Капля жизни

Как назло все лифты в многоэтажном офисном здании не работали – на подстанции отрубили электричество, так говорили служащие на охране в вестибюле. По началу никого не хотели пропускать, поэтому столпилась куча народа, да и телефоны тоже молчали, внутренней связи не было, будто магическим образом отключение электричества повлияло на работу телефонных сетей. Дурдом какой-то! Но Ирку, девушку двадцати двух лет, ничего не могло остановить, у нее назначена встреча с юристом-адвокатом и она прорвется, чего бы это ей ни стоило! Резко растолкав посетителей, орудуя локтями и прорываясь всем телом сквозь толпу, она подбежала к мужчине в форменной одежде охранного предприятия и загомонила, что у нее назначена встреча с Побережской Надеждой Семеновной, адвокатом и юристом, и что если ее сейчас же не пропустят, то пострадает очень хороший человек, ее бабушка, что совершится жуткая несправедливость, и ни в чем не повинная старушка окажется в закрытом доме престарелых и она ее больше не увидит, а у нее никого нет! Охранник ничего не смог ответить на столь душераздирающее заявление и пропустил девчонку. Все остальные тоже захотели прорваться, но, видимо, фортуна тут же отвернулась в другую сторону, и народ остался галдеть в вестибюле вместе с охранниками.
Прибавив звука в «ушах», в которых бился «Rammstein», Ирка бежала, что есть прыти на десятый этаж, задыхаясь, чуть не падая, но скорости не сбавляя. Мимо по лестнице проходили изумленные служащие, посетители, но ей было все равно – пусть смотрят, главное, чтобы не лезли под ноги и не мешались. Пару раз, столкнувшись с курящими на лестничных промежутках и выбив у кого-то сигарету, она не обратила внимание на недовольные выкрики в ее адрес, продолжая спешить. Встреча должна была разрешить самый главный вопрос ее жизни – останется ли она с бабушкой в ее домике в далеком губернском городке или нет! Домик решено было продать на семейном совете, который проходил без участия бабушки и Ирки. Кому нужен частный дом далеко от Москвы, в котором необходимо проводить реставрационные работы – лучше получить деньги за значительный кусок земли в центре города, построить дачи и забыть про старушку и ее проблемы!
Со старушкой и впрямь начались неописуемые чудеса! Соседи писали жалостливые письма, упрекали в бесчувствии родственников и рассказывали, что Анна Филипповна разгуливает по морозу в одном летнем платье, когда на улице двадцать пять градусов ниже нуля, не узнает бывших друзей, а всех подозревает и ходит жаловаться в районную администрацию – все признаки наступающего маразма.
Ирка никаким рассказам не верила, ей казалось, что и в письмах, и в суждениях родственников сквозит банальной материальной выгодой – вот это-то ее больше всего и раздражало. Бездушные скряги! Выгода состояла в том, что соседи Анны Филипповны были заинтересованы в присвоении земли, на которой стоял ее дом. Земля хорошая в центре города, а у всех дети – бизнесмены и предприниматели, тоже хотели построить в маленьком провинциальном городишке большие кирпичные коттеджи, чтобы в уюте проводить отпуска, и быть поближе к родителям.
Родственникам, находящимся в конфликте уже много лет, совсем не хотелось делить будущее наследство, проживая летом под одной крышей, вот так и случилось, что под воздействием личной несовместимости решили продать землю, выручив деньги, и больше не знаться друг с другом. Все – и родственники, и соседи были рады такому удачному обстоятельству, как продажа бабушкиного домика. Только Ирка не соглашалась с общим мнением и решила бороться.

Что значит для этих всех людей ее детская любовь? Да, ничего! Ирка страдала всем своим существом, ненавидя их всех вместе взятых. Она давно уже не уважала мать, занятую только собой, и отца, никогда не бывающего дома. Ирка поняла, что появилась на этот свет по ошибке, роковому стечению обстоятельств и не собиралась прощать родителем их собственной глупости! Да, она очень решительно настроена! А с тетки – вообще взять нечего – гедонистка и материалистка!

ххх

Анну Филипповну наполняли образы подобно страждущим толпам паломников, стремящихся получить очищение на святом месте. Благодаря их бесконечному пребыванию рядом, она не чувствовала себя одинокой. Даже любила уединение. Долгие разговоры с фантомами приучили ее к постоянной погруженности в себя, из-за чего она всячески избегала людных мест и своих старых, проверенных временем друзей. Ее странное поведение - избегать людей не находило понимания среди подруг, которых неудержимо тянуло к совместным воспоминаниям молодости, из-за чего она в очень скором времени прослыла странной, чуть ли не сумасшедшей. На самом деле, ей было невыносимо больно переполняться новыми переживаниями и видеть друзей в болезнях и печалях, когда она помнила их еще молодыми. Невыносимо смотреть, как лучшая подруга, когда-то модница и озорница, сморкается в кухонное полотенце или тряпку, которой только что вытирала обеденный стол, не моет руки после туалета и нарезает колбасу – скудное угощение. Просто она забывает, что сделала, а что нет, а напоминать ей уже бесполезно. Анна Филипповна хоть память какую-никакую сохранила, да, соображала уже медленнее, чем раньше, но последовательность действий помнила, пусть не все, но хоть руки мыла. Она в тайне гордилась своей головой, доставшейся по наследству от отца – умница был еще тот, мог столбцы цифорок по бухгалтерской части наизусть сказать да за прошлый день! Вот и она с математикой дружила, до сих пор учеников вела.
Зачем ходить по друзьям, болеющим и страдающим, когда дома, рядом с кошками и книжками гораздо спокойнее. Кошек у Анны Филипповны было две – ангорские пушистые и огромные. Сядет на диванчик, а кошки рядом пристроятся, урчат. Только забудется чуть-чуть, как воспоминания, которые никогда ее не оставляли, нахлынут, как волны на берег. Иногда какой-нибудь особенно надоедливый фантом предлагал ей обсудить события давно прошедшие, и тогда она вскакивала с нагретого диванчика и расхаживала по комнате, бормоча в слух непонятные обрывочные фразы. В ее воображении разыгрывались настоящие «военные баталии», оживали люди, ушедшие в мир более светлый, чем тот, в котором пребывала сама Анна Филипповна. Рассаживая усопших по стульям и кроватям, перечисляла все горести и беды, свалившиеся на ее голову. Припоминала обиды и ругалась с ними без конца. Осуждала людскую злость и зависть, молилась и грозила Богу навсегда Его отвергнуть.
Обиднее всего ей казалось предательство приемной сестры, которую приютили Анины родители, как только Вера подросла и отучилась в местном институте, так сразу же уехала в неизвестном направлении и больше никто о ней ничего не знал, а ведь жили душа в душу, играли вместе. Вот как бывает – чужая душа потемки! Наверное, только из-за Веры Анна Филипповна и приютила Катеньку. К сожалению, Катя тоже исчезла из ее жизни. Как же так получилось-то, в чем она виновата? Родные дети далеко и не в лучших отношениях друг с другом – все еще делят родительскую любовь, приемная дочь сбежала, а она осталась одна доживать свой век, коротая время за беседами с фантомами и рисованием. Полностью она научилась расслабляться только под классическую музыку, когда по радио передавали концерты Чайковского, Римского-Корсокого, Шуберта… Тогда она доставала любимые картинки с фотографиями природы и начинала их любовно перерисовывать в альбом.
После смерти мужа Анна Филипповна плакала несколько лет. До сих пор разговаривает с ним, смотря на свадебную фотографию – получается как по телефону, будто ты его не слышишь, а он тебя очень даже хорошо. Часто обращается к матери за советом, которой нет рядом более пятидесяти лет. Молится за нее, как и за отца, погибшего в железнодорожной аварии, когда девочки были маленькими, всего-то лет по семь-восемь.
Кто знает из этих, молодых, что такое старость? Когда с утра просыпаешься с чугунной головой, не можешь пошевелить руками и наступить на ноги, пораженные артритом. Кто знает, что теперь посмотреть на небо, запрокинув голову, практически невозможно без головокружения? Кто знает, что каждое утро начинается с таблеток для памяти, от головокружения, старушечьих витаминов, и каждый день заканчивается снотворными и успокоительными? Однажды, когда Анна Филипповна решила побелить потолок, потому что не могла жить в хламе и нечистоте, упала с «пирамиды» и сильно расшиблась. «Пирамиду» она построила из стола, стула и табуретки, кое-как забралась, а потом голова закружилась и Анна Филипповна сверзилась на пол, потеряв сознание. Пролежала не менее часов четырех, а то и более, хорошо хоть не умерла. Потом, конечно, написала детям в другие города, чтобы выслали деньжат на мебель и побелку. Никогда не любила Анна Филипповна навязываться, гордость не позволяла – такой воспитали, не то, что нынешняя молодежь – пьет, курит, матом ругается, тьфу! Беспутство одно и деньги на уме – все!
Так она и жила – в чистоте и уединении. Временами срисовывала с открыток красивые пейзажи, любила читать классиков, особенно Бальзака, копалась в огородике потихонечку.
А потом, потом начались странные вещи. Кто-то в два часа ночи начал заглядывать в окна и стучать, выкрикивая ее имя замогильным, страшным голосом с завываниями: «А-аня-а! А-аня-а!». Подбросили к порогу мертвую кошку Мурку, отрезав ей хвост и уши, наверное, зная, что Анне Филипповне, заядлой кошачнице будет больно видеть животное, которое она прикармливала года четыре. Как-то днем разбили окно и выпустили в комнату тараканов. Конечно, она выбежала на мороз в одном домашнем платьеце, которой ей еще в молодости муж подарил, шелковое и нарядненькое. Напугали ее до смерти, вот она и пошла к бывшим ученикам в местную администрацию жаловаться на хулиганов, но никто ей не поверил, а пришли и как нарочно поговорили с соседями-завистниками, теми, кто прошлой весной яблоньку-красавицу спилил, пока она по рынку ходила. Ведь на зло сделали! Чем яблонька-то мешала? Тем, что своими ветвями со спелыми яблочками за соседский забор спускалась?
Вот тут и понаехали дочери и давай ее уговаривать ехать с ними в Москву или Волгоград, в хороший дом для пожилых людей, мол, там все ветераны, заслуженные люди. Жить стали предлагать то с одной, то с другой, а у самих квартирный вопрос нерешенный. Внуки выросли, кто женился, а кто и замуж вышел, а по современной ситуации квартиры купить невозможно, цены-то, цены-то какие! А там она будет под присмотром врачей и общество хорошее соберется - скучать не дадут!
Поняла тогда Анна Филипповна, что дети стали чужими людьми, у каждого свой ворох проблем – всем не до нее, и согласилась переехать в чужой город, в чужой дом, чтоб они хотя бы при ней не скандалили. Самой тоже причиной разлада быть не хотелось.
Наметили план действий, собрали документы, позвонили куда надо, пенсию перевели, и то не сразу, взяли выписки из поликлиники, диспансеров, собрали анализы, направления, рекомендации, получили долгожданную путевку из Москвы, а уж сколько времени потратили на уговоры властей, чтобы из одного города перевезти старуху в другой, Богу одному известно! К нотариусу ходили оформлять бумаги на дом. Вроде все, стали вещи укладывать, разбирать, опять скандал разгорелся - кому что достанется, пытались и ее втянуть в выяснения отношений, но она отнекивалась – теперь ей ничего не нужно, не было тяги к жизни что ли, да и дорожить нечем. Не этой ли помойкой? Самое ценное – письма и фотографии любовно завернула в шелковый тяжелый платок - тоже мужнин подарок. Все остальное пусть забирают себе – ничего не надо!
Пока Анна Филипповна укладывала вещи, в соседней комнате раздавались крики – не поделили старинную икону в серебряном окладе и старую швейную машинку «Зингер». Вот люди! Единственное, что занимало голову – кошки, куда их теперь-то. Ладно, одну можно к подруге пристроить, а другую пусть младшая забирает. Вот уж морока-то, умирать пора, а тут такое! Умереть спокойно не дадут!
Больше всего на свете мечтала Анна Филипповна лежать в одной могилке рядом с мамочкой, так и говорила им всем, детям, чтобы обязательно похоронили рядом с ней. А теперь, получится ли? Ой, беда, беда! Мама, мамуличка, не обижайся, очень к тебе хочется, придешь ли за мной, заберешь ли меня, и когда, когда это все случится?
Так Анна Филипповна и очутилась в казенной обстановке, в своей маленькой комнатке с окнами в парк недалеко от Москвы.

ххх
 
Ирка ворвалась в кабинет юриста, сильно хлопнув входной дверью, полетев мимо сотрудницы. Надежда Семеновна с кем-то разговаривала и предложила глазами Ирке подождать, пока она закончит консультацию. Ждать нужно было за дверью кабинета в обществе секретарши, которую Ирка сразу и не заметила. Села в кресло и уставилась на длинные списки и перечни в больших количествах развешенные по стенам. Надежда Семеновна следила за всеми законами, касавшимися гражданских дел и вывешивала пояснения с примечаниями. Ирка скользила по разноцветным схемам, бумажкам, видимо содержащим важную информацию, но ни на чем сосредоточиться не могла. Сидела, как на иголках – в тревогах. С чего начать разговор? Как объяснить несправедливость, свои чувства? Слишком много чувств!
Надежда Семеновна, серьезная дама за тридцать с хвостиком, позвала Ирку в кабинет, по дороге бросив секретарше новые указания.
- Здравствуйте, кажется, Ирина, так, Ирина Осипова? – заглядывая в ежедневник протянула юрист.
- Да, я самая.
Адвокат выжидательно молчала, разглядывая молоденькую девушку странного вида: на губах пирсинг, в ушах по три или четыре сережки, майка до пупка и джинсы еле на заднем месте держатся.
- Я хочу узнать, как можно повернуть назад юридические процессы по продаже наследства.
- Вы наследница?
- Нет, моя мать и ее сестра.
- Они живы?
- Да, они живы.
- Так, в чем же проблема?
Ирка замялась. Смотрела на адвоката и не знала, как сказать, все то, что ее мучило и угнетало последнее время. Адвокатша решила подстегнуть разговор и поинтересовалась возможностью оплачивать ее услуги, понимая, что девчонка молодая, может глупости одни в голове или замыслила что-то нехорошее:
- Вы знаете, что услуги адвокатов стоят приличных денег?
- Да, я в курсе. Видите ли, у меня есть бабушка, которая меня долгое время воспитывала, пока родители занимались своими карьерами и устройством личной жизни – то сходились, то расходились, а на меня у них времени не было. – Ирка говорила с досадой, адвокатша заметила, что девочка сильно переживает – видимо вопрос все-таки серьезный.
- Бабушка всем помогала, внуков воспитывала, я у нее не единственная, у нее еще дочь есть, а там два ребенка – сын и дочь. Так вот, всех воспитывала, помогала, чем могла, а они ее в дом престарелых решили отдать, а дом – семейное гнездо, где все мы воспитывались и росли, продать! Больше всего времени бабушка посвятила мне! – тут Ирка не смогла больше сдерживать слез и разрыдалась.
Надежда Семеновна подумала, что не все еще дети испорчены окончательно, есть и среди подрастающего поколения хорошие люди, и, улыбнувшись, продолжила ровным голосом:
- Так что же Вы хотите?
- Я хочу забрать бабушку из дома престарелых и поселиться с ней! – Ирка уже подвывала, обиды на мать и тетку вспыхнули, как спичка. Она ревела, позабыв, где находится, и хотела только одного – быть сейчас с любимой бабушкой, обнимать ее, целуя в морщинистые щеки.
- Кларочка, Кларочка, - закричала Надежда Семеновна, - принеси скорей воды и валерьянку! Юристка обошла стол, разделяющий ее и клиентку, присела на подлокотник кресла и приобняла девушку, буквально через несколько мгновений в комнату ворвалась секретарша и протянула стаканчик с лекарством:
- Спасибо, - поблагодарила Надежда Семеновна Клару, – Иди. А ты с бабушкой-то говорила, она-то согласна с твоим решением?
- Нет, не говорила, - рыдала Ирка.
- А надо бы поговорить! Нельзя вот так взять и пойти против всех, хотя бы с бабушкой поговори, а вдруг она не захочет жить опять в этом доме, вдруг она сама так решила? На что ты собираешься там жить, а? Работать пойдешь, учебу бросишь? Что делать-то будешь? Хотя всегда есть возможность повернуть колеса назад. Давай так сделаем, ты с ней поговоришь, а потом опять ко мне придешь, денег с тебя брать не буду за сегодняшнюю консультацию. Приходи в следующий раз, только не забудь поговорить с бабушкой! Ведь без ее согласия не могли твои родственники оформить путевку в дом престарелых! Это серьезное дело, понимаешь, само государство дает разрешение. Пенсию переводят, справки собирают, путевку оформляют! Что ты, иногда люди ждут такого события чуть не по месяцу-два месяца – мест нет!
Надежда Семеновна, выпроводив Ирку из кабинета, села и отвела взгляд к окну, в серое небо. Как же бывает чудно в жизни! Она знала только одну бабушку и то в детстве, а другую даже никогда не видела. Отец ушел от матери, когда ей было месяцев пять или шесть. А эта девочка сражается за свою любовь, наверное, она бы тоже сражалась за бабушку или дедушку, что собственно и делает сейчас, борясь с человеческой подлостью и низостью. Видимо, этой Ире нужен не совет юриста, а психолога, чтобы разрешить все семейные проблемы. Кто воспитывает таких детей и кому нужны такие дети? Как же все чудно в этой жизни устроено!

ххх

Анна Филипповна разбирала вещи в крохотной комнатке, место в которой ей предоставили. Комната была рассчитана на двоих. Видимо, опустела недавно. Такой здесь чудной запах стоял, будто в больнице. Все пропахло медпрепаратами и хлоркой и еще чем-то трудно различимым, наверное, так пахнет старость. «Неужели», - подумала Анна Филипповна, - «у меня такой же противный запах?», и начала принюхиваться к себе, как кошка. «Нет! Слава Богу, нет!» - с удовлетворением заметила она, вокруг нее витал аромат «Красной Москвы». Старые такие духи, наверное, только такие же старые перешницы ими и пользуются, почему-то подумалось ей.
Она накинула на плечи поношенную уродливую шубу, когда-то походившую на медвежий мех, но теперь уже свалявшийся и превратившийся в сосульки, и подошла к холодному окну, из которого нещадно дуло – надо бы раму утеплить. Кого еще подселят?
Пейзаж, открывавшийся взгляду, успокаивал сонным молчанием дремавших деревьев, накрытых толстым покрывалом снега. Из неизведанной глубины миров она позвала образ мужа, с которым прожила долгую и счастливую жизнь: «Посмотри на этих гигантов, Ванюша! Только посмотри на них! Сколько в них силы и мудрости. Стоят сосна к сосне, как мы с тобой когда-то, помнишь, на свадебной фотографии, головушка к головушке».
Размышления прервала резко открывшаяся дверь и в комнату ворвалась разукрашенная, как клоун, пожилая женщина:
- Привет, новенькая! Отлупляйся от окна – обед готов! Пойдем, отпразднуем твое прибытие! У Григорича полбутылочки винца осталось.
Анна Филипповна с удивлением рассматривала ярко накрашенные щеки и алые губы бойкой старушки. И смех, и грех! Смешные седые кудряшки торчали в разные стороны, подергиваясь с едином ритме с навязчивыми движениями головой. Красная кофточка, едва сходившаяся на животе, на жемчужных пуговках, грозила лопнуть в самый неподходящий момент, выставив на всеобщее обозрение несколько складок жира. Странно-серого цвета юбка клешем спускалась ниже колен, трикотажные чулки сборились по ногам, как кожа у слона, и утыкались в старушечьи черные ботинки на липучках. «О, Боже!» – вздохнула про себя Анна Филипповна.
- Ну, что застыла-то, Снегурочка! Пошли, а то опоздаем, - заторопила незваная гостья. – Давай быстрей! У меня сегодня помолвка, прям как в «Санта Барбаре».
Анна Филипповна одевалась строго и со вкусом, как и подобает учительнице – никаких излишеств, на голове носила пучок, правда изрядно поредевший, волосы никогда не красила, а уж тем более в старости. Зачем себя стыдится? Вот еще! Важно то, что внутри, а не снаружи. Те же трикотажные чулки обязательно цепляла к поясу-корсажу, чтобы они не спускались по ногам, ботиночки покупала дешевенькие, но с изяществом – на учителя всегда люди смотрят, даже если он на пенсии. Новая знакомая ей не понравилась, больно уж странная какая-то, да и замуж выходить на старости лет – только людей смешить, а ей похоже все равно!
- Я здесь что-то типа старосты, все за всеми подмечаю, персоналу помогаю! Устраиваю праздники и веселушки. Народ тут разный – кто-то уж совсем из комнат не выходит, помирать скоро, а кто-то больной сильно, так того и не выпускают, а остальные имеют возможность и уехать – уйти на пару деньков, только администрацию надо предупреждать, чтоб чего не вышло, знаешь, расписку писать нужно. Мы тут и гуляем в парке, и тайком в город ездим, здесь недалеко. На автобусе доберешься! – Спускаясь по лестнице в столовую, рассказывала новая «подружка».
Анна Филипповна шла молча с достоинством, держась за поручень. Вот ведь прицепилась, будет еще лезть ко мне со своей дружбой!
- Как Вас зовут? – единственный вопрос позволила себе Анна Филипповна.
- Марина Петровна! А тебя как? Ой, вспомнила, мне ж сестра сказала, ты вроде будешь Аней?
- Анна Филипповна! – подчеркнула с гордостью новенькая.
- Да, ладно, чего гоношиться-то! Мы тут друг друга уже по именам называем. Всего-то интересных людей человек с десять наберется! Сюда кого отправляют-то? Тех, кто никому не нужен или одинок, или при смерти, а у тебя что, не так что ли?
- У меня не так, сама сюда приехала, а родственники мне помогли!
- Ой, да брось! То, что родственники помогли вовсе не удивительно даже! Наоборот так оно и получается – пока даешь – берут, и любимая и хорошая, а как давать перестанешь – никому и не нужна. Вот и весь сказ!
«Какая же она грубая и бесцеремонная!», - подумала про себя Анна Филипповна. Ведь так нельзя с людьми обращаться! Мало ли что у кого, а эта давай лезть грязными лапами в душу. «Дудки, лучше молчать и смотреть, чем с ней разговаривать!».
Марина Петровна уже семенила по холлу, рассказывая, чем их тут кормят и как противно, поэтому старики на свою пенсию, чем могут, разживаются на рынке в городе, ну конечно, у кого деньжата есть, а кому и родственники привозят вкусненькое, домашнее.
 Кухонный аромат собрал всех, кто может ходить в ожидании обеда за столами, такими, как в обычной школьной столовой, с каждой стороны по два стула. Все уже сидели и ждали, когда же будут еду разносить.
Интересный старик, наверное, бывший военный, улыбался и шутил, хитро показывая на выпуклость под свитером. Вот к этому столу и подвела Марина Петровна новенькую.

ххх

Ирка шла по улице и думала, что так, наверное, совершается судьба. Никогда не знаешь, что тебя ждет за поворотом. Пришла к юристу, а она не только не помогла, так еще и отправила к бабушке на разговор. Тоже мне, психолог нашлась! Разве бабушка согласится вернуть все вспять? Нет, конечно. Она ведь гордая! Отказались от нее, значит, все – концы в воду. Ирка с удовольствием бы уступила свою комнату бабушке, а сама бы жила у Валерки, друга своего, все равно там практически и живет! Так ведь, нет! Мать против, что за глупости – без брака так жить нельзя! Архаика какая-то! Неужели она думает, что Ирка изменит свое решение. Ни за что! Теперь она с матерью вообще разговаривать не будет и никогда не вернется домой! Нужно только вещи собрать и узнать, где теперь бабушка находится, адрес этого чертова дома.
Ирка всячески осуждала мать, не верила ни одному ее слову, она любила только бабушку и немножко отца, и то с оговоркой, его ей просто было жалко. Почему-то рядом с матерью обязательно происходили какие-то казусы и неприятности. Она умудрилась не только жизнь отцу испортить и ей, Ирке, но и со всеми родственниками переругаться. Родная сестра на порог дома не пускала. Никто ей никогда не нравился! Даже Валерка, умный и веселый, не находил у матери одобрения – не подходил он Ирке из-за разницы в уровне образования, из рабочей среды, простой водила! А кто подходит, и что все это значит, вообще, что такое любовь? Что она вообще понимает в любви, никого никогда не любила, только мужики на уме. Бедный папа! Как он мог такое допустить в своей жизни?
С Валеркой Ирка жила уже года два. С ним было спокойно и хорошо. Каждый день они прижимались друг к другу в его однокомнатной квартирке и смотрели телевизор, пили пиво, занимались любовью. Чем она его зацепила? Сама не понимала, но только рядом с ним ей было уютно и хорошо. Валерка был озабочен одним – заработать как можно больше денег, чтобы на ребенка хватило и эту скорлупу можно было бы обменять на что-то побольше, пошире и покрасивее – нужна новая квартира.
Ирка замуж не спешила. Зачем? Пойдут дети, требуя забот и внимания, а она еще сама не готова к участию в семейной жизни. Ей хотелось заботы и ласки такой, чтобы наконец-то отогреться и растаять, чтобы в жизни опять началась весна. Валерка вроде бы не возражал, но готовился к взрослой жизни молча, не спеша и ни во что не погружая свою подругу. Ему нравилось чувствовать ночью ее дыхание, маленькие твердые груди с кулачок, нравилось, что она рядом и всегда ждет его возвращения. Валерке было приятно осознавать ее зависимость. Хотя где-то на подсознании он чувствовал, что она не такая слабая, какой сама себя считает, и, возможно, в жизни еще может все измениться, только бы ее не спугнуть, не прогнать раньше времени, чтобы она не улетела искать другого счастья – не с ним.
Валерке было двадцать шесть лет, среднее образование и опыт личным водителем у шефа, с которым он находился даже в очень не плохих отношениях. Зарабатывал прилично для водилы, на девчонок не пялился – искал свою, которая на всю жизнь. Разные уже были, хватит. Нагулялся, заразу успел подцепить. А тут и Ирка подвернулась, щенуля совсем, лет двадцать от силы. В кожанке и джинсах, серьга на губе и в ухе немеренно понатыкано. Смешная такая, малявка. Решил кофе угостит, боялся, что откажет, вдруг испугается с незнакомым кофе распивать? Ирка не отказалась, как-то серьезно посмотрела и согласилась, а потом и осталась, как он надеялся навсегда!
Он все переживал, как ее родители относятся к тому, что она дома по неделе не появляется. Страхи он, конечно, пытался скрывать, не выпячивал. Но в глубине души, переживал безмерно, что в один прекрасный день ее родители победят и она вернется к ним, как только отношения наладятся. Поэтому спрашивал у Ирки постоянно, как у нее обстоят дела с родителями, иногда призывал к ответственности, чтобы хоть изредка она звонила матери. На самом деле, он хотел контролировать конфликт с обеих сторон, чтобы поддерживать Иркино поведение в правильном направлении – он же старше, значит, умнее. На все замечания Валеры Ирка только смеялась и говорила, что своим родителям не нужна, а особенно матери, которая сама по любовникам шляется, так что переживать не из-за чего.
Но что-то не сходилось в уме Валерки, не верил он почему-то в иркины слова, пытался отмеживаться от этих конфликтных отношений, но не складывалось, что дважды два – четыре! Видел он пару раз иркину мать, нормальная такая, в прикиде, и глаза серьезные, не похоже, что шалава.

ххх

Светлана Ивановна готовила кофе. Французские ароматы разливались по кухне, выдержанной в стиле Hi-Tec. Небольшая стереоустановка радовала слух мелодичными переливами инструментального шедевра. Светлана не переносила классику и попсу. Маленькие, как звездочки, лампочки на подвесной панели горели неярко, под настроение, создавая атмосферу уюта и непринужденности. Виталий, муж Светланы Ивановны, и соответственно отец Ирки, вчера так и не пришел ночевать, сославшись на аварию на работе – погорела какая-то телефонная станция и нужно было срочно спасать клиентов.
Светлана Ивановна вкусила кофе с капелькой корицы и взбитыми сливками: «Ах, туда бы еще коньячку!». Она очень спокойно относилась к отсутствию мужа дома – хоть бы, вообще, не приходил. Брак давно перестал ее греть. Получилось все не так романтично, как ей представлялось – надежды рассыпались в пух и прах, как и чувства вместе с отношениями, каждый давно жил своей жизнью. У Виталия даже лучше получалось, чем у нее – романтические встречи, редкие женщины, хоть что-то. Светлана Ивановна не была сухарем, но и любвиобильной кокеткой тоже. Ей хотелось искренности, а ее-то и не встретишь на улице. Небольшие интрижки, заканчивающиеся очередными разочарованиями при столкновении с реальностью, больше раздражали, чем спасали от одиночества. Последнее время ей хотелось наладить отношения с дочерью, но куда там! Ирка держала глухую оборону, основательно вытряхнув мать из жизни, как ненужное барахло. Светлана Ивановна помнила дни, когда они вместе с дочерью гуляли в парке, держась за руки, а сейчас на телефонные звонки не отвечает! Она совершенно одинока! Слезы тихой тоски и одиночества медленно поползли по щекам, оставляя ровные полоски на напудренной коже.
Мать. Что мать? Она всегда больше любила младшую сестру. Олечке – то, Олечке – это, а ей, ей хоть чего-нибудь! Не смей трогать Олечку! Она и выросла эгоисткой, нет, эгоцентристкой! Все для нее, вот она и предложила матери пансионат для ветеранов труда! Мать согласилась, ведь так для Олечки удобнее будет! Боже, если бы Он только знал, как ей сейчас больно!
«Не реветь, не реветь! Только черноты под глазами не хватало!».
Светлана Ивановна относилась к Богу, как к вездесущей силе, никакой конкретной персоны за словом «бог» не стояло и никаких ассоциаций тоже. Бог – это абсолют. Религиозной конфессии определенной не придерживалась, она находилась где-то посередине между религией и наукой. Так было легче. Вера необходима, как крик души, хотя, что это такое – непонятно. Но душой она болела и болела за себя.
Светлана Ивановна часто задумывалась над хитростью бытия, его замысловатостью и абсолютной беспощадностью к слабости человека. Бытие или Бог, да какая разница, не прощало ошибок ни прошлому, ни будущему. Ошибки были, конечно, а у кого их не было, только разве у кошек и собак.
Выбор всегда один и всегда он направлен против человека. Либо ты занимаешься ребенком и плюешь на себя, либо мужем и ребенком, и опять плюешь на себя, либо собой, и плюешь на всех окружающих. Светлана Ивановна всего лишь хотела гармонии, чтобы как у всех, чтобы без истерик и слез, ну, как же это все объяснить Ирке?
Выходя замуж, она видела Виталия, как человека способного позаботиться о семье, а на самом деле оказалось, что, столкнувшись с первыми сложностями на работе, он сплоховал и оказался чуть ли не на самом последнем месте после дворника, а во всем виноват конфликт с начальником, ну, потерпел бы чуть-чуть, а потом бы все и наладилось. Так ведь нет, уволился с работы, год просидел рядом с молодой женой и ребенком, ни копейки не принося в дом. Семья кормилась подачками родителей, жили хуже, чем после войны. В результате весь груз по обеспечению семьи взяла на себя она. Да что Ирка понимает!? Спряталась за Валерку и сидит, мать учит жизни! Так и сложилось, сначала НИИ, который потом расформировали, потом кооператив по пошиву курток и кожи, который закрыли, потом в магазине у армян завмагом, а сейчас - преподаватель в институте. Всю семью на себе держала – ни спасибо, ни пожалуйста!
Светлана Ивановна принялась судорожно набирать sms-ку дочери, чтобы та обязательно ей перезвонила! Хватит родителей изводить, пора уже за ум браться!

ххх

Ирка сидела в институте на последней паре и думала о том, как она приедет к бабушке, обнимет ее, будет упрашивать, вернуть все назад. Ей так хотелось, чтобы бабушка жила вместе с ней и Валеркой. Она представляла себе разные картины, как бабушка в своем строгом платье с длинными рукавами и фартуке готовит с утра оладьи, как запах, распространяясь по комнатам, будет ее и Валерку. Он потягивается и говорит, что ее бабушка молодчина, такие знатные блины умеет готовить. Она несется на кухню и обнимает любимую старушку, и всем весело и хорошо. На паре никак не сиделось, скучный предмет философия! Ирка делала вид, что записывает лекцию, а на самом деле рисовала бабушкин дом и цветы, растущие летом возле крыльца.
Детство рядом с бабушкой было очень славным, оно дышало солнцем и дарило запах жаренной картошечки с солеными огурцами. Вдоль маленького городка плавно текла речка, а недалеко от дамбы горожане устроили пляж. Девчонки бегали на пляж все лето – до обеда и после обеда, а иногда и после ужина и до завтрака. У Ирки, общительной девочки, подруги жили напротив, стоило только дорогу перейти и покричать Таньке, как на улицу выскакивало самое добродушное создание из всех с улыбкой в пол-лица, а из окна выглядывала Вика. Танька уже замуж вышла, ребенка родила. Живет где-то в КОМИ. Не так давно прислала фотографию, где они все втроем сидят на диване, а Танька девочку-грудничка на руках держит. Вика вышла замуж сразу по факту получения паспорта. За ней ухаживал приятный парень из состоятельный семьи, правда, по местным меркам. Но все равно ведь, здорово!
Рядом с городком находился «Темный лес», как девчонки его прозвали, туда обычно ходили заядлые грибники и ягодники.
Почему же все отказались от маленького рая? Ирка не находила ответа, на мучавший ее вопрос.
Сложность заключается в том, что у Ирки пока нет «комнат», по которым бы разносился самый приятный запах на свете – запах домашнего тепла и уюта, запах любви и заботы. Пока они с Валеркой живут в однокомнатной квартире, а туалет и ванная комната, что называется, совмещенные - бабушка не даст согласия. Она еще не в курсе, что у Ирки есть почти муж.
Она думала, что бабушка никогда не переедет в подобное заведение, вернее, она искренне на это надеялась. Ирка мечтала привозить ей правнуков и проводить лето на зеленом лугу скошенной травы, где-то между городом и деревней в бабушкиных краях. Это место и бабушкин дом были ее настоящей родиной, по которой она скучала и которая ей снилась по ночам. Снился бабушкин дом, который плакал, по полу текла вода, а со стен падали слезы, а Ирка ходила в воде по щиколотку и не знала, как ему помочь.
Никто по-настоящему не понимал, какая Ирка есть на самом деле – то, как она выглядит, не является ее истинной сущностью, вот и в размышления проникла философия – вредный предмет! Она пытается спрятаться, убежать, замаскироваться от людей, чтобы никто ее не увидел, никто не понял, что она на самом деле весьма сентиментальная и добрая. Да, на хрен эту философию! Ирка успела выскочить в коридор до того, как слезы чуть не брызнули из глаз. Она решила покурить в туалете, пока никто не видит. Сегодня она поедет к бабушке, хотя, конечно, что она сможет ей сказать? Только бы узнать, как она переживает свой переезд.

ххх

Анна Филипповна переживала свой переезд ужасно, за последнюю неделю давление скакнуло вверх и замерло на границе двести двадцать. Никакие усилия врачей не могли снять повышение, как будто весь организм сопротивлялся жизненным изменениям. Главврач решила никого не подселять к новенькой, видя, что адаптационный синдром разгулялся во всю.
Дважды за неделю приезжала старшая дочь, привозила препараты и продукты, в основном сладенькое, теплые вещи, что-то забирала домой. Много новых книг громоздилось на тумбочке возле кровати. Они о чем-то говорили на повышенных тонах, спорили, выясняли. В комнату заглядывала вездесущая Марина Петровна, и шепотом докладывала старшей медсестре, что они ругаются. А дочь демонстративно подходила к двери и захлопывала перед носом «старосты». Ни стыда и ни совести! Мало того, что уважаемого человека в дом престарелых запихнули, так еще и ругаться пришли!
Анне Филипповне казалось, что мир крутится вокруг нее, а от головы можно прикуривать. Голова болела несносно. Как бы она не ложилась, боль перекатывалась вместе с позой, и везде было горячо! Неровный сон с забытьем всего лишь на короткое время давал возможность отключиться, к сумасшедшей круговерти мира добавлялись образы, не давая возможности отдохнуть ни на минуту, чем только усугубляли болезненное состояние. Дочь, пытавшаяся выяснить, почему больше любви досталось Ольге, только причиняла нестерпимые душевные мучения. Анна Филипповна не могла ничего объяснять старшей дочери – ей было плохо и, вполне, возможно, что это плохо уже не пройдет. Светка выбегала оба раза в слезах, да, Бог с ней! Анна Филипповна так измучилась, что сил ни на что не осталось, скорей бы уж, скорей! Мамочка, забери меня отсюда!
У каждой женщины, какую бы вы не встретили на улице, есть что порассказать. Нет маленьких людей! Ох, как заблуждался Ницше, говоря о маленьких людях. Нет, и еще раз нет! Просто есть люди, а есть нелюди! Человек всегда стремится к лучшему, к счастью, как бы ему не было плохо. Пытается бороться с самим собой и обстоятельствами. А нелюди, что они делают? А они палки в колеса вставляют!
После войны, попав в разруху и голод, приходилось работать сутками, чтобы детей прокормить и самим не упасть. Старшую к соседям отдавала, а что делать-то было? А младшую таскала у груди, пока возможность была, в пуховом платке, а сама на смену бежала в депо. Та еще работа – надо состав объявлять, сообщение срочное составлять, а младшая сиську сосет. Вся «железная дорога» смеялась. Что говорить-то, что говорить? А сейчас приходят, спрашивают, от чего да почему, сами бы, так как я повертелись! Да с чего они все взяли, что у меня кто-то был более любимый! А меня кто любил, да нежил? Только Ванюша все понимал, да и то, мужские привычки в отношениях ни раз верх-то брали, ох! А потом институт и работа, вечные детские сады и школы! Домой прибеги, детей, мужа накорми, четыреста тетрадей проверь, а еще ведь и поспать хочется. А на работе сколько раз в обмороки падала от голода и недосыпа?
От сердитых мыслей голова болела пуще прежнего и Анна Филипповна потихоньку постанывала. Тогда никто не обращал внимания на эту ерунду – условия не те были. Вот оно спасибо-то – в доме престарелых!
 А ведь поначалу даже вроде бы и понравилось здесь, коллектив внимательный, доброжелательный, постояльцы тоже ничего, в комнату пока никого не подселили еще один плюс. И все равно – все чужое, такое чужое, что с души воротит и белье, и запах и одиноко-то без кошек! Друзья пишут Светке, вот письма принесла, а читать невмоготу! Сколько же еще так мучиться!
Анне Филипповне понравилось общество уважаемых людей – все бывшие военные, люди интересные с хорошим пониманием жизненных сложностей, воевавшие. Здесь и хор ветеранов имелся и кружки по интересам. Она даже сходила на рисование и к психологу местному попала на прием, веселый такой мужчина, игривый, шутит со старухами, смеется. Успела поучаствовать в творческом вечере – стихи читала про войну. А на следующее утро с кровати не поднялась. Все тело чувствует, не обманешь!
И вроде неплохих воспитала дочерей, в жизни не пропали, успешно устроились, пусть не роскошно, но успешно и детей имеют, чего же им еще не хватает? Эта вечная человеческая жадность и зависть ко всему, бесконечные сравнения других с собой! Пустота от довольства, а вот полежали бы под бомбежкой и поняли бы тогда, что такое счастье настоящее, а не выросшее из сравнений – у кого больше, а у кого меньше! Анна Филипповна не имела такой привычки сравнивать себя с другими. Ей было важно ощущение жизни каждый миг в самой себе, поэтому в молодости она сгибалась и разгибалась множество раз в день, читала и учила наизусть стихи, писала рассказы, наполняла себя переживаниями разных людей; в зрелости пыталась научить, отдать, а в старости ей хотелось покоя. Только какой покой в таком месте, как это! Тут везде глаза и уши.
Не успела заснуть как следует, мужики шум подняли, у кого-то радио пропало с наушниками – подарок детей. Весь дом перевернули, даже к ней в комнату, лежачей, наведались, такой сыр бор подняли. Господи, да когда же все это закончиться!

ххх

Ирка ехала в автобусе от Москвы. Только что поругалась с матерью по телефону. Почему так нелепо устроена взрослая жизнь? Она ехала к бабушке, хотелось ее увидеть и поговорить… про мать.
- Не было у меня никаких любовников, слышишь ты, не было! Всю свою жизнь я потратила на семью. Да, друзей куча, но не с кем, понимаешь ты ни с кем!
- Вот и зря, - кричала в трубку Ирка, - вот и зря, может быть тогда добрее бы была и к отцу, и ко мне!
 - Дура! – кричала мать. – Какая же ты дура! Это он мне изменял, понимаешь, он! Это он год сидел на моей шее, когда дома жрать было нечего! Многие предлагали, только любви не было не с кем, а без любви я не могла!
- Что же так плохо? Зачем тогда с отцом-то жила, раз он такой плохой был, а?
- Потому что я веру в мужиков потеряла, потому что всем только юбка нужна и каблуки и фальшивые улыбки, я не могла так! А ты жестокая, несправедливая дрянь, такая же как и твоя тетка! – мать бросила трубку и у Ирки на сердце стало плохо, кромешно темно, как ночью в лесу.
Что произошло с их семьей, папой и мамой?
Бабушка лежала в комнате с закрытыми глазами, будто даже постарела лет на десять. Ирке испугалась, прошла крадучись и тихо опустилась на стул, не сводя беспокойного взгляда с лица любимого человека. Что будет с ней, Иркой, когда бабушка умрет? Она тихонечко заплакала.
Анна Филипповна проснулась от непривычного звука и увидела любимую внучку:
- Здравствуй, Ирочка, любимая моя!
- Привет, ба! Что-то ты совсем расклеилась?
- Да, ничего, ничего, скоро уже ходить буду. А ты как? Ой, да я тебя и не узнала вовсе – прическа чудная и серьги везде! Это что так модно? А?
- Да, ба, модно, ба. – Ирка замолчала, она боялась даже дотронуться до нее. Теперь все планы и мечты о совместном проживании казались мелочью и суетой. Ирка чувствовала всем своим существом, как силы покидают любимое тело. Что за странная метаморфоза? Буквально какой-то год-два назад бабушка еще прыгала с крыльца на дорожку, а теперь еле языком ворочает. Она помолчала еще чуть-чуть, заглядывая в стариковские глаза и гладя бабушку по руке. Как много хотелось сказать, спросить, а ничего путного в голову не приходило. – Знаешь, а я скоро замуж выйду! За Валерку, он такой хороший и добрый, правда без образования, так и ну и что! Главное, что он на семье помешан, нам на квартиру собирает! А ты придешь к нам на свадьбу, а?
- Конечно, приду, куда же я денусь! – Анна Филипповна не ожидала от себя слез, экая сентиментальность! - Это ведь хорошо, что на семье, что тебя любит. – Вдруг она сосредоточилась и насупила брови. – Ты должна мне обещать одну вещь, очень важную вещь! Помирись с матерью, хватит терзать ей сердце! Она перед тобой ни в чем не виновата. Я против ее брака была, сразу ведь по человеку понятно, какой он, а она мне не поверила, вот за это и страдала всю жизнь! Обещай мне!
 Ирка не ожидала, что бабушка заведет речь о матери, и никак не могла предположить, что будет ее защищать. Она смотрела на Анну Филипповну во все глаза и недоумевала. Что ж!
 - Да, ба, обещаю, ба! Честно, постараюсь пересмотреть наши с ней отношения! Только ты зря переживаешь, я ведь мать очень люблю, сама не знаю, почему с ней все время спорю.
- Вот и хорошо, маленькая моя! Жизнь - ведь капля, цени ее! А теперь иди, иди, мне поспать хочется…
Ирка вышла за дверь с тяжелым сердцем. Глупая дура, вот кто она! Оказывается бабушка всю жизнь любила мать, только не могла смириться с ее выбором, в точности такая же ситуация у нее сейчас – мать против, а Ирка с Валеркой остается. Может повременить, не стоит бежать в ЗАГС, рожать детей, может еще подождать, выйти на работу, построить карьеру, хотя бы попытаться, а уж потом, потом можно было бы и детей заводить… Действительно, а что она в жизни видела, кроме учебы и вечных скандалов родителей? Может отец тоже в чем-то виноват, ведь мать же говорила, что в театре с ним уже лет двадцать не была. «Куплю-ка я им билеты в «Сатирикон»!».
Автобус приехал минут через десять-пятнадцать. Ирка села у окна и набрала номер матери:
- Мам, привет! Извини за скандал. Ты ведь знаешь, что я не хотела!
-…
- Мам, это я, Ира, ну, что ты молчишь, я говорю правду! Ты хотела бы с отцом сходить в «Сатирикон»? Может быть в «Немировича» на «Ужин с дураком»? Мам, не молчи!
- Ты у бабушки была? – спокойно спросила мать.
- Да, ма, у бабушки, а что?
- Ничего, приезжай сегодня домой, я соскучилась. Отец тоже сегодня будет.
- Хорошо, мам, приеду, не скучайте! Целую! – У Ирки на сердце значительно потеплело, а надо же, оказывается, и мать может быть спокойной и ласковой, удивительно.

ххх

Анна Филипповна умерла ночью, под утро, часа в четыре. Сначала ей стало очень холодно, не смотря на жар в голове, который все увеличивался и увеличивался. Она открыла глаза и увидела свою маму, стоящую у изголовья кровати с улыбкой на лице. Анна Филипповна хотела поднять руку, чтобы дотронуться до матери, но не смогла, рука не двигалась, а потом она почувствовала вспышку в голове и…
Дом так и не поделили, он разрушился и отошел государству.
Ирка вышла замуж за другого человека, семья получилось удачной, только вот с квартирой какое-то время были проблемы.
Светлана и Виталий коротали время на даче вместе с внучкой. Девочка росла самостоятельная и с характером, как и Ирка, хоть и похожа на мужа.