КВАРТА
- А это твой парень, да? – Кэтти, как она себя назвала, делала неимоверные усилия, чтобы перекричать оглушающую музыку. Вечер был в самом разгаре и, казалось, что соберется вся тусующаяся краснодарская молодежь, чтобы посмотреть на московских ди-джеев, приехавших на один вечер в ультрамодный ночной клуб «Кварта». Танцпол не вмещал всех желающих оторваться и кое-кто уже отплясывал на столе. Руслан не хотел брать меня сюда, ничем не объясняя свое решение, а когда я все же увязалась за ним, то придя в клуб, почти сразу растворился в толпе и изредка подходил к моему месту за барной стойкой, чтобы спросить все ли у меня в порядке и не желаю ли я чего-нибудь. Я не решалась лезть в толпу и тихонько наслаждалась хорошей музыкой. Ребята потрясающе сводили треки, смело микшируя разноплановые композиции, зажигали зал. Почти все, кто подходили к бару за спиртным, предлагали мне познакомиться. Последней была кислотница по имени Кэтти. – А я его здесь уже видела. Я в «Кварте» редко бываю, дорого тут, но он всегда по пятницам и воскресеньям. Симпатичный и постоянно без девушки.
- Кэтти, ты ошибаешься, мы здесь впервые!
- Главное, что он один тусуется и тебе не изменяет. А у меня прекрасная память на лица. – И, пьяная, она исчезла в толпе.
Так прошел еще один час. Охранники уже никого не впускали и страждущие танцевали прямо на улице, под звуки музыки, доносившиеся изнутри.
Руслан не подходил уже давно, и я стала искать его в толпе. Несколько раз мне казалось, что я видела его белую футболку, сияющую ярким пятном в неоновом свете, но он тут же пропадал, и я начинала сначала. Наверное, он не мог подойти к бару из-за слишком большого количества людей и мне нужно пробираться к выходу. Но как же быть, если он все-таки придет сюда, тогда мы потеряемся? Ладно, рано или поздно вернется домой.
От грохота начала болеть голова.
На улице было почти то же самое, что и в клубе. В свете уличных фонарей я опять стала искать Руслана, в танцующей толпе. И точно так же, несколько раз ловила его взглядом, но он тут же пропадал. Бегать друг за другом было бессмысленно, и я взяла такси.
- На Шевченко, пожалуйста. – И таксист, зевая, лениво завел мотор и стал разворачиваться. Я уже хотела спросить, почему мы едем в противоположную сторону, но он меня опередил. – Там «менты» все перекрыли. Через пять минут начнут штурмом брать это ваше заведение.
- А что случилось? – Я беспокоилась за Руслана, ведь поговаривают, что в наши дни нужно бояться не бандитов, а милицию. Мало ли что могут навешать, а потом доказывай по судам, что не виновный!
- Так ведь «Квартал» - это логово наркоманов и наркоторговцев! Здесь же все собираются! Те, кто еще держаться скупают дурь внутри, а совсем пропащие за зданием, прямо на улице. Я здесь таксую с самого открытия клуба, видел как людей раздевали, били, а девчонок продавали за долги. Сюда же и клиенты к ним приезжали, бардак, одним словом. Но ментам так удобнее всех наркоманов держать под контролем: точка-то одна-единственная в городе! А вчера вот в прессе заметка прошла, что мол, привезли килограмм «экстази» и собираются распространять как раз сегодня. Вот и реагируют оперативно. Интересно, поймают кого-нибудь?
- Надеюсь, что поймают. Я бы всех наркоторговцев приговаривала к смертной казни. Мало того, что людей на тот свет отправляют, так вот теперь такой прекрасный концерт сорвется из-за них, а ведь люди деньги заплатили, в очередях отстояли, чтобы музыку послушать, а взамен что получат? Холодное дуло автомата в затылок и маски-шоу перед сном! Мы вот с парнем три тысячи на двоих потратили, только за вход! Нужно отменять мораторий на смертную казнь для террористов и наркоторговцев, ведь это и так уже очевидно!
- Где же твой парень?
- Наверное, уже дома. Мы разминулись и не нашли друг друга в толпе. Ой, остановите, вот мой дом, чуть не проехали. Это вам, хватает? – И я протянула две сторублевые бумажки.
- Вполне, подождите дам сдачи!
- Не надо, я тороплюсь. – И я пулей влетела в темный подъезд.
Включив свет в прихожей, я застала печальную картину: по всей квартире были разбросаны вещи. В комнате по полу валялись диски, кассеты, мои учебники, ящики в письменном столе перерыты – здесь явно что-то искали. Первое, что пришло на ум – нас ограбили, но эту версию пришлось сразу же отбросить потому, что все наши совместные с Русланом деньги толстой пачкой долларов, перевязанных черной резинкой, лежали аккурат посередине дивана. Я пересчитала – сорок семь с половиной тысяч, даже центы и мои украшения в стеклянной банке на подоконнике все, до единого на месте. Дверь не взломана и окна закрыты, значит это не то, что я думаю.
Осмотревшись внимательно еще раз, я обнаружила на телевизоре записку – ответ на все вопросы и залог моей дальнейшей, потерявшей смысл, жизни: «Я вынужден уехать. Прости, что так скоро, но ты бы меня не отпустила. Еще увидимся. Люблю тебя. Руслан».
- А тебе не кажется, что он просто трус твой Руслан? – Маргарита допивала второй бокал абсента. – Так бросают только подлецы, которые не могут в лицо сказать женщине, что он ее больше не любит и им пора расстаться? И что это за важность такая: «Вынужден уехать»? Какие-то непонятные тайны, плюс эта его вечная конспирация: с тем знакомиться не хочу, в этом клубе сидеть не буду, а он у тебя случайно не шпион? Нет, вот ты мне объясни, - она стучала своими длинными акриловыпми ногтями по полировке стола, - за что он меня не любил, а? Я знаю вас три года, и все это время он старательно тебе нашептывал гадости про меня, ведь так? Ну, признайся, что так! И почему? Что я ему плохого сделала? – Рита разозлилась не на шутку. Мы познакомились еще на вступительных экзаменах, поступили, а потом оказалось, что учимся в одной группе, с тех самых пор она стала для меня самой близкой подругой здесь.
В Краснодаре мы Русланом прожили три года. Появились общие друзья, своя компания постоянных людей, с которыми ездили на море и в горы, отмечали праздники и встречали новый год. У любого человека есть какой-то определенный круг, в котором он вращается. Вот и мы были как все. Нас воспринимали как пару, всем казалось, что меня без Руслана просто не существует на свете: мы везде были вдвоем. Но, это так сказать. Физически мы присутствовали оба, а фактически Руслан вечно витал в облаках. Говорил на какие-то отвлеченные темы, редко прямо отвечал на поставленный вопрос и никогда не рассказывал о себе. В действительности он не любил тех людей, с кем мы общались, просто терпел их ради меня, потому что мне с ними было интересно, а, скорее всего, просто глупо ревновал и не отпускал одну ни на шаг.
Маргарита была права, Руслан ее терпеть не мог. В компании, где были Рита и Руслан, вечер неизменно завершался скандалом. Мне казалось, что она была слишком прямолинейна, говорила Руслану в лицо все, что о нем думала, ничуть не заискивая перед его столичностью и образованностью. Начитанная, она могла легко заткнуть его за пояс, с этими постоянными рассуждениями на религиозную тематику. Логичность и последовательность ее мыслей поражали, а доказательства отправляли в нокаут кого угодно, даже его. Думаю, Рита была ему ровней, и Руслан просто не мог смириться с тем, что в его окружении, есть человек, которого тоже слушают. Они не умещались вместе на одном пьедестале. Всячески пытаясь нас поссорить, он все-таки добился того, я старалась с Русланом не бывать там, где могла появиться Маргарита.
- Не знаю, вам виднее. Вы же с ним ссорились. – Я закурила.
- А как вы с ним жили? Возможно, в его отъезде есть и твоя вина?
- Даже не знаю, как объяснить короче. Ссорились и мирились, как все. Он ревновал меня дико, почти ко всем знакомым, даже к девушкам.
- Не замечала…
Были, конечно, и прекрасные дни. Например, когда мы ездили на Красную поляну, или в Москву. Мы совсем не ссорились и, даже казалось, что мы сможем жить как все нормальные люди, купить квартиру или построить дом, родить детей, работать и стариться под одной крышей, засыпая и просыпаясь под одним одеялом. Он не раз делал мне предложение, но только теперь, когда он уехал, я думаю, что можно было бы попытаться пожить так, как предлагал он. Хоть раз в жизни уступить и послушать его сердце, а не свое.
- Он же у тебя избалованный столичный мальчишка. Может быть, ему здесь просто места мало было. Ты говоришь, что он делал предложение, но ты отказывалась. Думаю, просто настал момент непереносимости: ему не давалась жизнь в провинции, ведь нелегко сменить обстановку в его годы, образ жизни. У него здесь не было ни друзей, ни привычной для него работы, человек просто не мог вздохнуть полной грудью, расправить легкие и терпел все это ради тебя, понимал, что тебе нужно учиться, получить образование и стать специалистом. – Рита села на подоконник, подобрав ноги туда же, смотрела на бегающие внизу огоньки машин и курила в темноту. Ее рыжие волосы трепал ветер и в профиль, улыбаясь, она была очень похожа на мою Светку, та тоже любила курить на подоконнике.
- Сменить обстановку, как ты выразилась, ему не составляет труда. Он, так же как и сейчас, четыре года назад сбежал от меня в пыльный Афганистан, чтобы посмотреть, как американские войска войдут в Кабул, а перед этим пропал на три дня. Мобильных тогда не было и я чуть с ума не сошла, разыскивая его. Он встретил меня в парке и с довольным выражением лица объявил, что уезжает почти на год. – Я выбросила пустую бутылку из-под минеральной воды. Абсент заканчивался, и я подумывала продолжить вечер вином
- Потом поступила, он переехал за мной в Краснодар, сам нашел и снял квартиру, ремонт в ней сделал, мебель приличную купил.
- Да, делать евроремонт в съемной квартире – это верх идиотизма. В Краснодаре это уже притча во языцех!
- Машину себе приобрел, вот, полюбуйся-ка, генеральную доверенность оставил с правом продажи. – И я протянула Рите белый лист бумаги, исписанный и облепленный печатями нотариуса, она нехотя поглядела на него и отложила в сторону. - Теперь «Ленд Крузер» мой. Господи, и откуда же я столько денег возьму, чтобы содержать квартиру, машину и себя за одно?
- Родители помогут. – Она зевнула.
- Какие родители? Ты знаешь, что папаша мой львиную долю нелегального дохода кампании, в которой работал, отмывал через сети казино и отправлял на счета директоров за границей? Про себя, конечно, тоже не забывал: он в прошлом году за шесть месяцев пять машин разбил, только у матери их три! Мы особняк за год построили, через дом от Анзора.
- Это «смотрящий» ваш?
- Да. Раньше я в Предгорный заезжать боялась – от размеров особняков голова кружилась, а теперь мы с ним соседи! Скоро будем дружить семьями! Вот представляю – тихий вечер у камина и гости, в лице Анзора и его жены! Ха-ха! Как бы не так! На отца завели дело, копает налоговая служба, ОБЭП. Директора, естественно, себя обелят, и за все будет отвечать мой папа! Большую часть денег он успел перевести на мать, нанял московского адвоката. Сидит в квартире на Мира и ездит на старом БМВ. Мать пьет, только стала жить по-человечески, и сразу все разрушилось. Скоро мне им помогать придется.
- Да, надежды на них нет. Ну, а дальше-то что было? – И она переместилась на диван.
- Дальше мы ссорились и мирились. Утром он уходил на работу, а я в университет. Вечером встречал меня, шли домой или в клуб, в гости, не знаю, куда там мы еще ходили.
- А где он работал?
- Понятия не имею. Говорил, что по - специальности, на краевом телевидении.
Однажды такое случилось, что я и сегодня вспоминаю ту ночь, как самую страшную в своей жизни. Он же едва не умер у меня на руках! Пришел поздно, а я готовилась к экзамену. Навеселе, сказал, что прекрасный вечер и хочет провести его со мной. Ушел в душ и пропал. А я-то учу, вдумываюсь, вот и забыла совсем про него. Вспомнила примерно через два с половиной часа. Распахиваю дверь в ванную, а на меня волной вода как хлынула: это он заснул и воду забыл закрыть! Ой, Рита, что тут началось! Соседи снизу стучат, грозятся милицию вызвать, у них там лепка в гостиной размокла. И Руслану плохо совсем. Он тогда холодный и мокрый на руках у меня лежал без сознания. Я стала скорую вызывать, но он пришел в себя. Потом от холода дрожь стала колотить, ахинею нес какую-то, что он подлец и не должен жить на этом свете, что он людьми проклят и совсем пропащая его душа. Молился, с кем-то разговаривал, а потом уснул, как подкосил кто-то, будто выключили: щелк и он уже молчит.
Мы тогда только мебель в спальню купили, и я поспешила убрать всю воду, чтобы в другой комнате ничего не испортить. Провозилась до трех часов ночи, я тогда пол пачки «More» выкурила. Вышла из душа, сижу на подоконнике, курю и смотрю на ночную улицу, и вдруг так зло меня захлестнуло! Короче, я все его вещи перевернула, переступила через принципы и во все карманы залезла, разворошила барсенку и не нашла никаких документов, подтверждающих его работу на телевидении. Раньше он показывал мне удостоверение, спецпропуск на автомобиль, а теперь этого не было, только масса маленьких пустых пакетиков, будто из-под бижутерии и паспорта: заграничный, российский, польский и британский, но на другое имя, хоть и фотокарточка его. Решила, что у него есть женщина и от обиды проплакала всю ночь до утра.
Раньше он всегда давал мне читать статьи, я ему книгу правила, которую он написал в Афганистане и собирался издать, та так и лежит на полке, а тут вдруг ничего. Сухо на работу и с работы. Никто ему из сотрудников не звонил, и ни в каких корпоративных вечеринках он не участвовал, говорил, что у них нет такой традиции. Но это ложь, в любой организации отмечают праздники на работе, Новый год уж точно! Вот я по сей день и не пойму, что это такое с ним было.
- Все понятно, подруга, этот человек тебя обманывал. Интересно, а откуда же он брал деньги, да еще в таких количествах? Не у любовницы же!
- Вот и мне это тоже очень бы хотелось узнать!
Повисла пауза. Маргарита молчала, а я смотрела на раскачиваемый ветром тополь за окном – завтра снова будет жара как из духовки. Уже сентябрь, а по ночам, как в июле невозможно уснуть без кондиционера.
- Марго, у меня вино в баре. Хочу напиться и умереть.
- Эн нет! Умирать будешь в мое отсутствие, а теперь давай-ка спать, через час светает. Хорошо хоть нам к третьей паре.
- Я не пойду в университет.
- С ума сошла? Завтра же Заболотников, он на экзамене все соки высосет за прогулы!
- Из меня уже Руслан все высосал! Плевать на Заболотникова, пусть отчисляют!
Конечно, в то утро решительная и настойчивая Маргарита подняла меня с постели, привела в чувства, усадила в дребезжащий трамвай, и мы поехали на лекции. Кондуктор лениво протянула билетик. За окном, проскакивали серые высотки и старые одноэтажные постройки под снос. Вот проехали рынок, люди буквально ввалились в полупустой вагон. Хорошо, что скоро наша остановка.
Всю ночь мне снился один и тот же сон, как будто мы с Русланом идем, держась за руки по пустыне, но песок не желтый, а белый, такой бывает только на экзотических островах, и совсем не понятно как он оказался в Азии. Солнце спешит закатиться за горизонт, выглядывая горячим блином из-за песчаных вершин, по которым лениво тянется длинный-длинный караван. Издали совсем нетрудно разглядеть темную фигурку человека, ведущего под уздцы первого верблюда, и на его чернеющем облике время от времени поблескивают золотые украшения, донося до наших глаз алые лучи заходящего солнца. Караван движется лениво и не спеша, но вдруг у одного из холмов, где песок еще белее, чем вокруг, человек останавливается и все верблюды, покорные его жесту, садятся. Человек медленно подходит к первому верблюду, снимает с его спины поклажу, достает большие холщовые мешки и начинает наполнять их песком, планомерно, подгребая его к себе предплечьями. Вот наполнен один, потом еще и еще, и уже десять из двадцати двух верблюдов готовы идти обратно.
Солнце село и на безоблачном небе взошла луна. Стало совсем холодно, и Руслан отдал мне свою куртку. Так мы глупо стояли и наблюдали за человеком, пока он не наполнил все мешки и не стал располагаться на ночлег. Мы пошли дальше. Взобравшись на один из песчаных холмов, в свете полной луны мы увидели как внизу, на равнине то тут, то там расположились множества караванов. Горели костры, и пахло едой. Я, наконец, не выдержала и спросила:
- Руслан, смотри, эти люди, верно, сошли с ума, также как и тот человек, который наполнял мешки песком. Что за глупость, вести в город песок?
- Это не глупость, а их хлеб и строительный материал для чьей-то новой жизни. Видишь, во всем мире глубокая ночь и все люди спят, а эти не могут спать, они трудятся, не покладая рук, они собирают этот красивый песок, чтобы увезти каждый в свои родные края, а там построить свое счастье, на зависть окружающим, или поделиться с ближайшими друзьями, если что-то останется. И они делятся, и друзья новыми вереницами и обозами тянутся сюда со всех концов света.
- Счастье из песка? Это как замок из песка, но он же рассыплется и не устоит!
- Зря ты так думаешь. Часто, очень часто, почти всегда замки и впрямь рушатся, но бывает, что в единичных случаях они восстают такие крепкие, что ничем их не разбить и не сломать. Вот у Анзора такой. Попробуй разрушить!
- А остальные?
- Остальные поют реквием по мечте: каждый по своей, но песни у всех до боли похожи. И никто не знает, чей сон станет явью, и никто не предполагает, кто пополнит траурный хор, а караваны становятся все длиннее и длиннее, а путники жадными и нетерпеливыми, во все концы света, во все пределы всех миров…
Меня разбудил раздраженный голос Маргариты:
- Да придешь ты в себя сегодня или нет? Ну, что ты за овощ, подруга? Вставай, приехали уж. – И мы мигом выскочили из трамвая. Кондуктор объявил следующую остановку, двери закрылись и вагон, стуча колесами, уехал.
Напротив стоял университет, студенты как всегда курили у входа. Белоснежный с зовущими большими окнами, полными надежды на такое же светлое будущее: мой проездной в жизнь, он стоял здесь уже лет сто, наверное.
Рита светилась здоровьем и хорошим настроением. У этой девушки никогда не было похмелья, хотя пила она как рыба. В то утро, со стучащей молоточками головной болью, я ей завидовала черной завистью.
Щурясь от солнца, мутными глазами я смотрела уезжающий трамвай:
- Марго, у меня же теперь есть черный «Лэнд Крузер». Почему мы как последние трясемся в трамваях?
Отдавая должное Руслану надо сказать, что к тем семи тысячам, которые он мне оставил, прибавились еще двадцать две с нашего общего счета. На проценты от них, можно было вести безбедное существование. Я оставила квартиру и переехала в общежитие – так было дешевле и веселей, плюс под окнами бесплатная стоянка, куда я ставила «Лэнд Крузер». Успешно сдав на права, после четвертого курса я, впервые за четыре года, что жила в Краснодаре, решила съездить домой. Нет, меня отнюдь не интересовали перемены в городе, и совсем не хотела встречаться нос к носу с прошлым, но обстоятельства вынудили. За это время многое переменилось, начиная с власти и ситуации в стране, заканчивая трагедией моих родителей.
ПАПА
Конец двадцатого века в нашей стране был ознаменован уходом президента Ельцина, в канун нового года. Нам всем тогда показалось, словно мы сбросили гору с плеч, стало легче дышать и все мы, подуставшим от смрада и гнилости, своими измученными носами почуяли дурманящий ветер перемен. Для одной части населения – это был лучший подарок к празднику, ведь на руках этого человека никак не засыхала кровь многих и многих мучеников, оставивших свою жизнь в Чечне, обнищавших стариков и голодных детей, слишком многие его проклинали и желали смерти. Но, как это и бывает в жизни, он не умер, а просто сложил с себя полномочия.
Вторая половина России замерла в тревожном ожидании, с новогодним мясом на вилке в одной руке и бокалом изысканного французского шампанского в другой. В целом же у всех у нас в те дни были большие стеклянные глаза с застывшим в них немым вопросом, извечным и за лета даже изувеченным: «Что делать?». Но никто ничего уже не мог изменить. На смену пришел молодой и перспективный Путин. В первые минуты новая метла понравилась всем, толпы задыхались от восторга, а рейтинги зашкаливали, но вместе с пребыванием во всеобщем экстазе от того, что теперь-то «мы начнем жить как люди», пришло и прозрение, словно горькое посленовогоднее похмелье. Оно пришло уже позже, как раз тогда, когда отступать и бежать было некуда из-за невозможности бросить нажитое, вперемешку с привычкой «решать все дела» по - тихоньку, слепой и безрассудной верой в связи или даже силу, и момента, когда прямая истории ошалело понеслась вперед и не изогнуть, ни, тем более остановить, ее уже не представлялось никакой возможности…
За годы ельцинской власти успели сложиться тысячи общественных систем, достаточно эффективно функционировавших: финансовые пирамиды, дававшие сытую жизнь миллионам обманщиков, выстроенные параллели криминальных структур, выжженные на менталитете своды и законы, привычки, сотрудничества, договоренности… и всему этому предстояло рухнуть…
До Пятигорска приступ справедливости и наведения нового порядка донесся спустя два года, в две тысячи третьем. Те люди, к которым раньше шли за помощью, ища спасенья и утешения, остались совершенно бессильными, наедине с самими с собой. Никто из пивших мед и едавших сладкий хлеб с этих рук теперь не протягивал своей, чтобы спасти идущего ко дну. Те, кто молчал, перестали молчать и СИЗО переполнялись маститыми арестантами, а те, кому не хватило места за колючей проволокой, пополнили пейзаж кладбища своими могилами, невольно обеспечив работой элитных скульпторов.
В числе первых организаций, за которую взялась налоговая и негласно ФСБ, стала компания, в которой работал мой отец. Он был одним из первых в Пятигорске, кого новая метла стала выметать с пьедестала на обочину жизни.
Главный финансовый директор компании выглядел тщедушным и жалким за крашеной в больничный грязно-зеленый цвет арматурной решеткой в новом зале суда. Исхудавший, небритый и потерянный даже в своей безукоризненно белой рубашке он выглядел измученным и истерзанным нескончаемым судебным процессом. После восьми месяцев следствия, признавшись во всех финансовых преступлениях, которые совершил, был-таки вынесен приговор. Его зачитывали два рабочих дня, и утром третьего прозвучало самое главное: «…двенадцать лет в колонии общего режима с конфискацией имущества». Я, сдав досрочно сессию, впервые за несколько лет вернулась в Пятигорск, чтобы проводить отца и узнать, в какую колонию его переводят. В родной город я добиралась на электричках. Было так неприятно сидеть на затертых деревянных лавках, словно специально созданных таким образом, чтобы доставить максимальное неудобство пассажирам. С каждым новым вагоном в мое тело и одежду проникал омерзительный специфический запах поезда, а по сути всех тех людей, которые когда-либо сидели на том месте, где теперь сижу я. Все эти молекулы, оставленные ими за многие лета, не смытые ленивыми уборщицами и затертые очередными путниками, проникали в меня как чужеродное существо, впитывались, чтобы остаться на лишние пять – шесть часов.
Господи, как же быстро человек привыкает к хорошему?! За те счастливые четыре года, что мы смогли безбедно жить и ни в чем себе не отказывать, для меня перестали существовать масса вещей: общественный транспорт, Интернет-клубы, библиотеки, приготовление пищи, стирка, уборка, отсутствие модной и дорогой одежды, а также ее ремонт, и другое. Я привыкла, что у меня часто рвется бумажник от количества вложенных в него денег. Скоро я стала умнее и вышла из положения – завела банковскую карту. Я была уверена, что библиотеки скоро закроют, так как все необходимое я брала из Интернета, не выходя из дома. Маникюр и прически делались тут же, сначала папа, а потом Руслан купили мне тренажеры, поэтому необходимость в фитнес - клубах отпала сама собой. Еду мы покупали в ресторане, одежду стирали в прачечной, трамваи я видела только когда наперегонки, сидя в своем «Крузере», мчалась с ними по Ставропольской. Я быстро забыла множество вещей, которые и составляют жизнь почти всех людей на земле. Теперь их предстояло вспоминать снова, и привыкать к ним заново.
Но матери хватило и этого, она уже раз и навсегда привыкла пить «Henessi – Paradise», курить сигареты за девять долларов пачка, отдыхать на лазурном берегу и покупать французский парфюм. Она бросила отца и оформила с ним развод через два месяца, после приговора суда, сняла все деньги со счетов, распродала записанное на ее имя имущество и пропала. Общие знакомые поговаривали, будто она нашла себе какого-то богатого венгра и живет с ним в Мельбурне. Это так далеко! Хотя мне было все равно где она и с кем, живет или нет, ведь для меня эта предательница умерла. После нее отец остался беден как церковная мышь. Всю жизнь семью обеспечивал только он, мама, когда еще работала никогда не приносила в дом свою зарплату и тратила ее исключительно на себя. После конфискации у него осталась лишь однокомнатная квартира – наследство от бабушки, к которому ни мама, ни суд никак не могли приложить свою руку.
Папу определили в Буденновск.
Анзор, который еще два года назад мог войти в кабинет к любому из судей, открыв дверь ногой, и продиктовать решение по тому или иному делу, вдруг стал бессилен. Все восемь месяцев он бился как рыба о лед, стараясь изменить ход следствия и тем самым спасти моего отца, по крайней мере, скосив ему срок, но тщетно. Сегодня ему приходилось проводить часы в томительном и изнуряющем ожидании в приемной арбитражного судьи, а, добившись, слышать холодный отказ и угрозы привлечь за взятку. Что произошло с миром? Кто своей волшебной палочкой перевернул все с ног на голову, заставив Землю вращаться в обратном направлении? Анзор не понимал и, наверное, впервые страдал по-настоящему. Он, как расколотые песочные часы, по крупице терял авторитет, преданных некогда людей, уважение к самому себе. Когда отца арестовали, он поклялся, что не позволит посадить его за решетку, но не смог сдержать обещания и очень стыдился этого. В разговоре прятал глаза и не хотел слушать мои успокоительные речи, что я не держу на него зла и понимаю, что времена изменились и он не в силах, что-либо предпринять, и он ни в чем не виноват. Но Анзор считал совсем по-другому…
Я навещала папу в тюрьме каждый месяц, Анзор нанимал для меня машину. Папа выглядел поникшим и беспомощным, но уже не жалким. Говорил, что с ним хорошо обращаются сокамерники, что он собирается выйти досрочно за примерное поведение, а когда это случится, то откроет лавку с цветами в парке.
В последнее наше свидание он был немного опечален тем, что мы не увидимся долгое время из-за моего диплома. Я пообещала писать каждую неделю. Тогда меня к нему последний раз отвозил Анзор и все, что просил папа, купил на свои деньги.
На обратном пути из Буденновска в Пятигорск мы всю дорогу молчали, и это невольное напряжение от печальных мыслей и тишины только нагнетало обстановку. Я думала о папе, Анзор же все время смотрел на дорогу и лишь нервно то с силой, то не очень сжимал кожаную оплетку руля, скорее всего еще чувствовал неудобство из-за случившегося. Он сильно изменился за прошедший месяц, похудел и постарел. В уголках черных глаз пролегли еще три глубокие морщины, а на белоснежных брюках я заметила серые потертости, следы от рук на сгибах карманов. Весь его лоск и шик, важность и статность, манерность и щедрость, мне одной понятная двусмысленно-интимная улыбка на его милом лице – все то, что я так любила в нем, вся та нежность и теплота, которыми он так бескорыстно меня одаривал, сменились озабоченностью и глубинным страхом. Мне тогда больше всего на свете хотелось броситься к нему на грудь, прижать к себе сильно-сильно, рассказать как же я им дорожу, как ценю и уважаю не смотря на тяжелую ситуацию, что он да папа единственные, ради кого я теперь живу, что ему никак нельзя сдаваться, что… и еще тысяча таких «что»…
Голубоватые фары осветили высокий дубовый забор в том самом доме с «камерой и тарелкой», как я его про себя окрестила, с прихода в который все и понеслось.
Анзор поставил машину во двор и пригласил меня войти:
- Давай выпьем по стаканчику. Зары и Ахмеда нет, я неделю назад их к родственникам в Эмираты отправил, надеюсь, что не навсегда.
Огромная гостиная, устланная иранскими коврами и настоящими львиными и леопардовыми шкурами, камин в человеческий рост, огромный плазменный телевизор и аппаратура, которую я видела только в японских каталогах, их мне показывала Мартина после стажировки в Токио, настоящий ятаган и казацкая сабля на стене, небрежно стоящий в углу калашников и уникальная лепка, истинное произведение искусства на потолке, которое я увидела, когда ошарашенная лежала на львиной шкуре и загадывала желание – вряд ли когда-нибудь в моей жизни еще раз это повториться.
- Правильно, правильно, я сам люблю на ней полеживать! – Анзор улыбнулся первый раз за весь день. Это так на него не похоже! – Хочешь, можем сидеть прямо на ней, тебе удобно?
- Очень! Давай возьмем подушки с дивана и останемся здесь?
- Да ради Бога! – И в меня сразу полетели одна за другой подушки, обшитые шелком и золотом. Наконец Анзор сел напротив, скрестив ноги по-турецки.
- Из того, что ты пьешь, остался только виски. Прости, американский.
- Я могу вообще не пить. А почему ты сказал, что возможно отправил Зару и Ахмедом навсегда? Думаешь переехать в Аравию?
- Понимаешь, девочка, - и он стал нервно поглаживать указательным пальцем дно хрустального стакана, - сейчас такая ситуация в городе, может случиться страшное. Я постарался их уберечь от неприятностей.
- Анзор, я тебя не понимаю, говори начистоту!
Помолчав с минуту он тяжело вздохнул и еле слышно произнес:
- Теперь нас всех задавят. Скоро возьмутся за меня.
- Ты о чем? Кто задавит?
- Ты видишь, что творит президент? Вертикаль власти, прозрачный бизнес, опора силовикам… нас выживают. – Он сказал это так грустно, что я поверила в его отчаяние.
- Ну, Анзор, это же в Москве. А мы на Кавказе, здесь все по-другому, ты же сам всегда говорил! Ну, кто посмеет тебя тронуть, покажи мне такого человека?
– У нас прокурора нового назначили, из Петербурга. Ни к кому никакого отношения не имеет, никому не должен, не женат, перемещается с охраной и изучает мое досье… Что теперь будет, девочка?
Анзор рассказал, что сам старался уйти, но в «Какаду» устроили проверку на наличие наркотиков у посетителей, и у одного туриста нашли пятьдесят граммов героина и пять граммов кокаина – откуда в Пятигорске взялся последний, оставалось загадкой. На Анзора завели уголовное дело – ведь именно он директор клуба и его святая обязанность следить за порядком и чистотой. Парня с дурью в кармане посадили сразу же, а с Анзора взяли подписку о невыезде. Тогда за ужином он мне сказал: «Я знаю, что эта проверка в «Какаду» была не с проста. Меня подставили. Этого молодого прокурора из Петербурга, который с отличием закончил свой юрфак, поставили в Пятигорск из Москвы именно те люди, которым я в свое время помогал пробиться в столице. Теперь они сидят во всех властных структурах, у них сила известность и неприкосновенность, а еще неуемная жажда легких денег. А где, как не в своем родном городе их проще всего заработать? А самое большое препятствие к этому – я, потому, что у меня в этом городе свой порядок и им прекрасно известно, что я никому не позволю его нарушать или поступать нечестно. Меня уже столько раз стращали и запугивали, и вот теперь, когда сама ситуация в стране изменилась в их пользу, они решили добить меня таким подлым способом. Теперь меня или посадят, или убьют. Скорее всего, второе».
Анзор рассказал, как звонил «Мерседесу» - Борису Кауфману, который ныне где-то в Москве на высокой должности, просил заступиться за него и прекратить нелепые преследования, но тот посоветовал решать проблемы самостоятельно и это в благодарность, ведь именно по просьбе Анзора, столичная братва, взяв Бориса под свое крыло, обеспечила ему такое сытое существование. Кристина Авдеева, одна из бывших пассий Анзора, теперь в Швейцарии, у нее можно было бы прекрасно остановиться на неделю – другую, а после остаться в Европе или поехать к семье в Аравию, но та вежливо объяснила, что у нее вид на жительство, ей не нужны проблемы с полицией и уж тем более международный скандал и «Прости, конечно, но мой новый парень не поймет, если ты у меня остановишься. Здесь так не принято, понимаешь?». Анзор понимал, хоть и оплатил шесть лет назад ей, выпускнице лингвистического университета, языковую стажировку в этой стране. Анзор всех понимал: и судей моего отца, и прокурора, и следователей, и своих пацанов, и тех, кто перестал подавать ему руку при встрече. Он всех понимал.
Ранним утром, первым же поездом я выехала в Краснодар. Анзор заставил меня взять пятьдесят тысяч восемьсот тридцать два доллара наличными, оставить себе, ему, мол, они уже ни к чему. Теперь в моем распоряжении было двести двадцать одна тысяча долларов, не считая стоимости автомобиля и драгоценностей, которые дарил мне Руслан. Для чего он отдал мне эти деньги? Но меня заботило даже не это, а тот взгляд, те глаза, которыми Анзор смотрел на меня с перрона сквозь пыльное окно купе: это был взгляд загнанного в ловушку зверя, не желавшего умирать, но готового принять до конца все удары судьбы. Это был взгляд прощания. Я, в обрамлении пыльного окна вагона было последним, что он хотел увидеть.
Вскоре после того грустного расставания с Анзором на пятигорском вокзале, уже из Краснодара, я позвонила ему и пригласила приехать в гости. Очень удачно наша прежняя хозяйка на улице Шевченко, где мы с Русланом так долго снимали жилье, собиралась уезжать за границу и, взяв с меня оплату за три месяца вперед, передала ключи.
Так странно было вновь прикасаться к этим стенам, оклеенным обоями по последней моде, мыться в ванной, в которой так любил нежиться Руслан, сидеть на кровати, где мы с ним провели столько чудесных ночей. Теперь это все будет для Анзора. Я не хотела отдавать его в лапы нового правосудия, я не хотела, чтобы чья – то метла вымела его как никому ненужный мусор. Мне хотелось помочь, я желала спасти. Анзор принял приглашение и уже через двое суток был в Краснодаре. В этом городе он будет в полной безопасности. Он всегда опасался, что им займется не только прокуратура, но и ФСБ, от которого отделаться гораздо сложнее, но, те наверняка знают наизусть все его связи, а Краснодар был, чуть ли не единственным из южных городов, где у Анзора никогда и ни с кем не было никаких дел или дружбы. Только я, но кто такая я? Если его ищут, то следуя логике, будут искать в местах людных и дорогих, возможно в кампаниях его уровня или бизнес – элиты. Чтобы уберечься, нужно просто все делать наоборот.
Я попеременно ночевала то в общежитии, то здесь, а подруги думали, что езжу к новому бой – френду, из квартиры мы выходили только вечером, да и то недалеко. Все необходимое покупала и приносила в дом я. Должно было пройти время, которое еще раньше было безвозвратно упущено и теперь про Анзора должны были забыть, прежде, чем можно было бы предпринимать какие – то шаги, и спешка в таких делах была бы подобна смерти. Мы это понимали и просто ждали новый день. Каждый день ждали новый день…
ВЕСТИ – КУБАНЬ
- Здравствуй, Анзорик! – Я окрыленная своей маленькой победой влетела в квартиру, тут же сбросив с себя заснеженные сапоги и пуховик. – Все! Получилось! На следующей неделе улетаешь! Наконец-то ты будешь со своей семьей!
- Как?! Что ты придумала на этот раз? – он старался держать себя в руках, но было видно, как засияли от счастья его черные глаза, как он чуть не выронил из рук блюдо с овощами, которые он приготовил сегодня к ужину. Еще бы! Просидеть пол года в чужом городе, в чужой квартире, не имея возможности даже само в одиночку спуститься во двор, позвонить или написать весточку своей семье, проводить дни и ночи в страхе за свою жизнь, опасаясь, что и здесь найдут – в такой ситуации любой бы сошел с ума!
- Я наконец-то достала тебе новый паспорт! Вот, погляди-ка. – И я протянула ему маленькую красную книжечку с двуглавым орлом на обложке. – Теперь это твое имя. А еще я провела анализ среди наиболее востребованных в это время года туристических направлений – больше всего людей летят в Таиланд и Египет, и в Эмираты, конечно, тоже, но только напрямую тебе туда нельзя. Сам знаешь. Я выбрала Египет, все-таки, это ближе к ОАЭ. Почти все путевки раскуплены и не удивительно, ведь через неделю новый год. Наши собираются встречать рождество в купальниках!
- А какое отношение я имею к Египту и туристам?
- Ну, какой же ты глупенький у меня! Скажи мне, кто станет искать тебя в толпе русских, выезжающих на каникулы в Египет? Ведь вы летите группой, к тому же ты под чужим именем, а там встречает гид. Посадка и паспортный контроль в новогодней суматохе превратятся в сущую формальность, никто ничего не заметит! Из Египта в Эмираты можно добраться и по суше и водным транспортом. – Анзор удивленно и молча смотрел мне в глаза. – Послушай, тебе ведь уже открыли две визы и никаких проблем не возникло. Вызови ты подозрения, то никто бы не дал разрешение на въезд в эти страны. И хадж начинается, сейчас знаешь сколько мусульман полетят в Аравию? Где уж там тобой заниматься? Ну, милый, я тогда не знаю. Взрывчатку и оружие провозят, а ты сомневаешься…
Анзор стоял неподвижно, не веря своим ушам. Он так долго об этом мечтал, он столько ночей провел в ожидании этого момента и вот, дождался.
- А откуда паспорт?
- Я в Краснодаре уже почти пять лет. Поверь, невозможного и здесь мало.
- А он настоящий?
- Ну, в общем, да! Имя совершенно реальное, документы тоже, и человек, и паспорт с такими данными существуют. Точнее, должны существовать. Настоящий владелец пропал месяц назад: поехал в Москву за товаром и больше никто ничего о нем не слышал, а родственники по-прежнему ждут его возвращения, он не числится в розыске, не признан безвестно отсутствующим. Я подумала, что это самая лучшая возможность уехать. Другой такой не будет! Неужели кому-то придет в голову искать «вора в законе и матерого наркоторговца» среди туристов?
Неделя пролетела незаметно. Весь день и ночь накануне отъезда мы провели в суете и сборах.
- Кажется все. – Напрягаясь, Анзор с силой закрывал молнию на набитой до верху спортивной сумке.
- А где документы и деньги? – Суетилась я.
- Все с собой, твоя банковская карта тоже, не переживай. Скоро придет машина и вещи наготове, дай хоть посмотрю на тебя в последний раз.
- Мы никогда не увидимся? – Слезы застилали глаза.
- Надежда на это будет вечно жить в моем сердце. – И он поцеловал меня. Я почувствовала нежность и свежесть его лица. Впервые он поцеловал не как отец свою дочь, или старший брат свою малолетнюю несмышленую сестренку, нет! Это был настоящий прекрасный поцелуй мужчины и женщины, который одним махом расставил все точки над «I», обосновал и сделал понятной и расположение Анзора ко мне.
Когда наши губы разомкнулись, я увидела совершенно иной взгляд Анзора, совсем не тот, которым он смотрел на меня все эти пять лет знакомства, но, к сожалению, уже было поздно и невозможно что-то менять.
Из кармана его невзрачной кожаной куртки раздались электронные уродливые нотки «К Элизе». Анзор, сухо ответив «Хорошо», сказал:
- Мне пора, девочка. Не плачь, ты у меня умница и все поймешь. Спасибо тебе за заботу, но, пожалуйста, пообещай мне больше никогда не встречаться с Русланом.
- А ты, - глотая ком в горле, говорила я, - пообещай добраться до жены и сына.
Пронизывающий ветер с колючим снегом, распахивая настежь мою домашнюю рубашку, трепали волосы и во время особенно сильных порывов, так и норовили сбросить с балкона четвертого этажа. Где-то внизу, в свете печальных желтых фонарей, маленькой черной точкой из подъезда вышла фигура и тут же села в стоящую рядом белую машину. Еще через миг, авто развернулось и, рассекая ночную мглу голубоватым светом фар, стало постепенно удаляться по шоссе, вдоль спящих многоэтажек, чтобы через минуту исчезнуть навсегда.
Холодный ветер, доносившийся с серой от зимней стужи Кубани, трепал выбившуюся прядь моих волос и он был так похож на наш, пятигорский, который именно в это время года любил бродить по степям и полям, заглядывая ненароком в большие города. В такую погоду мы с Анзором сидели у камина, согревая в руках чашечку индийского чая, говорили о жизни и любовались друг другом. Вместе нам было хорошо. Мы всегда друг друга понимали с полу слова, нам не был нужен третий, поэтому я и скрыла от Руслана знакомство с Рыбой. Я не хотела никого. Даже любимого человека. Трудно и сложно объяснить такое отношение, но Анзора хватало и без дополнений.
Резкий звонок телефона грубо растревожил мою печаль, заставив зайти в квартиру и, закрыв за собой дверь, отогреться от страшного ветра:
- Кто? – грубо спросила я.
- Ох, ничего себе разговорчики! Я тут недалеко, можно у тебя переночую? – Это была Марго.
- Марго, прости, не получится. Я не дома.
- Да, а где же?
- На Шевченко.
- И я там же! Говори адрес. Ох, как хорошо, а то, как представлю до тебя добираться…
Я назвала адрес. Маргарита была в своем репертуаре. Отдохнув в «Адреналине» она собралась ехать ко мне ночевать в карасунский округ, в общежитие, заявляя, что «она совсем не далеко».
Ранняя пташка Маргарита разбудила меня первым альбомом Земфиры. Она крутилась перед зеркалом, а на плите уже готовился завтрак.
- С пробуждением, подружка. Есть хочешь?
Зимняя стужа за одну ночь сменилась ветром и мелким, моросящим дождем. Скупой свет серого утра то и дело перебивался качающимися голыми, чернеющими тополями за окном. Без листвы они походили на одинокие, дрожащие от холода души грешников, которые приговорили к муке стоять здесь и в летний зной, и в зимние морозы, пока кто-нибудь не срубит их за ненадобностью и не освободит от тяжких оков. Внизу, у перекрестка, буднично звенели трамваи. Должно быть, снег уже растаял и дороги покрылись хлюпающей светло-коричневой массой: смесью песка и воды.
Постельное белье еще хранило запах Анзора, по-восточному приторный, коричный, непередаваемый. Я обнимала подушку всю ночь, и легкое одеяло согревало совсем не так, как это мог бы сделать он, но никогда себе не позволял. Почему я была так слепа все эти годы? Как я могла проглядеть, оставив его чувства незамеченными? А он просто любил. Тихо и незаметно ни для кого. Любил любовью, воспетой в самых изысканных романах, оберегал и защищал, ничего не требуя взамен. Любил, зная, что это чувство заранее обречено, мы бы никогда не смогли быть вместе: у меня был Руслан, а у него рос единственный и долгожданный сын. Я бы никогда не стала делить с ним постель, взамен на его поддержку и покровительство и он это прекрасно понимал. Сила и власть здесь бы не решили ничего, а просто уничтожили бы даже самую возможность невинно проводить время в моей кампании. Господи, да разве ж в наши дни так бывает? И как ты даешь силу и терпение людям на столько лет? Каково же это видеть своего любимого человека, не имея возможности поцеловать или погладить волосы, да даже прикоснуться, когда у тебя сердце кровью обливается? Заранее знать, что ничего и никогда не сможет случиться, но надеяться слепой надеждой, просто так, чтобы было еще, за что уцепиться в этой жизни. Теперь я понимаю смысл, всех его жестов и трогательно-нежных прикосновений, которые все же случались, но редко и как бы невзначай. Понятно, почему он просил меня не носить при нем коротких юбок или декольтированных кофт, которые я просто обожала, никогда не спал со мной в одной постели, предпочитая узкий диван или вообще автомобильное кресло, как это было в Сочи, когда нашу бронь в гостинице подло отдали какому-то столоначальнику из Краснодара. Я относила его хорошее ко мне отношение к чему угодно, подозревая в страшных вещах, мне за первые годы знакомства приходили на ум такие мысли, за которые вчера и сегодня стыдно и физически больно. А он, как подросток, не зная с какой стороны лучше подойти, всячески угождал, делал все, чтобы мне было хорошо, тайно надеясь, что я прозрею однажды и сама сделаю первый шаг. Ах, Анзор! Француз Кавказа…
Эти мысли очень долго не шли у меня из головы. Я слышала, как старинные часы в гостиной отбили сначала четыре часа утра, потом пять, Марго пьяно сопела, а я тупо рассматривала безупречный потолок, на который падали красные блики от вывески игровых автоматов напротив. Сердце болело. Оно то подскакивало куда-то высоко к голу, а его место занимала щекочущая тоска, которая распирала грудь и моментами почти разрывала меня изнутри, то забивалось в самый низ и гриппозно крутилось в коленях. Сон не шел, и душа была не на месте. Покой, который давался мне с таким трудом, после последней выходки Руслана, Анзор увез вместе с собой. Я заварила чай с корнем валерианы, и только так мне удалось уснуть.
Всю ночь мне снился один и тот же бессмысленный сон, словно я сижу в милиции, напротив меня дежурный. Он мне задает какие-то вопросы, а я не хочу на них отвечать, и он бьет меня по лицу. Я падаю в грязный затоптанный пол и вижу под столом его пыльные ботинки, поднимаюсь и понимаю, что мне выбили зуб. В ужасе я начинаю его искать. Нет не крови, ни боли, а он валяется прямо передо мной. В ужасе я подбираю его, пытаюсь вставить обратно, но ничего не получается. И так всю ночь…
Часы на мобильном показывали без четверти одиннадцать. Идти было не куда, а спать тоже не хотелось, только тело не покидала тревога. Поставив самой себе диагноз, я решила, что это у меня начинается депрессия, а значит, нужно ее лечить и как можно скорее. Я все же заставила себя встать с постели, тем более Маргарита предложила завтрак.
- Марго, выключи музыку, дай отдохнуть и, пожалуйста, если не трудно свари кофе. – Я щелкнула кнопку пульта. Шли «Вести – Кубань».
Милая и совсем не сонная девушка-диктор из передачи о местных криминальных происшествиях бодро рассказывала о тех гадостях, что успели произойти в крае за последние двадцать четыре часа. Вот вам, граждане, оптимистический заряд на весь день! Наслаждайтесь!
«Минувшей ночью в Краснодаре, в ходе спецоперации был выявлен особо опасный преступник Магомедов Анзор Зелимханович, который долгое время промышлял наркобизнесом в городе Пятигорске, Ставропольского края и прилегающим к нему районам. Находясь в федеральном розыске, он пытался по поддельным документам выехать в Египет. Преступник оказал сопротивление при задержании и попытался бежать, был открыт огонь на поражение, следствие чего тот был убит на месте. Зелимханов был дважды судим и в 1996 году был коронован в воры в законе, о чем свидетельствует характерная татуировка в области сердца. В настоящее время следствие выявляет лиц, оказывавших содействие и помощь преступнику в городе Краснодаре. К другим новостям…» Все сказанное было красочно дополнено репортажем с места происшествия: оперативники о обтянутых целлофаном фуражках, дребезжащая скорая, милицейские машины с мигалками, корреспонденты и в свете телекамер серая липкая грязь, а на ней тело Анзора, прикрытое промокшей простыней.
Лицо диктора поплыло перед глазами, все закружилось, а пол стал уходить из-под ног, и я упала в обморок.
Очнувшись от того, что кто-то бьет меня по щекам, я увидела склонившуюся надо мной побледневшую Маргариту с испуганными глазами со стаканом воды в руке:
- Ох, слава Богу! А то я уже хотела «скорую» вызывать. Ну, ты и напугала меня, подружка! Что это произошло с тобой?
- Они убили его!
- Кого? – Марго недоумевала.
- Эти подонки нашли и убили его, но как? Я же все предусмотрела? – сердце колотилось как у загнанной лошади, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди, кровь пульсировала где-то в висках и боль отдавалась в ушах молоточками. – Ты видела, что они с ним сделали? Это тело под грязной простыней на мокром от снега асфальте еще вчера я обнимала с теплотой и нежностью, а теперь они бьют его ногами, а потом отправят в морг и выпотрошат как цыпленка, а ведь он всего-то хотел быть с женой и сыном! – Я не сдержалась и заплакала. Страх пробежался по телу, а дрожь отчаяния уже завладела ногами.
- Да кто это, кто? О ком ты говоришь, черт тебя возьми!
- Анзор! Это я его держала пол года в этой самой квартире и искала по всем каналам варианты того, как ему выехать из страны в Эмираты к своей семье! Это он вчера со мной прощался здесь, в этой самой комнате навсегда, это мне он дал слово увидеть сына! Теперь понятно?!
Маргарита смотрела на меня обезумевшими глазами и не верила своим ушам. Я столько раз обещала ей покончить с прошлым, когда мы о нем говорили и тут такое! Но я никогда не обещала, что брошу друга в беде. Думаю, сейчас она больше расстроилась, что я просто не посвятила ее, самую близкую подругу в свои тайные дела. Но меня не заботил ни гнев Марго, ни ее обиды, ни страх и осознание полной своей ничтожности. Я думала о другом:
- Нужно обзвонить морги, узнать в каком из них Анзор и ехать забирать тело. Я сделаю все, чтобы этот человек был похоронен достойно. Поедешь со мной? – Маргарита смотрела прямо, но сквозь меня, казалось, что она в своих мыслях где-то очень далеко отсюда.
- Нет, я не поеду. И ты тоже не поедешь, а соберешь сейчас вещи, и отправишься к моему отцу на дачу, будешь сидеть там, пока я тебя не отпущу!
- Что? Ты с ума сошла? Вчера в «Адреналине» таблеток переела? Как это я не пойду, и что значит, «буду сидеть, пока ты не выпустишь»? Я не твоя собственность!
- Тебе ясно сказали, что сейчас все усилия брошены на то, чтобы найти соучастников этого преступления, а как я успела понять, именно ты достала для него фальшивые документы и именно ты купила ему тур в Египет? Хочешь, чтобы тебя тоже загребли? Хочешь смотреть на небо сквозь колючую проволоку и жить по расписанию?
- Меня не волнует ничего из того, что ты сказала. Я должна похоронить этого человека достойно и все тут! Я пойду и заберу тело, а потом хоть потоп!
- Да никто тебе не даст этого сделать, пойми! Ты же ему не родственница! Станут выяснять личность и готово! Тебя сразу же закроют! Ведь ты ему помогла!
- Не я одна. Мне Сутана помогала, я через ее парня паспорт для него доставала.
- А ты случайно не забыла, кто ее отец? Можешь быть уверена, что с нее даже объяснение не возьмут, у них в ауле же море родственников и все друг за друга! Тебе нужно скрыться, срочно и железное алиби, хотя бы на вчерашний день.
- Что за бред, Боже! – Я ревела белугой от безысходности и от сущей правоты Маргариты. Она была тысячу раз права. Я снова влипла. – Как же так жить-то теперь? За ним же никто не приедет, понимаешь! У него дочь замужем в Турции, жена в Эмиратах… За ним же никто не приедет. Его нужно похоронить. Обязательно…
- Уйми истерику, подружка! Да, жалко, понимаю. Но это же его семья, а у них много родственников. Ну, что у него нет ни братьев, ни сестер? Приедут за ним, не волнуйся. Да и кто тебя вообще подпустит к телу и позволит заниматься похоронами: ты же женщина, забыла?
- Забыла…
- Вспоминай и не реви.… Собирай вещи, а я пока попрошу у папы ключи от дачи, отвезу тебя, и начну собирать всех с кем вчера отдыхала, будем сочинять тебе алиби…
Я медленно поднялась с пола и неуверенной походкой пошла в спальню за вещами. Маргарита как лучший психоаналитик все разложила по полочкам и приняла единственно верное решение. Более того, она уже начала действовать: ходила по комнате с телефонной трубкой в руке, пыталась пробиться к отцу одновременно по - родительски приговаривая:
- Дал же Бог подружку! Вот благородство, помогать вору в законе! И это вытворяет выпускница юридического факультета! Со специализацией в области уголовного права! Куда катится этот мир? Совсем наплевать на репутацию…
КАК МОЙ ПАРЕНЬ БЫЛ НАРКОМАНОМ
Все зимние каникулы мы провели вместе с Маргаритой на даче ее отца. Наконец-таки я узнала кто он. Аркадий Арсеньевич занимал какой-то высокий пост в краевой администрации, а его жена, мачеха Марго – работала в прокуратуре. Тогда в моей квартире она так суетилась и собирала своих друзей, потому что боялась, что меня могут найти прежде, чем она переговорит с отцом и тот сможет оказать мне помощь, а тогда уже ничего нельзя будет изменить. Говоря откровенно, я ни сколько не удивилась открывшимся обстоятельствам. Я давно подозревала, что моя лучшая подруга не простая штучка, ведь вряд ли человек без связей может знать номер сотового начальника ГАИ или точный домашний адрес губернатора. Вообще, простые люди на нашем факультете не учились. Все принадлежали к золотой молодежи Кубани, за каждым стояли либо связи, либо большие деньги и только я одна была бы не к месту, если бы не мои безупречные знания.
Аркадий Арсеньевич, услышав мою историю, посочувствовал и сказал, что скорее всего дело постепенно передадут в Пятигорск, так как Магомедов – это их проблема, а не Краснодара. Здесь меня не тронет никто, но на Ставрополье пока лучше не ездить до тех пор, пока Аркадий Арсеньевич не попросит о моей неприкосновенности лично прокурора Пятигорска. А это займет несколько месяцев и тысяч долларов. Ну, не являться же к человеку с пустыми руками, в самом деле!
Я сняла со счета еще десять тысяч долларов и того, со всей этой историей я потеряла семнадцать тысяч. Пять пошли Султане, а две – за новый паспорт, остальные оставались на счете, но я уговорила Анзора взять с собой мою банковскую карту. После долгих споров и пререканий он ее все же взял, поклявшись, что вернет все до последнего цента. Для меня это было не важно. Деньги – это ничто. Я бы отдала их все, если бы это помогло вернуть Анзора. Но это было неосуществимо. Ни за какие богатства мира я уже не почувствую теплоту его ласковых рук, не услышу его голос, не загляну в его смеющиеся глаза, а они никогда не увидят меня. Их удел теперь сон и тьма.
Счет, к счастью, не арестовали, и я еще долгие два месяца восстанавливала банковскую карту, ведь моя была в деле. Собственно по ней на меня и вышли.
Папа Марго все устроил. Единственное вещественное доказательство, указывавшее на мою связь с Анзором, загадочно исчезло из материалов уголовного дела при его транспортировке из Краснодара в Пятигорск. Наверно тогда, когда я сжигала банковскую карту в камине, со скандалом увольняли курьера. Но, как иногда цинично поговаривают в милиции: «Нет тела, нет дела». Не было никаких зацепок, указывавших на то, что я помогала Анзору, а значит, это была не я.
Аркадий Арсеньевич скоро оказался в деловой поездке по Кавказским Минеральным Водам и, по его словам, зашел ровно на две минуты к господину Мирному, исполняющему обязанности прокурора города Пятигорска, который, к счастью, охотно взял всю сумму:
- Можешь спокойно ехать к отцу, никто тебя не тронет. – Сказал он мне по приезде. - Но в Пятигорске лучше не показывайся несколько лет – это я тебе советую. Братва и родственники Анзора не знают, что произошло на самом деле, еще решат, что это ты его заложила. Там итак обстановка напряженная, часть его группировки рассеялась, кое-кто организовал свои мелкие – вот там Назаренко, какой-то, теперь директор рынка, вступил в казачество. Особняк Магомедова продали с аукциона, теперь там будет элитный детский сад. Клуб, попугай, что ли?
- «Какаду».
- Точно, «Какаду», забрал господин Мирный. Это был лакомый кусочек. Теперь там все шишки из милиции, прокуратуры и ФСБ собираются, со всех городов края, судьи, чиновники, они там важные дела решают. Я там был. Такого шика нигде не видел. Как у брунейского шейха, только в меньшем масштабе.
- Сволочи.
- Не мне судить. Но мой совет такой: пусть все про тебя забудут окончательно. Да, еще, это тебе личный подарок прокурора, здесь координаты места, где похоронили Анзора его родственники. Можешь аккуратно съездить в Дербент.- И он протянул мне смятый листок отрывного календаря на котором корявым почерком, наскоро был написан адрес кладбища, ряд и номер могилы… Вот и все, что осталось от Анзора.
В Дербент ни тогда, ни после, я не поехала – для чего? Проделать такой долгий путь, чтобы положить букет полевых цветов и, тихонько поплакав, скоро уйти, пока кто-нибудь не заметил? Я итак, подружившись с бессонницей, пролила не одно море слез. После его смерти не было и дня, чтобы я не вспоминала Анзора. Пропал Руслан, отец сидел в тюрьме – по сути, в первую очередь эти люди были для меня родными и любимыми, и именно о них должно было болеть сердце и рваться душа, но нет. Руслана я вспоминала лишь изредка, и каждый раз это приносило невероятную боль. Боль, которая со временем, перестав быть душевной, вылилась в хронику и стала болью физической, нестерпимой, жуткой до потери сознания. Скоро его образ стерся из каждодневных забот, память и мысли наполнились совсем другим, я порвала наши с ним фотографии, не пощадив ни одной и вычеркнула его из своей жизни, сделав это хладнокровно, заставив замолчать сердце. Папа писал письма каждую неделю, и я регулярно отвечала. Только вот Анзор, которого я так желала спасти, но не смогла, заполнил всю меня без остатка. Я постоянно думала о том, что было бы с ним, если бы я не пригласила его в Краснодар? Был бы он жив, оставшись там, на Пятигорской земле? Моментами было так тяжело, что мне виделся в толпе его образ, и я даже несколько раз выпрыгивала на ходу из трамвая, бежала в ужасе за человеком, одергивала его, точно такую же, как у Анзора кожаную куртку, чтобы извиниться и объяснить, что обозналась. Я корила себя за его смерть, я ненавидела себя за то, что не смогла проводить его в последний путь, я была готова убить саму себя, лишь бы оказаться по ту сторону света, ради одной возможности увидеть его милое лицо и сказать: «Прости». Время для меня было не лекарем, а жестоким убийцей, который словно червь медленно и планомерно подтачивал изнутри, ожидая, когда я подкошусь и рухну, чтобы съесть меня еще теплой. Я сама себя доводила этими мыслями, и с каждым месяцем состояние становилось все хуже и хуже, пока я однажды не зашла, бесцельно гуляя за городом, по берегу Кубани, как обычно погруженная в себя, в старую церковь. Она была черной из-за прогнивших бревен и такой трогательно – тоскливой, особенно в обрамлении местного пейзажа, как на старых русских картинах, словно бы срубленная из богослужений и страданий, намоленная и умытая слезами. Внутри нее все было, словно в тумане, тогда я подумала, что это от ладана, хотя запах его не был таким уж сильным. Маленькие окошки, где-то под куполом почти не пропускали свет, и внизу было темно на столько, что не было видно иконы, висящие по стенам, только одна, напротив, освещенная лампадой магически притягивала и звала к себе. Я подошла, но оказалось, что это вовсе не икона, а то самое место, где молятся и ставят свечи об усопших. Я стала оглядываться по сторонам в поисках лавки: хотела поставить свечу, помолиться за душу Анзора, но тут кто-то тронул меня за плечо. Обернувшись, я увидела священника в полном облачении, глаза его были грустными, а лицо каким – то неестественно бледным.
- Что с тобой? – Спросил он меня.
- Да, вот, смотрю, где тут у вас свечи продаются.
- Тебе свечи ни к чему. Молиться тебе не о чем и не о ком.
- Откуда это вы знаете? У меня, между прочим, друг умер. Хочу помолиться за него. Разве нельзя?
- Я же тебе говорю, не нужно молиться, особенно о друге, ведь у него все в порядке. Он видит и слышит тебя, а особенно чувствует всю твою боль, все те страдания, которые испытываешь ты, передаются и ему с троицей.
- То есть, вы хотите сказать, что я делаю ему больно?
- Очень, очень больно. У него все было бы гораздо лучше, если бы ты перестала страдать по нему и отпустила с миром. Все его родные уже давно сделали это, а жена, как и велит их обычай, спустя три месяца вышла замуж, и только ты заставляешь его душу томиться, привязываешь и тянешь вместе с собой назад туда, куда ему уже дороги нет. Он устал от этих мук, он и в жизни достаточно настрадался, чтобы еще после смерти терпеть такое. Он так тебя любил, он видел в тебе солнце и свет жизни, что именно ты, так тепло к нему относившаяся заставляешь его биться между небом и землей. Отойди, уймись, пересиль себя, но отпусти его душу…
С этими словами священник сделал шаг назад, в темноту и словно в ней растворился. Я не слышала не его шагов, ни его дыхания, только стало как-то пусто и спокойно внутри, и словно бы неведомая сила стала выводить меня из церкви.
Я пробыла там не больше получаса, но, оказавшись за порогом, с ужасом обнаружила, что солнце уже село, вокруг сплошная тьма и лишь, где-то по правую руку своим течением шумит Кубань. Испугавшись, что не смогу выбраться, я в страхе побежала прочь: места здесь глухие, бывает всякое, и ночевать в лесу совсем не хотелось. Помню, что бежала я быстро и долго, пробивалась сквозь колючие кусты и низкие ветки деревьев били мне в лицо. Обессилев, я стала терять надежду, что смогу сегодня отсюда выбраться и начала решать, где и как лучше провести ночь. Но тут сквозь густые заросли кустарника промелькнул лучик света и сразу исчез, издали доносились еле слышные нотки музыки, и я на них пошла. Еще через какое-то время я оказалась в парке, на Затоне. Гуляли люди, работали аттракционы, ночная жизнь била ключом, а я старалась обходить все освещенные места, и пробираться к автобусной остановке.
В общежитии я приняла душ и сразу же легла спать. Позже я узнала от Анфисы – своей соседки по комнате, что нет, и никогда не было никакой церкви на берегу Кубани:
- Я не ошибаюсь. Я на пятом курсе исторического, у меня через месяц защита. Я же четвертый год занимаюсь Историей Кубани, у меня же дипломная по Екатеринодару! Не хочу хвалиться, но за это время я успела изучить все, что касается нашего города. Не думай, что я преувеличиваю, но я наизусть знаю каждую кочку в этих местах, начиная со второй половины девятнадцатого века! Никогда не было того, о чем ты спрашиваешь.
Я подумала, что сошла с ума. Вернее всего, конечно, было бы вернуться в то место вместе с Анфисой и показать ей, что есть-таки неизвестные ей «кочки». Но все время у нас что-нибудь не клеилось: то она занята, а я свободна, то наоборот. Так и осталась эта идея, просто идеей. И я до сих пор в сомнениях: это у меня было помутнение рассудка, или Анфиса не так хорошо знала свой предмет, как меня уверяла?
Не смотря не на что, тот вечер и ночь были первыми, когда я не вспомнила об Анзоре, они положили начало моим сдержанности и спокойствию во всем, что касалось этого человека. Я перестала обливаться слезами, когда смотрела наши с ним фотографии или видеозаписи, меня оставило ощущение позора, что не смогла уберечь и подтолкнула к смерти, я переболела тоской по умершему близкому человеку. Пелена пала с глаз, я опять видела солнце, опять улыбалась друзьям, опять плясала на дискотеках до утра и опять затосковала по Руслану.
Где он был сейчас? С кем пропадал?
Я взрослела год за годом, и скоро стала понимать, почему Анзор так просил меня не воспринимать его всерьез, и даже расстаться с ним. Это был человек – спрут, который опутывает своими щупальцами и зажимает как в тисках – съесть, не съест, но уже и не выпустит. Вся эта правильность и аккуратность Руслана, ум и начитанность, манерность и почти эксклюзивная уникальность, волей – неволей заставляли мысленно сопоставлять с ним каждого нового мужчину, и каждый из этих новых загодя проигрывал на все сто процентов. Само подсознание действовало так, что при знакомстве я, на одну чашу весов ставила нового приятеля, а на другую Руслана. После таких «взвешиваний» у меня все шло прахом и ни с кем не клеились длительные отношения, все ограничивалось ни к чему не обязывающей беседой за одним столом в грохочущем из метровых колонок кафе, а в крайне редких случаях, эпизодической близостью на одну ночь, все эмоции от которой растворялись вместе с предрассветным маревом. Он все растоптал, овладев душой и сердцем и никому, кроме отца и покойного Анзора не оставил места. Я опять, как на первом свидании, в той пыльной квартире на Хетагурова, стала мечтать о его ухоженных нежных руках, теперь-то я знала, КАК они могут обнимать, мечтала поцеловать его горячие влажные губы, потрепать спутанные волосы и заглянуть в хитрые глаза. Думаю, тогда моя натура опять вернулась к своему хозяину, у ног которого я до сих пор лежала как собачка, потому, что появилось время думать о нем.
Блеклые листки отрывного календаря неумолимо приближали дату защиты дипломной работы. Когда я считала в последний раз, их было около пятнадцати.
После того, как посадили моего отца, а мама бесследно исчезла, передо мной опять стали возникать давно забытые финансовые трудности. Я каждый раз с опаской проверяла свой банковский счет, вновь и вновь разочаровываясь в том, что он растет в обратном направлении. С такими средствами я едва ли дотяну до конца четвертого курса, не говоря уж обо всем остальном. Урезать свои расходы я не хотела, ограничиваться в чем-то тоже. Выход был только один – работать. И чем скорее, тем лучше!
Скоро Аркадий Арсеньевич стал направлять к нам людей из своей приемной, которые бесконечным потоком шли к нему с несчитанным количеством жалоб. Мы с Марго разъясняли им их права, комментировали законы и постановления, писали заявления и жалобы в суд – за пол цены или даже за треть. Это была та идеальная ситуация, когда, практикуясь мы не только зарабатывали, но и помогали населению.
Скоро я подала заявление на сдачу программы двух курсов экстерном и уже в апреле меня допустили к защите. Марго и в этом оказалась верна мне и тоже «перескочила» два года обучения. Так мы с ней оказались выпускницами!
Каждое утро начиналось с того, что я не завтракая, еще в постели, пробегалась по черным отпечатанным буквам на белом листе, чтобы убедиться в том, что я прекрасно все знаю.
Одним из таких дней в дверном проеме, моей комнаты появилась голова соседа, студента – второкурсника из Ливана:
- Прывет! Ты не занят? Помоги, пожалуста, я ньйе могу написать реферат по истории. Этот какой-то кошмар, там один король, потом опять он, но с другим номером…
- Это, должно быть сын предыдущего.
- Я ничего не понимаю.
- С этим вопросом нужно было к Анфисе, историк из нас – она.
- Да, но она опьять гуляет. Эта девущка такая интэресная, всегда гуляет и так, хорошо.
- Ладно, давай попытаемся что-нибудь сделать. Где твоя литература?
И мы с Хасаном принялись описывать дворцовые перевороты. Скупость источников и обилие профессиональных терминов вылились для нас в настоящую головоломку. Никогда бы не подумала, что человеку неосведомленному так тяжело понять, кто чей сын или племянница.
Хасан вызвался сварить кофе, когда мы были совсем недалеко от завершения реферата. Оставалось написать заключение и составить список использованной литературы. Хасан не закрыл дверь, и легкая тюлевая занавеска сквозняком срывалась куда-то в коридор. Было слышно, как около кухни травили байки студенты, один другому назначал свидание, еще кто-то приглашал на вечеринку обещая накормить всех желающих. Учебный год подходил к концу и моя учеба тоже. Стало вдруг так тяжело на душе, от того, что буквально через месяц мне придется уехать из этого общежития навсегда, уже не придется ходить в университет, готовиться к экзаменам, начнется иная, взрослая жизнь. Но, как и где за нее цепляться? Что меня ждет впереди?
Больше всего мне хотелось вернуться в Пятигорск, в свой родной город, где я была у себя дома, знала всех и каждого и все знали меня. Но, надлежало поступить так, как советовал Аркадий Арсеньевич, и не показываться там несколько лет: дать возможность распавшейся, но все еще сильной группировке Анзора развалиться окончательно, чтобы никому на ум не пришла мысль отомстить мне за добро.
Марго предлагала остаться в Краснодаре. Она планировала занять денег у отца, и в складчину со мной открыть фирму, по оказанию юридических услуг. У нее, благодаря папе были громадные связи в любой из государственных структур края, у меня прекрасное знание уголовного права, оставалось переманить пять – шесть хороших опытных юристов и адвокатов и можно начинать работать и учиться у них же одновременно.
Марго уверяла:
- Мы с тобой такие деньги сможем зашибать! Отец со всеми в прекрасных отношениях! Достаточно двух слов и все уголовные дела всего Краснодара окажутся перед тобой на столе, и тогда только успевай работать! А со временем можно и нотариальными услугами заняться! Решайся, подружка! Это такой шанс! Ну, что тебе в Пятигорске делать, куда ты поедешь, если у вас даже квартиру забрали?
Действительно, ехать было некуда, и я согласилась. Деньги, томившиеся на банковском счете, требовали скорейшего применения, иначе их бы просто-напросто съела инфляция, ведь все вклады были в валюте. Бедные копят копейку к копейке, богатые инвестируют свои сбережения в идеи других людей, а умные вкладывают в себя. Мне казалось, что это хорошее решение, тем более, что папа его целиком одобрил.
Ход моих мыслей прервал звонок мобильного телефона, лежавшего неподалеку на подоконнике. Номер скрыт.
Не знаю, что побудило меня нажать кнопку с изображением зеленой телефонной трубки, а не красной, как обыкновенно поступала я в таких ситуациях, но я ответила.
- Здравствуй, котенок! Слава Богу, что ты не поменяла номер! Кисуля, я в гостинице «Москва», приезжай скорее. Ужасно хочу тебя всю зацеловать, а потом пробежатся язычком между лопаток, я так по тебе скучал!
Это был Руслан. Он был здесь, в Краснодаре, буквально в десяти километрах от меня, в гостинице на Красной! Казалось, что это близко, на расстоянии вытянутой руки. Его голос несся с другого конца города, сквозь вечернюю темноту и отсутствие транспорта. Он позвонил! Он скучал! Он ждет!
Тут вернулся Хасан с двумя белыми чашками ароматного кофе:
- Вот, это тэбэ. Только вчера получил из дома. Это настоящий кофе, не то, что здэсь продают.
- Хасанчик, спасибо, но неожиданно позвонили и мне нужно бежать. Справишься с рефератом без меня? А на кофе я к тебе зайду завтра, обещаю…
Жизнь на Красной по обыкновению к полуночи только начиналась. Из темных дворов грохотала музыка заведенных до пяти утра ночных клубов, на «книжке» по привычке собирались скин – хеды и редкие кислотники.
В гостинице вежливая девушка – администратор никак не могла дозвониться в номер к Руслану, и пришлось самой заплатить за ночь, чтобы меня пропустили.
Шестьсот шестой находился в начале коридора и когда двери лифта закрылись, я тихонько постучала.
Мне уже никогда не будет так страшно. Я дрожала от того, что снова увижу ЕГО. Мне было стыдно и совестно, что я так обошлась с нашими фотографиями, что стремилась забыть и никак не спешила прощать. Вот сейчас дверь распахнется и он, как обычно, скажет: «Привет, котенок!», а что ответить мне? Оскорбиться, ведь он так подло сбежал? Броситься на шею, обезумев от счастья? Или молча уйти? Тогда зачем же я ехала?
Но дверь никто не открывал, и я аккуратно повернула круглую ручку замка.
В темную комнату пробралась желтая полоса коридорного освещения, открыв более чем странную картину: слева от входа, посреди большой двуспальной кровати лицом в подушку лежал Руслан, по обыкновению без одежды. Сначала я решила, что он спит, но вскоре услышала тихие стоны.
- Руслан, что с тобой? – я стала тормошить его за плечо. – Милый, проснись. Я уже давно приехала.
Но он только продолжал стонать, тихонько взывая о помощи. Тогда я перевернула его на спину и опять увидела то, что не раз происходило, пока мы жили вместе: спутанные курчавые волосы, мокрые от пота, прилипли к лицу, глаза закатились, а в уголках рта белела пена. Опять выпил лишнего, решила я и потащила его в ванную. Он стал каким-то легким.
- Руку тянет. Принеси валидол… - Еле слышно произнес он, пытаясь поднять голову из-под струй холодной воды. – В сумке…
Я метнулась в комнату, зажгла свет и стала перебирать все вещи в поисках такой важной сумки с валидолом. В шкафу нет, на креслах нет, в тумбочке нет, может быть на полу? Точно, барсетка упала на пол, вот она! Но, что это за мешочек под кроватью?
Я протянула руку и без труда достала сверток, туго обмотанный коричневым скотчем, точь-в-точь как тот, который я давным-давно в день своего рождения по просьбе Руслана относила в дом Рыбы. Вдруг в памяти всплыли университетские лекции о транспортировке и сбыте наркотиков, вспомнился видеофильм, где рассказывалось о способе упаковки и хранения, мировых каналах наркотрафика и «черном списке» стран – производительниц: Афганистан, Колумбия, Голландия, Средняя Азия, Узбекистан – все те государства, куда у Руслана были открыты визы и он регулярно их продлевал. Он так красочно описывал горные тропы через Памир до Хорога, красоту Ошской долины и прохладу реки Чу, экваториальную жару Санта-фе-де-Боготы, высоту Нейвы и Пасто и ворожащую, магическую притягательность волн Тихого океана… Что это? Банальное совпадение? Неужели то самое? Но как он мог? Для чего?
- Пока дождешься твоей помощи можно и концы отдать! – В дверном проеме ванной комнаты, обернув бедра белым полотенцем, стоял Руслан, облокотившись о дверной косяк. От неожиданности я выронила сверток. То ли на полу лежало что-то острое, то ли он был так крепко набит, но от удара пакет порвался, и большая часть содержимого высыпалась на гостиничный ковер.
- Ты что делаешь? Кто позволил тебе брать это в руки? – Руслан, словно протрезвев, метнулся в мою сторону, зло оттолкнул меня и принялся сгребать в пригоршню то, что рассыпалось по полу. – Кто дал тебе право трогать мои вещи? Ты это заработала, чтобы так бесцеремонно уничтожать?
- Руслан, - еле сдерживая эмоции, говорила я, - ты связался с наркомафией? Боже! Ты и сам употребляешь? Теперь-то я понимаю, на какие деньги мы жили с тобой три года тому назад! Вот она твоя «работа на телевидении», по полу рассыпалась!
- Замолчи! Что ты в этом понимаешь? Что ты видела в этой жизни? Прожила свои двадцать два года как рыба в аквариуме, на родительские деньги, а сама даже не представляешь, что я пошел на все это ради тебя!
- Что? – я не верила своим ушам. – Ты решил обвинить меня в том, что стал преступником?
- Я влез в это именно из-за тебя. Я с ума сошел, когда познакомился с тобой и это в тридцать один год! В то время когда я был уверен, что ни одна женщина не сможет меня захомутать! Я ни дня не мог прожить без тебя. Помнишь, мы в первый раз, там, на Хетагурова, пили вино и слушали музыку, а потом я повел себя грубо, и ты ушла? Я думал, что потерял тебя совсем! У меня сердце оборвалось, когда ты натянула джинсы и бросила «Прощай». А потом была ночь, которую я по сей день не могу забыть! В моей жизни никогда не было столько страстной нежности, как тогда! Мне ни с кем не было так, как с тобой! Я готов был кричать каждому, кто бы слушал, как я тебя люблю!
И тогда-то мы столкнулись с Анзором. Я тысячу раз проклинал тот вечер. Лучше бы мы провели его дома перед телевизором, отпаивая друг друга зеленым чаем. Господи, как же все завертелось! Меня ведь пятигорская студия на работу взяла, оставалось лишь уладить формальности – сделать краевую регистрацию и я бы зарабатывал хорошие деньги, занимался любимой работой и жил ради тебя одной! Но на пути оказался этот безмозглый толстяк со своим «Бентли»!
Знаешь, во сколько он оценил свои пробитый бампер? В двадцать тысяч долларов! А у меня не было таких денег! Мне пришлось бы расплачиваться с ним девять лет, со своей журналистской зарплатой! Тогда в моем кармане лежало два грамма героина, которые подарил один барыга. Сказал, что «на черный день». Я отдал пакет Анзору в счет за разбитый бампер, а тот, распробовав, спросил, могу ли я достать еще порошка? Сказал, что если я налажу поставки в Пятигорск, то он возьмет меня в дело, простит долги и сделает уважаемым человеком во всем крае.
За этим зальем предстояло ехать в Афганистан, ибо пакет, который был у меня, мне подарил один сельчанин из пограничной деревушки. Все концы, а точнее начала, вели в Афганистан, куда я и направился спустя три дня. Тогда как раз кстати пришелся этот теракт в Нью-Йорке. Без него тебе, глупышке, было бы в сто раз сложнее все объяснять! – И он язвительно хихикнул. – В ту ночь аварии я бы мог просто уехать и не вернуться, если бы ты не сидела рядом в моей машине. Но тебя видели все его пацаны, один даже знал лично. Анзор в ту ночь, словно прочел мои мысли! Как теперь помню его слова: «А, чтобы ты не сбежал, мы будем присматривать за твоей девочкой. Если не выполнишь обязательств и не явишься в срок, я своими руками вскрою ей череп».
- Руслан, ты совсем потерял совесть! Ты лжешь, глядя мне в глаза! Очень удобно свалить вину на умершего человека, ведь он не встанет и не расскажет, как все было на самом деле! – Гнев раздирал меня изнутри! Кто бы мог подумать, что, примчавшись ночью через весь Краснодар, на встречу к любимому человеку, я стану выслушивать нелепые обвинения в адрес Анзора!
- Я не лгу, клянусь! Я привозил товар, Анзор занимался его распространением, а прибыль мы делили между собой! Сама подумай, разве смог бы я вбросить на пятигорский рынок такую гигантскую партию в одиночку, не поделившись с мафией и остаться при этом целым и невредимым? Нет. В этом вопросе он среагировал четко и пошел даже дальше, чем я мог предположить в своих самых смелых мечтах – открыл клуб «Какаду», который был от фундамента и до флюгера на крыше весь построен на прибыль от продажи наркотиков. Если в «Какаду» кто-то не нюхал кокаин, то это было чисто наша недоработка. То был настоящий рай для знатоков, ведь в нем было все, что душе угодно! Там были собраны почти все существующие на свете наркотики! Даже грибы из Южной Америки! Все каналы поставок на Кавказ разрабатывал и пробивал я, мы завалили всю воюющую Чечню по обе стороны: возили и федералам, и боевикам. Если бы ты знала, каких людей мы снабжали! У тебя бы закружилась голова! – Руслан закатил глаза и продолжал, сладко улыбаясь:
- Старик выполнил все обещания: простил долг и сделал меня первым, после него самого, человеком в городе. Меня такие люди в крае приглашали в гости! Мне старались первыми протянуть руку, за столом клали лучший кусок на тарелку и пили за мое здоровье! Как жаль что ты не могла разделить со мной эту славу, купаться со мной в роскоши! Наверное, самой большой нашей ошибкой было то, что никто не мог унять свою алчность и жажду скорой наживы. Когда ты сдавала вступительные экзамены, я с шиком отмечал свой первый миллион! И это было только началом, ведь мой банковский счет рос как на дрожжах! В погоне за прибылью, опьянев от бешеных денег, так внезапно обрушившихся на наши головы, мы забыли о предосторожности. Слава о нас обошла несколькими кольцами весь Кавказ, и добралась до Москвы. Тогда-то люди сверху решили, что жизнь в Пятигорске бежит не правильно, а стало быть, надо направить ее в иное русло. Тем людям показалось несправедливым, что монополия на торговлю у нас. Конечно, все хотят оторвать себе кусок от общего пирога. Анзор был слишком своенравным и жадным до власти. Он не хотел ни с кем ее делить, считая себя полным и беспрекословным хозяином в Пятигорске. Если бы он чуть-чуть умерил свои амбиции и посмотрел на вещи реально, прогнулся бы в нужном месте, и кое-где закрыл глаза, то был бы до сих пор жив. – Собрав, наконец, весь порошок к себе на ладонь, Руслан аккуратно высыпал его на газету, лежавшую на столе. Достал из бумажника стодолларовую бумажку и стал аккуратно разделять кокаин на дорожки.
- Подожди-ка, а как же предложение выйти за тебя замуж? Ты же выбросил кольцо из окна!
- А! Вот повезло кому-то! – И он отмахнулся от меня, состроив брезгливую гримасу. – Оно было от Картье, я за ним в Париж специально летал. Я и машину купил твоей любимой модели: черная «Тойота – Лэнд Крузер»! Я бы мог взять «Хаммер», девочка! Или «Бэнтли» как у Анзора, но купил то, о чем мечтала ты!
Я устала от потока информации, слова пчелиным жужжанием раздражали ухо, и болела голова. Я села в мягкое кожаное кресло, стоявшее напротив стола, за которым Руслан бесцеремонно нюхал кокаин, и пыталась собраться с мыслями. Самым большим моим желанием в тот момент был сон. Хотелось просто лечь спать, а, проснувшись утром в холодном поту перекреститься и поблагодарить Господа за то, что это всего лишь ночной кошмар. Но тщетными были мои попытки, и я зря щепала себя за руки, все происходило наяву. Тогда я решила раз и навсегда расставить все точки над «i».
- Давай-ка еще раз разберемся в сказанном. То, что я услышала, может в корне изменить мою жизнь, поэтому я тебя прошу, не ломать ее, а говорить правду. Значит, ты привозил, а Анзор занимался распространением?
- Ну, что ты как на допросе? Я же ответил!
- Если у тебя все было так прекрасно в жизни, зачем тебе была нужна я? С таким количеством денег любая бы лежала у твоих ног!
- А ты не допускаешь, что в жизни есть еще что-то кроме денег? Помнишь песню: «Дело не в деньгах и не в количестве женщин, и не в старом фольклоре, и не в новой волне». Я любил ТЕБЯ! Я на все пошел только ради нашего счастья, так для чего мне от него отказываться, будучи на полпути? У меня была мечта, и я сделал все, чтобы ее осуществить. В тот год, когда мы познакомились, я не раз приезжал в Пятигорск, ведь нужно было на начальном этапе подбирать команду и делать это приходилось самому. Я бывал у твоего дома лишь для того, чтобы тайком издали бросить взгляд, посмотреть как ты унылой походкой со школьной сумкой через плечо, идешь домой после занятий. Я погибал от желания тебя поцеловать, но не смел. Я хранил небылицу о журналистской командировке, ведь ты была непорочным и наивным цветком, пушистой девчушкой, верящей в любовь с первого взгляда и жующей фруктовые пастилки! Ты даже засыпала в обнимку с медведем! Как я мог влить в это чистое создание правду жизни, со всей ее пошлостью и грязью? Разве ты бы легла со мной в постель, зная, что благодаря мне чья-то дочь сядет на иглу, а еще через год окажется на панели, ради дозы? Ты была такая честная и справедливая, собиралась стать юристом, а кем был я? Я был журналистом – неудачником, превратившимся в наркоторговца! Потом был Краснодар, куда я поехал вслед за тобой.
- Ты и в Краснодаре этим занимался?
- Немного. Большей частью из любопытства. Город-то маленький и я не хотел подставлять тебя, боялся запятнать твою репутацию. Мне было бы больно, если бы из-за меня, тебя стали унижать. С этим было проще в Пятигорске.
- Но как? Ты же поссорился с Анзором!
- Поссорился, но слишком большие деньги способны как ссорить людей, так и сближать. Мы с Анзором оказались повязанными одной петлей, против нашей воли, но ведь мы оба без остатка вложились в это дело! Приходилось вести себя так, словно между вами ничего не было. Этот бизнес как гнилое болото: затягивает раз и навсегда, обволакивает зловонной липкой гущей, склеивает с чужими людьми и вот уже ничего нельзя изменить. Есть система и ты живешь только по ее правилам и канонам, а вне системы жизни нет. Было что терять, и речь не идет об одних деньгах. Меня вполне могли убрать, ведь я лично знал посредников и поименно тех, кто покупал у нас товар, а это очень крутые люди. Я жив только потому, что вся охрана «Какаду» - мои люди и всех их я подбирал на эту работу лично, долго и тщательно. В моей банковской ячейке и по сей день лежит три диска, на которых запечатлены очень интересные люди, принимающие кокаин и бесцеремонно покуривающие травку. Содержимое ячейки я завещал ФСБ, Интерполу и центральному телевидению.
- Между мной и Анзором никогда ничего не было! – Меня раздражало его недоверие.
- Это я позднее понял, когда Анзор стал решать все дела со мной через своего помощника. Шамхан рассказал мне, как старик тебя любил и уважал, и что никогда не позволял никаких вольностей. Но было поздно что-то менять, не идти же с извинениями!
- А на концерте в «Кварте» ты тоже продавал?
- Да, только я не знал, что это «ментовское» место. Я влез в чужой огород и мог жестоко за это поплатиться. Хорошо удрал вовремя! – И он рассмеялся, оголив свои красивые белые зубы. Его улыбка, как и прежде, была божественной, но не такой теплой, как раньше.
- Все становится на свои места. Выходит, это по твою душу налет устроили.
В памяти явственно проступил тот сумасшедший вечер в «Кварте», когда в неоновых лучах я то и дело ловила взглядом белую футболку Руслана. Он то пропадал, то опять появлялся в толпе, значит, он туда пришел зарабатывать и поэтому так не хотел брать меня с собой на концерт! Мозг, словно нажатая клавиша backspace очищался и писал заново всю эту серую историю, но теперь правдивую.
Руслан мне лгал все эти годы. Лгал жестоко и хладнокровно. Теперь он объясняет это любовью и моей порядочностью. Вот почему, живя в Краснодаре, он почти каждую неделю мотался в Пятигорск: не мог бросить свое наркоманское детище, а говорил, что у него командировки по краю! Поэтому он зарабатывал так много денег, на слезы зависимых мы жили все эти годы, на проклятья жен и горе невинных детей он покупал и дарил мне дорогие подарки. И та машина, которую я так любила и сегодня сюда приехала на ней была куплена на деньги от наркотиков.
Он говорил, что был в Афганистане в командировке, а сам возил десятки килограммов героина горными азиатскими тропами. Так часто бывал в Пятигорске, а я умирала от тоски по нему и делила свои слезы с подушкой. Он регулярно передавал мне деньги из стонущей от бомбежек страны. И мне ни разу не пришло в голову, каким образом они попадают в Россию из Афганистана, если с этой страной нет банковской связи?
Он уверял меня, что коньяк был поддельный, когда я приводила его в чувство после очередной передозировки. А я, дура, даже ни разу не задумалась над тем, что Руслан вообще не пьет коньяк!
Он говорил, что мы живем на проценты от его сбережений, а я даже ни разу не видела у него пластиковой карты или сберегательной книжки.
Он так часто говорил о совместном бизнесе с Анзором, а я никогда не спрашивала, чем же они занимаются.
Он клялся в любви, а сам с первого слова поверил пьяной истеричке и обвинил меня в измене.
Теперь я знала всю правду. Руслан выложил ее передо мной на беловике и без единой помарочки: «На-ка! Получи и распишись! Ты же так хотела знать правду». Хотела, но не такую. А эта мне для чего?
- Послушай, котенок, - продолжал он, - я заработал двадцать пять миллионов и вышел сухим из воды. У меня квартира в Лондоне и вилла на Ямайке, а в гараже «Феррари» и «Ломборджини Дьяболо». У Анзора был единственный в крае «Бентли», а я уже их три разбил вдребезги. Мой юрист куда-то вложил всю сумму, и теперь я курю травку, слушаю регги, лежа в гамаке и наслаждаюсь жизнью! Я объездил всю Европу и Южную Америку. В этих континентах нет страны, где бы я не побывал. Я давным-давно завязал и ничего никуда не вожу. Моя мечта сбылась, у меня есть все, кроме тебя. Я по-прежнему тебя люблю. Будь моей женой! Теперь ты знаешь всю правду и мне нечего скрывать, я голый перед тобой и душой и телом – вот он я! Хочешь, убей меня, но только не говори, нет! У тебя же теперь есть все, чего ты хотела добиться в жизни – ты поступила в университет, сама его окончила, все сбылось! Только представь, какая жизнь ждет нас впереди, мы богаты, молоды и влюблены! Судьба улыбнулась нам, и эта улыбка стоит очень дорого! Я положу под твои ноги алмазы, одену тебя в золото и подарю весь мир! Я буду любить тебя вечно! Только тебя одну! Соглашайся! Будь моей женой!
- Если ты и в самом деле ничего не возишь, тогда, что это рассыпалось по полу?
- Это кокаин. Здесь совсем немного, для себя.
- Ты клянешься в любви, а сам не думаешь о том, какая жизнь ждет меня с законченным наркоманом. Руслан, тебе нужно лечиться.
- Да, что это с тобой!? Я не наркоман, могу бросить в любой момент, когда захочу, но я не хочу, меня это подбадривает.
- Нет, уже не можешь. Ты безумен, раз таскаешься по миру с пакетом дури в чемодане. За эту массу в России тебя упекут лет на двадцать пять. Прибавь сюда ужасные условия тюрем и туберкулез, и тебя не станет через восемь лет.
- Меня никто не тронет. Я столько раз это делал, что хладнокровия на границе мне не занимать! Я ас в этом, я лучший, поверь! И я никогда не попадусь!!! Хочешь на спор провезу пакет дури в Китай?
- Знаешь, Руслан, я думаю, что тебе нечем гордится. Мне стыдно и больно, что ты стал таким. Пять лет назад я полюбила другого человека, и в Краснодар за мной поехал совсем не ты. Тот был нежным и ласковым, умным и чистый сердцем и душой. Мне было так хорошо каждый вечер ложиться с ним в постель, я так любила его жесткие волосы и родные руки, а музыка голоса была самым потрясающим произведением искусства на Земле. Я любила того Руслана, а не этого, который сидит передо мной с покрасневшим от кокаина носом. Ты сказал, что в жизни есть что-то еще, кроме денег. Так вот, лучше бы ты дал мне возможность выбирать. И, знаешь, я бы выбрала шалаш.
- Не говори так, котенок. Ты разбиваешь все пять лет моей жизни!
- Положи на одну чашу весов горе тех людей, которые загублены по твоей милости, смерть Анзора, свою исковерканную судьбу и мою надломленную психику, потому, что я не могу ни с одним мужчиной лечь в постель, а на другую чашу свои двадцать пять миллионов, какая из двух перевесит?
Он молчал. Смотрел покрасневшими от усталости глазами в пол и тяжело дышал. Руслану нечем было крыть, ведь я была права.
Как глупо мы с ним попались в ножницы жизни! Одним неосторожным движением на корню загубили свое счастье, а ведь мы бы могли стать семьей! У нас бы все могло быть хорошо и без этих диких жертв, а теперь мы сидим напротив друг друга и нам даже нечего сказать.
Может быть во всем, что произошло с Русланом, была и моя доля вины? Значит, я не объяснила, что мне нужно понимание и любовь, а не восьмизначный банковский счет. И тогда мы были бы семьей, Анзор растил своего сына, а Пятигорск не захлебнулся бы в потоке дури, на Ставрополье не наезжали бы ревизоры из налоговой инспекции и ОБЭПа и папа был на свободе, мотался бы с мамой по заграницам и был счастлив.
- Ты просишь ответ сегодня? – Нужно было как-то заканчивать разговор, ведь на улице уже светало.
- Сейчас. Я знаю, что через неделю у тебя защита, и ты становишься самостоятельным свободным специалистом, поэтому я здесь. Я проведу эту неделю вместе с тобой, а потом поедем, куда ты пожелаешь, если ты согласишься стать моей женой. Ну, чего ты еще думаешь? После школы ты отказалась выйти за меня, потому что тебе нужно было учиться, а что мешает сейчас? – Его черные глаза умоляющи, смотрели на меня.
- Про наркотрафик я думаю, ты все выдумал. Никогда не было и не будет на свете человека, способного в одиночку закрутить такое дело. Это все не правда и я не понимаю, к чему эти басни, но несмотря ни на что я очень тебя люблю, Руслан, и всегда любила, ты знаешь. Я стану твоей женой, но после того как ты вылечишься, поэтому мы поедем в Кисловодск сегодня же, ты ляжешь в больницу. Я буду за тобой ухаживать и держать за руку в самые страшные минуты, а после непременно поженимся и не расстанемся уже никогда..
Повисла пауза, и в номере стало так тихо, что было слышно, как солнце ползет по небосклону, выбираясь из-за крыш городских многоэтажек. Руслан смотрел на меня безумными глазами, словно не веря своим ушам, а потом расхохотался мне прямо в лицо:
- Не могу поверить, что это говоришь ты! Если бы не слышал сам, решил бы, что клевета! Какая больница, девочка? Я не болен, слышишь? Не болен! Я не псих, не наркоман мне не нужно лечиться, лечить нужно тебя, если ты порешь такую ерунду! Ты просто не можешь сказать правду, а еще обвиняешь во лжи меня! Прекрати ставить мне условия, я устал жить по ним!
- Я не слабачек, Руслан, но с тобой произошли перемены, которые мне не нравятся, и я хочу помочь тебе сохранить себя. Если бы я банально не хотела быть с тобой, я бы не водила тебя за нос.
- Но успешно делаешь это уже пятый год. Откуда ты таких слов набралась? Господи, ты была простым живым человеком, без наростов и особенностей, а теперь какое-то киношное благородство: «Он нюхает кокаин, а она в ломках держит его за руку и возвращает с того света. Он подлец, а она святая!». Ну, уж нет! Если я и болен, то только тобой. Я брошу все – и работу и кокаин, если ты будешь рядом со мной. Давай уедем отсюда, завтра же уедем… давай поедем в Петербург и попробуем начать все с начала, вот увидишь, у нас все получится. Я не наркоман, поверь мне, девочка! Я больше всего на свете люблю тебя, а не наркотики…давай еще раз попробуем. Умоляю…
Руслан поднялся из кресла и подошел к балконной двери. Узкое белое полотенце не удержавшись, упало с его бедер, и он не стал повязывать его обратно. Взял с подоконника сигарету. Неожиданно выключили свет, и в предрассветной дымке появился худенький огонек зажигалки, но тут же погас. Сигарета красным рубином светила в темноте комнаты, сея табачный туман и то угасая, то разгораясь с новой силой. В свете первых лучей восходящего солнца ясно просматривался образ Руслана. Он вытянутся, и похудел. Кожа стала суше и тоньше, торс не таким упругим, а руки, мои любимые руки, дрожащими. Теперь он действительно выглядел на свои тридцать шесть и всю былую красоту, и шарм отобрали наркотики.
- Я ухожу, но я вернусь попозже.- сказала я.
Я бросила машину на стоянке – в таком состоянии просто опасно садиться за руль, и брела по Красной, шатающейся, от собственного бессилия, походкой. Город понемногу оживал, то и дело пробегали первые машины и дворник дометал остатки мусора, который успела набросать тусовавшаяся ночью молодежь. Краснодар изменился за пять лет. Город понемногу стал превращаться из большой деревни в южную столицу.
Постепенно исчезала разруха и запустение, строились новые модные дома, отели, магазины и даже звенящие трамваи на некогда пыльных и грязных остановках выглядели уже не так убого. Как здравомыслящий человек я видела все это, но как житель своего города, старалась не замечать. За годы учебы все здесь стало родным и дорогим, любимым и, уезжая на редкие свидания к отцу в Буденновск, или к морю летом, я очень скучала по изнуряющей жаре, выхлопным газам автомобилей и нелепой толчее. Здесь был университет, преподаватели, которые давно считались со мной, как с равной, место в аспирантуре, верные друзья, связи, и перспективы открыть собственное дело – я уже окончательно настроилась на предложение Маргариты и даже рассказала ей о своем согласии. Мы тогда втроем с Аркадием Арсеньевичем отмечали начало проекта в ресторане. Марго уже обзвонила агентства, и мы подбирали подходящий офис. Как теперь отказаться от всего? Что же для меня проще подвести людей, которые не раз приходили мне на помощь в трудную минуту, или оставить человека, изменившего мою судьбу, забравшего мое сердце? Чем станет новая жизнь – борьба за Руслана и с Русланом? Как заставить его одуматься и встать на другую дорогу? Как довести его до клиники в Кисловодске, как заставить протянуть руку врачам, как вытрясти весь этот порошок не только из его карманов, но и из головы? Тысячи как, вместо светлого и обеспеченного будущего в Краснодаре.
С этими мыслями я прошла всю Красную и остановилась только возле библиотеки.
То ли я так сильно любила Руслана, то ли чувствовала ответственность за его жизнь. И я приняла решение остаться с ним.
Сейчас он рассержен – я назвала его наркоманом. Довольно глупо с моей стороны, ведь никто из них никогда открыто в этом не признается. Слава Богу, что это понимаю я и сохраняя трезвую голову полностью отдаю себе отчет в происходящем, даже больше – ищу выход. Он зол и обижен, но хуже всего, что уверен в моей холодности, Руслан сказал, что я вожу его за нос и не могу признаться, что не люблю. Я докажу, что это не так! Я брошу все и не отойду от него ни на шаг! Он еще будет сравнивать мою любовь с той, о которой пишут в книжках и не найдет ничего похожего. Потому, что моя сильнее и жарче!
ДУРА
Я бежала по длинному коридору факультета, задевая студентов, а за мной неслась рассерженная Маргарита:
- Совсем с ума сошла, вернись, говорю тебе! Что ты наделала, дура!
- Прости, я должна! Я так хочу!
Марго поймала меня уже на улице. Она была достаточно сильной и повалила меня прямо на свежестриженный газон. Тетрадки и документы выпали из рук и разлетелись в разные стороны, мой аттестат упал прямо в лужу. Запыхавшись, она встала напротив, опершись на колени, и молча смотрела прямо в глаза.
- Пойми меня пожалуйста, я не могу иначе. Знаю, что подвожу тебя и твоего папу, мне очень совестно перед ним, но Руслану сейчас нужна моя помощь, если я не останусь с ним, то он решит, что я его разлюбила и я снова его потеряю, но уже навсегда. Я не смогу еще раз пережить расставание, он моя жизнь! – Мои слова не долетали до подруги. Она смотрела на меня злобно – жалостливым взглядом. Так смотрят на провинившегося ребенка, когда очень хочется ударить, но не можешь. Утром в университете я все рассказала Маргарите и тут же пошла к декану с готовым заявлением об уходе. Владимир Николаевич долго смотрел на меня сквозь толстые стекла очков, силясь соотнести суть заявления с человеком, который его принес. Очевидно, он хотел спросить о причине моего решения, но преподавательская и человеческая этика не позволяли. Он кусал губы, хрустел пальцами, даже закурил, но не произнес ни слова и молча его подписал. Те девять минут за дверью его кабинета прошли в полной тишине и поломали мне жизнь.
- Сначала ты спасала от тюрьмы вора в законе и сама чуть не угодила за решетку, теперь этот, наркобарон вернулся. Как же до тебя не доходит, что это банальный наркоманский шантаж? – Она села на траву. – Ты ему не нужна. У него просто таким образом кайф выражается: кто-то смеется, другой ворует, третий лезет в драку, а он шантажирует. Ты хочешь купаться в роскоши несколько лет, а потом ходить к нему в тюрьму на свидания, если еще сама не втянешься и будешь жива? Разве ты об этом мечтала? Вот увидишь, что это не больше чем пустые слова. Ты ради него ломаешь свою жизнь, а он тебя бросит.
- Он все врет про бизнес с Анзором. Это никому не под силу, сейчас не те времена. Просто у него ревность не прошла. Стал бы он лететь в Россию с другого конца света, просто для того, чтобы поиздеваться надо мной! Он привез кольцо, он хочет меня в жены!
- Он ждал тебя, столько лет, так почему бы не подождать еще неделю, пока ты получишь диплом? Уверена, что он здесь по своим делам, а совсем не из-за тебя. Не удивлюсь, если завтра в новостях заговорят о большой партии кокаина и южноамериканских грибов, которые то и дело находят в разных концах Краснодара. У меня была мысль, что он продает наркотики еще несколько лет назад, но я гнала ее от себя. Вот видишь теперь, как давно я почуяла его гнилую сущность!
- Не говори так, Марго! Ждать нельзя и никто не будет, сейчас каждый день на счету и за эту неделю с ним может всякое случится. Я вот сейчас приду в гостиницу и покажу справку, что забрала документы, и он сразу все поймет и поверит в мою любовь! Я смогу убедить его в необходимости лечения, мы сможем это сделать!
Маргарита разочарованно смотрела не меня:
- Не видела в жизни человека тупее тебя. Сама превращаешь его в свою судьбу, а ты для него обычная баба в койке на время поездки. Он бросит тебя, и ты прольешь еще очень много слез.
С этими словами она встала, отряхнула джинсы, подняла из лужи мой аттестат, и стала уходить. Ее и длинные темные волосы развевались по ветру, когда ее крупная фигура становилась все меньше и меньше, чтобы скоро совсем исчезнуть за оградой университета и раствориться в суетливой и потной толпе. Когда Марго дошла до поворота, я вдруг опомнилась и побежала за ней вдогонку:
- Маргарита! Постой, подожди! Остановись, прошу тебя! – Она обернулась на мой зов и, увидев, что я бегу, быстрым шагом направилась навстречу. – Скажи номер своего паспорта, чтобы я оформила документы, хочу подарить тебе машину.
Улыбка моментально сошла с ее лица, и даже бисеринки пота заблестели на жарком солнце. Она решила, что я передумала.
- Дура. – Ответила Марго.
Это было последнее, что я услышала. Она не поцеловала меня на прощание, не пожелала удачи и счастья. Четыре буквы от своей лучшей подруги так похожей на мою Светку, царство небесное. Она сказала: «Дура» и сто тысяч раз была права.
Время не терпело, и я очень быстро собрала свои вещи. Анфиса защитилась на отлично и как всегда гуляла, но уже с легким сердцем. Я оставила ей кое-какие из своих вещей, в основном те, которые ей очень нравились, отчасти на прощанье, отчасти просто потому, что они не помещались в мой чемодан. Я не попрощалась ни с ней, ни с Хасаном, ни с кем их тех, кто жил по соседству – не хотелось объяснять причину своего поступка каждому встречному, да и банально не было времени. Я обещала Руслану вернуться утром, но из-за проволочек с аттестатом: в архиве его искали целых три часа, опоздала и теперь уже почти пять.
Какой-то мужчина помог мне затащить сумку в трамвай, и через тридцать минут я уже стояла в вестибюле гостиницы и ждала, пока администратор обратит на меня внимание. Сегодня это был мужчина средних лет с по-советски толстым обручальным кольцом на пальце:
- Добрый день. – Улыбнулся он. – Хотите остановиться у нас? Какой из номеров вам предложить?
- Мне не нужен номер. Я хочу, чтобы вы позвонили в шестьсот шестой или пропустили меня туда.
- С этим огромным чемоданом? – И он удивленно поднял брови.
- Так позвоните туда и скажите вашему постояльцу, что к нему пришли и пусть спуститься, черт вас дери! – Нервы сдавали и сама от себя, не ожидая, я перешла на крик.
- Ох, чуть тише, пожалуйста. Я бы с радостью пропустил такую очаровательную девушку как вы и без регистрации, но ни чем не могу вам помочь, потому что наш постоялец съехал сегодня в обед, а номер еще не заселили.
- Как съехал? Этого не может быть! Проверьте пожалуйста еще раз, это недоразумение!
Администратор устало вздохнул и повернул ко мне тонкий монитор компьютера, голубоватый экран которого был исчерчен какими-то таблицами с цифрами и фамилиями.
- Смотрите сюда, - и он указал ручкой на одну из колонок. – Номер шестьсот шесть, дата заезда – третье июня в ноль сорок четыре. Дата отъезда – сегодня в одиннадцать тридцать семь, Гайманов Игорь Анатольевич. Вы этого человека ищите?
- Постойте-ка, как Гайманов? А Зайцев где? – удивилась я.
- Мы заносим данные согласно документам, которые нам представляют гости, мы же не в Соединенных Штатах, где имя указывают сами и можно написать хоть Рамзес второй!
- Но я там была вчера и у совершенно другого человека!
- Если вы там были вчера, как уверяете, то должны были заметить, что в номере круглый стол, не так ли? Только в шестьсот шестом круглый стол, в остальных квадратные!
- Верно! – Сказала я, но вовремя одумалась. – Хотя, я плохо помню. Вы знаете, должно быть, я ошиблась гостиницей, я не местная. Я пойду, извините, пожалуйста.
- Ничего бывает. Приходите к нам еще, у нас замечательные люксы!
Он и здесь меня обманул. Поселился под чужим именем и ошибки быть не может я не сумасшедшая, я была здесь вчера и именно в шестьсот шестом номере на шестом этаже с видом на Красную. Но почему он так скоро уехал? Мы же договорились на утро! Не дождался, а все этот проклятый университет! Я сама во всем виновата – обещала придти с утра и не пришла, а он еще и ждал до обеда! Нужно было позвонить, но как, ведь я даже не знаю его номера?!
Я брела с чемоданом по Красной, должно быть выглядела достаточно нелепо, многие оборачивались мне вслед и переговаривались. Нужно пройти еще два квартала и забрать со стоянки машину.
Ситуация SOS. Еще в пять утра, когда я выходила из гостиницы, у меня было все и вот, спустя двенадцать часов я уже никто и зовут меня никак. Но как поступить и что делать? Не падать же в ноги декану с просьбой восстановиться – это уже не возможно, да и кто так себя ведет: сначала забрала документы, а вечером вернулась обратно? Нет уж, увольте! Весь факультет и пол-университета видели, как Марго бегала за мной по этажам и умоляла одуматься! Как теперь показаться перед ней, доказав тем самым что она была на сто процентов права? Как сидеть с ней в офисе и говорить на равных с душой побитой собаки, которая приползла зализывать раны?! В голову ничего не приходило, кроме одного желания провалиться сквозь землю. Если бы был жив Анзор, он бы нашел выход, или можно было бы позвонить Марго. Но теперь у меня нет ни того, ни другого, ни третьего. Я потеряла все, что имела. Я подчеркиваю – все!
С такими мыслями я понемногу дошла до краевой администрации и увидела, как к своей машине подходит Аркадий Арсеньевич. Он был моим последним шансом разобраться во всем:
- Подождите, пожалуйста! Не уезжайте! – Чемодан притягивал к земле, и мне пришлось бросить его на пол пути.
- А, это ты?! Здравствуй. Как поживаешь? – Аркадий Арсеньевич пожал мне руку. Почему-то он всегда здоровался со мной как с мужчиной.
- Ведь вы тогда, по моей просьбе разговаривали с Мирным? Помните историю с Магомедовым?
- Конечно, помню. Да я встречался с прокурором именно по твоему вопросу.
- Может быть, он называл вам фамилии еще каких-то людей
- Какие именно тебя интересуют?
- Зайцев, вам о чем-нибудь говорит? – Сердце замерло в тревожном ожидании, а все чувства напряглись как у игрока поставившего миллион на зеро. Нервы звенели. Я молила про себя: «Скажи нет. Ну, пожалуйста, скажи нет!».
- Да слышал. Это напарник Магомедова. Они вместе все дела проворачивали. Он возил большие партии наркотиков из разных стран и распространял по всему Кавказу. Зайцев это такая фамилия, которую знают везде! Но его никто, кроме криминальной верхушки никогда не видел в лицо. Поговаривают, что он часто меняет внешность, у него парики, грим и все такое, а еще несколько паспортов на разные имена, в том числе и иностранных государств. Один только Магомедов мог вывести на него, но, наши ребята здесь дали маху и убили его, а вместе с ним умерло очень много полезной для органов информации. Зайцев в федеральном розыске, и скорее всего останется там навечно, потому что этот человек с мозгами и очень хитер и опасен. Такие не попадаются. А почему ты спрашиваешь и это твой чемодан? Ты уезжаешь?
- Да, поеду к папе на несколько дней. Спасибо. Прощайте.
- До свидания. – И он сел в свой «Мерседес», лишь удивленно помахал мне рукой сквозь затемненное стекло. Я таким и запомнила Аркадия Арсеньевича – моложавым и красивым. Он очень хорошо ко мне относился, а я к нему. Но я потеряла и его.
Должно быть, такие чувства обуревают сердце, когда, прожив жизнь, а тем более чего-то в ней добившись, вдруг теряешь все. Думаю это испытывали многие в нашей стране, вначале, в девяносто первом году, а потом в девяносто восьмом. Толпы людей оказались выброшенными из жизни, просто вычеркнуты, словно ошибочная, ненужная строчка в черновике: клац и нет никого. Но тогда все были такие, а сегодня таким быть просто нельзя. Сегодня каждый должен быть успешным, образованным, целеустремленным, коммуникабельным, спортивным, вести здоровый образ жизни, верить в Бога, считать калории и хоть раз в жизни отдохнуть на Мальдивах. А я представляла саму себя идущей по обочине скоростного шоссе: мимо пролетали автомобили, иномарки и те, что попроще, они приводили воздух в движение и от этого волосы налетали мне на лицо, а я поправляла их обратно и так снова и снова. Все куда-то спешили, боялись опоздать и чего-то не успеть, а я шла медленным шагом, постоянно оглядываясь по сторонам. Мои ботинки покрылись придорожной пылью, и в носу щекотало от выхлопных газов, но все летели мимо, и никто не хотел взять меня с собой, я была никому ненужная и теперь моя участь брести в неизвестном направлении, пока какой-нибудь лихач не собьет меня к чертовой матери.
С такими мыслями я добрела до стоянки. Вставила ключи в замок зажигания и впервые в жизни не знала, куда мне ехать? Куда глаза глядят.
Чемодан так и остался стоять на тротуаре напротив администрации. Я за ним вернулась, но там уже было выставлено оцепление, собралась толпа зевак, приехали с телевидения, и все с интересом наблюдала за сапером, который в каком-то смешном костюме ходил вокруг да около моего чемодана, который приняли за взрывное устройство.
Молча, я вернулась к машине и поехала прочь. В любом случае все мои тряпки стоили гораздо дешевле, нежели тот штраф, который на меня возложил бы суд и пожизненный титул хулиганки - террористки.
В зеркале заднего вида еще оставалось водохранилище, когда я задумалась над тем, в какую сторону света мне ехать. Меня никто нигде не ждал, меня ничто не держало в Краснодаре. Этот город стал местом неуемных амбиций, большой любви и дружбы и, не сбывшихся надежд. Страшные трубы ТЭЦ, дачные поселки и многоэтажки на горизонте, тело Анзора на грязном асфальте под белой простынью в дождливое зимнее утро, звенящие трамваи и кокаин под кроватью – все осталось позади.
Солнце слепило глаза, и я с трудом прочитала надпись на дорожном указателе: «Новороссийск». Ну что ж, значит туда…
Маковый венец - 4
© Copyright: Елена Вячеславовна Мороз, 2007
Свидетельство о публикации №207061200325
Свидетельство о публикации №207061200325
Рецензии