Дом на песке

Еще один день прошел. Еще один сентябрьский день. Он открыл дверь и тихо вошел. Анна стояла у окна и обернулась на его шаги. Обернулась, и сердце у него оборвалось, упало куда – то вниз и он на секунду закрыл глаза. « Господи! Как она красива! Как она красива!» Свет падал на ее волосы, окружая золотистым сиянием, она словно утопала в нежном солнечном потоке, а ее глаза… « Господи! Ее глаза…»
Анна улыбнулась, улыбнулась легко и радостно, как ребенок, и потянулась к нему. И Герману стало вдруг страшно, так страшно, как будто это уже произошло. Анна удивленно взглянула на него снизу и снова улыбнулась так мягко, беззащитно. И он нежно ее обнял, прижимая к себе так бережно, словно растворяясь в ней, ощущая безумное желание навечно продлить этот миг, снова и снова запоминая ее руками, глазами, кожей… Еще один день прошел.
«Вот и все. Я осталась одна» - Анна стояла на перроне, потеряно глядя вслед уходящему поезду – «Вот и все!» И вдруг такое отчаяние охватило ее, Анна пошатнулась, на секунду прикрыв руками лицо, и устало пошла к выходу. «Выход. Выход. Где он – выход?... Нигде, нигде не найти выхода. Его просто нет. Почему нам кажется, что жизнь бесконечна, и всегда где – нибудь вовремя появляется табличка с надписью «выход» и мы следуем за указателями, думая, что нашли выход, считая, что это исключительно наша заслуга и оплаченные усилия. А он просто был. Сразу. А теперь его нет. Просто нет.
Анна словно проснулась, оглядевшись вокруг, и испытала боль. Настоящую боль.
«Господи! Я так хочу жить! Просто жить! Ведь мне нужно так мало! Несколько лет или дней!» Она шла, глядя под ноги, плакала, не чувствуя облегчения, испытывая только боль и одиночество. Внезапно она успокоилась. « В конце – концов, ничего нового не произошло. Сколько лет я еще проживу или дней?.. Стоит ли делить их – эти дни, с кем – то, их ведь больше не станет, как не станет теплее, не станет легче. Анна уже не чувствовала боли, не чувствовала ничего, кроме странной холодной пустоты внутри. Ничего кроме. Одна.
Она почти перестала спать. Поднималась ночью, подходила к зеркалу, разглядывала свое отражение в лунных бликах, дотрагивалась до лица, прикасалась к волосам. Они отросли, каскадом падали на лоб, на высокие скулы, слишком резко выступающие в призрачном лунном свете. Лицо выглядело спокойным и нежным, у него словно была своя , особенная жизнь, светилось каким – то внутренним, мягким светом, неестественной какой – то пьянящей красотой, будто цветок – самые мягкие краски, чарующий аромат – грань, короткий миг перед гибелью. «А ведь я погибаю – Анна обессилено уронила руки – погибаю. Так мягко и быстро, словно подкрадывается кто – то бесшумно, отнимая все силы, словно в сумасшедшем ритме перелистывается гигантская книга времени. Время. Оно идет теперь слишком быстро.
Время потеряло очертания. Ночи уже не были ночами в обычном смысле, а дни не были теперь уже днями. Это был сумасшедший калейдоскоп восприятия – игрушка в руках маньяка – времени, и картинки в нем складывались из кусочков жизни. Анна увидела себя маленькую . Вот она – ребенок совсем – бегает по песчаному пляжу, падает на горячий, прокаленный солнцем песок, откидывается на спину, смеется и закрывает лицо от солнца, жмурится, приоткрывает чуть – чуть глаза, и сквозь пальцы видит кусочки неба. Голубого с золотом, пронизанного июльским солнышком – вот оно, неслышно крадется по плечам, по рукам мягкими ласковыми шагами.
Анне казалось, что она сходит с ума. Картинка скомкалась, девочка с пляжа исчезла и пошел снег. Белый, белый, пушистый и мягкий . Он падал на плечи, на шею, гладил волосы, таял на ресницах, бежал ручейками. Она встала и пошла куда – то одна, в этот волшебный Новогодний снег, чувствуя, что это уже было, пытаясь вспомнить, где и когда.
Мягкая, зимняя детская сказка – ощущение тишины и необыкновенного покоя – босым ногам не холодно, Анна засмеялась совсем по – детски и открыла глаза. Снега не было. Ручейки теплые на щеках – просто слезы, прикосновения снега – прикосновения рук Германа.
«Что с тобой, милая, не плачь. Кошмары?»
Но это не было кошмаром. Анна потянулась, помня еще восхитительный свой сон, и улыбнулась. Он приехал. Кошмары кончились.
-Знаешь, милый, я небо видела. Кусочки неба. – Вот так – Анна взглянула на Германа сквозь пальцы, засмеялась.
-Мне тогда страшно смешно было. Небо, и вдруг разделено на кусочки. Это я . Я сделала его таким. Она снова засмеялась, радостно и совсем по – детски пожала плечами. – Выгляни в окно, любимый, что там с небом?
Герман молча смотрел на нее, радуясь ее радости, взглядом лаская волосы, улыбался, глядя ,как она смешно морщит нос – ребенок совсем.
- И снег. Откуда сейчас, осенью – снег? Не веришь? Но я видела, видела! Это было уже раньше. Пойдем, пойдем куда – нибудь , Герман, милый, куда – нибудь, я не могу больше быть одна. Пойдем искать мой снег. Где – то же он был.
Снега они не нашли. Уехали за город, ходили по железнодорожным путям, шуршали листвой под ногами, бегали по сухому осеннему золоту, валялись в нем и обсыпали, смеясь, друг друга. А потом сидели у моря на поваленном дереве, смеркалось прямо на глазах, небо быстро окрашивалось в багряные, а потом в фиолетовые тона, смотрели на воду, чайки – откуда здесь взялись чайки? – носились, кричали пронзительно и резко. Холодало. Анна бросала камешки в воду.
– Знаешь, я в детстве очень любила море и песок. Загорала до бронзового цвета, часами сидела на берегу, неподвижно почти, как ящерка, строила дом из песка. Очень медленно , и как – то само – собой. И получался дом. Настоящий ,большой замок. А потом песок высыхал, и он рассыпался. Совсем как в жизни. Ты не находишь? Ты делаешь что – то, радуешься и вкладываешь всю свою душу в это, а потом все рассыпается. Люди называют это обстоятельствами. И еще судьбой иногда.
Она встала вдруг и пошла. И следы ее ног на сыром песке показались Герману самым прочным, что есть на свете, куда прочней ее самой и ее жизни.
Дом на песке.
- Анна! – Она оглянулась. – Анна! Я люблю тебя … - и радость в ее глазах. – Я люблю тебя… - ее рука поднялась, откинула волосы с лица – и счастье и надежда, и предощущение утраты, и боль во взгляде. – Навсегда, Анна, навсегда.
Это были волшебные, замечательные дни. Солнечные и теплые - словно осень отдавала
 напоследок им самое лучшее, и очень, очень тихие, когда не нужны слова – просто закрыть глаза и впустить в себя это время, эту осень.
Самое лучшее время в моей жизни – Герман шел к ней, разгребая листву ногами – самое лучшее время. И осень. И небо. И Анна.
А потом начались дожди. Затяжные осенние дожди. Стало холодно и сыро. И Анна затосковала, забеспокоилась, во взгляде сквозила рассеянность, стала двигаться неуловимо быстро, оборачиваясь на каждый стук с тревогой и надеждой, словно пыталась найти что – то или услышать.
- Что с тобой, Анна, милая? Что с тобой?
Но он знал, что с ней происходит. И пытался продлить сказку, жил той – же сумасшедшей верой, что и она. Анна, тихая весь день, стояла у окна, тоскливо глядя на облетающую листву и унылый дождь за стеклом, что разбивался о невидимую преграду, стекал струйками. Тихо плакала.
- Ну что ты, милая? Не надо, не плачь. Это только осень и дождь. Скоро это пройдет, выпадет снег. Помнишь, как ты хотела снег? Все пройдет, вот увидишь.
Только не уходи, Анна – добавил он про себя. Не оставляй меня одного, Анна. Я не смогу без тебя. Теперь уже не смогу.
И вслух – Хочешь, поедем куда – нибудь, где тепло, и солнце, и море. Ты ведь так любишь море.
Она повернулась к нему. И такая тоска во взгляде. И боль. – нет, милый, я никуда не хочу ехать. Никуда. Останемся здесь. Ведь скоро пойдет снег.
Если бы только это было возможно. Остаться с ней. Здесь. Навсегда. Навсегда, Анна. Она уснула неожиданно и быстро, почти мгновенно – она теперь быстро уставала. Герман гладил ее волосы, мягкие, темные, как дорогой мех, чувствовал их слабый запах, смотрел на нее, такую далекую, по – детски беззащитную во сне, такую теперь уже близкую.
И ему захотелось вдруг встать на колени и молиться. Кому – нибудь. И сделать хоть что – нибудь. Господи! Почему она? Почему? Как больно… Анна, милая, мы вместе, чтобы разделить тепло и солнце, смеяться, когда хочется плакать, потому что скоро это все уйдет. И ты, Анна. А пока еще можно быть вместе, и чувствовать каждый миг, проведенный вдвоем так глубоко, что замирает сердце.
Почему, почему так? Господи! Почему она должна уйти, уйти навсегда и слишком рано, уйти с тем, чтобы оставить меня здесь, оставить жить и вечно помнить, до боли ощущая прошлое, чувствуя все так, как если бы это было только вчера.
Она проспала совсем немного. Она проснулась свежая и отдохнувшая.
Улыбалась, глаза ее, кожа, светились мягким, глубоким светом.
- Я проживу еще очень долго. – Улыбнулась. – Смотри, милый, дождь прошел.
Потом смотрела на песочные часы, переворачивала их снова и снова. Улыбалась.
А он отворачивался, не в силах выносить ее улыбку, ее мужество и спокойствие, в которое она заковала себя, как в броню. Улыбалась.
- Зачем ты так, Анна, ведь мы оба все понимаем, ведь тебе хочется плакать, зачем ты так? За что же ты себя так мучаешь? – думал он. И, взглянув в ее глаза, такие после короткого сна светлые и теплые, он вдруг поверил, поверил во что – то, отчаянно и безумно, в чудо, может быть - все не так плохо, все не может быть так плохо, и сказал, с неожиданным облегчением ,и непонятно откуда взявшейся уверенностью – Ты проживешь еще очень долго, Анна. Конечно, еще очень долго. Еще одна страница сказки. Еще один день прошел.
Она так и не увидела снега и моря. Она умерла в дождливое осеннее утро, так тихо, как если бы просто уснула. Умерла, спустя всего несколько дней. Слезы смешивались с дождем, стекали по его щекам, он вспомнил ее на каком – то осеннем празднике. Он тогда отошел ненадолго, и, вернувшись, увидел ее среди людей, в скандирующей толпе, странно отрешенную от происходящего. Этого уже нет. Теперь уже нет, как и не было никогда. Он остался один. А для нее уже ничего не было. Ни дождя, ни моря, ничего.
Осеннее золото промокло и потемнело. Края могилы провисали под струйками воды, осыпались сырым песком.
Дом на песке.
Анна – навсегда.

1994.