Сестры по крови

 СЕСТРЫ ПО КРОВИ

-У Вас идеальное здоровье, молодой человек,- почему-то грустно сказала, пожилая врачиха, просматривая его медицинскую карту. Вот только не знаю порадоваться за Вас или посочувствовать.
- А что так? Да я здоров, к чему скрывать, я пятаки могу ломать - сказал Глеб и улыбнулся,
хотите, покажу.
- Зря иронизируете, дорогой мой, я разделила бы Вашу радость, если бы мы находились с вами в любом другом месте, а не на призывной медкомиссии. Обойдемся без демонстрации, поберегите силы. Боюсь, что в ближайшие два года, вам придется ломать что-то более серьезное, кирпичи, например. Вы к этому готовы? Вижу, что да. А я поверьте уже устала коротким словом - ГОДЕН, бросать таких как Вы в мясорубку войны. Иногда я кажусь себе беспристрастным судьей, подписывающим смертный приговор невиновному,- обреченно сказала врачиха.
- Вы похожи на мою маму, все будет хорошо,- уже серьезно ответил Глеб и вышел за дверь. Он не видел, как в глазах пожилой женщины появились слезы. Сколько таких молодых и уверенных в себе она проводила туда от, куда далеко не каждый вернулся обратно.


На следующий день на призывной комиссии военком торжественно произнес:
-Поздравляю Вас , вы будите служить в спецназе. Эта честь выпадает самым достойным. Вы вернетесь из армии совершенно другим человеком. Если конечно, повезет, - уже без слов дополнил себя седой полковник, откладывая в сторону его личное дело.
 
 Через полгода Глеб стоял на вокзале, в ожидании своего поезда, позади полгода учебки спецназа ГРУ, а впереди война. В окружении своих университетских друзей, он чувствовал себя выпускником школы среди первоклашек. Мужская работа в последнее время сделала его взрослым.

Светка стояла чуть в стороне и была единственной девушкой из всей провожающей его компании. Увидев ее, Глеб загадал: « Пусть она останется навсегда, единственной женщиной в моей жизни».

 - Зачем ты пришла, ведь мы же договорились, обойтись без вокзальных слез- сказал он.
- Прости, но я кажется не сказала тебе, что то очень важное, ответила она повиснув у него на шее.

-Что может быть важнее нашей любви и той клятвы, которую мы вчера дали друг другу - пронести свою любовь через всю жизнь. И не найдется той силы, которая смогла бы нам в этом помешать, даже эта проклятая война, будь она не ладна. Я обязательно вернусь, чего бы мне это не стоило и сделаю тебя самой счастливой женщиной на свете. Поверь мне.

-Любимый, я тебе верю. Но послушай меня, нет, скорее услышь. Моя любовь отражается в тебе одном как в зеркале, без тебя я себя не вижу. Но лучше я останусь, слепа, чем ты потеряешь любовь к самому себе. Постарайся ее сохранить, даже на войне. Ты сильный, а сильным - это всегда сложнее.

 
-Ну, ты и сказала, прощание славянки какое-то, только музыки не хватает. Мне надо побыть с этим некоторое время, - попытался отшутиться Глеб, думаю, суток в поезде мне для этого хватит, сказал он и запрыгнул на подножку вагона, не отпуская ее руки.

Поезд тронулся, и пока хватало сил, она бежала за ним, сдерживая слезы, но когда их руки разъединились, в ее сознании пронеслись любимые стихи ее матери: « …И никого не защитила в дали обещанная встреча и никого не защитила рука зовущая в дали». Из ее голубых глаз полились ручейки перламутровых слез. Она была очень молода и от куда было ей знать, что все самое женственное, в том числе и предчувствие передаются по наследству. Она думала, что просто плакала.

- Я так и знал, что не обойдется без вокзальных слез,- подумал Глеб, пытаясь проглотить комок, застрявший в горле и смотря на убегающий вдаль силуэт своей любви.


 Он лежал на верхней полке и пытался уснуть, или скорее убежать от ощущения потери самого дорогого, как будто забытого там на перроне. Забытого безвозвратно. Не проходящая пустота, пыталась разорвать его на части. Он спрыгнул в низ и опустошил первый, попавшийся под руку стакан водки, и также быстро вернулся обратно.
- Не понял, блин такой,- выдавил из себя, изрядно подвыпивший замкомвзвода, заглядывая в свой пустой стакан.

Алкоголь-это лекарство от боли, слегка захмелев, подумал Глеб. Так уж издревле повелось на Руси, где мужику всегда жилось больно.
.
Кем он только не был крепостным, рабочим классом, гнилой интеллигенцией, солдатом, героем пятилеток, вот только пожить, как человеку редко кому удавалось.

 Правители на костях русских мужиков строили города, полководцы их кровью смывали свои ошибки, их поливали свинцом заградотряды, самых лучших объявляли врагами народа и отправляли в сталинские лагеря.
 
Потом были долгие годы застоя, отучившие русского человека работать, затем перестройка, демократия и мифическая свобода, скорее похожая на слепой и беспощадный русский бунт. Как будто чья-та злая рука раскачивала российскую историю по какой-то дикой траектории, где всегда здравый смысл заменялся понятиями правителей, олигархов или бандитов, что, по сути, было одним и тем же - уничтожением своего народа, ради своей сволочной выгоды.

 У преступления нет национальности, а есть только одно общее начало-зло. Которое всегда активно, умно и изворотливо, до такой степени, что способно в свой круговорот ненависти затянуть простых людей, поставив их перед выбором - погибнуть или убить.

 И не важно, что у них были совсем другие планы на свою мимолетную жизнь - посадить дерево, построить дом, любить и растить детей. Может, наша планета стала слишком мала для людей, если они вынуждены убивать друг друга, просто для того, чтобы остаться в живых на какое то время.

Перед его глазами проплывала вся мужская история его рода. Предки работали на демидовских заводах, прадед воевал в первую мировую, дед дошел до Берлина, отец, хоть и израненный, но вернулся с афганской войны.

 Сегодня этот поезд уносит на войну под названием антитеррористическая операция и его. Он с горечью подумал, может в этот момент чья –та не видимая рука уже пишет сценарий очередной войны и для его еще не родившегося сына?

 От этой мысли ему становилось горько и больно. А ведь ему казалось, что красота может спасти этот мир. Он пропускал ее через себя и пытался выразить ее в своих картинах, искренне веря в то, что даже если злой взгляд соприкоснется с радугой его души, он станет добрее и забудет о разрушении, а задумается о созидании.

Ему вспомнилось, когда он впервые в жизни взял в руки кисть. Это было в десятом классе, он играл на гитаре в школьном ансамбле. И после школы часто убегал на берег реки своего небольшого уральского городка и в одиночестве музицировал , пытаясь выразить звуком ту красоту, которая его окружала.

Однажды его уединение нарушил мужчина средних лет, за плечами которого находился причудливый чемодан. Он разместился не по далеку и соорудил из своей ноши столик, на котором разместились холст, краски и кисти.

 Не переставая играть, Глеб как зачарованный наблюдал за работой художника, которого видел впервые в жизни. Он что-то колдовал с красками, потом брал в руки кисть, и словно по законам волшебства на холсте появлялась та красота, которую Глеб всегда уносил в своей памяти, уходя, домой.

- Как вы это делаете?- спросил он.
- Также как ты рождаешь эти звуки из своей деревяшки.
- Но это так просто.
- Да, просто когда прекрасное живет в твоем сердце, все остальное ремесло,- ответил художник. Хочешь, я научу тебя своему ремеслу, а ты меня своему, я с детства мечтал научиться играть на гитаре. Да все как-то не получалось.
- Я согласен, давайте попробуем.

Когда через месяц Глеб написал свою первую картину и показал ее своему учителю, тот, не веря своим глазам, произнес:
- У меня было много учеников, но никто не видел краски этого мира глазами его создателя, у тебя талант от бога. Тебе нужно творить. Вот тебе мои телефоны в Москве, я преподаю в Суриковском училище. Я буду ждать твоего звонка.

Когда на семейном совете обсуждался вопрос - куда поступать после школы, Глеб молчал и слушал отца:
- Сынок, я простой работяга и ты уже намного умнее меня, чему я искренне рад.
 Но ведь художник это не профессия, мы не можем тебе приказывать, но нам с матерью было бы спокойнее, если бы ты получил специальность, которая смогла бы прокормить тебя и твою семью. А свои картинки ты всегда сможешь рисовать в свободное время.
Перед самым отъездом в Москву, они сидели с отцом на кухне.Отец выпил и пыхтя своей папироской показывал ему свой армейский альбом:
- Смотри сынок это мы с Салманом в госпитале в Баграме. Нас там так и называли братья близнецы. С фотографии смотрели два молодых парня на костылях и с перебинтованной грудью. Мы попали в засаду, и со всего взвода нас осталось только двое. У меня сквозное ранение легкого, ногу зацепило, а у него ни царапины. Два километра он тащил меня на себе до вертушки, а когда оставалось совсем немного какой то - душман и откуда он взялся, гранату бросил. Так он все осколки на себя и принял, закрыв меня собой. Нас так и нашли в серых горах по алому пятну так мы пропитали друг друга кровью.
А эта уже его семья. На бумажном слепке жизни, на фоне виноградника стоял строгий мужчина, восточной красоты женщина и мальчик лет десяти с незабываемыми глазами.
Мы так мечтали, чтобы вы, когда нибудь встретились и стали бы, как и мы братьями.

Глеб поступил на экономический факультет МГУ. Учеба давалась ему легко, его даже профессора называли уральским самородком и предрекали большое будущее. Он не переставал рисовать, и вся его маленькая комната в общежитии была завешана холстами будущих шедевров. Он разгружал вагоны и работал курьером, чтобы купить краски и кисти. Ему только ни как не удавался солнечный свет, и он не знал почему.
Но однажды на дискотеки он встретил ее – Свету. Он долго вспоминал прикосновение ее руки , как будто его коснулась рука ангела и тот луч солнца который прошел через сосновую ветку его картины и ослепил его глаза.
Через месяц он ушел из университета и решил поступать в Суриковское училище. И все могло сложиться по-другому, если бы не эта повестка. Но никто еще в его роду не убегал от своей судьбы и не прятался за плечи других. Какой-то внутренней мужицкой мудростью Глеб понимал, если сегодня спрячется он, то завтра бумеранг страха достанет его сына.
Стук колес поезда, неведомой азбукой уносил в эту летнюю ночь Глебово прошлое.
Он засыпал своим последним детским сном без сновидений, чтобы завтра проснуться на войне.

 

 Они шли по горной тропе. Она огибала огромный каменный валун, и поэтому когда они увидели друг друга, то оба на мгновение замерли от неожиданности. Глеб пришел в себя первым, его Стечкин, смотрел на врага и был направлен на языке профессионалов в «поцелуй бога»- это маленькая ямочка между носом и губами. Пуля, попадая в это место, оставляет время для жизни мозга в пару секунд, которых может хватить, чтобы уже мертвое тело, не зная об этом , могло нажать пять раз на курок своими рефлексами. Это место та десятка в тире, в которую нужно попасть. Любая другая цифра живет дольше и стреляет в спину.
А если у мишени есть глаза. Он их узнал глазами профессионала, которые видели многое.
Это те самые глаза с фотографии его отца, это сын его друга.
Его рука сместилась на цифру восемь и нажала на курок. Пуля прошила предплечье его мишени, и раздался еще один выстрел. В животе у Глеба кто-то зажег газовую горелку. Остатки сознания говорили о броннике, который он сегодня не одел.
Они упали вместе и почти рядом. Их молодая кровь, фонтанировала из ран с каждым ударом их сердец.
Она ползла по земле в виде двух ручейков устремленных на встречу, друг другу и превращалась в маленькую реку общечеловеческой крови, оставляющую за собой лишь багровый след на горной тропе.
- Я не хотел стрелять,- простонал юноша,- я не боевик и случайно оказался здесь, я обещал Зареме вернуться.
- Мы все здесь оказались случайно и кому-то обещали вернуться,- ответил Глеб, зажимая рукой рану и понимая, что его дела плохи. А я все-таки тебя узнал. Живи парень. Тебе повезло.
 
Зарема зашла в вагон метро на станции «Курской» и села в самом центре около выхода.
Был час пик. По инструкции, которая была записана в ее подсознании спецами по подготовке шахидок, она должна была нажать на кнопку, через минуту после отправления поезда.

Минута жизни очень скоротечна, мы даже не можем ее уловить, но минута перед смертью может вместить в себя вечность. Она обратила внимание на женщину в черном платке, которая сидела напротив. Ее защищали как щитом двое военных.

 Вот они мои враги, мне будет легче, если вместе со мной их разорвет на части. Может быть, это они убили моего мужа. А я здесь для того, чтобы встретиться сегодня с ним на небесах. Ее рука потянулась в карман плаща и нащупала маленькую кнопку.

- Он обещал вернуться, но вот уже сорок дней как его нет. Почему вы его не спасли?- прокричала женщина в черном платке. Усталые и бесстрастные лица пассажиров вагона повернулись на этот крик.

Двое сильных мужчин вмиг осунулись и превратились в больших карликов.
- Мы сделали все что могли,- одновременно ответили они. Глеб был лучшим среди нас, и это просто нелепая случайность. Мы были и не в таких переделках. У человека, который его убил, по законам нашей профессии не было никаких шансов. Но его добили уже свои. Глеб только ранил его в руку. Когда мы несли его к вертолету, он шептал в бреду: « Это сын друга моего отца, я его узнал».

 А последние его слова, были обращены к тебе:
- Передайте Свете, что я сделал все, как она сказала мне там на перроне. Иначе я поступить не мог. Она поймет. И еще. Скажите, что она была и останется единственной женщиной в моей жизни.

Это все что он успел нам сказать. Нелетная погода, будь она проклята. А в горах ранение в живот – это приговор. Единственное, что мы могли это снять его боль. Прости, если сможешь.
 
- Извините ребята, я вас ни в чем не виню. Я знаю, вы были его лучшими друзьями, мне Глеб много о вас писал. И спасибо, что вы сегодня со мной рядом. Простите за бабью истерику. Я пока не представляю, как я смогу жить без него. Но я справлюсь, я буду сильной, ведь во мне живет его жизнь – наш сын. Вот уже пятый месяц. Я берегла эту тайну к его возвращению. Он вырастит таким же красивым и сильным как его отец. Света положила руки себе на живот, словно прислушиваясь к биению сердца своего ребенка.

На лицах молодых мужчин заиграли желваки, и заблестели от слез глаза .
- Ты можешь всегда рассчитывать на нас. Только позови. Сын нашего друга – наш сын. Когда он вырастит, мы расскажем ему, каким был его отец. Да и вот еще что,- один из парней достал из сумки и протянул ей затертый походный этюдник в кожаном переплете. Она подарила его ему, когда он весной приезжал в отпуск.
- Он называл его - «Лица войны» и обещал пригласить нас на свою выставку с этим названием. А оно вот как вышло. Возьми, может ваш сын, продолжит дело отца?
 
Зарема внимательно прислушивалась к их разговору. Еще мгновение назад, казавшиеся ей врагами эти молодые люди, перестали быть таковыми. Что-то в ее юной душе оттаяло, то, что не смогли окончательно заморозить, бородатые дядьки, называвшие себя патриотами ее Родины, и истинными правоверными.

А на самом деле они выбрали путь ненависти и мести, зарабатывая на этом деньги пропитанные кровью ни в чем не повинных людей. Она почувствовала себя участником, какой то вселенской трагедии, как и эта молодая женщина сидевшая напротив.

 Ее материнский инстинкт продолжения жизни боролся со смертью, и он начал подсказывать ей, что всему этому надо положить конец. И теперь в этом деле от нее зависело очень многое. То, что даже не могли себе представить окружающие ее люди, судьба которых была зажата в ее маленькой ладошке.

Но почему они молчали, когда начиналась эта братоубийственная война. Наверное надеялись ,что она пройдет стороной мимо их дома, и засыпали как обычно в этом вагоне метро под стук колес. Они виновны в своей сопричастности со злом.

 Но тоже, Зарема могла сказать и о своем народе, который не заметил в вахобизме, угрозы для своего существования.

Что-то внутри ей говорило – нельзя питать свою силу слабостью других. Что изменится, если через мгновения на этом месте окажется груда, искореженного метала, и останки того, что когда-то называлось людьми.

 Жернова ненависти закрутятся с новой силой, перемалывая новые жизни. Нет! Она сделала свой выбор. Пусть они удовлетворяться ее жертвой. Может быть, у этой женщины вырастит сын, который сможет что-то изменить в этом мире. У нее уже не было сомнений, что это их любимые встретились на горной тропе.

- Станция « Проспект мира», следующая остановка «Баррикадная»,- проговорил динамик казенным голосом.
Выходя из вагона, Зарема на какой то миг обернулась и встретилась взглядом со Светой. Она улыбнулась и подмигнула ей своими большими черными глазами, словно подбадривая: «Живи и держись сестренка». А потом опустила их в низ, как будто прощаясь. Света смутилась от внимания этой миловидной девушки, мгновение назад сидевшей напротив ее, закутавшись в серый плащ.

Она вспомнила этот взгляд, и у нее все заныло внутри, когда в вечерних новостях, диктор произнес:
- Сегодня в 18.30 на площади у комплекса «Олимпийский», сработало взрывное устройство, предположительно пояс шахидки, который находился на молодой женщине. На месте происшествия были обнаружены фрагменты одежды террористки, до момента взрыва на ней находился серый плащ. Мощность взрыва оценивается в три килограмма в тротиловом эквиваленте. По версии следствия она пыталась совершить теракт во время проведения массовых мероприятий. Жертв и пострадавших нет.
 
- Это была она, я это чувствую, разрыдалась Света, обнимая маму.
- Кто она? Доченька тебе нельзя так волноваться, подумай о сыне.
- Я знаю, она хотела нас сегодня убить, там в метро. Но что ее остановила и почему она посмотрела на меня как на свою сестру? Может быть, и она потеряла свою любовь на этой проклятой войне? И мы в этом вагоне стали с ней сестрами по крови. Она отдала свою жизнь, чтобы появилась новая – моего сына. Но неужели она не могла поступить по-другому, чтобы не убивать себя? Значит, не могла, - с каким то внутренним пониманием прошептала Света.

Прошел месяц чередой скоротечных дней. В одном из домов горного аула зазвонил телефон.
- Неужели связь восстановили,- подумал коренастый мужчина, похрамывая, направляясь к телефонной трубке. И кто это про меня вспомнил?

- Здравствуй брат, ты узнал меня?
- Твой голос будит последним, что я забуду в этой жизни брат. Да хранит тебя Аллах!
- Ты знаешь, что наши дети…
- Я все знаю, и эти шакалы уже получили свое.
- Наверно там, в Афгане наши Боги не услышали нас, когда мы просили у них уберечь наших сыновей от войны.
- Да, брат не услышали. Я буду думать об этом в одиночестве до конца своих дней.
- Ты не знаешь одного, брат. Моя невестка, была в том вагоне, который должна была взорвать твоя. Они стали сестрами по крови. Как и мы когда-то братьями с тобой. И она спасла моего внука, нашего внука.
- Спасибо тебе брат, значит, жизнь оказалась сильнее смерти. И может, хоть на этот раз наши боги услышат нас. Мы все столько пролили крови своей и чужой . Думаю, им уже хватит!