наверняка скрывала".

А кумир наш побледнела,
"Моя боль, не Ваше дело
Ах, призвать всех к порядку,
Но таких не призовёшь,

Ну а проще под лопатку,
Было б вставить острый нож".
Так сказала, повалилась,
И неловко, притулилась,
Толи села отдохнуть,
Толи ей уж не вздохнуть.

А директор задрожала,
Закричала, завизжала,
"В меня партия поверила
И мне партия доверила".

А потом и докладную
Застрочила, аж до пота,
"Невменяема, такую,
Отстраните от работы"

Те, кто поопытнее были,
Те, что входили, выходили,
Я ж сидела, не ушла
Во мне крайнюю нашла.

«Я тут правду описала,
Как она мне нож вонзала.
Подпишите, Вас прошу»
Я «Увы, не подпишу.

Говорите, угрожала?
Мог любой из нас сказать".
Да её я уважала,
Что б такое подписать.

«Вы подпишите в свой срок,
А пока к Вам на урок.
Разрешите мне зайти»
Я то знала, что найти
Ей хотелось, что-нибудь,
Что б меня за то, ругнуть.
Мальчик мамою назвал,
Ах, малышка, если б знал,
За родные слова эти,
Как на нашем педсовете,
Текст на целых три листа,
Обстановка мол не та.

Я же слышу как во сне,
Словно речь не обо мне,
За что раньше так хвалила,
Всё в вину теперь вменила.

Завуч взгляд потупив долу,
Опровергла, похваля,
И прекрасно, что как дома,
На уроках у меня.

Продолжались бы дебаты,
В чём и как я виновата.
Про вину свою я знала,
Помните, не подписала.

Но я слова попросила,
Директриса взгляд скосила.
Мне всего то двадцать три,
Оборвалось всё внутри…

«Разве Вы директор в школе,
Вы царица на престоле,
Только с разницею той,
Что без рыбки золотой.

С коллективом невладу,
С Вами все, словно в аду,
Без морали, Вы, без чести,
Нет, не на своём Вы месте.
Куда партия глядела»
Я сказала что хотела..

Директриса взбеленилась,
"Я тут в суете забылась,
Зачитать один приказ,
Довожу его до Вас"

И с меня не сводит глаз,
"Сокращение у нас".
Я не скрываю отвращения,
И знаю, это сокращение

Придумано из-за меня,
И носит же, таких, земля,
Но удивило, что молчали,
Те, которые ворчали…

После нашего совета,
И за то, да и за это,
Мне, бедняжке, так досталось,
Всё с проверкою таскалась.

На урок или на два,
Поливала меня ядом
Неотрывно следя взглядом
И к весне едва жива,

Была рада, что уйду
Даже если не найду
Я работы ни-какой
Но не нужно и такой..

А любимица очнулась,
Лишь в больнице, не у нас,
К нам же больше не вернулась.
У меня забрали класс.

А весною сократила,
Всех свиделей. Позор!
Но Руно всё ж укротило,
Взяли школу под надзор.

А в Руно, что б не обидеть,
Я сказала: "Просто видеть,
Не могу, почти до боли,
Директрису в нашей школе".

Он не смог при увольненьи
Во всём сразу разобраться,
Но сказал, по его мненью
В педагогике остаться,
Чует сердце, я должна,
И отправил отдыхать,
Со словами, что нужна,
Буду осенью опять.

А другие шли в слезах,
Всё подробно рассказав.
За. Руно красиво правил
Взял, комиссию направил,
В нашу школу. Те вначале,
Директрису развенчали,
Но немножечко жалея,
Всё ж оставили за нею,
Местный там вести язык.
Тот, кто властвовать привык,
Работать вовсе не хотел,
Так осталась не удел
И пониманья не нашла,
Сама из школы той ушла.
Ушла, конечно, в никуда,
Ушла, не вынеся стыда,
За что, хочу спросить я Вас
Все пострадали и мой класс,
Попал к учительнице той,
Что докладную подписала,
Ах, в этой суете пустой,
О детях думаем мы мало.



Да, впервые так осмелясь,
Я с трибуны говорила,
И судьба за эту смелость,
Через месяц наградила.

Зав Руно наш молодой,
Прислал девушку за мной,
И провёл экперимент,
И меня в один момент

Одним росчерком пера
Произвёл в директора
Тогда Дома Пионеров,
"Я не справлюсь", он примеров
Массу мне привёл тот час
И сказал: "Я верю в Вас"
Ах, волшебные слова,
Закружилась голова,
Я горела той работой,
Кто же ей тогда не жил,
И за рвение заботой,
Зав. Руно нас окружил.

И развод был не замечен,
В этой суете сует,
Двадцать пятый год был встречен,
Мыслью СОЖАЛЕНИЙ НЕТ

Решенье принято и вот
Теперь в суде уже развод.
Его теперь уж не виню
Лишь память я о нём храню
А он, как все женился сразу,
Вы скажете, какой зараза,

Его вины в том, нет, как нет,
Свои ошибки прошлых лет
Он той женитьбой исправлял,
Ту, что ждала, он в жёны взял.

Он ей вернуться обещался,
Но сам на стороне остался,
Она ж, семь лет его ждала
И дождалась, подобрала.

Кто разводился, тот поймёт,
Что следующий после развода год
Тяжёл. Сомненья гложат,
А может надо б так, а может?

Да все считают своим долгом
Сочувствовать и очень долго,
Готовы, встретясь, назидать,
Не раз хотелось оборвать

Красноречивых, слишком рьяных,
Или в застолье слишком пьяных.
Ни в чём не знавших своей меры.
Но вот, представьте для примера,

Приходят в гости и про мужа,
Так, между прочим, что на ужин,
Жена вторая подаёт
Или того, что хуже, пьёт..
Испорчен вечер, душе тошно,
Они сказали ведь нарочно,
Их зависть гложет, что цветёшь,
Что и по должности растёшь,

Что не зачахла, слёз не льёшь,
И с горя, как они не пьёшь.
Простите, что так страстно я,
И настоящие друзья

В шестидесятых тоже были,
Они трудились и не ныли,
Могли последнее отдать,
А, что главней всего, предать,
Как те, другие, не могли
Они то выжить помогли,
Как на духу здесь перед Вами,
Поклон им низкий, да и маме,

Единственной моей, одной
Трудяге милой и родной,
Правда строга была безмерно,
Боясь ошибок новых верно,

Раз, не послушалась, рассталась
Раз дочка без отца осталась,
То с дочерью сиди своей,
И ни каких кино, не смей!

Но год прошёл и гости к нам
Явился сам неждан-незван
Ужели он? Ах, в самом деле,
Куда глаза мои глядели?

А он, что в платье белом,
Ему являюсь по ночам,
Что думал, и всегда скучал,
И с ним я снова б не хотела б?

На самом деле он примчал
Родную маму в няньки звать,
Там дочь вторая. А скучал?
Возможно, но тоской назвать

Язык бы мой не повернулся,
Да и напрасно он вернулся,
Уж так воспитывали нас,
Если отказ, навек отказ!

Он стал чужим, таким далёким
Хоть и казался одиноким,
Была зима, буран метался,
Он до утра у нас остался

И умалял уехать рано,
Куда глаза глядят, без мамы,
Оно конечно, ведь без тёщи
Жить посвободней и попроще.

Она ведь требует как мать,
И забывает, что ты зять,
Но вслух добавила я строго,
Мужей, представь, бывает много,
А мать, ты знаешь, сам, одна,
Да дома ждет тебя жена

Утром расстались мы навечно,
И внешне кажется сердечно,
Но городок бы слишком мал
Он жить спокойно не давал.

В нём развлечений слишком мало,
И наша встреча взволновала,
Пожалуй, всех тогда подряд,
Что ж, посудачить, каждый рад.

Уехать? Всё вдруг поменять?
Но как решение принять.
Срываться с места неохота,
Мне нравилась моя работа.

Райком. Школьный отдел.
И в комсомоле много дел,
Правда, бывало так обидно,
Время идёт, а дел невидно.

Но миг настал мною желанный.
Я дождалась не с неба манны
Любовь водоворотом с силой
Меня над Миром возносила.

Ни чьим словам я не внимала.
И ничего не понимала.
Хотела видеть и быть рядом
Лишь с командиром я отрядов.

Но я была немного старше.
А он умён. Диплом с отличьем.
А я лишь мамой всего ставшей.
А он красив до неприличья.

Я ж не красивой была, броской.
Он самый лучший из Свердловска.
И на предлог сходить в кино,
Я опустила взгляд смущенно.
Нет, не была я защищённой.
Замявшись, я сказала «Но»

Искала взглядом, кто б помочь,
Мне в ситуации бы смог.
Но сам же Яков мне помог,
«Я знаю, ты имеешь дочь

И в садик мы за ней зайдём.
Так что же, мы в кино пойдём?»
Мы посадили дочь на сани.
Друг друга взгляд ловили сами.

От тайны этой дочь зазналась
И маме в тот же миг призналась.
В маме моей проснулся лев,
Я не забуду этот гнев.

В кино в тот день я не пошла.
Зато душой к нему летела..
Лишь с ним край света я нашла.
Горела каждой клеткой тело.

Но он, тот лучший, обручон.
Тогда, невзвидевшая света,
Не получившая привета,
Всю жизнь звала его лучом,
Мелькнувшим, осветившим,
И в мрак на время превратившим.

Да, он уехал. И тоскуя
Я проклинала жизнь такую.
И вобщем то опять рискуя,
Не на судьбу же мне пенять?
Решила место поменять.

Но продан дом и я в Кургане
Жизнь осложнив, себе и маме.
Ей больше всех тогда досталось,
5 лет до пенсии осталось.
Она бедняжка так металась,
А я же с лёгкостью рассталась
И поселилась в глухомане
Но нет работы моей маме,
Да настороженный народ
От всех проблем их да невзгод.

Но на работе полюбили.
Правда, сомненья всё ж были,
Сколько прожить смогу я вместе,
В том островке любви и чести.

Квартиру в той деревне дали,
А я живу всего три дня,
Другие ждали там годами,
Увы, вина в том не моя.

Душа металась и рвалась
И вновь я с места сорвалась,
Прощенье в школе попросив,
Контейнер вскоре загрузив.

Куда б Вы думали, да в Рай
Туда, где солнце через край,
Когда-то в детстве там была,
И память всё туда звала.

 Вторая часть следует, она расскажет о том, что никогда не нужно отчаиваться, а смело менять место жительства и работу. Рассказ поведёт читателя по судьбе её, жизни с 27 до 55лет.