Человек по имени Никто

…А я – Ніхто, і звуть мене Ніяк.
(Ирина Билык)

Она никогда бы не подумала, что им придется встретиться вновь. И что это произойдёт так скоро. Даже сейчас Ей слабо верилось в это. Девушка в черном платье D, перехваченном белым поясом Kenzo, сидящая в инвалидной коляске за столиком киевского кафе, неземной красоты с безмерно усталыми серыми глазами – такой Её видели прохожие, что спешили в тот жаркий июльский полдень по своим делам взад и вперёд по Крещатику. Такая же, как и год назад, в зале суда, только ещё более красивая, несмотря на травму, коляску и траурное платье – такой Её увидел Он, приближаясь к столику, и немного занервничал: по телефону Её голос звучал безэмоционально, и угадать, кого Он увидит – сломанную горем калеку или чертовски красивую двадцатипятилетнюю женщину – было невозможно. «Уж лучше бы Она вообще не пришла», - промелькнуло вдруг в Его голове предательская мысль, и Он невольно заметил, что у Него дрожат руки.

Точно так же, как дрожали Его руки, когда Они впервые были вместе там, на далеком пляже, одни у моря, и солёный ветер оставлял неповторимый привкус на губах и на Её загорелой коже. Или точно так же, как в ту ночь, когда сотрудники ГАИ светили фонариком Ему в лицо, кто-то деревянным голосом зачитывал Ему Его права, пока другой надевал Ему наручники, а посреди дороги в лучах яркого света фар нескольких автомобилей и под прицелом камеры оперативной съемки громоздилось всё то, что осталось от их BMW и его Lexus (тогда краем взгляда Он увидел Её без движения, с окровавленной головой, опущенной на рулевую колонку, и чуть не потерял сознание от ужаса). А может быть, так же, как в день заключительного заседания суда, когда Она смотрела на Него с презрением и жалостью, смешанной с ненавистью и болью, пока зачитывали приговор (Она единственная сидела, потому что была ещё с одной рукой в гипсе и в инвалидной коляске; а все вокруг стояли, как на похоронах; да это и были похороны – похороны Их запретной любви, из которой – как Она и предупреждала – не вышло ничего хорошего)… Он не знал. Но руки от этого дрожали ещё больше.

- Здравствуй.
- Давай сразу к делу. Я не особо рада тебя видеть. Но раз обстоятельства вынуждают…, - и Она положила перед Ним на стол несколько распечаток с какими-то подписями и печатями.
- Это что?
- Твой адвокат подал встречный иск. Понятия не имею, зачем тебе это надо…
- Но я…
- Не перебивай, пожалуйста! Так вот: я не знаю, зачем тебе это надо, но…в общем, проведут повторное следствие, и по его результатам… короче, ты ни в чём не виноват. В ту ночь… - Она прерывисто вздохнула. – Андрей не справился с управлением. Он… Он тебя поздно заметил, в общем… После похорон, - Ему показалось, что Она вот-вот расплачется, но Она вздохнула, и продолжала как ни в чём не бывало, - так вот, после похорон папа настоял, что он всё решит… И…
- И решил, - перебил Он, начиная понимать, - и меня упрятали на два года. Молодец папаша! Ловко у него всё схвачено… А я-то дурак, не верил… Развесил уши: «правосудие», «суд всё решит»…

Он видел, как гримаса боли исказила на несколько секунд Её лицо. Он нарочно воспроизвёл Её слова и даже интонацию, с которой Она говорила, сказанные тогда, на предварительном следствии, когда Его выводили из комнаты после допроса, и Он увидел Её в коридоре, у входа в кабинет следователя.

- А теперь твой папаша решил меня подкупить, да? Чтоб я его доченьке жизнь-то не портил, паскуда этакий… Это, небось, документы, чтоб дело замять? Подумаешь, что в той аварии я чуть не погиб!...
- Ты не всё знаешь, - очень тихо сказала Она. – В ту ночь не только моего мужа не стало. У нас с тобой не родился ребёнок…
Он сел прямо, ошарашенно глядя на Неё.
- Был четвертый месяц беременности, - безжизненно ответила Она на Его немой вопрос. – Андрей думал, что это его ребёнок…

Она смотрела сквозь Него, и в Её глазах копилась усталость и боль. Он машинально взял из нагрудного кармана чёрную ручку, придвинул к себе листки документов и нервным росчерком подписал все пять, один за другим. Второй рукой при этом Он лихорадочно пытался нащупать в кармане пачку Winston, но не мог: руки Его не слушались. Она устало закрыла глаза. Отец Её так и неродившегося ребёнка… Бывший партнёр по бизнесу Её мужа… Человек по имени Никто. Теперь Он для Неё – Никто. НИКТО. «Привет, Никто! – Как твои дела, Никто? – До скорого, Никто!» А когда-то Она любила называть Его просто по имени – Никита.

Девушка в черном платье D, перехваченном белым поясом Kenzo, сидящая в инвалидной коляске за столиком киевского кафе, неземной красоты с безмерно усталыми серыми глазами, и мужчина лет тридцати пяти, в сером костюме Brioni, со шрамом на правой щеке, у которого слегка дрожали руки, пока он заполнял какие-то бумаги – такими Их видели прохожие, что спешили в тот жаркий июльский полдень по своим делам взад и вперёд по Крещатику…


4 июня 2007 года