Альте захен

ПОСВЯЩАЕТСЯ СТАРЫМ ВЕЩАМ

***Часть первая***

…Оказывается, старинный шкаф (как, впрочем, и любая другая мебель прошлых веков) живет столько, сколько "живет" в нем
клей. Разумеется, клей не простой, а изготовленный по особому рецепту (теперь никто, кроме реставраторов, такого клея не варит). Он, в отличие от современного синтетического клея, сохнет очень долго - несколько дней,проникая в поры древесины. Зато когда высохнет, составляет с ней как бы одно целое.

Когда клей умирает, мебель рассыпается на части, которые собирают в мешок и отвозят либо на помойку, либо к реставратору - зависит от ценности. Он варит клей по старинному рецепту, заливает ходы, проделанные в древесине жучком, особым составом и собирает старинный шкаф заново. А дальше все зависит от того, кто заказал работу реставратору и с какой целью. Если заказчик - музей, мы увидим этот шкаф в музейной экспозиции. Если заказ частный, шкаф отправится на международный аукцион Сотби или вернется в коллекцию, из которой прибыл.

Старинная мебель, в отличие от современной, живет своей жизнью. Чтобы ощутить это, достаточно провести в старом доме, заставленном ею, ночь. В темноте вы расслышите тихие скрипы. Древние шкафы зажились на свете и вздыхают по ночам, как старики.

Эти изящные консоли или бюро французской работы в иных из нас сидят так же крепко, как мебельный клей. С ними невозможно расстаться, ведь они - часть человеческой жизни, молчаливые свидетели событий, память о которых исчезла вместе с теми, кто в них участвовал.

ФОЛИАНТЫ НА ПОМОЙКЕ

...Говорят, что послевоенные ленинградские помойки и "разрушки" (останки пострадавших от бомбежек домов) напоминали скопища антикварных вещей. Многие жители города погибли во время блокады, многие не вернулись с фронта или из эвакуации, и послевоенный Ленинград стал заселяться людьми, приехавшими - кто откуда. Они занимали вымершие квартиры, выбрасывая оттуда вещи прежних владельцев.

На ленинградских помойках можно было обнаружить все - от фолианта XVII века до старинной кушетки времен императрицы Елизаветы. У этих вещей не было хозяев. Ими распоряжались шайки послевоенной детворы, которую воспитывала улица. Весь город был поделен на сектора: если на территории "разрушек" и помоек появлялся чужой, его могли крепко побить.

Мальчишки сдирали с фолиантов красивые кожаные обложки, вырывали картинки. А в "чику" нередко играли старинными золотыми монетами, найденными в "разрушках". Каждый искал на помойках свое.

Шестилетний Игорь Высоцкий таскал домой обломки старинной мебели - замысловатые бронзовые ручки, резные ножки и спинки. Сначала это был склад игрушек, а позднее - мастерская. Помойки Ленинграда к тому времени были уже не те, но рухляди, собранной Игорем в первые послевоенные годы, хватило надолго. А для того, чтобы хобби превратилось в профессию, понадобилось 20 лет. Ведь что такое реставратор? Говоря простым языком, это ремонтник. У опытного реставратора масса технологий в голове, но он выбирает оптимальную. Плохая реставрация может загубить вещь настолько, что она уже не поддастся восстановлению, даже если попадет потом в хорошие руки.

Но и технология - еще не все. Чтобы увидеть в деревяшках, высыпанных из мешка, изысканное бюро работы французских мастеров, нужно знать присущие эпохам стили, уметь читать почерк старых мастеров. Научить этому очень трудно. Опыт приходит не с годами - с десятилетиями.

ОСОБАЯ КАСТА

...Он работал с деревом дома, интересовался стариной, не вылезал из библиотек и искал общения со специалистами, занимающимися восстановлением старых вещей. Ходил по музеям, музейным мастерским (благо жил на Васильевском, Академия художеств под боком), знакомился.

- Музейные реставраторы - особая каста, - рассказывает Игорь Высоцкий, известный реставратор, приехавший в Израиль с рекомендациями Эрмитажа и других музеев России. - Приходишь к такому реставратору в мастерскую (если еще пустят!), работать при тебе - не работает. Очень редко увидишь, когда кому-то что-то показывает. Специальность редкая, "закрытая". Ей практически нигде не учат. Пока столяр-краснодеревщик, закончивший техническое училище, дорастет до уровня реставратора - пройдут годы. Плохой реставратор среди этой элиты просто не удержится. Сама среда очень специфическая: музейщики, администраторы - они просто сумасшедшие люди, работают за копейки и при этом умудряются доставать бешеные деньги на (новые экс¬позиции. К открытию музея они идут десятилетиями: скупают у населения мебель, отбирая из сотен тысяч вещей тысячи. Из тысяч - единицы. Потом из экспозиции что-то вылетает: начинаются яростные споры. Человек, который входит в эту обойму, должен стать таким же, или искать себе другое занятие.

Должен сказать, что хранители музейных экспозиций (они следят за условиями хранения вещей, передают их на реставрацию) - специалисты высшего класса. Причем работают за "интерес". Это абсолютно нищие люди, я бывал в их домах, видел, как они живут. Но они абсолютно счастливы оттого, что занимаются любимым делом. Специалистов, подобных им, наверное, нет нигде в мире. Это своего рода фанатики.

...Игорь из года в год ходил по музейным мастерским, со всеми перезнакомился (поначалу приходилось и за водкой бегать, а потом ему стали давать работу).

- В музее часто бывают такие виды работ, которые музейный реставратор не любит делать - из-за их трудоемкости и низкой оплаты, - говорит Игорь. - Например, шкаф XVII века "в мешке", который полностью нужно собрать, склеить и законсервировать. Клей давно "умер", а сам шкаф настолько проеден жучком, что рассыпается в руках, как труха. Чтобы закрепить дерево, его нужно выдержать в газовой камере и залить каждую дырочку особым составом. Это работа на полгода.

Такие вещи выпадают из "обоймы" очень просто: приходит комплект мебели, сорок единиц, самые легкие тут же выбираются музейными реставраторами (соответственно, выбираются и деньги из фонда), а на трудоемкие вещи денег почти не остается. И их стараются кому-нибудь спихнуть. Я брал такие работы в музеях по договорам, приносил домой, возился с ними месяцами (наша квартира напоминала мастерскую и одновременно свалку рухляди), готовые возвращал в музей. Во всех музеях Ленинграда меня стали признавать за своего. Я бывал в мастерских, куда пускали только по пропускам. Потом учился на факультете реставрации при Академии художеств. Там больше учили реставрировать картины, но и работы по дереву, конечно, были - иконы, распятия образа.

...В сорок лет Игорь решил, что начать жизнь сначала никогда не поздно. Был инженером в НИИ - стал столяром-краснодеревщиком в конторе под мудреным названием "Росмонументискусство" на Обводном канале.

Войти в касту было непросто, несмотря на то, что Игорь умел практически все. Через год его из столяров-краснодеревщиков второго разряда перевели сразу в бригадиры, убедившись, что он по своему уровню не уступает корифеям, работающим десятки лет. Когда вышел Указ о кооперативной деятельности, Игорь создал собственную фирму "Ренессанс", которая в течение короткого времени стала лучшей в Санкт-Петербурге: все музеи (особенно пусковые, то есть новые) стояли к ней в очереди со своими заказами. Приютинский музей (усадьба Оленина бывшего директора Публичной библиотеки, современника Пушкина, центр русской культуры XVIII века) создавался "Ренессансом" буквально "от" и "до", а сам Игорь был включен в состав авторов музейной экспозиции.

- Люди, работающие в самих музеях, получают мизерную зарплату, а пашут как сумасшедшие, - говорит Игорь. - Мы тоже работали много, но и получали соответственно. Из-за этого у нас был комплекс по отношению к музейным работникам, и мы помогали им чем могли. Например, было такое. Дирекция ленинградских музеев десятилетиями скупала у населения старинную мебель и хранила ее на Мойке. А тут случилось наводнение. Работники музея, стоя по колено в воде, вытаскивали столы, стулья, шкафы и бюро. То, что удалось спасти, отвезли в Выборг (другого места не нашлось) и поместили в старинном замке. Без солнца, отопления мокрая мебель там погибла. А это уже подсудное дело. Откуда музейным работникам с их нищей зарплатой взять деньги на выплату компенсаций? Мы решили прийти на помощь: то, что удалось, реставрировали, остальное добрали по комиссионкам, помойкам и за счет "новодела" (старинная вещь, воспроизведенная по фотографии или описанию. - Ш. Ш.). Всю эту работу мы выполнили практически бесплатно.

И еще был один забавный случай. Мы работали над интерьером Приютинского музея, и там на веранде должны были стоять два зеркально симметричных дивана. Один сохранился, а второй пришлось делать заново. Мы его, ясное дело, «состарили» по особой технологии. Перед открытием приехала правительственная комиссия. Им все показали, рассказали. Так что они были в курсе: один из диванов на веранде – «новодел». Академик из Эрмитажа спрашивает: «Который оригинал?» Я молчу. Он показывает на «новодел»: «Этот?» Помолчал: «Да, конечно, этот. Я уверен». Тогда мы перевернули наш «новодел», а внутри – светлое дерево.

А вообще-то вещь можно так «состарить» и снаружи, и внутри, что истинный ее возраст определит только спектральный анализ. Однажды нам пришлось к этому прибегнуть. Нужда заставила.
Из одного музея пришел заказ: отреставрировать стол и два стула очень старой и интересной работы – с интарсией. Интарсия – гораздо более сложная техника, чем инкрустация: в дереве делается отверстие, и туда вставляется кусочек кости или латуни. Одним словом, вещи в этом комплекте были исключительно ценные и дорогие. И провалялись они в музейной мастерской несколько лет. Когда же до них дошли руки, вдруг выяснилось, что один стул исчез. Что делать? У меня зарплата 1000 рублей, а стоимость пропавшего стула -30 тысяч. Пришлось заняться "новоделом" и "старить" его по всем правилам. Членам музейной комиссии и в голову не пришло, что они приняли за оригинал стул-"новодел".

- А как можно состарить вещь?

- Ну, на этот счет существует столько технологий! Самое
простое (к этому методу обычно прибегают европейские
антиквары) - покрасить вещь серым лаком. Вы видели в музеях старые вещи? Они как бы подернуты дымкой: лак со временем тускнеет, становится малопрозрачным - этот процесс идет столетиями. А тут сразу: покрасили - и тот же эффект. Но если этот серый лак отскрести, на стружке будет видно, что он серый. Еще один популярный метод: чтобы сымитировать дырочки, прогрызенные жучком, - мебель с большого расстояния расстреливают очень мелкой дробью.

- Я нетипичный реставратор, - продолжает Игорь. – Реставраторы, они как правило, все же рабочие. "С золотыми руками", но рабочие. Они получают от искусствоведа и художника готовые задания с рисунками. У меня с музейщиками сложились другие отношения: мы вместе обсуждали интерьер музейных экспозиций и решали, как сделать лучше. Мебель я знал лучше их - ведь это не только моя специальность, но и хобби.

...Игорь вытаскивает из пачки фотографий одну и показывает мне:

- Вот этот шкаф-бюро из карельской березы XVIII века я реставрировал для Эрмитажа. Он очутился там после 1917 года.

- Как попадала старинная мебель в Эрмитаж?

- Там в основном собрана мебель, конфискованная во дворцах. У Эрмитажа есть громадный каретный сарай (разве там выдержишь нужную температуру?), на первом этаже стоят кареты, а на балюстраде расставлена мебель. Когда устраивают экспозиции - оттуда вытаскивают нужное. Но в Эрмитаже в основном европейская мебель. А самая лучшая экспозиция старинной русской мебели ХVIII-ХХ веков собрана в Павловском дворце.

Русская школа - это компиляция французской и немецкой школ. Например, инкрустированные столики в форме боба (их называют "бобиками") - французское детище, но именно в России они получили колоссальное распространение, и сейчас большая часть таких столиков во всем мире - русской работы. Что же касается отделки в форме лебедей – такое я встречал только в России.

- А какие вещи вам больше по душе?

- Признаюсь, моя слабость - бюро. За год до отъезда я нашел то, что искал, - бюро XVIII века русской работы, отделка -
"орех". Оно было выкрашено дурацкой черной краской. Но я по форме понял: это что-то необыкновенное. Купил, отреставрировал. Уезжая, продал Гатчинскому дворцу. Мне бы это бюро не дали вывезти. Многие вещи я раздарил музеям. А коллекцию оружия и часов продал, дурак, но надо же было на что-то уехать! Я хоть и много денег зарабатывал, но все тратил
на старые вещи, а потом возился с ними, реставрировал. Когда из абсолютного хламья получается достойная вещь - испытываешь такое удовлетворение... А абсолютный детский восторг это вызывало только в первые годы. С возрастом прошло.

Знание приходит с опытом: чем больше видишь вещей, читаешь книг, листаешь иллюстраций, тем больше понимаешь что к чему. Есть время - забегаешь в комиссионный, смотришь: что-то в этом хламье есть. А уж когда поработаешь с вещью - сможешь определить ее возраст и место рождения. Помню, притащил я из комиссионного стулья, которые купил за 11 рублей. Хлам: на два стула - всего две ножки, и покрашены в идиотский черный цвет. Но мне показалось: что-то в них есть. Почистил - а под масляной краской оказался великолепный югославский орех. Уезжая в Израиль, я продал эти стулья за цену в 100 раз большую, чем заплатил за них.

Настоящая вещь всегда видна по форме. Те, кто занимается антиквариатом, это чув¬ствуют. Есть такая порода людей -"перехватчики", они кормятся антиквариатом, перехватывая вещи у дверей комиссионок. Я с ними никогда не имел дела. Когда в этом мире крутишься, очень трудно не упасть до их уровня. Я понимаю, что без денег жить нельзя, но тут ты уже выбираешь, для чего жить - для денег или ради творчества. Но надо отдать должное "перехватчикам" - у них настолько наметан глаз, что, поглядев на вещь, они сразу понимают ее настоящую ценность. А те, кто ее не понимает (хозяева вещей), продают антиквариат "перехватчикам" за одну десятую (двадцатую, сотую) настоящей стоимости.

- Я вижу, что большинство ваших работ снято на черно-белую пленку. Это случайность?

- Нет. Профессионалы не снимают цветных фото. На черно-белой состояние мебели и ее ценность лучше видны: если есть дефекты - они выпирают.

- В России вам приходилось реставрировать вещи для частных коллекций?

- Конечно. Например, я делал несколько копий эрмитажных вещей(чуточку изменив пропорции, чтобы не придрались на таможне) для американской писательницы Сюзанны Масси, меценатки и большой поклонницы русской культуры. Делал я кое-какие работы и для американского консула в Ленинграде: реставрировал прекрасные старинные шкафы для кабинета.

- А попадали к вам вещи, принадлежащие историческим личностям?

- Надо учесть, что за некоторыми вещами закрепились легенды, ничем не подтвержденные, но коллекционеры, тем не менее, за ними охотятся. Другое дело оригинал, имеющий клеймо. Мне, например, приходилось реставрировать вещи с маркой "из дома Великого князя Константина". Однажды попалась "горка" из частной коллекции, которая, согласно документам, была приобретена для Александра II в Париже. Эта вещь стоила в те времена как новые "Жигули". Хозяин ею очень дорожил - он считал, что она стоит двух автомобилей.

БЕЗ ПЕРСПЕКТИВЫ

...Перебравшись в Израиль, Игорь сунулся по привычке в музеи. Мастером с рекомендациями Эрмитажа заинтересовался музей Рокфеллера: "О да, у нас есть для вас замечательная работа. Мы подняли со дна Кинерета древнюю лодку, ей две тысячи лет. Нужно бы ее как-то сохранить". - "Консервировать - это не для меня, - сказал Игорь. - Тут не нужен специалист. Возьмите книжку: там вся методика описана. Это может сделать любой".

Потом его пригласили в музей Хаима Вейцмана. Попросили произвести экспертизу мебели. Игорь произвел, ему прислали благодарственное письмо.

- Ценная была мебель?

- Да нет, дрянь. Лет сто ей, конечно, есть. Привезена из Англии. Но не музейного класса.

- А вам попадались в Израиле вещи музейного уровня?

- Две-три, не больше. Из частных коллекций. И для меня это был настоящий праздник души. Однажды пришлось консервировать итальянский шкаф XVII века: черное дерево, инкрустация из слоновой кости. Вещь, достойная Эрмитажа. Семья, которой он принадлежал, еще в 30-е годы репатриировалась из Италии и привезла с собой в Израиль фамильную мебель. Денег на
реставрацию у хозяйки не было (это очень дорогой вид работ), но я просто не мог допустить, чтобы такая прекрасная вещь разрушилась. Внутри была одна труха, зато хорошо сохранились фанеровка черного дерева и инкрустации. Я сутками заливал в естественные отверстия эпоксидку, смешанную с пылью, ждал, пока она пропитает поры и застынет. Теперь, думаю, этот шкаф еще лет сто простоит.

Недавно попалось русское цилиндрическое бюро с откидывающейся крышкой XVIII века. Оно было в ужасном состоянии - испорчено предыдущей реставрацией: кто-то обрубил заднюю стенку, сделал новые вставки. Вещь прекрасная, но уже не музейного класса. Хозяйка хотела продать бюро на Сотби, я отреставрировал.

- А для себя вы что-то делаете?

- Только в свободное время - а его очень мало. Я купил на пару с одним человеком две вещи в ужасном состоянии - венецианское резное зеркало с позолотой конца XVII - начала XVIII века и столик-консоль французской работы начала XVIII
века в стиле рококо - с мраморной столешницей, резьбой и позолотой. Эти вещи были "в мешке". У зеркала сохранилось
пять-шесть деталей. Консоль была разодрана на 12 частей. Со стороны посмотреть - лом. Отреставрировал. В Израиле
эти вещи продать невозможно. Их может купить только серьезный коллекционер (здесь мне такие за шесть лет не встречались). Это для Европы. Мы посылаем зеркало и столик на Сотби. Предварительную оценку они для нас уже сделали.

...Заглушая тоску по настоящей работе, он на балконе, без верстака (которого у него тогда не было) собрал шкаф-бюро карельской березы - имитацию оригинала XVIII века из коллекции Павловского дворца. Сделал, сидя на кухне, пару инкрустированных столиков-"бобиков", кресло с ручками-лебедями из липы в стиле русских мастеров XVIII века.

Потом устроился на фабрику-магазин к некоему Сами, но не выдержал там и двух недель.

- У Сами работают одни арабы. Он давал мне склеить вещь, а покрытие делал араб, заделывая недостающие фрагменты инкрустации эпоксидной смолой. Представляете? То есть такая откровенная халтура. Я плюнул, ушел. А через некоторое время мне попалась вещь "от Сами". Клиентка попросила отреставрировать столик - прекрасная арабская работа с инкрустацией. Я только посмотрел и сразу сказал: "Вы купили его у Сами". - "А как вы догадались?" - "Я вижу: там, где не хватает фрагментов инкрустации, залито эпоксидкой. Эта вещь искалечена и реставрации не поддается". А у меня такой принцип: если я не хочу брать работу, называю тройную цену, и клиент отпадает сам. Но женщина сказала, что согласна. Уж очень ей этот столик пришелся по вкусу. Она купила его за две тысячи, и во столько же ей обошлась реставрация. Я вырезал эпоксидку специальным золлингеновским ножом и вставлял костяную инкрустацию. Замучился, пальцы потом долго болели, жалел, что взялся. Если бы мне принесли эту вещь на реставрацию сразу - работа стоила бы вдвое дешевле. На то, чтобы снять синтетические материалы, уходит масса времени.

- А вы знаете рецепт старинного клея?

- Знаю. Я работаю только по старинным рецептам, не признаю никакой синтетики. Старинный клей живет примерно 150-200 лет -в зависимости от среды. При повышенной влажности - меньше.

- А как вы узнали его рецепт?

- Полгода собирал о нем сведения в Публичной библиотеке.

- Вы храните этот рецепт в секрете?

- Нет. Один рецепт погоды не сделает. Для того чтобы стать настоящим мастером, нужны десятилетия. Плюс терпение. Если у человека это есть, он и сам до всего дойдет. И потом - это очень дорогой клей. Мало у кого найдется охота его варить.

- А в Израиле вам попадались реставраторы экстра-класса?

- Я прошел все антикварные магазины. Спрашивал владельцев - почему выставляют такие "сырые" вещи? Говорили - нет нормальных мастеров, да и не нужна полная, реставрация - стоимость вещи резко поднимется, продать труднее.

"ДЛЯ КУЛЬТУРНОЙ РЕВОЛЮЦИИ НУЖНЫ СТОЛЕТИЯ"

...В один из дней я снова выбираюсь в Иерусалим, чтобы навестить мастера уже в его мастерской-магазине. На веранде стоит незавершенная работа - старинная дубовая столешница. По магазину бродит англичанка - любительница антиквариата. Старинное венецианское зеркало и столик-консоль уже по всем правилам упакованы в высокие ящики - для отправки на Сотби.

На глаза попадается причудливая резная ножка - в форме лапы животного. Игорь объясняет:

- Вы слышали про национальный парк Ципори? Там раскопали древний город. Заказали нам несколько вещей, которые
пришлось делать по картинкам. Например, ассирийский стул, плетенный из папируса. А к нему столик на таких резных ножках-лапках.

- Сделать вещь по картинке - это, наверное, высший пилотаж?

- Да ну! С этим справится любой столяр-краснодеревщик. Там нет реставрации как таковой. Вот когда приходит старая вещь в полуобморочном состоянии и ты воссоздаешь ее, сохраняя все, что в ней осталось своего, - вот это высший пилотаж.

...Мы углубляемся в магазин. Я на каждом шагу останавливаюсь и повторяю: "Какая прекрасная вещь!" Но Игорь тут же разочаровывает: "Да, материал интересный - ореховый шпон, а ценности никакой - немецкий ширпотреб начала века"; "Да, вещь антикварная.- Ей лет 150, но не высший класс"; "Ничего особенного - английский ширпотреб"; "Да, этот ломберный столик - итальянский повтор французской работы XVIII века, мы его и продаем всего за тысячу долларов" и так далее.

- Ну, а где же настоящий, редкий антиквариат? - взмаливаюсь я. - Где предметы искусства? Где старые мастера?

- Вот тут, - говорит Игорь, протягивая мне объемистую желтую книгу. - Это каталог Миллера. Выходит раз в год и рассылается коллекционерам и музеям. Миллер - известный человек, он скупает по всему миру антиквариат, реставрирует (на него работает команда реставраторов экстра-класса) и продает.

- А вы могли бы сделать, к примеру, такую вещь? - тыкаю я пальцем наугад в каталог Миллера.

- Конечно, - тут же отвечает Игорь. – Это несложно. Но какая ценность у "новодела"?

- Здесь очень трудно работать, - неожиданно жалуется Игорь, - нет удовлетворения. Работать ради денег мне неинтересно. А надежд на перемены нет. В Израиле нет условий для создания школы реставраторов и школы подлинного антиквариата.
Это только политическая революция делается за годы, а для культурной нужны столетия...

***Часть вторая***

Распродажа для профессионалов

…Когда в работе наступило небольшое затишье, Игорь подумал: "А не махнуть ли мне во Францию? Покрутиться на знаменитых тамошних распродажах, купить "ломье" за гроши и обеспечить себя работой на полгода (бывший петербуржец Игорь Высоцкий – экстра-класса реставратор антикварной мебели, в Израиль приехал с рекомендациями Эрмитажа и других российских музеев. Специальность редкая, закрытая: секретами здесь никто не делится, никто никого ничему не учит. Сам что-то схватил, понял – твое счастье. К мастерству идут годами и даже десятилетиями. В «клан» реставраторов музейного уровня войти непросто. Игорь вошел и находится в нем уже много лет).

...Сказано - сделано. Весенний Париж был прохладен, как всегда, очарователен, но ему надо было ехать за пределы Парижа. Вот только куда? Он выбрал самое простое - явился в редакцию местного антикварного журнала, где ему назвали не только сроки и места восьми ближайших распродаж, но и снабдили адресом известного коллекционера антикварной мебели из Марселя, занимающегося куплей-перепродажей антиквариата.

За две недели Игорь исколесил всю Францию - от Лиля до Марселя. Учиться приходилось очень быстро. На распродажах для профессионалов не задают лишних вопросов. Во Франции антиквариат - это целая отрасль, которой кормятся миллионы людей. В каждом городе можно наткнуться на машину с вывеской: "Покупаю "брокант" ("брокант" - мебель XIX - начала XX века. - Ш. Ш). А в каждой французской деревне найдется антикварный магазин с какой-нибудь рухлядью.

Распродажи для профессионалов регулярно проводятся по всей Франции, и на них везут мебель со всей Европы. Здесь скапливаются тысячи грузовых машин. Для мебели XVII и более ранних веков сооружаются временные павильоны; "брокант" продается прямо с борта грузовиков.

Машины приходят ночью. В восемь утра объявляется начало распродажи, и все мгновенно приходит в движение. Здесь не бывает шумного торга, купля-продажа происходит мгновенно: "Сколько?" - "Столько-то" - "Беру" (на товар наклеивается ярлычок - "продано"). Впрочем, если цена не устраивает, покупатель молча устремляется дальше. Профессионалы оценивают товар в течение пары минут. Эта способность - увидеть в груде "ломья" изящную консоль или бюро XVIII века - оттачивается у антикваров и реставраторов годами. Кстати сказать, реставраторов на распродажах практически не увидишь. Они занимают в иерархии особое место: им все привозят в мастерские. И потому на визитную карточку Игоря Высоцкого торговцы взирали с почтением: реставратор на
распродажах - явление редкое. Наверное, столь же редкое, как и мошенник. Потому что на распродажи для профессионалов приезжают одни и те же люди, все здесь друг друга знают - этот мир достаточно специфичен.

Если французские реставраторы и выходят на промысел, то они ищут искомую вещь на Блошином рынке до того, как она попадет к перекупщику и ее цена подскочит вдвое.

Не встретишь на распродажах для профессионалов и частных коллекционеров. Частному коллекционеру требуется время, чтобы понять, нужна ему эта вещь или нет. Он приходит посмотреть на нее не один раз, прежде чем решится купить. Ему нужно "созреть" для покупки. Профессионал же - торговец антиквариатом - просто соотносит вещь с ее стоимостью: если она по затратам влезает в рамки продажности, он ее тут же покупает.

К концу распродажи, которая длится часов пять, цены резко падают. Игорю повезло: блестящую копию мебельного гарнитура XVIII века, изготовленную в начале XIX века, он купил за две трети ее цены (цена до реставрации - полторы тысячи долларов, после реставрации продана за 5 тысяч долларов).

- Франция - настоящий заповедник антиквариата, - говорит Игорь. - Я бывал на многих аукционах во всех странах Европы, но нигде не видел такого изобилия и возможности найти уникальные старые вещи, как на французских распродажах для профессионалов.

...Кроме традиционных распродаж для профессионалов во Франции ежегодно устраиваются деревенские ярмарки, на которые съезжается вся страна. В день ярмарки жители окружающих деревень везут в назначенное место все, что им не нужно, - старые вещи, мебель. Сюда же съезжаются антикварщики, которые что-то покупают на ярмарке, а что-то везут на продажу. Здесь можно встретить все - от старой фуражки до антикварной мебели.

- Там я увидел совсем другую Францию, - говорит Игорь Высоцкий. - Она, в отличие от бурлящего Парижа, необыкновенно спокойна и патриархальна. Можно обойти небольшой городок и не встретить ни одной души. Пустые ресторанчики, необычайно красивые соборы, ухоженные дворики - все как будто вымерло.

...Антикварную мебель можно встретить и на знаменитом Блошином рынке в Париже, но здесь уровень совсем другой и цены - астрономические. Здесь не продают "броканта". Улочка-аллея с рядом магазинчиков: за стеклами витрин - сплошное сияние. У входа - хозяин магазина: сидит на стульчике с газетой в руках, курит трубочку. Потенциального покупателя он чует издалека и делает на него стойку, как хорошая борзая. Мебель в его магазине - музейного уровня, над ней трудились реставраторы высшего класса. Такая вещь может ждать своего покупателя годами.

Что же касается покупателей, то с одним из них - 80-летним коллекционером и бизнесменом от антиквариата - Игорь познакомился в районе Марселя. В небольшом городке, расположенном в 14 километрах от Марселя, ему принадлежат многие земли и дома. Когда-то месье Рок закупил в Румынии старое дерево, оставшееся от домов 300-летней давности, и использовал его для компиляций при реставрации антикварной мебели (на него работают пять реставраторов не слишком высокого класса), которой у него набралось достаточное количество - двухэтажный ангар забит ею от пола до потолка. Отреставрированная таким образом мебель (во Франции, кишащей знатоками антиквариата, за нее много не дадут)переправляется в Америку - тамошним дилерам.

Сам господин Рок проживает в колоритном старом доме с дубовыми потолочными балками, уставленном неотреставрированным антиквариатом. На балконе высится двухметровая мраморная скульптура всадника римских времен.

Встреча Игоря с антикваром была малопродуктивной (его цены на мебель оказались слишком высоки) и все же полезной. Игорь получил адресок одной парижской мастерской, в которой изготавливаются копии бронзы (ручки для шкафов, головки старинных ключей и т. п.) очень высокого качества.

Есть еще один вид распродаж, о котором мы не упомянули, - распродажи для широкой публики, которые устраиваются владельцами местных замков. Там прямо на траве можно увидеть извлеченные из древних интерьеров мраморные и дубовые лестницы, бронзовые и чугунные печки и прочую экзотику.

СОСНОВЫЙ СУНДУК

Я не могла не задать этого вопроса реставратору: а кто же его клиенты? Кто платит ему такие деньги за реставрацию антикварной мебели, кто покупает дорогие находки, вывезенные им с французских распродаж для профессионалов?

- Не называя имен, могу рассказать об одном из моих постоянных клиентов, - говорит Игорь. - Сорокалетний араб, живет на территориях. Выходец из очень богатой семьи. Образованный человек, выпускник Кембриджского и Оксфордского университетов. Семье принадлежит много домов в разных странах(в Израиле часть домов была реквизирована в 1948 году). Все свои средства семейный клан вкладывает в недвижимость и произведения искусства, у них имеются подлинники Рафаэля и Рубенса. Самое ценное хранится в Англии и Ливане, часть передана на хранение в университетский музей Оксфорда. Мой заказчик относится не к профессионалам, а к любителям искусства, но любителям очень высокого уровня. Он мгновенно определяет подлинную ценность произведения искусства.

- Какие заказы вы получаете от этого клиента?

- Его слабость - французская мебель периода Наполеона Бонапарта в стиле ампир. Вот перед вами секретер, стол и стулья - после реставрации. Он собирается вывезти
этот гарнитур в свой парижский особняк. До реставрации мебель была в самом плачевном состоянии: доски секретера разошлись волной, стол практически без покрытия, стулья разломаны по частям, бронзовые украшения наполовину отсутствуют - пришлось
немало повозиться. А этот его заказ я еще не успел выполнить. Вещь очень редкая - "кассанэ", сосновый сундук XV века, прекрасно сохранившийся. В чем уникальность этой вещи? Я за все свои путешествия по музеям мира видел немало сундуков (в одном только Эрмитаже их штук 60) - ореховых, из красного дерева, но соснового не встречал ни разу. Сосна - дерево мягкое, быстро разрушается, съедается древесным жучком. Но этот сундук сохранился, видимо, потому, что находился здесь, в условиях пустыни с ее сухим климатом. Я собираюсь отправить сундук на спектральный анализ в Институт Вайцмана, чтобы точно определить время его изготовления. По моей оценке, речь идет о конце XIV или начале XV века. Изготовлен он в Италии - из той же породы резонансной сосны (без сучков), растущей в Альпах, из которой сделаны скрипки Страдивари. Сундук был расписан иконами, но живопись не сохранилась.

- Что ваш заказчик собирается делать с этим сундуком?

- Он уже договорился с одним английским музеем, что передаст его туда на хранение.

- Какого вида реставрацию заказал вам ваш клиент?

- Законсервировать сундук, чтобы он простоял еще столетия. Первое, что я собираюсь сделать, - поставить сундук в газовую
камеру, чтобы вытравить из него древесного жучка, затем - пропитать отверстия разведенной эпоксидной смолой. В общем, я обдумываю технологии, которые можно применить к этому сундуку, чтобы не искалечить вещь, не испортить патину - дух времени. У музейной реставрации - своя специфика: вещь должна сохранять свой первоначальный вид и долгое время не разрушаться. Поэтому ни о каких компиляциях, "новоделах"
речи быть не может. Только - консервация, и ничего другого.

- Как вы оцениваете израильский антиквариат, то есть ту антикварную мебель, которая продается в Израиле?

- На мой взгляд, страна еще не освоила культуру антиквариата. Цены на антиквариат в Израиле гораздо ниже, чем в Европе. Хороших вещей нет, торговцы завозят самое дешевое. Причина в том, что перевозка стоит очень дорого, плюс таможенные пошлины, а покупателя на дорогую вещь найти непросто. Позволить же себе, чтобы вещь ждала своего покупателя лет десять-шестнадцать, как это случается в той же Франции, местные торговцы не могут.

И снова повторяет фразу, которую я слышала от него лет пять назад:

-Это политические революции совершаются за считанные годы. Для революции культурной и века мало...


Шели Шрайман, 1994-1999 год.

P.S. Несколько лет назад Игорь Высоцкий принял решение вернуться в Санкт-Петербург и уехал из страны….