Поступление в институт
Три года напряга в физико-математической школе гарантировали поступление в институт. Кроме блатных, как театральный или финансовый, понятное дело. Но становиться торговым работником или артистом меня не тянуло. Самой престижной казалась благородная карьера секретного физика. Здорово вот так взять и изобрести атомную бомбу. Или еще что-нибудь такое. Это великая слава. Кроме честолюбия, я обладал немалыми познаниями в точных науках, представляя их как стройное, могучее, постоянно растущее здание. Хорошо бы положить в него и свой кирпичик. Гуманитарные, иным словом «неточные» науки, соответственно, казались мне неопрятной мусорной кучей ненужной информации. Голова была полна формул как новенький котелок. Оставалось решить - куда, технических вузов было полно, страна работала на оборону. Отец по обыкновению полеживал с газеткой на диване, практические советы от него не исходили. Он наверняка понимал, что его смышленому сыночку вообще-то все равно куда идти, впрочем, как и ему самому сорок лет назад. Мать вообще хотела устроить меня почему-то на кибернетику в университет. Но это было опасно. Среди моих сверстников ходили слухи, что в этом году будут брать отовсюду, кроме трех-четырех вузов. И впоследствии они драматическим образом подтвердились. Мама витала в облаках. Словосочетание "советская армия" воспринималось ею как-то странно, не то чтобы восторженно и с желанием чепчики бросать, но и без явных ассоциаций с новоязычным понятием "стройбат". Мне же, как интеллигентному мальчику со слабым зрением, армия не могла предложить ничего более романтичного, героического, полезного для развития личности и укрепления здоровья, чем два года ковыряния лопатой впроголодь.
Самое веселое, что я впоследствии услышал про этот род войск, была история моего служилого одноклассника. Двое копченых азиатов в грязных солдатских формах, похожие друг на друга, как родные братья, медленно сближаются, в руках лопаты. "Чурбан!" - с сильным акцентом выкрикивает один. "Сам чурбан, бладь!" - голосит другой. "Ай-и-яй бладь!" - чурбаны визжат и отчаянно ****ятся лопатами. За ними наблюдают два интеллигента - из Ленинграда и Свердловска. "Что это, собственно говоря, происходит?" - "Обычное дело. Здесь такое каждый день. Это у них такая дружба народов. Они разных национальностей. Кто-то из них, кажется, узбек, а другой, этот… я их путаю."
Мои друзья определились четко. Служить не хотел никто. Решение напрашивалось - не слушать маму, поступать в один из четырех спасительных вузов. Естественно, в лучший из них. Таковым был признан ЛМИ - в прошлом Военмех. Для поступления нужно подать документы, и в их число входит одна небольшая справка. Бумажка о состоянии здоровья.
Чернявая стерва в белом халате уставилась в мою справку, идиотскую бумажку, пустую формальность.
- Так, а тут у вас написано "гастродуоденит"! Вам нельзя учиться в нашем институте!
Все холодеет внутри.
- Как же, у меня когда-то был гастрит, но он уже прошел, здесь же написано.
- Я все вижу, здесь написано "гастродуоденит в стадии ремиссии"! Вам же нельзя учиться в нашем институте! У нас большие нагрузки, с таким заболеванием учиться у нас нельзя!
- Так что же, в армию можно, а в институт нельзя?
- Все, забирайте документы!
Мой любимый гастрит, как оказалось, являлся противопоказанием для учебы в выбранном мною институте. Именно в том, который был так полезен моей пищеварительной системе в качестве альтернативы двухлетнему служению родине на перловке по праздникам. В армию с моим здоровьем мне было можно. В институт - нельзя.
Я ринулся в достопамятную поликлинику для слуг народа.
- Хочу справку без гастрита.
- Вы хотите справку?
- Да, хочу нормальную, чистую справку, в институт нужно поступать.
- Хорошо, но сперва нужно пройти обследование.
Ладно.
- Сперва нужно выпить эту жидкость. Не бойтесь, вкуса у ней никакого нет.
В стакане до самых краев что-то белое. Похрустывает на зубах. Что это, интересно?
- Это специальный состав, при дальнейшем осмотре на экране можно будет проследить моторику пищеварительной системы.
На экране смутно видно, как ползает что-то серое. Безо всяких сомнений, эта дрянь радиоактивна. Иначе мне бы ее и не заливали. Коновалы ****ые. Но в стройбате в любом случае хуже.
- Хорошо, закончили. Вам нужно прийти завтра, будем смотреть поверхность вашего желудка.
В средние века просвещенные европейцы услаждали свой досуг созерцанием чудесного искусства - шпагоглотания. Мастера этого жанра умели заглатывать клинки метровой длины. Из воздетого к небу рта эффектно торчал украшенный резьбой эфес.
- Зажмите в зубах этот держатель.
Кусок пластмассы под размер стиснутой челюсти с дыркой для просовывания всякой дряни внутрь. Видать, крепкая штуковина, ее не раз пытались разгрызть.
- Будет немного неприятно, но это лишь обычная процедура. Сейчас я введу вам камеру, нужно делать глотательные движения, тогда будет легче.
Ко мне потянулась довольно толстая коричневая кишка.
- Откройте рот, ни в коем случае не закрывайте.
В стройбате все равно будет хуже.
- Возможен рвательный рефлекс, вам нужно просто все время сглатывать.
Доктор заправляет кишку мне в рот. Пропихивает.
- Вот так. Глотайте!
Я никогда ничего подобного не ел. Горло болит от усилия. Неужели он всерьез?
- Глотайте! Глотайте же! Нужно все время глотать! Глотайте!
Пресловутый рвательный рефлекс выворачивает меня наизнанку, ребра трещат от напряжения, в горле болезненный ком, я слышу собственный хрип.
- Потерпите, сейчас я осмотрю ваш желудок.
Давлюсь и крючусь в судороге.
- Что ж, гм, а здесь у нас как - ну, в общем, вполне нормально.
Давая короткие передышки на судорожные вздохи, тошнота рвет мою утробу наружу.
- Гастрит был, говорите? Ум-м, ну, картина вполне ничего. Вот здесь еще взгляну - у-гу, хорошо. Все-все, сейчас уже извлеку.
Кишка победно покидает мое страдающее горло. Мне уже все равно, приступы тошноты лишили меня сил и эмоций. Вяло произношу:
- Мне только нужна справка, что у меня не было гастрита. В смысле, справка, где не будет слов про гастрит.
- А-а, вот оно что.
- Так в институт не берут, зато в армию…
- Понятно.
При повторной сдаче документов, среди которые моя новая, блистающая чистотой и здоровьем справка, стараюсь не попасться на глаза чернявой стерве в белом халате. Все отлично. Мне можно сдавать экзамены.
Я готовился как никогда. Два месяца, каждый день, несколько часов. Все учебные примеры были решены по два раза. На экзаменах мне попадались цифра в цифру примеры, которые я уже перерешал дважды при подготовке. Старая шахматная закалка помогла справиться с нервами. Все должно быть хорошо.
У доски с вывешенными результатами приемных экзаменов толкаются взбудораженные абитуриенты. В огромном алфавитном списке ищут свои двойки. Я не тороплюсь. У меня все должно быть хорошо. В животе холодок. Всяко может быть, тем не менее. Не тороплюсь. Медленно пробираюсь к середине списка. Близоруко и аккуратно ищу в нем решение своей судьбы. Вот моя буква, ага, это какой-то балбес и неудачник, о, это старательная девочка, надеюсь, хорошенькая, так, а вот это я. Отлично! Отлично! Это точно я, вот следом какой-то придурок однофамилец с именем на букву М, мудак, дебил и троечник, а сверху над ним я – умница и отличник. Ошибки быть не может. Две пятерки!
Поступил! Я студент! Я на *** блять насрал на говенную краснознаменную стройбатскую армию и блять на хуй нассал на просоленный военно-морской трехлетний флот! После двух, не дай бог еще и трех лет службы мозг усыхает, а я еще хочу стать ученым, кандидатом наук, как отец, получать триста рублей в месяц и читать лекции девкам в коротких юбочках.
После второго курса я неожиданно встретил на улице Лифшица. Последний раз мы виделись еще в школе, в моей памяти он оставался низеньким и неуклюжим мешком с перхотью.
Лифшиц вдруг оказался даже чуть выше меня ростом, плотнее и гораздо увереннее.
- Привет, как дела?
Лифшиц заявил, что учится в Политехе.
- А как же армия?
Нет, Лифшиц туда не идет. Впрочем, его фамилия теперь не Лифшиц, а Семенов. Но в армию он все равно не идет, на *** ему это не надо.
- И как там в Политехе?
- Нормально.
Нормально – это еще скромно сказано. Лифшиц, т.е. Семенов - чемпион первого курса в институте по боксу. В финале побил негра, бля, тот был агрессивный такой, все лез, наскакивал, еле справился с ним. По боксу! Круто.
- Здорово, когда умеешь въехать.
- Да это все умеют, вот защищаться, это самое трудное.
- Чемпион курса, круто!
- Так это ерунда, там спортсмены не выступали, только студенты и новички всякие.
- Ну все равно, неплохо для шахматиста.
- А я с шахматами совсем завязал.
Лифшиц, оказывается, целый год персонально занимался с моим бывшим тренером-психом, тем самым, который всегда бранил его за полное непонимание основ шахматной стратегии. Платил сумасшедшему бабки, занимался с ним, разбирал ошибки, зубрил дебюты, учил эндшпиля, парился, и вот, в итоге выполнил заветное – разряд КМСа! Ну и ну! Лифшиц – кандидат в мастера! Мне всегда казалось, что это невозможно... Но если он бросил шахматы...
- А чем тогда заниматься?
- Чем-чем, конечно, с девушками знакомиться, - веско ответил бывший Лифшиц.
- Ну и как с ними лучше знакомиться?
- Да очень просто. Подходишь к ней в метро, вы куда едете, ах туда, ну так и я с вами.
- И все?
- Конечно, все очень просто. Ну ладно, пока, может, увидимся.
Еще через пять лет я встретил на улице его маму, быстро сгоревшую во времени брюнетку. Лифшиц, как выяснилось, уже свалил в Штаты, в город Бостон, поступил ссука в университет и там успешно учится, все у него классно. Мама ехать пока не хочет, может, потом как-нибудь. А фамилия у него теперь не Семенов, а такая, как и положено - Уайт.
Наташа
Я наконец решаюсь и вприпрыжку догоняю пару девушек, от волнения дрожу, но отступать уже некуда. На меня смотрят мои друзья, они завидуют моей смелости. Очки стыдливо прячутся в кармане.
- Девушки, привет! - я говорю это так просто!
- Привет! - они ответили, а ведь они совсем меня не знают!
- Меня зовут Алексей, а вас?
- Наташа, - миленькая, она улыбается.
- Ира, - что за страшила.
- Очень приятно! - неужели они знакомятся со мной?!
Сердце колотится звонко как молоток. Хорошо, что идти недалеко, продолжительное общение мне не выдержать. Они живут в моем доме, просто я не знал об этом. На прощание Наташа произносит номер своего телефона. Здорово.
Мы начинаем встречаться. Наташа целуется со мной в парадной, у нее влажный скользкий рот, член томительно ворочается в брюках. Но все как-то не так. Что-то не складывается. Я встречаю ее на улице с парнем, я готов к бою, он оказывается ее сослуживцем, просто другом и исчезает, мы оказываемся у нее дома, наши объятия и поцелуи кружат мою горячую голову, но до самого главного почему-то не доходит. Наташа кажется мне испорченной, кто знает на самом деле, почему она не позволяет мне… Я даже сводил ее на концерт убийственно попсовой импортной группы, это стоило мне немало денег, но и после этого она ничего не сделала для меня. Нужно что-то решать.
- Что, встретимся?
- Не знаю, может быть.
- Может, я перезвоню попозже?
- Как хочешь.
- Так ты не хочешь, чтобы я тебе позвонил?
- Мне все равно.
- Я не понимаю как это может быть все равно, скажи хочешь ты или не хочешь чтобы мы с тобой встречались.
- Мне все равно.
- Все равно это значит ты не хочешь чтобы мы с тобой встречались.
- Значит не хочу.
- Не хочешь.
- Ну да.
- Ну у тогда все по пока.
- Пока.
Наташа работала продавщицей в большом советском магазине. Немалое количество посетителей, видимо, значительный мужской интерес, пускай и не в форме приставаний, хотя бы улыбочек. Продавщица уже по роду своей деятельности чувствует себя красавицей. Она не даст просто так, от одиночества, сегодня на нее уже три отличных парня так посмотрели, что просто все было понятно. Изредка и я оказывался в этом магазине за какой-нибудь лампочкой, поневоле общаясь с Натахой. И, не удержавшись, затем снова ей названивал. Раз она даже снизошла до того, что выпила стакан водки у меня дома. Но так и не дала.
Лет через пять я встретил ее на улице с каким-то парнем, они обнимались и целовались. Все это происходило на Васильевском острове, в полутора часах езды до нашего дома. Ей совершенно было нечего там делать. Наташа узнала меня и, кажется, обрадовалась. Только ясно не мне, а этой странной прихоти случая, выстроившего немую сцену с участием нового любовника и старого неудачливого ухажера. Улыбалась так, что он должен был это заметить. Наверное, он тоже обрадовался, сучара. Мою девушку ****, а я нет. Дать бы ему ****ы, у нее на глазах от****ить, он довольно симпатичный, хотя и поменьше ростом, жаль, будь у меня побольше наглости, я бы подошел завестись. Например, вот так, грубо:
- Сколько времени?
- Не знаю.
- Что значит не знаешь?
- Э, ты чего, парень?
- Чего блять чего?
- Чего тебе надо?
- Ребята, не нужно, успокойтесь.
- Ничего, все нормально.
- ***ли тебе нормально, ты бля?
- Ты чего, получить захотел?
- Что бля, тебя сморчка ща отпизжу на ***!
- Мальчики, не надо, слушай, отстань от него!
- Пошел на ***, мудила!
- Да я тебя в рот ****, пидор вонючий!
- А бля…
***к, оп, еще, в ответ по еблу, схватка, треск курток, расцепились, попробовать ногой, мимо, чуть разошлись.
- Хули ты мудила…
- Пошел на *** бля…
- Все, хватит, пошли скорей отсюда, пошли, не нужно больше драться. Леша, не нужно, пожалуйста!
Тяжело матерясь и отдуваясь бойцы расходятся, Натаха утаскивает его за локоть, он слегка сопротивляется, но уходит.
Вот хотя бы так, да и драки-то могло и не быть, если бы я был посмелее, он мог бы и прессать, хотя при девушке вряд ли можно показать трусость, но в любом случае попробовать его на испуг стоило. Выходит, я дурак и ссыкун.
Еще через пять лет Натаха все еще работала в том же магазине. Ее внешность приобрела налет перезрелости, замуж она не вышла, детей не родила. Старая девушка, издали вроде ничего, но подойдешь поближе - о боже мой, как это грустно, девичья прическа не сочетается с этими подглазниками, морщинками, припухлостями, помятостями, дура ты бля дура, что бы тебе дать тогда, может, все было бы как-то по-другому. Неудачница.
Трагедия военмеховца
Нужно сказать, что название "Военмех" употреблялось как историческое, с некоторых пор ничего военного, кроме спасительной кафедры, в нашем Механическом институте не было, ну, разве что к названию зачем-то приделали очень сомнительный прицеп с главным героем Афганистана маршалом Устиновым. Учиться в Военмехе мне было трудно. Вольный режим института способствовал отращиванию хвостов, устранялись они последней бессонной ночью перед началом сессии. Курсовики я не любил, зато экзамены сдавал довольно удачно. Повышенная стипендия в шестьдесят три рубля, на целых восемь рублей больше стандартной, укрепляла мой карман. Военная кафедра, так способствовавшая популярности этого интститута, оказалась спасительной реальностью, и, пока наши сверстники в зеленых робах месили цемент для генеральских дач, мы вдыхали пряный воздух большого города. Расслабляться было нельзя - каждую сессию кого-нибудь исключали за неуспеваемость, и бедняга на два года был обеспечен казенным питанием и сапогами. Потеря бойца крепила личный состав, его имя становилось нарицательным и часто звучало перед следующей сессией:
- Учись, балбес, а то служить будешь! Оськина помнишь? Как он историю КПСС завалил? И где он теперь? В вооруженных силах! Говно лопатой грузит!
Периодически всплывал очередной мрачный слух:
- Говорят, военную кафедру со следующего года отменят!
- Не может быть!
- У нас все может.
- Точно, скоро все служить пойдем.
Слухи не подтверждались, и слава богу.
Некоторые персонажи из числа преподающих отличались неповторимым своеобразием.
Математик считал высшим проявлением педагогического таланта пугать студентов страшными рожами и внезапными истериками. Нужно отдать ему должное, от его воплей меня бросало в дрожь и на третьем курсе, сразу почему-то вспоминалось, что портянки нужно еще уметь хорошо наматывать, так лучше уж математику поучить как следует. На одном экзамене я поднапрягся и к концу второй страницы преобразований вышел-таки на формулу какого-то крутого французского или английского мэтра прошлого века. Препод корчил рожу и радовался. Смотреть на собственные каракули было немного не по себе. Откуда это во мне? Меня успокоило, что я все-таки сделал ошибку – забыл пренебречь одним из второстепенных членов, и он волочился за другими обе страницы, пока сам препод его лично не прикончил.
Математику я любил, но вот черчение... Пробившийся в доценты бывший мастер по боксу с козлиной фамилией (представляю, как жестоко его дразнили в школе, вот, наверное, в чем причина всех его успехов!) ковыряет грязь моих так называемых чертежей и выражает сомнения по поводу моих умственных способностей. Обидно. Не я, а ты дебил, мне насрать на твой идиотский предмет, меня от него тошнит, я сдам его и забуду еще до того, как выйду из твоего вонючего кабинета.
Умница профессор заявляет, что на его лекциях невозможно спать. Общее изумление - уважаемый преподаватель, очевидно, пошутил. Ничего подобного. У него, оказывается, есть своя уникальная синусоидальная метода. Одну фразу он читает тихо, потом повышает голос, громче, еще громче - и только что нежно пускавший слюнку студент невольно вздрагивает и теряет зыбкую ниточку сна, приподымает обезумевшую от недосыпа башку, вылупляет на профессора осовелые глаза. Разумно и действенно. Хотя проще было бы делать паузу через каждые пять минут гипнотического бормотания и орать: "Солдат спит - служба идет!" Народ бы вскакивал с парты в холодном поту в стойку смирно.
Капитан третьего ранга, служивши лейтенантом на боевом корабле в самый разгар Карибского кризиса, увидев внезапно появившуюся воздушную цель, не растерялся, а рьяно оттолкнул от пушки остолбеневшего матроса, хватко прицелился и блистательно сбил заплуталый и, слава богу, наш собственный, а не американский самолет. Этот молодец, едва не устроив третью мировую войну, но по ошибке прибив всего лишь пару неопытных летчиков, бей своих, чтоб чужие боялись, теперь на занятиях нашей военной кафедры очень убедительно изображает полет крылатой ракеты. Его седая башка с приложенными особым образом ладонями-крылышками выглядит взаправду как боеголовка, вот она рыщет над синей ширью в поисках морской цели, поводит в разные стороны безумными водянистыми глазками, готовая уебать все, что плывет.
Все бы в Военмехе было бы ничего, если б не одна мелочь. Очень мало девок. На каждую студенточку полагалось с полдесятка молодых львов, всегда мечтающих о ****е абстрактно и о ее худой ****енке конкретно. Девки маслились от окружавшего их внимания и с каждым семестром набирали уверенность.
Интересная длинноволосая брюнетка, на которую я положил было глаз, оказалась зафрахтована неким проворным старшекурсником еще до того, как шагнула в общую аудиторию. Все последующие годы она лишь меняла свой статус под его неусыпной опекой. Первый курс - подруга, наверняка и очень скоро - близкая, сломал ей целку и **** ее в ****у, быстро кончая по молодости; второй курс - невеста; третий курс - официальная жена; четвертый - жрица благовещения с растущим пузиком; пятый - молодая мама с хорошо разработанной жопой. С каждым годом она все охотнее грелась под моими взглядами, помню, раз я облапал ее в проходе так плотно и беспрепятственно, что сам испугался. Идиот, в своей моногамной грусти она была готова дать кому угодно, а уж мне наверняка, был бы случай, ее белобрысая кругленькая подружка прямо заявляла, что бедняжка совсем не нагулялась.
Царственно жирная, породистая еврейка с большими красивыми глазами, о выдаче члена в ее губастый рот я с удовольствием думал на лекциях, стала женой тощего соплеменника и свалила на историческую родину. Милые иногородние девушки все как одна удачно вышли замуж за ленинградскую прописку. В родную Таракань и Тьму никто не вернулся. Самая некрасивая, но умная, четко понимая, что при ее внешности даже в Военмехе у нее шансов не слишком много, поехала на практику на военный полигон и там, в стране горячего песка, колючих кустов и стальных ракетных фаллосов, завоевала сердце охуевшего от вида юбки солдатика и вышла за него замуж.
Действительно, Военмех по праву славится как школа невест. Анализ причин матримониальных успехов наших девушек показывает, на мой взгляд, что дело здесь не столько в богатстве выбора внутри института, сколько в благотворном воспитательном воздействии обучения. Присутствуя в явном меньшинстве на лекциях, в коридорах и бассейне института, девушки получали столько неявных комплиментов, что укреплялись в сознании своей привлекательности необыкновенно. А это действует. Естественно, о чем же может думать студент семнадцати лет, когда ему читают лекцию по высшей математике? И о чем другом может мечтать студент двадцати двух, когда ему рисуют радужные картины блистательной карьеры инженера в ящике? Ясное дело, большей частью у меня стоял, и уж покрепче, чем сейчас. Что же тогда чувствовали наши прелестницы, когда ловили на своем теле мой горящий огнем взгляд, по-юношески лишенный какого бы то ни было скепсиса? И что они думали? «Мужики – козлы. Им только этого и нужно. Мне стоит лишь улыбнуться, и вот этот будет на мне изо всех сил стараться, весь голый, мокрый и стонущий... Но я не такая. Я выберу себе хорошего, серьезного парня, умного, красивого. У меня есть возможность выбрать.»
Обратная сторона удобного положения девушек – бедствие парней. Когда каждый взгляд приносит отвержение, далеко не каждая шутка в общем хоре удостаивается снисходительной усмешки, когда девушка проходит мимо, почти сквозь, и так год за годом, шесть лет – какой сильный не ослабеет от этого? Как же не сорваться, не наделать глупостей, не впасть в бесполезное и разрушительное студенческое пьянство? Нужно идти в атаку, в крестовый поход за своей волосатенькой и мокрой удачей!
Мое положение было несколько лучше, чем у большинства товарищей по несчастью. Понемногу я все более укреплялся в убеждении, что даже при всех прочих равных условиях наделен весьма и весьма привлекательной внешностью. Девкам приятно на меня смотреть. Они прощают мне даже худобу и застенчивость. Классно. Но ведь кроме сладкой мордашки, шестифутового роста и правильного, разве что чересчур изящного телосложения у меня есть и эрудиция, и интеллект, и огромное желание ****ь. Что ж, у меня большие шансы стать настоящим охотником.
Маленький Женя
Невянущий оптимист, маленький и жизнелюбивый еврейчик, хотя не очень-то и похож. Мы играли вместе в шахматы, способностей у него особых не было, видимо, мама заботливо старалась их развить. Я видел ее несколько раз. Классический типаж одиночки с дурным характером, в России брюнетки с такими носами всегда чувствуют себя не у дел, хорошие дети их не любят и опасаются. Как пошутила в каком-то советском фильме якобы красивая героиня в отношении персонажа Лилии Ахеджаковой: вы там почем своего ребеночка купили? Мама нашего Жени была, что поделаешь, отменно страшна.
А он вполне ничего, весел и еблив. Пока я еще бродил девственником, он вовсю бегал по девкам. Звонил кому-то, встречался, Однажды я случайно оказался рядом с ним, когда он шел в гости к своей подружке. Родители куда-то уехали, мы сидели в ее квартире, два мальчика и три девочки. Женя увел подружку в дальнюю комнатку, я остался втроем с инфантильной снегурочкой и веселой кобылкой. Снегурочка милая, но на вид совсем ребенок. Кобылка выглядит посмелей. Да и сидит на моем диване, довольно близко, а та слоняется по квартире, не знает, дурочка, чем ей заняться. Мы с кобылкой мало-помалу начали сосаться, аккуратно, но яростно. Первый раз в жизни я почувствовал влагу и тепло женского рта. Член рвал мои брюки. Снегурочка заскучала еще сильнее. Кобылка сосалась с удовольствием, но отталкивала мои холодные дрожащие руки. Многозначительное отсутствие Жени не материализовалось ни во что существенное, часа через два он выглянул из задней комнатки не солоно хлебавши (яркое выражение, какого такого солененького можно похлебать наедине с симпатичной девчонкой), в общем, похлебать ему не дали, мы простились и ушли вместе с двумя гостьями. Похоже, обе были бы рады продолжить со мной так многообещающе начавшиеся отношения, обе так грустно, ожидающе облокачивались на поручень эскалатора, но я так и не решился, идиот, какую же выбрать, полный придурок, в итоге так и попрощался - с гнусным чувством сожаления, близкой, но упущенной возможности, пока-пока. Идиот.
Первая победа
Тридцатое апреля 1986 года - я с друзьями и знакомыми иду искать приключений. Компания совершенно разношерстная, кое-кто видит друг друга первый раз. Планы действий рождаются и умирают, цель остается одна - кого-нибудь выебать. В результате все останавливаются на решении посетить одну обшарпанную дискотеку в Невском районе, на левом берегу. По косвенным данным, кроме обычного риска быть вовлеченными в неравную драку, это злачное место предоставляет замечательные возможности знакомства с отменно развязными и легкими на близость девчонками.
Я и сейчас не могу назвать себя особенно хладнокровным мужчиной, тем более этого нельзя сказать о том субтильном семнадцатилетнем юноше, что оказался в грохочущем бедламе среди агрессивно недоброжелательных искателей легкой добычи и развеселых, видавших виды молодых давалок с окраины. Как славно, зажигательно танцуют прямо у мощного динамика эти нахальные девчонки, как дерзко кружат их голые животики! Пускай я почти ничего не вижу, очки все равно лучше не одевать - очкарику никто не даст.
За соседним столиком какая-то толстушка, предположительно, не слишком привлекательная, обсуждает со своим знакомым дальнейшие планы. Ясно, что он не расположен становиться ее добычей, хотя общается с ней довольно игриво. Мне горячо от мысли, что они были близки.
- Что бы мне такое сегодня придумать? - взгляд толстушки плавает от одного мужчины к другому, мне не нужно ее видеть, чтобы чувствовать это.
- Что придумать? – подхватывает ее кавалер. – Сними какого-нибудь мальчика да оттрахай его!
Мне становится еще жарче. При некотором везении я могу стать мужчиной в течение ближайшего часа. Толстушка поворачивает голову в мою сторону. Она мне не нравится, я неподвижен как дерево у желтой реки. Но обратись она ко мне прямо и решительно, я с ней пойду. Мое сердце бьется так сильно, что мне все равно с кем, лишь бы это неопределенное ожидание скорее закончилось. Я абсолютно девственен и даже целоваться почти не умею.
- Нет, - объявила толстушка, не получив явного ответного знака готовности. – Мальчиков нужно всему учить.
Чувство облегчения боролось с беспокойством, не потерял ли я тот шанс, ради которого мы вышли на охоту. Кто-то из нас налегает на пиво, кто-то пробует танцевать. Я же долго не мог выйти из своего каменного оцепенения, и теплый поток молодых тел бурлил рядом со мной, не увлекая. Прошло некоторое время. Нам стало ясно, что успешно познакомиться с кем-нибудь на этой дискотеке скорее всего не удастся. Общее мнение склонилось к тому, что нам следует посетить наше военмеховское общежитие (большинство из нас были студентами-первокурсниками ЛМИ). А эту душную танцплощадку можно было бы назвать курилкой, если бы дым не стоял столбом и во всех остальных помещениях дискотеки, так что на воздухе я почувствовал прилив новых сил. Посовещавшись, мы двинулись продолжать вечер на дискотеке в общежитии нашей альма-матер.
Идти снимать бабу в Военмех может только зеленый первокурсник, кто еще ничего не понимает. Места хуже не придумаешь. Невесты аккуратно выбраковывают женихов, честные давалки парятся денно и нощно, работают за пятерых, а наивных дурочек там и отродясь не было.
Но пока мне семнадцать, я ничего не знаю и весело приплясываю в общежитии Военмеха. Улыбка не сходит с моего лица – я чувствую, что девушка, танцующая рядом, интересуется мной. Она тоже еще первокурсница, лишь поступившая в суровую военмеховскую школу невест. Ее зовут Галя, она старше меня на два-три года и, наверняка, гораздо, гораздо опытнее. Соглашается со мной потанцевать, бля, член стоит как костяной, она же заметит, приходится немного отодвинуться. Почему она продолжает улыбаться? Наверняка же почувствовала! И о чем с ней говорить? Об учебе? Может быть, я ей понравился? Может быть, у меня есть шансы?
После дискотеки мы оказались вдруг наедине в ее комнате. Я честно сознался в своей невинности. Галя учила меня целоваться, не поверив, что я толком-то и не умею. Прошло несколько часов. Я даже не приставал особенно настойчиво, мне казалось, наука поцелуев сама по себе сложна и таинственна, а ее постижение требует времени. Со вставшим членом, одетый и распаленный, на раздолбанной общежитской кровати, без единой мысли в голове я впервые так опасно обнимал женщину, чувствовал и отвечал, как мог, жадным движениям ее мокрых губ и языка. Кажется, близилось утро.
- Хорошо, - вдруг произнесла Галя.
Она встала, перешла на соседнюю кровать и прилегла на спину. Вероятно, ею было принято какое-то решение. Я смотрел в ее сторону, утомленный, но готовый еще к двум таким же бессонным ночам подряд.
- Ты так и будешь в штанах?
Ее голос звучал глухо. Я вдруг осознал, что пальцы Гали зачем-то расстегивают еще одну пуговицу на кофточке. Все во мне дрогнуло.
- Что, можно снимать?
Я показал взглядом на свои джинсы. Вера в действительность происходящего покинула меня еще вечером.
- Можно, - ответила она, улыбнувшись.
Теперь я понимаю, что после бессонной ночи, проведенной в борьбе с соблазном, некоторая уступка становилась уже вполне простительной и для самой благоразумной девушки. Я снял штаны, и, чтобы не терять времени, прямо в рубашке приблизился к ней. Снимать брючки с девушки мне пришлось тоже самому. Это было трудно - ткань мялась, комкалась, скручивалась.
Слегка дрожа, я лег на Галю сверху. Мой невинный член во что-то уткнулся. Особенного удовольствия это не принесло. Странно. В некотором замешательстве я остановился.
- Теперь я вижу, что ты в первый раз, - улыбнулась опытная женщина подо мной.
Я почувствовал прикосновение к члену, движение ее бедер – и стало приятней. Значительно приятней. И как-то влажно и тепло. Не может быть. Неужели... Так вот оно как! Теперь я мужчина, а не какой-нибудь мальчик! У меня все получилось!
Интересно, а где же удовольствие? Так, что-то скользит по члену, рукой можно взять гораздо плотнее… Ничего особенного… А если двигаться почаще… черт, *** выскользнул… как бы его снова туда …вот, заправила, однако нужно следить за амплитудой… и почаще… побыстрее... Ой, что это она задергалась, о, черт, ну и дела, бешеная какая-то, даже смешно… Что все? Как это все? Я еще хочу! Ну ладно, в конце концов и этого достаточно.
Не могу сказать, что я почувствовал что-то особенное. Скорее, я был оглушен значимостью произошедшего события, чем наслаждением. Тем более, что моя проводница во взрослый мир так и не позволила мне кончить. Сейчас я бы назвал ее эгоистичной сукой. И выебал бы как следует, не обращая внимание на протесты.
Онанизм, которым я ежедневно завершал день, в чувственном отношении приносил гораздо больше. Реалии обстановки, как то продавленная кровать, шаги за дверью, запах пота и табака, недобритые волоски на ногах, собственная усталость и многое прочее, заставляют обращать на себя слишком много внимания. Мечтания с волшебным жезлом в руке свободны от неопрятных мелочей, косматый питекантроп не попадет своим грязным камнем в высоко летящую птицу, чьи перья белы и благоуханны, как чистые простыни.
Но все равно это было замечательно. Праздник инициации отшумел, юноша выдержал все испытания и стал мужчиной. Я шел по утреннему городу, праздничный и торжественный. Мужчина. Небо роняло на меня прохладные капли. Над Ленинградом шел первомайский чернобыльский дождик.
Через многие годы жителям стало наконец известно, почему в Ленинграде и задолго до катастрофы были распространены заболевания щитовидки. Атомная электростанция чернобыльского образца, построенная точнехонько на западе от города, откуда как раз и дуют преимущественно ветры, стимулирует наши железы радиоактивным йодом. Соснобыль йодирует население в штатном режиме и разовыми выбросами, с тех времен, когда я еще был маленьким, как и моя щитовидка. Эксперимент шел лет двадцать – и до сих удавалось держать его в тайне от нас. Хорошо информированные финны, хотя и не под ветром, уже давно вопят от ужаса и возмущения. Сколько практики для тайного общества белых халатов!
Стройотряд
После первого курса Военмеха друзья сагитировали меня поехать в стройотряд. Работа в составе полувоенной бригады халтурщиков никого не привлекала. Хитрость состояла в том, чтобы присоединиться к отряду другого института - инженерно-экономического. Там много женщин, а денег можно заработать тоже неплохо. Школа жизни.
Передо мной открывались богатые возможности. Для самовоспитания мне полезно будет попробовать себя в разных ролях и проделать больше социальных экспериментов. Скорее всего, в своей жизни я больше не встречусь с этими людьми, так что могу вести себя раскованно и рискованно, ебись они конем.
Что ж, народ собрался так себе. Большинство ребят после армии - здоровые грубые мужики, в основном уроженцы провинции. В ответ на вопрос, почему пошел учиться в Военмех, я бесхитростно ответил: "А чтоб в армию не идти". Это была серьезная глупость. Иными словами, я обозвал их балбесами, не способными уберечься от печальной необходимости отсидеть два года жизни в обществе себе подобных. Кроме того, в первый же день я раздавил свои очки и при своих минус шести воспринимал мир по-особому. Вообще странно, что я хоть как-то мог работать. С другой стороны, в очках мне тоже не светило - это что еще за мудло очкастое не хочет в армию идти?! Большая часть уродов относилась ко мне неодобрительно.
Веселые и милые девушки, половина стройотряда, в свободные минуты развлекали нас забавными розыгрышами. К примеру, на стул сажают симпатичную особу, а мне завязывают глаза и предлагают ее поцеловать. Разумеется, когда я подхожу и хорошо прицеливаюсь, на ее месте оказывается дергающийся задавленным ржанием плебей с широкой мордой и окладистой бородой. Тайные отрывистые смешки и придыхания зрителей облегченно взрываются гоготом, когда подставная красотка не выдерживает и начинает басовито икать. Тут и я соображаю неладное, повязку с глаз долой - и вместо милой девушки передо мной разверстая кабаньим визгом пасть ненавистного мне хама, его выкрик:
- А ведь прямо в губы целил, подлец!
Или еще штука - меня высылают из комнаты, сами в мое отсутствие подло договариваются, в итоге я прихожу и в ответ на вопрос "кто здесь главный козел" после двух хоровых выкриков на третий раз в полной предательской тишине выдаю задавленное в конце "я-я-я…"
Режим был вполне концлагерный. Или армейский? Подъем в половину пятого, покушать перловки, по пути прилечь на плечо соседки и поспать. Заснуть я мог в любой обстановке. До работы нас вез по узкоколейке старый мотовоз - дизельный тягач, его водитель, здоровенный, еще не очень старый алкаш, гордился своей работой. На пятьдесят километров однополосной узкоколейки таких как он было всего два человека, исключительное положение, без этих напыщенных хамов добраться до соседней деревни физически невозможно. Мы сидели на деревянных скамьях открытой ветрам платформы, мотовоз ревел и тащил нас на работу, нас болтало из стороны в сторону на кривых раздолбанных рельсах, трясло так, как меня не трясло больше никогда, можно было засмотреться на девушку напротив, ее обтянутые коричневым ляжки, сонное личико без косметики, да и прикусить язык. Поездка на старом трамвае с разодранными до железа сиденьями казалась мне после того верхом комфорта.
Тяжелые сапоги на мне болтались, сперва я подумал, что сотру ноги до костей, но уже через день все было прекрасно. Коричнево-зеленый рабочий балахон совершенно не располагал к аккуратности, два месяца я бродил слегка грязноватый и всегда сонный.
Мой костлявый зад подпрыгивает на деревянной скамье, хочу спать и жрать, еще хочу, конечно, поебаться, но не знаю, как об этом лучше сказать. Вот зачесались яйца. Как сильно чешется. Уж не подцепил ли я что-то от этой девки из общаги? Нужно почесать, только вот напротив с десяток зрителей. Терпеть все равно нет мочи. Увы, как потом выяснилось, меня засекли сразу несколько внимательных глаз, чтобы ржать потом, описывая, как я осторожно полез в штаны, как почесал, оглянулся вокруг и снова почесал. Блять, я же ни *** не вижу. Откуда я знаю, кто на меня смотрит, может, со мной все бабы во всю кокетничают и флиртуют, какая жалость, острота зрения так важна в этих беспощадных джунглях социума.
Еще моим веселым коллегам очень понравилось, как я поднял коробку с посудой, а незакрепленное дно ее распахнулось, все грохнулось с замечательным звоном, а я цепенел с выражением тупого изумления на своем интеллигентном, почти красивом лице.
Я дремал рядом с девушкой на скамейке нашего открытого вагончика, когда мерзкая свинья, здоровенный толстяк, погогатывая, вылил на меня воду из своей алюминиевой кружки. Это оскорбление. В такие секунды я не думаю о последствиях. Толстяк получает шикарный удар по голени моим тяжелым сапогом, по косточке, от души - бац. Жизнерадостное гоготание сменяют великолепные стоны боли, скотина уползает на свое место.
Это был решительный и прекрасный поступок. Но, в отличии от настоящего воина, жить в постоянном ожидании нападения мне совершенно не хотелось. Я начал мириться, и плебей воспринял мое предложение о переговорах как проявление неуверенности и страха. Он был прав, будучи тяжелее раза в полтора и гораздо сильнее. Ненавижу. Мы остались во враждебных отношениях, еще полтора месяца я был вынужден как мог остерегаться его подвохов. С другой стороны, явных оскорблений в мой адрес он больше не допускал.
Этот социум основан на традициях и обмане. Например, положено организовывать обряд крещения новичков. На мое счастье, почти половина отряда состояла из первокурсников. Бывалый командир отряда в воскресенье объявляет о дополнительных работах в ближайшем колхозе, за который ему удалось выбить для нас молока. Черт, это же единственный выходной, вот бы поспать как следует. Да еще одеться нужно в сапоги, там, говорят, змеи. Колонна терпеливо движется на работу, когда на берегу озера вдруг обнаруживает подготовленные для издевательств шалаши и довольных нашим изумлением старичков. Общему восторгу нет предела - командир, сука, надо же так было наебать! И все поверили! Теперь предстояло унизительное сумбурное действо с финальным купанием в одежде. Это был обязан пройти каждый. Где же мое privacy, где перевод этого слова на русский? Единственный убежавший с обряда посвящения ходил парией вплоть до тех пор, пока не облил себя прилюдно холодной водой, разумеется, в одежде. Тоталитаризм порождается самим обществом. Как же сильно нравится русскому народу этот насильственный коллективизм, кто-то писал о садистической подоплеке нашего режима, может, все эти очереди, давка в транспорте, унижения в армии - это именно то, что нам нужно, и то, что нам снисходительно дарят?
Мне довольно неприятно вспоминать те два месяца. Я неоднократно попадался на обман. Хамло обращается ко мне с требованием:
- Принеси вон те железяки.
В общем-то, он и сам мог бы их принести, но он, вроде бы, считается полезным специалистом, а я – неумеха на подсобные работы. Ладно. Сто шагов по шпалам с тяжелыми ржавыми железками.
- Вот, я принес - держи.
- А ***ли ты их нес, го-го-го!
Оказывается, это была наебка. Ржет не только шутник, но и зрители. Ненавижу.
Я и не подозревал о существовании слова "западло", известного любому армейцу или зеку. Когда через два месяца наш туалет изрядно засрался, хитрый командир отряда придумал для меня какую-то провинность и в качестве искупления предложил этот туалет вымыть. Это показалось мне хорошей сделкой – плеснуть несколько ведер воды по засраным доскам, и никаких проблем. Я согласился. Меня не заставило призадуматься даже странное нежелание моих коллег сделать эту легкую работу. И все. Мой статус в коллективе упал до абсолютного нуля. Я понял, что был неправ, но на меня уже и не смотрели. Хуже того, я так приуныл, что согласился вымыть туалет еще раз, когда начальство пришло к выводу, что он недостаточно чист. Хорошо еще, что это было в последние дни.
Впрочем, в области искусств я отчасти взял реванш, музыкальный номер на мои стишки в моем же исполнении вызвал настоящий фурор, был признан и восторженными девками, и завистливыми плебеями. Заставляли исполнять на бис. Голоса у меня нет, а то бы стал звездой.
Как единственный, кто из всего этого быдла не пьет и имеет смелость об этом заявить, я получил ответственное задание: доставить в стройотряд выпивку для отвальной - главного, решающего мероприятия всего трудного рабочего лета.
Впервые за все время стройотряда оказавшись в уединении, отдыхая на свежей простыне в гостинице районного центра, я взял член в уже отвыкшие, загрубевшие от работы, неловкие руки. И это был оргазм, настоящий оргазм, право, если бы возможно было вытерпеть столько времени по своей воле, стоило бы иногда переживать такое грандиозное, оглушительное наслаждение.
Чудовищно, в течение двух месяцев я ночевал в одной комнате с десятком вонючих мужиков, открывать окна в августе просто нельзя - комары сожрут до костей. Мне не хватало пищи, кусочки мясных консервов в перловке или макаронах были настоящим гастрономическим праздником. Мне не хватало сна, пол пятого - это слишком рано, а лечь спать хотя бы в девять тоже трудно, ведь все это ерунда по сравнению с главным. Я хотел ****ься.
Девки были ласковые, только я все не мог определиться. Можно было, при желании и трахнуть кого-нибудь. Хотя, похоже, все так этого хотели, что уединиться было практически невозможно. Один ухарь торжественно увез самую красивую девку на лодке куда-то на другой берег озера. Она скромно улыбалась. Но даже и ухарь не хвастался ее отъебом, сообщив, что они просто поговорили. Но как интересно меняются отношения! Юная парочка едет в стройотряд нежно переглядываясь, как жених и невеста из хороших семей, а через два месяца, на обратном пути в город, рыжая красотка при всех бесстыдно сидит на коленях у хмурого жилистого парня родом прямо из деревни, некрасивого, к тому же еще и практически глухого, но в чем-то гораздо более мужественного, чем ее прежний нерешительный городской поклонник.
Все понеслось после возвращения в город. В их замечательной общаге неплохие условия для секса. Приятель рыжей, нервный девственник, трахнул здоровую кобылу-третьекурсницу. Ей даже было неудобно, она хихикала и стеснялась, когда признавалась в своем снисходительном к нему отношении.
Умненькая и интеллигентная Наташа принялась давать бывшему десантнику Альбертику. Над кроватью у него было написано: "Альбертик милый". Не знаю, кто это написал, может быть, и он сам. Альбертик был не очень высоким, но крепким, тренированным, даже мог садиться на шпагат. К тому же отличался подчеркнутой аккуратностью, словно был по жизни дембелем – завтра на гражданку.
Главный же ухарь добрался-таки до самой красивой девки и **** ее по всякому. Он был уже взрослый женатый парень лет двадцати пяти, с непомерным самомнением, хотел выигрывать всегда, постоянно, во всем. В теннис, волейбол, в шарады, на работе, с бабами, черт знает еще где. Даже в общей бане он сильно нервничал:
- О, бля, член как съежился от холода, даже стыдно. Но бля, вот как встанет, больше всех будет!
Удивительно, но над ним не смеялись, видимо, немного побаивались, он был все же поздоровее и имел поддержку среди своих друзей.
Уже после строяка, в городе мы пробовали поддерживать завязавшиеся отношения. Раз с друзьями взяли бухла и наведали в общежитии Оленьку с подружкой, милых девушек. В строяке они клали голову мне на плечо, испытывая на прочность мои толстые рабочие штаны, да и вообще хорошо относились. Теперь нужно немного выпить и можно попробовать. Посреди вечеринки в комнату зашел неизвестный парень постарше нас и с уверенным видом разлегся прямо на олиной кровати. С хозяйским видом, словно леживал на ней уже не раз. Это был ужасный облом. Вскоре мы ушли несолоно хлебавши. Увы, в этой общаге было, кого трахнуть.
Но другим горчит моя память. В том злосчастном розыгрыше, где я вызвался быть добровольной жертвой и стоял посреди полусотни парней и девушек, милая ведущая, та самая Наташа, которая потом стала давать тупому смелому Альбертику, задала мне формальный, но прямой вопрос:
- Кто здесь главный козел?
У меня был шикарный выбор на роль главного козла! Я мог бы выдержать драматическую паузу. Обвести взглядом зал, слегка прогуляться по радиусу, останавливаясь у кого-нибудь мне особенно неприятного, глядя в его кабаньи глаза без страха, легко и раскрепощенно, внятно проговаривая свои предположения
- Может - Свинюков? Пожалуй нет, речь идет о главном, главном козле…
Еще несколько шагов вдоль строя, пауза, взгляд в глаза:
- ...может - Мордулин? Ах нет, конечно, мне ведь нужно назвать главного, самого главного козла…
И, подходя к жирной скотине, замедлить шаг, остановиться, сделать драматическую паузу и объявить:
- Конечно, конечно! Вот он, наш главный козел!
Его злобный рев тонет в хохоте собравшихся, последующий розыгрыш с наябыванием меня самого уже мало что будет значить, за такие секунды торжества можно и ****юлей получить, да ведь не посмел бы, главный козлище, отвага побеждает сердца.
И нет, не может быть большего стыда, чем мой ответ нежной девушке:
- Ты…
Я сразу проебал все, я никогда не смогу вспоминать строяк без острого чувства стыда. Бедная Наташенька, у нее просто не было другого выбора, чем дубина бывший десантник Альбертик, глупый и отчаянный.
Главное впечатление от перемены мест, как ни удивительно, не связано с простыми и убедительными радостями вернувшейся к жизни плоти. Через два месяца работы на узкоколейке обычные железнодорожные пути кажутся неестественно широкими. Что это? Для какого-то крана, что ли? Неужели это все-таки для поезда? Да не может быть. Мне нужно вновь сжиться с этим размахом больших городов, я чувствую себя жителем вымирающей русской деревни, заломившего шапку у подножья одного из бесчисленных дворцов третьего Рима.
Андрей студент
Мы случайно встретились в метро. Андрей еще подрос, теперь он выше меня. Такой же худой, как и раньше.
- Привет, ты откуда?
- С тренировки!
- И чем ты занимаешься?
- А как ты думаешь, чем я занимаюсь? Таким, что мне меньше всего подходит?
Я думал недолго. Меньше всего подходит...
- Качаешься?
- Правильно! – закричал тощий глист Андрей.
Как-то незаметно мы снова начали дружить.
За чудовищные по тем временам бабки, едва ли не полугодовую стипендию, Андрей купил себе домой скамью для жима лежа и штангу. И несколько гантелей. Теперь он мог качаться дома – когда и сколько хотел. И делал это по-настоящему серьезно.
Он стал жилистым, очень сильным, но очень долго все никак не мог растолстеть. Только к концу учебы в институте дело у него пошло.
- Я все понял, - торжествовал Андрей. – Нужно кушать больше гарнира. Я раньше неправильно делал – мясо жрал килограммами, добавки протеиновые – но все это ***ня. Нужно гарнирчик кушать! Сварил себе кастрюльку риса – и жри. Кетчупа налей, если аппетит не очень. Понятное дело – мясо тоже нужно, но без хорошей порции гарнира ни хуя массы не прибавишь.
Андрей жрал мясо с гарниром и набирал вес. Месяц за месяцем он шел по выбранному пути: от штанги - в кухню, с кухни - в постель, отдохнул - погулять, трахнуть кого-нибудь, но тренировок не пропускать ни при каких обстоятельствах. Взвеситься, с надеждой посмотреть, не набрал ли еще немножко, вглядеться в зеркало в коридоре...
- Главное – это чтобы зеркало было правильным. Правильное зеркало должно зрительно увеличивать. У меня было раньше дурацкое зеркало – оно меня, наоборот, уменьшало. Качаешься, мучаешься – подойдешь к зеркалу, посмотришь – бля, что это за дрищ! Я то сраное зеркало на *** на помойку выбросил.
Новое зеркало у Андрея, по его словам, гораздо лучше. В свободное время он любит пыжиться перед ним раздетым. И, проходя мимо зеркала по квартире, иногда останавливается и принимает мужественный вид.
Начало охоты
Осень 1986 года, мне восемнадцать лет, я снова в большом городе. Уже не мальчик. Лето пролетело в стройотрядовской каторжной пахоте. Первая баба дала мне, кроме своей волосатой мокрой ****ы, еще и важный урок. Через пару дней после нашего экспериментально-исследовательского соития я снова заявился к ней в общагу. К моему удивлению, девушка заявила, что к ней вернулся тот самый друг, что так блистательно отсутствовал в навсегда памятную для меня ночь на первое мая. Более того, он подарил ей хорошие духи, их примирение можно считать свершившимся фактом. А в ту ночь она просто была несколько на него обижена. В подтверждение ее слов в комнате появился веселый парень на пару курсов постарше. Я был представлен ему как специалист по математике, иными словами, робкий поклонник, и в подтверждение данной версии прямо на месте ловко решил пару задачек. На чем и откланялся. Вернувшийся рогоносец уверенно занял место на общажной кровати нашей общей подруги, жопой чуть не доставая до пола. Догадывался ли он, что я тоже испытывал на резонанс ее растянутые скрипучие пружины? Кажется, она говорила, что он очень опытный. Еще бы, он ведь третьекурсник. В последующее время при случайных встречах в институте моя первая учительница заливалась краской стыда. Первое время я говорил «привет», затем перестал. Зато сделал важный вывод: бабы - ****и. И это хорошо.
В союзе с другом и единомышленником Андреем я изучил великолепную книжку психолога и писателя Владимира Леви. В ней утверждалось, что любой интеллигентный человек, желающий, например, переночевать с симпатичной девушкой, неизбежно добьется успеха простым экстенсивным методом. Все, что требуется от этого интеллигента - смелость обратиться с этим предложением к 100 (ста) симпатичным девушкам. Разумеется, часть из них даже и не станет с ним разговаривать. Но обязательно, непременно найдется и такая, что согласится. И даст. Вот только число 100 вызывает вопросы. Что это за кабалистика такая? Почему не 99, не 102? Что ж, главный принцип понятен. Больше попыток - больше удач. Это требует лихости и куража. Ну-ка, предложи незнакомой женщине себя прямо таким, какой ты есть! Но нужен еще и непробиваемый оптимизм поручика Ржевского, который иногда получал по морде, но чаще впендюривал. Как справиться с этими бесконечными ударами, тычками, уколами, плевками в мое больное самолюбие? Есть тысячи способов уязвить меня, я должен держаться. Не трудно выебать сотую бабу, трудно вытерпеть девяносто девять пинков острыми каблучками в свою тощую студенческую жопу. Тем более, что хамить в ответ не вполне этично – ведь это я создал напряженную ситуацию, девка просто защищает от меня свои дурацкие предрассудки и холеную, заботливо подстриженную волосатку.
Среди наших знакомых девок, от которых мы по примеру озабоченных мультяшных героев, хотели только ****енки, была одна девственница, попортившая Андрею нервы. Она считала лучшим времяпровождением неспокойное валяние в кровати вместе с ним, с каждой встречей позволяла несчастному все больше и больше. Наконец, они занялись самой настоящей голой борьбой, самбо без трусов. Горячую схватку молодая идиотка в самый решающий момент, но ни как не раньше, обрывала сильным укусом в плечо или губы, а то и страшным криком, от которого вянул и опадал вот уже почти заправленный в ****енку член. Можно только себе представить, насколько подобный способ завершения любовной игры способствовал укреплению мужской уверенности моего друга. Слава богу, он нашел в себе силы провести черту под их сложными отношениями.
Через год после того, как наша компания распалась, она позвонила мне в час ночи и вызвала к себе. Нужно сказать, что это произошло, в основном, благодаря распространенной мною рекламе о том, что я классно трахаюсь. В полном соответствии со своей мифотворной сутью реклама умалчивала, что мой опыт в сексе ограничивался единственным половым актом.
Когда я прилетел к ней в общежитие института культуры, она ждала меня с подружкой.
- Я ему позвонила, и он прибыл, - объяснила ей хозяйка вместо приветствия.
На явное пренебрежение я насрал. Личные отношения меня мало интересовали. Мне нужен был секс. Но женщины чувствуют, как к ним относятся. Думаю, хуже всего они воспринимают отсутствие реакции на выраженное ими пренебрежение или явное оскорбление. Если мужчина не обижается и не наносит ответный удар, если его желваки не дрогнули, крепкие челюсти не разжались, значит, либо он лишен гордости, либо просто не считает обидчицу человеком. Скорее всего, ему просто не дадут, если только его презрение к женщинам не доходит до определенной степени, на которой уже превращается в достоинство. Увы, главное постигаешь лишь с годами.
Подруга скоро ушла. Мы продолжали сидеть и разговаривать. Вскоре она оборвала меня и заявила:
- Ну что, будем трахаться?
Для меня подобный вопрос даже в виде легчайшего намека мог быть только риторическим. Поэтому, вероятно, и задавался мне крайне редко – слишком предсказуем был мой ответ, слишком желт огонь в глазах.
- Да, - просто ответил я и захлопнул челюсть.
Кажется, мне сейчас дадут! Она совсем не отличалась красотой, зато имела стервозный характер. Для парня солдатского возраста и не такое сгодится.
- Раздевайся и ложись, я сейчас вернусь из ванны, - распорядилась хозяйка.
Ожидание показалось мне очень долгим. Вернувшись, она разделась и легла на свою общежитскую койку.
- Целоваться не обязательно… Резинку можешь не одевать, я принимаю таблетки.
Осторожно ложусь на нее. Секундное замешательство. Недовольно буркнув, она берется за член и направляет по назначению, мне сразу становится хорошо. Я кончил быстро и сладко, вся ее деловитость не смогла бы мне помешать.
- Ну, как? - поинтересовался я на всякий случай. Настроение у меня было отличное.
- Я тебя захотела, и я тебя трахнула, - объявила мне выебанная девка.
Ее лицо показалось мне еще более скуластым, а глаза узкими. Мужчина живет под вечным игом, под плетью желания. И самый могучий из нас униженно ездит в их орду, среди других могучих претендентов добивается права на ярлык, а затем всю жизнь платит захватчицам ясак. Пройдет полжизни, получение первой пенсии почтовым переводом покажется последней победой. Теперь можно толкать старушек в автобусе, злобно ругаться на них в очереди – плеть выпала из смуглой морщинистой ручки.
- У меня недавно был любовник – циркач. Нет, не только в постели, он настоящий циркач, в цирке работает. И в постели тоже. Никакого сравнения, - говорит мне она на прощание.
Мне по ***. Главное – я ее отымел. Рассказал об этом Андрею - он здорово на меня обиделся.
Верность слову
- Исключение подтверждает правило, - постоянно твердил мой тренер по шахматам. - Ты зевнул, грубо ошибся и проиграл? Случайно, как ты говоришь? Нет, конечно, нет! Случайность - лишь проявление закономерности!
Если верить моему тренеру, ****ому психу, случайно можно только выиграть. Во всех поражениях виноват я, виноват сам, виноват.
Я всегда был доверчив. А этот случай чуть было не научил меня доверять женщинам.
Нам с Андреем удалось привести к нему двух девчонок. Через какое-то время расходимся по комнатам. Моя подруга так себе, жирновата, но и лет-то мне всего восемнадцать. Лезу к ней с замечательным напором. Девчонка ломается, я настаиваю. Кое-как стягиваю трусы, тыкаюсь куда-то членом и сразу кончаю. Ясно, что никуда я не попал. Она все это время скромно отнекивалась. Чтобы больше не приставал, она предлагает мне встретиться завтра. Я соглашаюсь.
На следующий день мы действительно встречаемся, идем ко мне и трахаемся. Жирненькая не ломается, а только приговаривает:
- Я совсем не хочу, мне это не нужно.
- А что же ты согласилась?
- Так я ведь обещала. Приходится выполнять.
Что же это значило на самом деле? Тогда я поверил ей. Теперь я знаю другое - верность слову может хранить лишь рыцарь, но не мокрохвостая щелка. Женщины вообще делают только то, что хотят, чувства долга у них нет и быть не может. Я просто ей понравился.
Ошиблись номером
Вечером совсем нечего делать, скучно, сколько можно читать все те же книжки. Я знаю наизусть все интересные странички из сборника Бунина в мягкой обложке, мне даже неловко, вдруг кто-нибудь другой возьмет ее в руки и обнаружит, что книжка охотно распахивается на самых нежных местах. Антигона. Яростный эпизод в библиотеке. *** читателя подпрыгивает. Через минуту он уронил голову на ее плечо. Как это здорово, когда баба высокая и с ногами.
Кто-то звонит по телефону. Незнакомая женщина, явно старше меня, здорово навеселе, ошиблась телефоном. Хороший повод. Напрашиваюсь в гости с другом. Она вроде бы согласна. *** стоит столбом. Она заплетается языком, объясняя дорогу, вместо того, чтобы просто назвать адрес, совсем пьяная дура, хороший момент. Это совсем недалеко от меня, поэтому она и ошиблась, звонила кому-то другому.
Через несколько минут мы с Андреем уже там. Дверь открывают совсем взрослые тетки, хозяйке под сорок, ее гостье - лет тридцать. Хорошо поддатые. Нас уже не помнят.
- Ребята, а вы кто такие и откуда взялись?
- Да просто по телефону только что разговаривали!
- Нет-нет, вы правду скажите!
- Дак вот только что вы нам звонили!
- Ну ладно, проходите.
Сидим на кухне, нервно смеемся. Хозяйка обхватило колено двумя руками и задумалась.
- Бери и неси ее в комнату, - заявила ее подружка.
- Что? Да, верно. Пошли…
- Нет, ты должен ее отнести! – настаивала подружка.
И верно, сама хозяйка идти не собиралась. Черт возьми. Взвалил ее и попер – ох, как тяжело и неудобно. Слегка ушиб ее об косяк. Еле донес. Положил на кровать, стянул трусы. Она было стала капризничать, а я снимать свои штаны удивительной расцветки - сине-сиреневые узоры, черт-те что, вспоминать страшно. Но ремень зажало. В такой момент!
- Ремень застревает, черт, смотри-ка, штаны не снять.
Она засмеялась и перестала сопротивляться. Снял штаны, лег на нее, засадил ***, несколько движений - кончил.
- Вот и вся любовь, - грустно сказала хозяйка.
Все, теперь неплохо бы трахнуть ее подругу. Прямо здесь? Нет, нужно ее отсюда увести. Хозяйка против нашего ухода.
- Ладно, нам нужно идти, пока.
Отпускать она не хотела, висла в прихожей. Но мы все же ушли и повели ее подругу к Андрею. Тот исчез в другую комнату, я приналег на нее, мы хорошо поцеловались, но тут некстати ввалился сонный девственник Андрей и все испортил, заявил, что хочет спать на своей кровати. Увы, ко мне она не пошла, и наша встреча оказалась последней.
Когда я позвонил ей, она обругала меня последними словами. В чем ее проблема, я так и не понял. Дуры, пить нужно меньше.
Тетя Юля
Это ты, любовь моих девятнадцати лет. Брюнетка, отличные ножки, стройненькая, с крупной грудью, похожая на цыганку или армянку. Мы с Андреем познакомились с ней и подружкой на улице. Поначалу я сдуру ухватился за подружку - уж очень хотелось ****ься. По молодости мне, идиоту, казалось, что красивые девушки дают труднее. Собственно, тогда я мог вылюбить и свиноматку, но способность к сильным чувствам мешала мне жить спокойно. Подружка Юли ей сильно уступала, к тому же, как мне было сообщено позднее, бережно хранила цветок своей толстожопой невинности. Ездили с ними на дачу, пили. Дружище Андрей, тогда сам еще девственник, ухаживал за Юлей. Вечеринка окончилась ничем, мы вернулись домой на следующий день. Андрей передал мне краткое содержание бесед с цыганочкой. Она была страшно развратна, в ее девятнадцать лет у нее уже было трое мужчин! Первый лишил ее девственности в семнадцать! У них был долгий роман, они встречались, трахались, трахались постоянно! Затем она встретила другого, у них был короткий, очень быстротечный роман, она быстро дала ему, и они стали встречаться! И трахаться! Потом она поехала на юг, там познакомилась с каким-то грузином, он возил ее в горы. Она в него влюбилась и дала! Прямо в дни менструации, из нее прямо текло, а он ее драл!
Я почувствовал, что влюблен. Позвонив Юле, я сбивчиво назначил ей свидание, и она согласилась. Никогда в прошлом, вряд ли когда в будущем я был и буду так робок, так глуп и так взволнован. Мы гуляли вокруг наших новостроек, я шел, засунув руки в карманы, слушая только свое сердце, его безумный стук. При прощании Юля уверилась, что я грежу о поцелуе, как подводник в осевшей на дно лодке мечтает о глотке свежего воздуха, и покинула меня, довольная одержанной победой.
Через несколько дней она отдалась Андрею, став его первой учительницей и моим несчастьем. Он относился к Юле значительно спокойнее, иронично и с удовольствием спал с ней два-три раза в неделю. Она была старше нас на год, и Андрей называл ее "тетя Юля", на что она, смеясь, отвечала: "дядя Андрей". Мне иногда приходилось видеть их вместе, когда я заходил к нему в гости, и Юля там была или приходила потом. Раз он чуть было не принялся трахать ее в моем присутствии, я сжался в кресле - в предпоследний момент она смутилась и отказалась. Цыганочка познакомила меня с другой своей подругой, высокой надменной девицей, считавшей себя красивее, чем на то у нее были основания. Я был отвергнут и тут. Жизнь может быть очень грустной, если тебе еще нет двадцати, и ты несчастливо влюблен. Девки это чувствуют, и все, как сговорившись, перестают давать.
Однажды Андрею выпала поездка в Чехословакию от своего института ЛЭТИ. Тетя Юля на целые две недели осталась одна, при ее темпераменте это было невыносимо. Зачем-то пришла ко мне в гости в своем легком красном платье (не такое ли платье было у возлюбленной Квазимодо?). Я чувствовал невероятную близость счастья. Вдруг она оказалась в моих руках, мы стали жадно целоваться. Зазвонил телефон. Это был Андрей из Чехословакии.
- Не знаешь, где тетя Юля?
В ответ я что-то соврал. Юля спросила, кто звонил - я соврал снова. Мы целовались взасос, я обнимал ее за талию, она ерзала на моих коленях, но отбивала все попытки что-нибудь снять с нее. Эта жгучая стройная брюнеточка запросто могла кончить в кинотеатре при виде любимого артиста. Таковых в истории мирового кинематографа было всего двое. Ничего не говорю против неотразимой красоты Алена Делона, но зачем же, право, такой красивой девушке было нужно кончать под уныло потасканного Арамиса из числа трех советских мушкетеров? Не нужно влюбляться в глупеньких женщин, они не только причинят страдания, но и возмутят мое чувство прекрасного несуразностью своего выбора. Юлечка извивалась на моих коленях, почти кусая мои губы, потом ей вдруг сразу стало легче, и она упорхнула, легкая как птичка.
Если Андрей бывает неправ, и ему нужно что-то и мне поставить в укор, он вспоминает эту историю, где есть ложь, предательство, дурная и неудачливая страсть к невесте друга. Мне нечего возразить, я утешаюсь тем, что вспоминаю помятую рожу советского Арамиса, крайне несуразную в качестве предмета девичьей мечты.
Их отношения с Андреем тянулись года два, затем тетя Юля обрела нового друга с очень большим членом и способностью лизать, лизать всё, лизать до, после и во время месячных. Андрей не расстроился, а весело бегал за девками, иногда удостаиваясь посещений тети Юли. С поебкой, разумеется. Изменой своему большехуему лизуну это не считалось. Затем и он куда-то делся. Юля пошла вразнос. Количество ее мужчин дошло до двадцати пяти, например, однажды вечером она ловила машину где-то в центре города, живая и милая, махала загорелой рукой, ножки нетерпеливо переступали, в разрезе юбки появлялось и исчезало упругое бедро, Эсмеральда, за те несколько секунд, прежде чем у ее туфелек криво тормознула помятая шестерка, какой-то молодой симпатяга успел назвать ей свое имя, оставить телефон и сунуть деньги на оплату машины. Юля позвонила ему на следующий день и отдалась при первой встрече.
Андрей не особенно расстраивался перемене в их отношениях. Тетя Юля иногда таскала ему подружек. И он их весело драл. Одна, кажется, даже забеременела от него, причем так вежливо, что не настаивала ни на женитьбе, ни на деньгах, ни на помощи в воспитании. Фантастика! Может быть, все-таки не от него?
Как-то раз Юля зашла к Андрею в гости с хорошенькой девицей. Я случайно там оказался, вел себя напористо и агрессивно, мял девчонку за ляжку.
- Юлька, куда ты вообще меня привела, - смеялась подружка.
Вскоре я схватил веселуху в охапку и потащил в соседнюю комнату. Не знаю, стала бы она сопротивляться, или почти нет, но Юля сочла нужным спасать подругу и влезла к нам. Мои челюсти непроизвольно сжались. Я очень, очень много пережил из-за нее.
- Уходи отсюда.
- Не пойду.
Это был первый раз в моей жизни, когда я ударил женщину. Тяжелая пощечина наотмашь, да, вторая, вот, и третья - голова Юли моталась под сочными плюхами. О да, это именно то, что нужно мне сейчас после всего, чего никогда не было. Подруга ухватила Юлю, сутуло обороняющую заалевшее лицо, и повлекла ее к выходу.
Лет через семь с начала нашего знакомства я встретил ее на остановке. Не знаю, заметила ли она меня. За ее плечами уже были трудные годы - ненадежные ухажеры, муж-алкоголик, беременность и рождение ребенка. От той горячей девушки в красном платье, что погубила несчастного горбуна, остались только воспоминания. Я не подошел.
Когда-то очень давно тетя Юля выразилась решительно и афористично:
- Если девушке нравишься, слова не нужны.
Екатерина
Андрей имел неосторожность зашибить ногу и скучал дома. Я ехал к нему в гости после института. Запрыгиваю в попутный автобус, до выхода - одна остановка. Какая интересная женщина на ближайшем сиденье. Хм, она тоже посмотрела. Даже неловко, отведу глаза. А если еще взгляд? Черт, она снова смотрит! Ни хрена себе так пялиться! Надо подойти! Что, прямо здесь, в автобусе? А ***ли! А чего терять?! Вперед!
- Добрый день!
- Здравствуйте…
- Меня зовут Леша.
- Меня – Катя.
- Я еду навестить больного друга. Хотите - со мной?
- А это удобно?
- Конечно!
Катя работает инженером, ей лет двадцать пять, она приятная в общении, к тому же я ей, наверное, симпатичен. Хотя мы идем к Андрею, уж не понравится ли он ей больше, чем я? Ведь так уже случалось…
В следующие два часа Катя сидит на Андреевом диване и радуется. На ней симпатичные штанишки, она подтягивает к себе коленку, охватывает руками, покачивается, меняет коленку и смеется. Хорошая жопка.
- Где ты ее поймал? - шепчет Андрей.
- Вот только что, в автобусе.
Пора собираться. Провожу ее домой, это здесь недалеко. Запомню телефон.
- Пока, звони.
- Конечно.
На вторую встречу я имел смелость пробормотать:
- Может, зайдем ко мне?
- Можно.
Мы сидим на старом диване. Спустя выброшенный час пустой и нервной болтовни, сдерживая мучительное желание попердеть, я вдруг и неловко дергаюсь к ней. Едва прикасаюсь к плечу, блять ни *** себе, она же прямо вся дрожит. Мы опрокидываемся на пол, стаскиваем одежду, я наваливаюсь на нее, очень торопливо пробую засунуть...
- Нет, так не получится, я должна сама...
Разводит и поднимает колени по дуге, рукой направляет мой твердый член, снова это сложное движение коленями, ого вошел как тесно здорово какая маленькая писька! Бросаю ей две палки едва успевая вытаскивать.
В другой раз у нее обнаружилась менструация. Брала член в рот. Черт, немного неприятно, я чувствую ее зубы… Так и не кончил. В общем, миньет - дрянь.
На предложение о третьей встрече Катя вдруг ответила, что к ней вернулся муж. А где же он был раньше? В длительной командировке. Не утерпела до его возвращения лишь чуть-чуть, какую-то неделю.
Лапочка
Центр Федорова обещал чудесное прозрение. Отказаться от очков - это осуществление моей детской мечты. Очередь на операцию заняла несколько месяцев, в жизни появилась надежда и счастливое предчувствие. Наконец мне пришла открытка. Я отправился на улицу Фучика. Впервые в жизни мои глаза осматривали в сложных импортных установках, не нужно было щуриться, как придурок, на эти бессвязные расплывчатые буквы, тем более, что их ничего не стоит просто выучить наизусть. БН, МНК, ШЫБ. Я прошел все обследование и был готов к решительному исходу. Когда уже на самой последней стадии проверок дядька в белом халате - оперирующий хирург, начальник первой бригады, поинтересовался, что же я, собственно говоря, хочу. Он, наверное, дурак. И этот человек будет резать мне глаз?
- Я хочу хорошо видеть.
- Хорошо видеть? Тогда не нужно делать кератотомию. Ведь что это такое? Роговицу вашего глаза надрезают в нескольких местах, роговица становится тоньше, у вас будут ограничения, нельзя тяжести поднимать, напрягаться сильно, женщинам, кто планирует рожать, мы ее вообще не рекомендуем, в любом случае - это ведь операция, если уж сделают, обратно не вернешь. А чтобы хорошо видеть - достаточно пользоваться контактными линзами, вот, кстати, у меня в кармане случайно оказалась визиточка фирмы-изготовителя. А в очереди к нам вы не зря стояли, вам нужно сделать склеропластику - несложную операцию, которая остановит ухудшение зрения.
Он прав.
В день операции мучительно долго жду своего часа. На меня надевают балахон цвета жертвенного агнца. Дают две таблетки, разные по размеру.
- Сегодня будем делать правый глаз. Не бойтесь.
Девушка в белом берет меня под руку и вводит в круглый зал с радиально расположенными лежаками. Пронзает догадка - ведь это и есть знаменитая федоровская карусель - пациентов кладут ничком на лежаки головами наружу, распирают их глаза вверх к потолку, пускают по кругу, врачи располагаются по наружному радиусу со скальпелями наперевес и наносят разрезы сообразно ловкости, природному темпераменту и физической силе. Это словно бы конвейер, каждый секач делает свое любимое движение, ничего спонтанного, исполнение элегантное, операции проходят эффективно и эффектно, воистину радуя глаз.
- М-м, будете крутить?
- Нет, не беспокойтесь, мы будем делать все сами, - утешает приглушенный белым намордником женский голос.
Ее глаз я не вижу, без очков детали окружающего для меня остаются тайной.
Выходит, карусель для резки глаз - это только страшная сказка, рекламный трюк зазывал. Чем страшнее, тем интереснее. В любом случае, ради возможности хорошо видеть советский очкарик, битый быдлом и презираемый девками, готов на все.
- Теперь мы вставим векодержатель, потерпите - будет немного неприятно, но это скоро пройдет.
Глубоко в глазницу впивается холодный безжалостный металл, я встречаю жестокую боль резким выдохом и стискиваю кулаки. Но хуже боли чувство, что мой глаз, голый и скользкий, как вареное яйцо, зажат в стальных тисках, наверное, красивых и блестящих, как столовый прибор в дорогом ресторане. И эти удобно изогнутые для захвата держатели забрались глубоко в глазницу и тянут, тянут оттуда вон мое бедное подслеповатое око, это получается у них хорошо, они специально сделаны для этого. А название векодержатель - подлая ложь, назвали бы эту штуку «яблочные тиски» или «оковерт». Нет, это невозможно, так сильно тянуть глаз нельзя, они же просто вырвут глаз, он ужасно хлюпнет и вылетит, покатится по гладкому полу операционной, а я схвачусь за опустевшую глазницу, скорчусь и зайдусь в рыдании.
- Дышите спокойнее, скоро вы привыкнете.
Острая боль тупеет, металл уже не кажется холодным, я просто чувствую, что его много, слишком много в моей узкой глазнице. От любого случайного движения выдирающее усилие векодержателя превысит роковой порог, напрягшиеся струнки, тоненькие канатики порвутся, я завою от страшной потери, не обращая внимание на теплую струйку из пустой глазницы, а мне будут совать успокоительное, останавливать кровь и говорить раздраженно:
- Что же вы спокойно не лежали, вам же все было сказано, разве можно было так дергаться, вот ведь чего наделал, посмотрите.
Пока я слышу другое:
- Сейчас я вам сделаю еще одно обезболивание, теперь местное…
На открытый глаз что-то капает, рефлекторное движение век твердо остановлено металлом. Я и так почти ничего не видел, теперь различаю лишь яркий свет. Глаз промакивают, наверное, ватой. Тревожное, но короткое ожидание. Успеваю осознать, что весь покрыт потом, хотя в операционной совсем не жарко. Ровный женский голос:
- Начинаем.
На глаз что-то нажимает, что это - уже скальпель? А что же еще? Но почему глаз начинает подаваться под его движениями, неужели скальпель такой тупой? Скальпель нажимает, глаз упруго сжимается. Я не знал, что он такой у меня прочный. Оказывается, его еще и не так легко разрезать. Под скальпелем глаз ведет себя как футбольный мяч под шипастой бутсой дворового форварда.
- Хорошо, хорошо, - произносит женский голос.
- Не очень-то и хорошо, - откликаюсь я. - Скорее неприятно.
Боли от скальпеля нет, по крайней мере, стальные тиски векодержателя чувствуются гораздо сильнее. Хуже, что с каждым нажатием яркие лампы совершают плавное кеплеровское движение, затем возвращаются на прежнее место. Это мой упругий глаз сопротивляется давлению. Необычное и крайне противное ощущение - направление моего взгляда меняется против моей воли.
Но это говорили не со мной.
- Я не очень понимаю, как вот здесь сделать…, - это другой женский голос.
- Очень просто… нет не так… нет-нет, нужно с края и чуть снизу взять… я покажу сейчас… вот, вот сюда, попробуй сама теперь…
- Так?
- Ну… почти, сейчас… вот, вот как нужно, вот так.
- Понятно… сейчас…
С каждой репликой кто-то давит на мой глаз скальпелем. Когда голос звучит уверенно, лампы отъезжают куда-то за пределы поля зрения. Другой голос на внешнюю обстановку особого воздействия вообще не оказывает. Либо очень слабое. Словно девственник прикасается к горячему женскому бедру.
- Вы что, учитесь, на мне, что ли?
Я не выдерживаю. Но не стоит и думать о том, чтобы дернуться. Хотя можно просто встать и спокойно уйти, оставив глаз в тисках.
- Не беспокойтесь, все идет хорошо… Так, здесь нужно посильнее… Нужно же нам на ком-то учиться!
Идея операции под названием «склеропластика» довольно проста. Близорукость у молодых людей возрастает по мере увеличения размеров глазного яблока. Если укрепить его стенки, этот процесс остановится, зрение перестанет падать. Во время операции белок глаза режут в четырех местах, в разрезы запихивают куски живой инородной ткани, затем зашивают. Как ткань, так и нити впоследствии абсорбируются глазом и становятся его собственной плотью. В общем, швов снимать не нужно. Впихнуть белок в разрез совсем не просто - требуется настолько значимое усилие, что пациенту уже не страшно, что глаз вырвут, страшнее, что он будет расплющен в своей тесной глазнице.
И еще долго, неопределенно долго я дрожу в холодном поту, жму кулаки, обливаюсь потом, покряхтываю в тон особенно ловким движениями ученицы. Как я узнал позднее, с момента начала операции прошло сорок пять минут, когда сталь векодержателя покинула меня. Осталась боль от его присутствия, глазница тяжело ныла. На глаз наложили вату, замотали и заклеили. Опасности для зрения нет, эта операция вообще не затрагивает оптику. Но очень хотелось бы знать наверняка, что там под бинтами?
- Повязку не трогайте, в зеркало не смотрите, через неделю придете к нам, и мы снимем повязку. Через час-два наркоз пройдет, будет немного неприятно, но это нормально, ничего страшного.
Мокрый, дрожащий от холода и слабости, медленно встаю с лежака. Хорошо, что меня поддерживают.
Еду домой в сопровождении друга, пришлось взять тачку, хотя это редкая для меня роскошь. Но здесь не до экономии. Кровавая слеза нет-нет да и выскользнет из-под повязки, побежит по щеке, бывалый шофер глянет в зеркало и поежится.
Дома меня ждет постель - матрац на полу. Очень аккуратно и медленно ложусь. Пытаюсь заснуть. *** там. Боль все сильнее. Это веко. Во все время операции оно все время рефлекторно пыталось опуститься, но встречало непреодолимое сопротивление металла. Пыталось снова и снова, безуспешно. У века есть маленькие и старательные мышцы, теперь они так устали, что не слушаются меня. Я не могу остановить их судорожное, мучительное движение вниз, на свежерезанный глаз, как же больно, я переворачиваюсь со стоном, на хуя мне это было нужно, как же плохо…
Простое моргание еще в течение нескольких дней было для меня болезненным испытанием.
Я честно не заглядывал под марлю до самого осмотра у Федорова. Когда пухлая докторша в белом халате сняла повязку, я зажмурил целый глаз, и с облегчением понял, что глаз резаный тоже видит ее лицо, ну, не то что бы очень хорошо, так ведь он и раньше не особо, но видит, точно!
- Сейчас посмотрите в зеркало, не пугайтесь особенно, все нормально.
Докторша подвела меня к зеркалу, и я посмотрел. Радужная оболочка сохранила и форму, и теплый карий цвет, но белка нет, вместо него - красное кровавое вспухшее месиво.
Руку от моего локтя докторша не убирала.
- Какая же сильная реакция! Нет, это не плохо, наоборот, чем активнее реагирует организм, тем лучше будет укрепляться глазное яблоко.
Кровавая ткань месива пучится со всех сторон карей оболочки, словно тесто выпирает из кастрюли вокруг лежащего в центре перевернутого блюдца.
- Хорошо, давайте подождем еще неделю, покажетесь - и будем делать другой глаз.
Перед второй операцией я выпросил себе двойную порцию таблеток. Стиснув зубы, встретил стальную хватку векодержателя.
- У вас была очень сильная реакция, теперь сделаем не четыре, а три разреза. Вполне достаточно.
Я был готов к повторению пытки в течение тех же сорока пяти минут, двух тысяч семисот секунд, можно сделать не три, не четыре, а две тысячи семьсот разрезов. Даже если в докторе не проснется эспонтаньо.
Коррида. Темноволосый красавец тореадор в сверкающем позолотой мундире элегантно танцует с черным могучим быком, оба все еще невредимы. Надоело. Волнение среди зрителей - кто-то пробирается к арене, неловко перелезает через ограждения, спрыгивает на землю, теперь видно, что это женщина в белом одеянии хирурга - простом халате, брюках и шапочке, лицо скрывает гигиеническая повязка. В руке блестит скальпель. Хирург меряет взглядом увлеченных друг другом танцоров и тяжеловатой походкой сорокалетней женщины подбирается к ним. С ходу рассекает пополам красный игральный плащ красавчика брюнета. Одним стремительным отточенным движением скальпеля ампутирует быку член с мошонкой и оба глаза, молниеносно вскрывает оцепеневшего тореадора, не обращая внимания на слепые атаки обезумевшего животного оперирует парализованного болью мужчину без наркоза, деловито и презрительно кастрирует, на место прежней ерунды пришивает бычий, заодно удаляет гланды, аппендицит и пошлую родинку над верхней губой. На арене паника, ассистенты пытаются скорее прикончить быка, но он непредсказуем в слепом бешенстве и продолжает метаться под градом торопливых ударов, сотрясая ожерелье воткнутых пик. Наконец самовызвавшийся мясник-профессионал из толпы зрителей красным пожарным топором с ходу ломает быку колено, окровавленная туша быка оседает оземь, его быстро добивают, затаптывая подбитыми железом сапогами. А женщина-хирург невозмутимо заканчивает операцию и торжествующим небрежным жестом примадонны бросает восторженно ревущей толпе окровавленные резиновые перчатки. Служители сбегаются к тореадору и приводят в чувство, он тревожно всматривается в поднесенное зеркальце - что ж, вышло неплохо, родинка ему и самому не очень нравилась.
Все прошло замечательно. Доктор преодолела тягу к творчеству, но действовала быстро, за какие-то четверть часа мой левый глаз был разрезан, набит и зашит. Я даже не успел прочувствовать свое страдание, как был выпровожен с конвейера домой.
Уже через недельку, во время очередного визита к Федорову мой незаклеенный глаз не без помощи спинного мозга определил среди пациентов симпатичную пухленькую брюнетку, такую же одноглазую. Познакомились. Она веселая и общительная, постарше меня на пару лет. Красивые глаза, точнее, глаз, ее лицо даже не слишком портят смешные усики. Приглашаю ее с подружкой в гости к Андрею, отвожу в комнату на диван его мамы и смело атакую, после жаркой возни и неловких попыток заправить кончаю ей об ляжку.
Забавная неудача лишь укрепила наши теплые отношения. Усатенькая не отказалась в следующую встречу зайти ко мне домой и там, хорошо и продолжительно поломавшись, отдалась по полной программе. Думаю, ей хотелось не меньше. Называть друг друга мы стали лапочками. Темперамент моей подружки был гарантирован не только усиками, но и привольной растительностью на ногах. Меня это особенно не беспокоило. Через день я приводил ее домой и кидал две, а то и три палки. Перед каждой отдачей она кокетничала минимум полчаса, так что на матрац валились докрасна распаленные тела. Однажды она заявила, что хочет сделать мне приятное и велела зажмуриться. Да, неплохо, чертовски неплохо, только как-то необычно. Я открыл глаза и увидел ее черную шевелюру над своим пахом, да, она сосала мне ***! Только вот немного больно, когда зубы цепляют головку. Сейчас понимаю, что грамотно сосать лапочка не умела и по горячности часто нарушала первое и основное правило минета: "никаких зубов". Кончить мне так и не удавалось, не хватало ритма и плотного контакта. Зато в качестве компенсации она не замедлила потребовать ответных услуг. Передо мной крупная, мясистая, волосатая, мокрая ****а. Я должен ее полизать. Брр. Противно. Еще хуй туда сунуть, куда ни шло. Но ртом… Ну ладно, нужно собраться. Фу, она еще и пахнет как-то… как ****а, вот блять… с кем там она еще трахалась, а теперь сосать ей… Как она завозилась, хм, видать, ей здорово приятно, ладно, еще полижу, фу, вся мокрая, эта смазка прямо течет мне в рот, блять, ладно, еще немного… все, на хуй, сейчас я ее отдеру за это как следует!
Восточная мудрость запрещает гадюке пробовать из кувшина. Увы, я не знал об этом и не смог избежать пагубного пристрастия. Жизнь пошла под откос. Лизать ****у - стыдно, но … прикольно. А к фелляции я до сих пор вполне равнодушен. Лучше уж раком поставить.
С лапочкой мы встречались едва ли не целый месяц и расстались друзьями. Частая ебля не помешала успешному восстановлению после операций. Она стала хорошо видеть. Мое зрение перестало ухудшаться.
Когда через несколько лет она позвонила и сказала, что хочет посмотреть, как я вырос и заматерел, я прилетел на свидание, наплевав на высокую температуру от очередной простуды. К моему разочарованию, она не дала.
Я умею шить
Последний курс института. Мне нужны бабки. Что я умею? Как выяснилось, я умею шить. Не так хорошо, как наемный работник пидора-кютюрье, что делает эксклюзивно перекошенные балахоны для дорогих шлюх, но строчить на грубой швейной машинке, долбить толстой иглой плохо выделанные куски кожи - это пожалуйста. Несколько предприимчивых хозяев открыли небольшой швейный кооператив. Арендовали школьную пристройку, директор был очень рад, наверное.
Целый день веселые швеи строчили свои джинсовые куртки. Из дешевой ткани для промышленных нужд. Если бы плановая экономика не рухнула, из этого материала должны были возникнуть рабочие халаты для тружеников социализма. Теперь экономика рыночная, так что ткань будет сварена, высушена, станет похожа на модную варенку, под нее нашьют клочкастый утеплитель и шикарные теплые куртки будут втридорога проданы труженикам капитализма. Бизнес шел очень бойко. Швеи получали отличные деньги, регулярно праздновали свои дни рождения, кокетливо выпивали и приставали к мужикам. Один из хозяев, веселый парень лет тридцати, по слухам, трахнул весь швейный коллектив, том числе огромную бабищу, настоящее чудовище, бочку вонючего жира в смеси с дурным темпераментом. Другой, чуть постарше и более интеллигентный, как и всякий носящий очки, однажды тоже не удержался и во время работы завел самую миленькую блондиночку в рабочий кабинет, тесную комнатку с облупленным столом. Блондиночка, поговаривали, лечила триппер, так что вместо перепихона отсосала ему за милую душу.
Бизнес нашего хозяина, третьего из друзей, шел чуть похуже. И швей у него не было, одни ребята, наемные студенты. И торговля не радовала. Труженики капитализма не шибко покупали наши кожаные поделки. Видимо, качество оставляло желать лучшего даже и для неприхотливых потребителей первых перестроечных лет. Денег нам доставалось поменьше, чем нашим веселым соседкам.
Зато можно было их трахать. Два моих приятеля завели себе постоянных подружек. Оба горделиво утверждали, что уж их-то девушки никогда и никуда не давали никаким хозяевам. Еще один коллега не терял время на моногамию и стал трахать швей, как они того и заслуживали - то есть всех подряд. Это был настоящий герой. Маленький и энергичный, он уже в двадцать два года успел стать отцом троих детей, закосить армию, бросить жену и двоих детей, бросить сожительницу и одного ребенка. И теперь, бодрый и кудрявый, трудился в кооперативе. Швеи любили его. Дни рождения шли один за другим. Каждый раз он кого-нибудь драл.
Я совершенно не адаптировался к окружению. В те годы я крайне мало употреблял алкогольные напитки, меня пугали разнузданные манеры поддатых швей. С дней рождений я старался свалить. Швеи не любили меня. Я хотел трахнуть двух из них. Блондиночка с умелым ротиком не отвергала мои скромные ухаживания, но и не слишком их стимулировала. Ничего не вышло. Черт. Другая - бывшая гимнастка, подверглась моим приставаниям через полчаса после того, как ее отодрал в машине один из хозяев. О чем я не знал, мне потом рассказали коллеги. Бедняжка, наверное, устала распяливаться в тесноте жигуленка шестой модели. Вроде бы, против меня она ничего не имела, бубнила мне что-то вроде - давай не сегодня, но я так и не догадался. Увы. Машина - это очень круто, любая ржавая банка из-под консервов, хозяева выходили из нее и элегантно закрывали маленьким ключиком. Понятное дело. Я расстроился и к швеям больше не приставал. Робкий и нервный юноша, не слишком опытный в любовной политике, не слишком веселый, излишне образованный зануда.
Другие время не теряли. Даже пятидесятилетний очкарик, склонный к алкоголизму бывший официант, бывало, поябывал заскучавших швей, стоило им остаться без присмотра на очередной пьянке.
Проработав целый год, я остался единственным мужчиной в кооперативе, кому никто ни разу не дал.
С этой жизнью нужно было что-то делать.
План по валу
И вот, в руки мне попала любопытная книжка психолога и беллетриста Владимира Леви. В ней безусловно содержались полезные для юношеских умов зерна мудрости. Главное зерно - вечное напоминание романтику-пессимисту: "не попросишь - не дадут". Надо же девушке удостовериться, что ее хотят трахнуть. Не сама же она должна за штаны меня тянуть. Это против всех правил игры. Play the game of love. И другая хорошая мысль - "чаще просишь - чаще получаешь". Чем больше девушек будут проинформированы, тем меньше возможность провести вечер в одиночку, когда тоска мучит даже сильнее, чем желание поебаться. Остается практическая реализация советов мудрого Леви. Как пережить все досадные неудачи? Трудно выигрывать всегда.
Из иных источников, посвященных воспитанию юношества, внимания заслуживает литературный труд полковника десантных войск, старого боксера и ебыря. Основной посыл: вперед в наступление! Бабы любят смелых и сильных. Алкоголь - лучший помощник влюбленного, но нуждается в правильном дозировании. Бокс - лучший спорт для джентльмена в сапогах, ибо придает уверенность. Соперника следует нейтрализовать - сперва угрозой, а если не помогает, то и морду набить, вообще говоря, желательно унизить его любым способом. Брать женщин следует решительным приступом.
Оба автора по-своему правы. Насколько применимы ко мне их советы? Безусловно, если бы я занимался боксом, модель полковника была бы просто создана для меня. Вообще говоря, мужики четко делятся на две группы: боксеры и ссыкуны. Когда человек добровольно соглашается получать по башке каждую тренировку, не получая взамен ничего существенного, кроме возможности ****уть по башке другому, это говорит о большом понимании жизни. Закон сохранения импульса действует при ударе по любой башке, даже если она уже и не способна его осмыслить. Сперва начинает движение черепная коробка, твердая и решительная, ленивый студенистый мозг запаздывает, демпфирует полученный толчок, деформируется, затем разгоняется, торжественно проплывает до самого затылка и ударяется об его стенку.
Примерно то же получается, если встряхнуть сырое яйцо. Что остается внутри - можно судить по успешным боксерам. Как правило, это преуспевающие жизнерадостные люди, всегда готовые кого-нибудь выебать или срубить хорошим ударом в челюсть. Бывает даже, что у них выходит и чертеж нарисовать, и книжку написать.
Бокс для меня не годится. Стоит ли мне избавляться от своих страхов и комплексов вместе с остатками индивидуальности, в конце концов, что же во мне вообще есть интересного, в том числе и для самого себя, кроме проблем в духе Вуди Аллена? Представьте этого очкарика на боксерском ринге. Не могу позволить себе рисковать головой. Нет-нет, я не принципиальный пацифист. Отнюдь. Я берегу свое здоровье, но это не мешает мне с азартом ****ить тренировочную грушу и отрабатывать стремительность и точность пинка в пах - для пользы вечерних прогулок.
Пятый палец
Случилось нам с Андреем познакомиться с новыми девушками. К сожалению, отношения развивались вяло, я своей вообще не понравился, а его девица гордо намекала на свою невинность. На наше приглашение в гости они согласились, но пришли втроем. Третья девчонка была довольно милой, и ни в чем подругам не проигрывала. Симпатичное личико, нежная улыбка, длинные ровные ноги дозволяют носить короткую юбочку. Немного застенчивая, на диване у Андрея сидит как-то немного сжавшись, неловко скрестила руки на груди. Странно, грудь вполне ничего, не маленькая, наверняка твердая. Хорошая девушка, скромная. Как говаривал один из моих приятелей: "Люблю комплексанточек. Легче дают".
Мы не предпринимали решительных действий, приход девок втроем демонстрировал отсутствие намерений развалить ляжки здесь и сейчас. Нужно поухаживать, в следующий раз могут и дать.
Андрей улучил момент и шепнул мне тайком:
- Ты видел ее руки?
- Чьи?
- Да этой, Светки. Похоже, у нее четыре пальца.
- А пятый что, отрублен?
- Да нет, у нее по жизни четыре пальца. Пятого вообще нет. Блять, меня сейчас стошнит.
- Ни *** себе. И что, на обеих руках по четыре?
- Сам посмотри. Только аккуратнее, а то заметит, осторожнее.
- Понятное дело.
У нашей гостьи действительно был некоторый дефицит пальцев. Если быть точным, то величина дефицита составляла двадцать процентов от общепринятого количества на каждой руке. Интересно, а что у нее на ногах?
Вечеринка завершилась ничем, девки ушли. Потом и я, и Андрей пробовали их вызвонить и отодрать, но чего-то не срослось.
В один тоскливый вечер, уже через несколько месяцев после завершения отношений с этими дурами Андрей обнаружил в книжке записанный на всякий случай, просто за компанию телефон четырехпалой. Позвонил. Она пришла и сразу, легко отдалась. На ногах было все же по пять пальцев. Некоторый, знаете, дисбаланс. В целом Андрею понравилось, он вызывал ее поебаться еще раз-два.
В другие тоскливые вечера Андрей предлагал мне вызвонить четырехпалую, пусть придет и даст обоим. Но я не знал, как отреагирует мой член и немного опасался за свою эрекцию. К тому же было бы крайне неприятно, если бы она мне не дала.
Гуру в короткой юбке
Нет более удобного места для знакомства, чем метро. Раздраженная людская масса вываливается из поезда. Хамье торопится на подъем, беда слабым и пожилым, они бессильно семенят, пока молодые и хваткие прыгают через ступени. Я быстр и ловок, у меня есть свой интерес - женщины. Опережаю людской поток, слева хорошая попа нет кажется совсем старуха алкоголики не толпитесь ой какие кривые ноги может сзади кто есть, чуть замедлю шаги, теперь уже меня опережают, опа это кто у нас юбка короткая ноги просто класс здоровая почти с меня ростом скорее за ней. Сбоку заглянуть рожа вроде ничего. С такими ногами могла быть и вообще страшная. Сиськи навыкат. Нужно брать. Уроды прут и толкаются, ничего, дело привычное. Держаться к ней поближе, сзади и чуть сбоку, чтобы между нами никто не влез у самого эскалатора. Держаться! Отлично, я стою на ступеньке прямо за ней. Хорошая юбка. Если немного нагнуться и глянуть вверх, то и трусы увижу. Выебу ссуку.
- Добрый вечер, - выходит игриво, не слишком ли?
- Добрый вечер.
Она смотрит на меня приветливо. Морда веселая и глупая, то, что надо!
- Как настроение?
- Хорошее. А что вы вдруг решились подойти знакомиться, молодой человек?
Действительно, она постарше, ей уже, наверное, все двадцать пять.
- А вот так, захотел - и подошел!
*** стоит в джинсах от собственной наглости. Она улыбается, ответ ей понравился. Кажется, она чуть навеселе:
- Вот и правильно. А то ведь бывает: идет сзади бедный, молчит, подойти хочет, боится… Чего боишься?! Подойди и скажи, я тебя не съем!
Она работает медсестрой в поликлинике. Пышет здоровьем. Какие большие сиськи. Возвращается с какой-то посиделки.
- Мужики - дураки. Бывает, смотрит какой-нибудь. Встанет и смотрит. Ну что ты пялишься? Подойди, скажи что-нибудь! Дураки!
Между нами устанавливается полное взаимопонимание.
- Может, возьмем чего-нибудь выпить и махнем ко мне?
- Нет, лучше ко мне. Бери бутылку водки и пошли.
- Водки, а может чего-нибудь послабже?
Черт, водку я не очень. И вообще, с алкоголем я не на ты. Папа, хоть и любил иногда выпить с друзьями, но примером в этом не стал. Отношение мамы четко определено: алкоголь - яд! Долгое время я и в рот спиртного не брал, затем, когда это стало мешать отношениям с девушками, начал относится к его употреблению как к необходимому злу.
- Нет, только водку!
Вот ****ь, ультиматумы ставит! Что ж, водку так водку.
У нее маленькая однокомнатная квартира. Тесно и уютно. Не пришел бы кто из ее знакомых. Пьем водку - горькую прозрачную жидкость, от которой хочется блевануть. Лена смотрит на меня снисходительно:
- Не так, неправильно! Наливай целую рюмку. Вот так. Бери ее и сразу в рот! Целиком! Как интересно, ты и водку пить не умеешь!
Она перекидывает роскошные ляжки с одной на другую, а я смотрю и слушаю. Она учит меня жить. Я пробую погладить ее по спине, но она реагирует как-то не очень.
- Должна тебе сказать, у меня месячные.
Вот черт подери! Бутылка водки стоит десять рублей, и это все впустую! Я разорен!
- Правда, это у меня уже последний день. Крови не боишься?
- Нет, не боюсь.
Хотя, бог его знает, во что это может вылиться. Опыт у меня маловат, всего несколько девок. Про менструацию я лишь читал. Она длится три дня и сопровождается кровяными выделениями. Забеременеть во время менструации невозможно. Вот, пожалуй, и все.
Она исчезает в ванной, жду с колотящимся сердцем. Появляется в белом халате, волосы мокрые. Обнимаю ее.
- Как ты целуешься! Ты не умеешь целоваться! Я тебя сейчас научу. Ам-м-м…Вот, язык должен двигаться у меня во рту! М-м-м… стой, ничего не делай! Я тебе покажу, не мешай! М-м-м… Понял? Когда ты целуешься, твой язык должен быть как член. Это возбуждает. Язык во рту как член… Нет, не буду. Почему? Просто не хочу. Вот, это тебе понравится.
Большие сиськи обнимают с двух сторон и трутся о мой твердеющий ***.
- Давай, попробуй… м-м-м-м…м-м-м…нет, не так, я сверху…я сверху…А-а! А-а! А-а!
Прыгает на мне, ****а у нее маленькая и не слишком влажная, чуть пахнет кровью, халат распахнут, сиськи, большие сиськи, прыгают… Какая тяжелая сильно насаживается бьется лобком больно приятно за жопу держу за жопу… Не могу дольше не могу кончаю кончаю да да да…
Член слегка испачкан темной кровью. Фу, бяка. Нужно помыть. Не уверен, что она тоже успела кончить, но уж над моей лобковой костью поиздевалась вовсю. Нельзя сажать таких здоровых девок сверху, это должно быть известно любому мало-мальски опытному мужчине, а теперь и мне. Лобок болит, сплошной синяк.
Пока я отдыхал и потирал отдавленные места, бывалая медсестра с важным видом излагала свое мировоззрение.
- Денег с мужиков я не беру. Если же мой друг оставит утром рублей двести на туалетном столике, ну что ж, не гнаться же за ним по лестнице отдавать!
****ы в рот, двести рублей! У меня стипендия повышенная, шестьдесят три рубля. Если бы сдавал все на пятерки, было бы семьдесят пять. А вот такие шлюхи и живут хорошо. Друг-то, интересно, откуда деньги такие берет?
- А у тебя девушка есть? Нет? Почему? Как это, все как-то не срастается? Тебе обязательно нужна девушка, как же без нее! Что? Ты … онанируешь?
Она даже приподнялась и стала очень строгой.
- Ты онанируешь. Значит, ты онанист. Онанизм - это ужасно.
Ее слова били меня по рукам. Звучали как заклинание.
- Онанизм - это ужасно. Это грех! Не делай этого больше! Это большой грех!
Я остался под большим впечатлением. Даже боролся с пороком почти месяц, дроча лишь раз в два-три дня. Разумеется, дьявол победил, он всегда побеждает. Я остался грешником и перешел на ежедневную отдрочку перед сном, как того настоятельно требовала моя природа. Ну, иногда, по воскресеньям, можно лишний разок после обеда, и поспать опосля часок-другой. Хорошо.
Постоянной девушки мне завести так и не удалось.
Аптекарши
В ближайшей к Андреевому дому аптеке работают две девушки. Анжела - толстая, но лицо правильное и милое. Наташа - стройная, но морда так себе. Андрей знакомится с ними и устраивает вечеринку. В решающий момент Наташа, вот умница, послушно выходит с Андреем в мамину комнату. Но толстая Анжела мнется под моими приставаниями и отказывается под предлогом месячных. Через полчасика Андрей с Наташей возвращаются. Андрей довольный, Наташа - тоже довольная, но чуть сконфуженная, в общем, как и полагается приличной девушке, которую только что отодрали во все дыры.
- Как дела?
- Хорошо.
Верно ведь, отодрал! Ничего, я до Анжелки тоже доберусь.
В ближайшие выходные прогуливаюсь с ней по микрорайону, после долгих напрашиваний оказываюсь у нее дома, после настойчивых уговоров обнажаю девушку и пристраиваю член между ее толстых ляжек, нахожу в этом царстве жира нужное отверстие, вхожу, но делаю не более нескольких вжиков, как сперма трескает из меня во все стороны. Гондона на мне нет, что ж, понадеемся на ее профессиональное отношение к своему здоровью.
Анжела недовольна. Во-первых, она не планировала соглашаться. А во-вторых, джентльмены так с девушками не поступают. Что ж это такое - все так быстро! Ну, звиняйте, сгоряча. Боюсь, второй палки мне и не захочется.
Андрей распалился похотью, когда узнал про Анжелку. Морда у ней действительно красивая. Он пригласил ее домой, да и отъебал. Выходит, он ей больше понравился. По крайней мере, когда мы с девушками встретились снова, в дальнюю комнату со мной Анжелка не пошла. Может, хотела с Андреем? А я хорошо приобнял Наташку, погладил животик, талию, и тем убедился, что против меня она ничего принципиального не имеет. Жаль, до реализации эту возможную симпатию я так и не довел. Побоялся, вдруг откажет.
А про Андрея можно прямо сказать - орел, всю аптеку выебал.
Друг Лешка
Вообще-то он никакой мне и не друг. Просто нас случайно познакомили, мы вместе съездили в стройотряд. А так – ровно ничего общего.
Лешка - старый девственник. Андрей один раз сжалился над ним и привел ему как-то раз смешную носатую давалку из своей группы. Этот идиот пробыл с ней в комнате полчаса, вылез и громогласно заявил: "У меня на эту страшилу *** не встал". Чудовищно. Я чуть было не пошел к ней утешать, бог с ним с ее носом, зато фигура у нее была вполне ничего. Я бы ее с удовольствием отодрал. Правда, немного стеснялся друзей, они могли бы посмеяться. Особенно, если она бы вдруг проявила сдержанность и отвергла меня. Хуже ничего и представить себе нельзя. Если бы я был уверен в успехе, ей бы досталось в тот раз на орехи.
Одна из девушек, с которой я познакомился тогда, оказалась по профессии учительницей младших классов. В ответ на предложение зайти ко мне в гости она заявила, что не рассматривает данную возможность ввиду чересчур короткого времени нашего знакомства. По словам нашего общего друга Сашки, который всерьез готовился жениться на одной из ее дальних подруг и обладал развед-информацией с вражеской стороны, мои дальнейшие действия воспринимались будущей учительницей следующим образом. Якобы для начала я снисходительно похлопал по ее благовоспитанной щечке нечистой перчаткой (дело было тоскливой осенью), а затем с вопиющей наглостью предложил познакомить ее с человеком, который ей подойдет.
Этим человеком и был Лешка. Я попросту дал ему телефон учительницы и настоял на звонке. Они начали встречаться, и через некоторое время поженились. Лешка не пригласил меня на свадьбу. Почему, собственно? Учительница наврала, что дала мне? Его замучили пустые подозрения? Бесило выказанное мною пренебрежение к его невесте?
Не менее, чем через положенные девять месяцев Лешка стал отцом. Мы с ним по-прежнему не общались, а всю информацию передавал друг Сашка.
Трудные времена прошли, Лешка закончил институт и занял ответственный пост контролера над группой ларьков мороженного. Его основной функцией был сбор выручки и доставка ее начальству. Где еще можно было найти такого непьющего, ответственного парня.
Однажды летним воскресным вечером флегматичный семейный Лешка вошел в зал игровых автоматов с трехдневной выручкой в кармане. И вышел только поздней ночью, пустой.
Друг Сашка сообщил мне о случившейся катастрофе. Лешку уволили с работы и велели отдавать долг, и сам по себе не слабый, да еще с процентами. Благородный Сашка помог ему деньгами, я тоже дал небольшую сумму. Впрочем, не так уж и небольшую, но и не очень значительную. Примерно за эти деньги я мог бы гордиться собой, но и не плакать о потере, ясно, что Лешка их отдать не сможет. Может, что-то около десяти процентов моей месячной зарплаты. *** с ними.
Лешка вскоре сумел найти на новую работу, торговать в контейнере на рынке. Видимо, долги его поджимали, он принялся воровать, был пойман, выгнан с работы, на него повесили еще один долг с процентами. Время было опасное – начало девяностых. Голову могли открутить и не за такое.
Лешка устроился на две новых работы и принялся пахать, что есть сил. Домой он приезжал только поесть, и тут же валился спать, дорожа каждой минутой. Учительница была им крайне недовольна, отношения ухудшились, возвращаться домой Лешка перестал.
Я случайно встретил его в метро. В волосах у него блестела седина, а выглядел он усталым и немного сумасшедшим, словно продавец авторучек или гербалайфа, расходный человеческий материал директ-маркетинга. Замученные глаза, судорожный оптимизм и угодливость. Спрашивал, могу ли я подождать с долгом. Конечно, о чем речь. Обещал отдать. Хорошо, все нормально. Пока, Лешка. Он мне даже и не друг, зато я молодец.
Прошло еще полтора-два года, я уже думал, что Лешка сгинул безвозвратно, когда вдруг он позвонил мне и сообщил, что готов вернуть долг. Само по себе это еще ничго не значило, по дороге к месту встречи он мог завернуть в игорное заведение, но Лешка действительно приехал и отдал мне деньги. Невероятно, но факт. И Сашке тоже отдал! Я уж не знаю, что там у него с учительницей, но из этой ямы он выбраться смог. Надеюсь, черт не толкнет его опять сыграть на чужие.
Валя и ее сестра Алена
Валя - милая девушка, с роскошными волосами, немного пухленькая. Тогда мне было еще меньше двадцати, и я обмирал от неумелых, мокрых поцелуев, и не знал, что нужно медленно и уверенно идти дальше и дальше, пока не засунешь *** по самые помидоры и не кончишь сгоряча прямо в письку сладенько и неприлично быстро.
Мы с Валей были одни в ее квартире, сестренка Алена появилась в довольно неудачный момент, глядишь, еще несколько минут, и я бы добился успеха. Но на нее было трудно сердиться. Милая восьмиклассница с пухлым ротиком, она так скромно присела на край постели, где чуть было не отымели ее старшую сестру, так тихо говорила со мной, так славно мне симпатизировала, что я было даже подумал... Хорошо, что я ничего не успел предпринять.
Через годик она поехала на юг в какой-то трудовой лагерь и написала оттуда любопытное письмо своей мачехе. Добродушная женщина рассказала о нем своему сыну Денису, тот - мне. В письме содержалась замечательная строчка, цитируемая и передаваемая всеми друзьями и родственниками из уст в уста. "Так что теперь я не девочка и не целочка", - радовалась Алена. Ее первым пользователем был какой-то повар лет двадцати пяти.
У Дениса множество друзей, и не потому, что он их коллекционирует. Люди тянутся к нему сами, просто он сам отличный парень. Друг Егор служил в армии на севере где-то неподалеку от него, но не в охране, а в спецназе. Был ростом с меня, но гораздо крепче и жилистей. Занимался карате и борьбой, смел и агрессивен, в общем - настоящий мачо. В своем маленьком уездном городке он даже мог позволить себе риск заниматься мелким бизнесом.
В один из его приездов в Питер между ним и Аленой что-то произошло. Они закрылись в комнате на целые сутки. Алена потом жаловалась мачехе на боль в промежности, а та, добрая женщина, рассказала все Денису.
Еще один друг Дениса - прекрасный футболист, может играть на следующий день после пьянки. Мастерство не пропьешь. Помятый и расслабленный, неожиданно для противника он ускоряется и технично обходит его как стоячего - раз-раз и гол. Как-то раз Денис с футболистом решили выпить, а мимо проезжала Алена с подругой. Собственно говоря, Денис воспринимает Женю как младшую сводную сестренку, а она этому не препятствует. Так что за Женей стал ухаживать футболист, кстати, довольно симпатичный белобрысый парень.
Как рассказывал Денис, после продолжительного и обильного употребления алкоголя, они лежали вчетвером на огромной кровати, уже под одеялами, вот тут футболист перелег на Женю, чуть повозился, вдруг начал сильно дышать, но очень быстро испустил дух. Вот так это и произошло.
Но пьянка продолжалась. Денису нужно было на работу, и он предложил мне сменить его. Я согласился. Девчонки с некоторым подозрением встретили нового энтузиаста. Стало выясняться, что отодранная Денисом подруга в него влюблена, и мне не даст ни в какую. Мы валялись полуголые на кровати вчетвером, девки развлекались тем, что слушали пение футболиста под его собственный гитарный аккомпанемент, Женя при этом не теряла надежды и приставала к нему, как только могла. Но он мог ее порадовать лишь своей меланхолией. Мне удалось поймать Женю в другой комнате и поцеловать ее в губы, довольно горячо. Не знаю, стечение ли это обстоятельств, или осознанное намерение, но Женя принялась требовать от футболиста с подружкой, чтобы они сходили за сигаретами. Неужели она рассчитывала успеть со мной за эти пять-десять минут? Футболист же, хоть и был ленив и меланхоличен, но хорошо чувствовал ситуацию на поле. И за сигаретами не пошел.
Женю я так и не трахнул. Нужно было ей позвонить, конечно. А вдруг бы послала?
Машенька
Высокая и яркая девушка, брюнетка с длинными ногами, длинными волосами, красивые глаза. При хорошей жопе и ляжках имеет талию. Догоняю ее после выхода из метро. Привет! Светит осеннее солнышко, у меня хорошее настроение. Девушка улыбается. Веселая, приятная. Когда в первый раз проводишь такую девушку до дома, напряжение возрастет - как, что же будет, вот-вот ее проглотит грязный подъезд, но за мгновение до разлуки она обернется, и тяжесть земного притяжения ослабнет, полетишь мотыльком по солнечной дорожке, веселым осликом поскачешь через кучки дерьма, лужи и мусор. Я ей понравился! Мы встречались, гуляли по городу, ходили в кино. Целовались на прощание в ее грязном подъезде. Эти мягкие влажные губы, долгие объятия, ох, но как же у меня стоит!
Сидя на моем вдрызг проебанном родителями диване, переводя дух и отводя мои руки, Машенька признается мне в девственности. Черт, непредвиденные осложнения. Как удивительно, она ведь хорошо целуется.
- Я не говорила, что ни с кем не целовалась.
Бедняга, вот удовольствие. В тот раз мы слегка выпили шампанского. Она горит от желания, она вне себя, я целую ее в пупок, стягиваю брюки, скорее, пока она не одумалась! Брюки на полу...
- Что ты делаешь?!
Вот, еще, еще поцелуй, дольше, хорошо, на ней колготки...
- Что же ты делаешь...
Она голая ниже пояса, я влеку ее на диван, Машенька покоряется, прохладные голые колени неуверенно и послушно двигаются под моими руками.
- Боюсь, что будет больно.
- Не бойся, я все сделаю правильно.
Слова из волшебной книжки стучат в висках: член должен быть направлен параллельно влагалищу. У нее мокрая, горячая писька! Сую в нее палец, затем член, не лезет,
- Больно!
- Сейчас...
- Ой, мамочки!
Она отползает к концу дивана, скорей догнать, член упирается во что-то, помогаю рукой, что-то поддается...
- Ой, больно! - с надрывом в голосе.
Кажется, есть! Да, точно, въезжаю, вхожу, ввожу ей член, это победа, я в ней первый! I'm the number one!
- Больно, - уже слабее произносит Машенька.
Ничего, моя любовь, сейчас тебя поцелует твой победитель. Лежу на ней с недвижным гудящим членом внутри нее. Да, ты моя.
Скоро она немного привыкла и даже позволила мне разок кончить. Лишь посреди второй палочки недавняя целка стала морщиться и попросила отдыха.
Мы продолжали встречаться, невинные прогулки по микрорайону новостроек неизменно заканчивались визитом ко мне для последующего сидения лежания прыгания на моем заслуженном диване. Каждый раз она сопротивлялась и уступала, а я побеждал Машеньку как в первый раз, сладко и хорошо. Член радостно выпаливал сперму на ее аккуратную крепкую грудь и гладкий животик, иногда мы для разнообразия использовали гондон, и тогда чудо советской химии - оно же изделие номер один - докрасна натирало мне хрен, а ей письку. А вот кончить ей в рот мне так не удалось, сосать *** она не умела, хотя и старалась.
В конце месяца она отказалась со мной встречаться.
- Почему?
- Тебе только одно от меня и нужно.
- Ну что ты, Маша!
- Да, только одно. Мы с тобой никуда не ходим, только к тебе. И вообще, ты плохо одеваешься, с тобой и по улице пройти стыдно. Эта твоя коричневая курточка, тьфу!
- Подумаешь, как я одеваюсь, - обидно, ни хрена себе, и на самом деле, какая ей разница, а курточка вроде и ничего.
- Тебе подумаешь, а мне стыдно, в общем, все!
Я обиделся. И немного обрадовался. Баб вокруг очень много, чего толку на одной застревать. А если она хочет еще и ходить куда-то, так это у меня все время отнимет.
Благодаря Машке я совершил единственный в жизни хороший поступок. Мне помог случай.
Как известно, у бабушек с возрастом слабеет память. У дедушек она в принципе тоже слабеет, но это не так важно, дедушки в советской стране живут гораздо меньше. Это очень хорошо для государственного бюджета. В идеале, дедушек нужно хоронить до шестидесяти, пенсию не нужно платить. Они это понимают, народ у нас сознательный. Вот и курят, вот и пьют как скоты. При удачном стечении обстоятельств можно загнуться вполне молодым человеком, но если сердце здоровое, дела пойдут хуже, печень заболит, легкие затрещат.
В один прекрасный вечер провожаю Машеньку домой после отъеба. Мы с ней встретились первый раз за пару лет, я успел наслушаться ее воспоминаний. Кто-то маленький и развеселый ловко порвал ей аккуратно и заботливо растянутую мной целку. Другой, высокий и худой с огромным ***м вставлял ей так, что было больно, но невыразимо приятно, она чувствовала, что отдается вся, вся, а хуище злобно долбил ее матку. Сегодня мы снова вместе, я отъебал ее по старой памяти, но не с обычной для меня похотливостью, а с какой-то грустью, сентиментально и депрессивно, словно принимал назад в семью неверную жену. Веду Машеньку за талию, настроения нет.
Очень не хватает чего-то личного, какого-то, блять, участия, человеческого тепла. На автобусной остановке вижу смятенную бабушку, в отличие от привычного образа напористой толстухи с сетками она явно не имеет четкого представления о своих ближайших планах. Бабушка просяще заглядывает в глаза прохожим. Нельзя не остановиться.
- Что-то случилось?
- Ой, детушки, а где здесь универсам? Потерялась я совсем.
- Как же так?
- Сын с невесткой ушли, кушать не оставили, пошла за хлебушком, забрела куда-то, а и не помню, как возвращаться. Ой и попадет мне, ой попадет.
- А вы свой адрес помните?
- Нет, не помню.
- А улица какая?
- Не помню, ничего не помню.
- А в доме вашем сколько этажей.
- Девять.
- А цвет у дома какой?
- Ну, такой, серый.
- А зеленым там покрашено сверху?
- Зеленым?
- Да, зеленым.
- Ой, не помню.
Машеньке тоже жалко бабушку. Она добрая девушка, но зачем же давать этим веселым и ***стым дебилам? Может, я слишком интеллигентен, или у меня слишком маленький член? Плохо, все очень плохо.
Мы водили бабушку по микрорайону, по дороге она покушала и сумела вспомнить, что на транспорте не ездила, а слишком далеко пешком забрести не могла. Наконец, она обнаружила свой дом.
- Ой спасибо детушки ой мои хорошие, вот нашли я здесь живу ой счастья вам всего чтобы у вас было ой спасибо…
Я легок на проявление чувств. Простейший способ заставить меня прослезиться - выпятить мне под нос эдакую сентиментальную пошлятину, где есть т.н. доброта, любовь, высокие чувства, самопожертвование во имя других и пр., в общем - дешевая подделка, голливудский happy-end, мультфильм для юных американцев. Я растекусь в слезах, нужно отвернуться, чтобы Машенька не заметила. Больше мы не встречались.
Через несколько лет от общих знакомых я узнал, что она вышла замуж не то за сирийца, не то за вьетнамца, как бы то ни было, весьма обеспеченного предпринимателя, и немедленно родила ему ребенка.
Инна
Удивительное дело, я определенно нравился ей еще будучи пухлым неловким школьником. Мы играли в шахматы в одной секции. Там, где я был лидером команды, а она улыбчивым аутсайдером.
Однажды наш сумасшедший тренер решил провести показательное занятие. На тему: "Как обыграть Алексея Лазарева". Мудак блять.
Занятие состояло из двух частей: первая - я должен продемонстрировать свою партию, в которой я выиграл. Вторая - ту, в которой проиграл. Псих ****ый, как это гнусно - заканчивать урок моим поражением? И вообще, что это, все против меня?! Друзья-соперники улыбаются и острят, вот, сейчас мы все про него узнаем. Неудачники. Пусть я считаю варианты не лучше самого среднего из них, но зато насколько выше в понимании игры, у меня развито позиционное чутье, я аккуратен и настойчив.
Стою перед всеми справа от желто-коричневой магнитной доски, что на стене помещения. С каждым годом верхний ряд фигур становится все ближе. Видимо, я расту, несмотря на эти ужасные игры три раза в неделю по три с лишком часа, остаток сил уходит на то, чтобы вожделенно потереться в автобусе о какую-нибудь жопястую бабу.
Тренер поторапливает меня с показом победной партии.
- Ага, дальше, дальше… стоп! Смотрите! Вот он получает удобную для него позицию! Все просто! Никаких осложнений! У него преимущество, пускай небольшое. Но он согласен на маленькое (псих в экстазе трясет башкой и бешено жестикулирует, ну вот очень маленькое преимущество), зато это его, его позиция, у него крепкий, пускай небольшой перевес, вот он его потихоньку развивает - так, так - все, это его игра, пусть это скучно, но это он умеет и он выиграет такую позицию!
- Здесь я вот еще так сыграл…
- Ага, вот такие позиции он и любит играть, вот так он и выигрывает! Все, понятно, а теперь мы посмотрим, как Лазарев проигрывает…
- А эндшпиль будем смотреть? Я там королем прошел...
- Нет, ну чего смотреть, все же ясно, расставляй, а вот сейчас будет интересно!
Победная партия разваливается на глазах, волосатые пальцы тренера хватают магнитные фигурки и волокут их на исходную позицию. Мои боевые отряды прошли трудный и опасный путь, несли потери в позиционной войне, искусно маневрировали, таились и терпели, прятались в засадах, наносили внезапные удары, усиливали давление, завоевывали ключевые пункты, вновь несли потери, причиняли урон противнику, развивали наступление, до победы осталось уже кажется совсем немного, нужны подкрепления, и скоро сам король покинет безопасное место и решительным передвижением в центр поддержит заботливо выпестованную, а теперь рвущуюся в ферзи пешку, измученный долгой обороной противник задумается о капитуляции… Ненавижу. Вместо победной партии теперь идут первые ходы той, которую и вспоминать не хочется.
- Ну вот, смотрите. Хорошо, дальше, дальше. Стоп! Вот: позиция становится острой! Возникают осложнения! Дальше… Стоп! Вот, смотрите… Иванов! не отвлекайся!! Выгоню!!
Псих дергает жилистой шеей, горбатый шахматный носяра злобно клюет душный воздух. Клюет снова, поворачивается к доске.
- Вот, начинается счетная игра! Каждый ход важен! Можно проиграть в один ход, но можно и выиграть! И смотрите, а позиция? У кого лучше? У Лазарева лучше! У него перевес в развитии, у него пространство, фигуры лучше стоят, все хорошо, но это не его позиция, здесь осложнения, а он их не любит! Вот в какие позиции его нужно тянуть! Хорошо. Как здесь нужно было играть? Все думаем! Так, Семенов…Пешку взять на d6? Нет, неправильно! Пешку взять! Кто так играет, пешку... Так, Шур, как здесь нужно играть? Ферзь аш пять? Ну конечно! А Лазарев как здесь сыграл? Ладья c1? Вот! Вот я вам и говорю!! - Волосатые пальцы крючатся в бешеной жестикуляции, брызги слюны долетают до второго ряда, а в первый ряд садятся только глупые новички. - И все кончено - что, Михайлов, что? пешкой вперед на g3? Ну, а если белые ответят h3? Слона отдать? Правильно, вот так! И мат, никуда не денется! Что он будет делать? Все, сдаваться он будет! Вот как нужно играть против Лазарева! И пускай у него лучше позиция, но это острая позиция, и он ошибается! И проигрывает!!
- Я просто случайно зевнул…
- Случайность - проявление закономерности! Ты не просто зевнул, а попал в неприятную для тебя позицию, и закономерно ошибся!
Морщины на широком засаленном лбу тренера собираются в неприличную букву фета. Клочкастые брови уезжают наверх в выражении недовольства и изумления, словно он только что, неловко пернув, сракнул в штаны, и не знает, как ему теперь поступить.
****ый псих. Теперь мне кажется, что хорошо считать варианты мне мешали только страх и неуверенность.
Удивительно, но уже в тридцать четыре года, через шестнадцать лет после окончания последнего турнира с моим участием, я успешно рублюсь в блиц с могучим противником, участником полуфинала города. К моей торжествующей умеренности и аккуратности, к цепкости и изворотливости теперь замечательно прикладывается вполне приличный, быстрый и довольно надежный расчет.
Теперь мне не страшно. Я не раз дрался и могу постоять за себя, я вожу автомобиль, я гонял по немецкому автобану со скоростью под двести, я хорошо образован, высоко эрудирован, я научился играть в футбол и забил кучу голов, я висел один в небесной пустоте под белым парашютом, я отодрал целую толпу девок, у меня есть собственность и деньги, которые я заработал своим трудом, и теперь я могу пойти на риск, могу даже снова вернуться в шахматы и снова там выигрывать. Хотя это мелкая цель для моей тяжело выстраданной самоуверенности.
Инна глупо улыбается и грызет ручку. Как бы наш псих не брызгал слюнями, уж ей-то никогда не обыграть меня. Большие серые глаза смотрят приветливо. Лицо правильное, почему-то веснушчатое. Какая у нее толстая черная коса, прямо до пояса. Хорошие ровные ноги, кофточку натягивет свежая грудь. Перворазрядник Женя, маленький и веселый, очень ею интересуется. В разговоре с Инной его глаза становятся щелками, большой рот издает грубое и визгливое хихиканье, руки тянутся к косе - подергать. Она посмеивается. Видать, полная дура. А я очкарик, шахматист, онанист.
Никогда не забуду, как решился пригласить ее на встречу. Как стучало сердце, когда я ехал к ней на автобусе, стучало так, словно к моим икрам прижала свои длинные крепкие ноги красивая высокая баба лет на десять постарше, из тех, что наверняка ебутся.
Идем по городу неизвестно куда, я что-то трещу, она зачем-то смеется. Держимся за руки. Она не дура, просто веселая девушка, с ней легко, но так трудно. Вот бы… Как встает ***. Руку в карман, повернуть его наверх. Опадая, хуй вновь дерзко топорщит штаны, руку в карман, повернуть его вниз. Держать руку в кармане? Прогулка длиной в четыре часа. Легкие молодые ноги перелетают над кучками мусора. Я девственник, юный и милый десятиклассник. Интересно, я ей нравлюсь? Хорошо бы ее выебать, но она, наверное, целка.
Поцеловать ее на прощание. А вдруг не позволит… Или…
Я не поцеловал ее. Пауза расставания, когда я смотрел в ее большие серые глаза, улыбался и говорил «ладно пока», оказалась все же чуть короче, чем мне было нужно. Тем более, что целоваться я и не умел.
Я не позвонил ей. Вряд ли она могла меня чему-то научить.
Мы встретились года через два. Она рвалась в наш институт на дискотеку. Еще бы. Мужиков у нас не меньше трех четвертей личного состава, свободных девушек просто нет, ну уж совсем страшные, и, в то же время, это ведь не казарма, мы вполне цивилизованные и интеллигентные люди, ну, может быть, немного более озабоченные, чем студенты какого-нибудь института с изобилием девок. Я ходил на наши военмеховские дискотеки редко и лишь за компанию, когда некуда было податься. К тому времени мне уже было за что себя уважать. Обладатель крохотного и бесценного мужского опыта. Мальчик или мужчина? Я Мужчина! А ты?
Инна обладала талантом постоянно вертеться рядом с нашей компанией. Я даже начал от нее скрываться. Мне было неловко за мою с ней прогулку два года назад, интересно, помнит ли она? А ведь хорошо смотрится, черт возьми, опять эти глупые красивые светлые глаза, девичью косу она отстригла, теперь просто видно, что у нее отличные волосы, ноги, талия, грудь прет, хорошая девка, только какая-то дурковатая. Чего она так навязывается? Наверняка еще целка. Не стоит время терять.
Одним из моих друзей некогда числился Стасик Оболенский. Шикарная фамилия. Довольно симпатичный, совсем не дурак, он ловко и нагло играл в шахматы, даже выполнил норму кандидата в мастера спорта, правда, звание это подтвердить не смог. Учился он безалаберно, но при хороших способностях вылетать из института не собирался. Лень мешала ему, хотя, собственно, кому она не мешала. Очень правильным поступком Стасика было решение пойти позаниматься боксом. Нет другой такой секции, где так часто можно обмениваться ударами по морде, ничто так не придает уверенности в себе. Увы, бокс не для меня. При моем хрупком носике, при моем бережном отношении к собственному мозгу, я никак не могу стать хорошим боксером. А у Стасика удобный, широкий и плоский нос. Он пошире меня в плечах, весит не меньше, хотя и ниже ростом. Его шутливые угрозы в мой адрес делали его атакующей стороной в нашей дружбе. Летом мы вместе поехали в стройотряд и в бригаде студентов ремонтировали узкоколейку. Для работы, кроме примитивных инструментов, требовался подъемник, замечательное импортное устройство, красное с черным, новое, хорошо смазанное и ловкое. Этот иностранец был способен приподнять и удерживать на уровне пояса метров двадцать сочлененных рельс, пока мы копошились под ними и меняли шпалы. Отважный Стасик загрузил тяжелыми шпалами тележку без тормозов, помчался верхом на ней со страшной скоростью к драгоценному подъемнику, как раз в тот момент напряженно державшему в воздухе зыбкие тонны металла, и с воплем «съебывай!» спасся только ловким прыжком в болото уже почти там, где рельсы отрывались от земли. На глазах отпрянувших студентов тележка с разгона ворвалась на поднятые рельсы, те задрожали, иностранец-подъемник как-то ужасно громко лязгнул, рельсы рухнули с тяжелым гулом, который был слышен за полкилометра даже мне, неспешно идущему к месту происшествия. Когда я подошел и поинтересовался, что произошло, со мной уже никто не разговаривал. Только впоследствии стало ясно, что за эти минуты Стасик успел не только вылезти из болотца, но и создать свою убедительную версию произошедшего. Оказывается, я не убеждал его съезжать с возвышенности осторожно и медленно, а совсем наоборот, с гнусным хихиканьем растолкал его тележку в сторону подъемника и товарищей. Мой статус в стройотряде и так отнюдь не парил на горней высоте. После такого случая о каком-либо его восстановлении можно было забыть. Коэффициент трудового участия, заветный КТУ, влиявший не только на заработок, но и свидетельство уважения товарищей, общее собрание бригады назначило мне самый низкий. Суки блять. Бараны, надеюсь, их дальнейшая судьба сложилась, как и должно, их тупые башки не заработали денег и места под солнцем, я их сделал, пидарасов. Стасик - особая статья. Ненавижу предательство. Хотя этот подлец сможет хорошо устроиться в жизни.
Удивительно, что он был девственником лет до двадцати. До того самого дня, когда Инна оказалась у него дома и, слегка посмеиваясь, научила его всему, чему следовало. Стасик рассказал об этом как-то смято, подробности расставания с его зрелой девственностью остались сокрыты от друзей. Что-то дошло от Инниной подружки, по ее словам, той было довольно весело с этим забавным Стасиком. А сам он ограничился сообщением о поразительной развязности его избавительницы, ее значительном опыте, почерпнутом от разнообразных и многочисленных партнеров.
Я просто идиот. Это не Стасик, это я должен был трахнуть Инну. О, горе мне. Какую еще невинность я разглядел в ее больших и глупых серых глазах?
Еще года через три я вдруг решил обратиться к Инне с предложением возобновить знакомство. Встреча была удручающей. Она уже имела глупость набрать лишний вес и вконец оскотиниться. Прожженная ****ина на отдыхе, вот кого я увидел вместо прежней свежей податливой девки. На мои поползновения было заявлено, что она много в жизни ошибалась, а теперь решила начать новую жизнь. В общем, стоит перечитать Сирина.
Танечка
Мы уже довольно долго переглядывались в автобусе, и теперь нам выходить у метро. Вот еще хороший способ начать знакомство - предложить девушке руку, помочь спуститься. Если она посмотрит доброжелательно, то все уже на мази. Советские девушки встречают слишком мало парней, сочетающих вежливость и решительность. Таня выглядит очень симпатично - милое личико, живые темные глаза, приятная улыбка. Она ниже меня на голову, довольно небольшая, не толстая и не тощая. Я ей нравлюсь. У нее пухлые губы, вообще она кажется ребенком, хотя ей верных семнадцать. Телефон. Свидание. Поцелуи в парадном. На третью встречу она оказалась у меня дома. Не без труда, но я раздел ее донага. Без одежды Танечка еще лучше - нежная гладенькая кожица, крепкие сиськи размером как раз в ладонь, животик… Раскрасневшись, позволяет мне загнуть и развести ее коленки в стороны, я между них... сую *** - что-то не так, неужели?
- У меня еще никого не было…
Почему я ее отпустил? Может, посчитал завершение делом чересчур трудным? Неужели я не предполагал, что она надеялась именно на меня? В среде юных плебеев бытовали различные предрассудки, например: ломать целку нехорошо. Почему нехорошо? Раз уж она допускает раздвинуть ей колени, лежит на спине, повернув голову к стенке, где нет ничего интересного, и ждет, ждет, почему не заставить ее немного потерпеть, может, она готова и к самым ужасным мучениям именно сейчас? Ведь теми же плебеями активно провозглашается: женщина - это консервная банка, один открывает, все пользуются…
Боюсь даже, что расставание прошло не очень деликатно. В духе россказней какого-нибудь хама: она оказалась целкой, ну я ее и выгнал. В дверях Таня обернулась и попросила звонить. Я что-то промычал.
Тем не менее, я действительно позвонил ей снова. Случилось это через год благодаря моей записной книжке.
Организация хранения данных - актуальнейшая проблема не только в век информации. Теперь я могу делать небольшие досье и хранить их в компьютере. Тогда у меня была только книжка. Большая удача в том, как я стал ее вести. Так получилось. Дураки записывают телефоны по алфавиту, таким образом, все Тани оказываются на одной страничке, отдельно от вик и галь. Это хуже, чем преступление, это - ошибка. Танечки теснятся на одной маленькой странице, милые девушки оказываются неразличимы, как цветочки на лугу, как пауки в банке. Только номер телефона что-то может о них рассказать, но балбес не сможет запомнить, разделяют ли их целые месяцы или один короткий удачный день. У меня все по-другому. Имя - вздор, игра случая. Река времени несет меня меж каменистых обрывов и плодородных долов, я играю с ними, смеюсь и брызгаю влагой… Таня вслед за Леной, потом Света, потом снова Лена, потом Оля, если я кого-нибудь трахну, в знак нашей любви я нарисую крохотное милое сердечко напротив телефона, а потом я буду пролистывать одряхлевшую книжку и вспоминать…
Напротив Танечки не было ни сердечка, означавшего удачный отъеб, ни злого крестика "больше никогда не звонить".
Танечка и через год была рада звонку, мы встретились, мы целовались, она снова у меня дома, мы голые, ее милые коленки согнуты и разведены в стороны, я налезаю на нее...
- Ты что, по-прежнему девочка?
- Ну да…
Что же ты целый год делала - где-то у меня должен быть вазелин, неужели придется на кухню переть, а, вот он - столько времени потеряла… какая гладкая кожица, целую в шейку, глажу по жопе бедрышкам, подвожу ***, сую так осторожно главное верное направление помажу ей тоже так хорошо отлично идет все хорошо да нет стой сейчас держать ее за плечо нет все равно будет отползать подхвачу ее за талию перетащу ближе к спинке дивана упереть головой хуй не потерять так теперь не уйдет хорошо идет блять Танечка милая да ты моя моя вот так тебе не очень больно нет ничего хорошо отлично да Танечка как здорово да сейчас кончу лишь бы успеть вытащить вот быстро рукой раз-два раз-два все.
Танечка мне нравилась, и я был готов с ней встречаться. Но после первых трех-четырех встреч (две палочки за раз, не больше) она вдруг отказалась пойти ко мне домой.
- Почему?
- Это нехорошо.
- Почему нехорошо?
- Просто нехорошо.
Дура. Возможно, это было простым кокетством, мне нужно было ее уговаривать снова и снова, подарить там цветочков, сводить в кино разок в месяц… Лень. Какого черта, ведь я уже ее выебал, чего она тут воображает? Не хотела, нечего было давать. Пошла она… Девок неебаных много.
Девчонка из соседнего дома
- Добрый вечер… меня зовут Алексей…
Наверное, ей понравился этот вкрадчивый стиль. Лене семнадцать лет, она среднего роста, стройная, довольно хорошенькая. Учится в каком-то техникуме, особенно не напрягается. Провожаю до парадной. Легко запоминаю телефон. Звоню на следующий день - прошу о встрече. Соглашается.
- Привет!
- Привет…
- Может, в кино?
- Пошли.
За руку чуть-чуть, лишь бы руки не потели. Какой-то фильм из тех, что олигархия дозволяет смотреть демосу. Вялая любовная история, мужественный герой, смелая героиня, противостоящий им негодяй и неудачник, деньги ничего не значат, заслуженный happy-end. Поглядываю на нее в сумраке зала, Лена поблескивает глазами и улыбается. На прощание мы хорошо поцеловались. Недостаток - она курит, но этот запах тления и испорченности меня даже заводит. В тот раз я едва удержался от того, чтобы не настоять на продолжении - один раз взасос, объятия разжимаются, но нет, я снова притягиваю ее к себе, рука на талии, другая охватывает спину, - снова жадно взасос, ее пальцы чуть-чуть касаются моих плеч, но, черт, все-таки трахнуть ее сегодня вряд ли получится, нужно отпускать…
- Пока.
- Пока.
В другой тихий вечер мы стоим у моей парадной, Лена немного упирается.
- Пойдем ко мне, посидим…
- Нет, это неудобно, лучше погуляем…
- Ну, Лена, чего уж неудобно, пошли, у меня интересно…
- Ай, нет, не нужно…
Я подхватываю ее на руки и проношу несколько шагов, когда она оказывается на земле, ее ноги уже сами переступают к двери парадной.
С некоторого времени я стал чувствовать боли в спине. Падение с перекладины, неудачное приземление после прыжка в высоту, одышливое старание партнера на тренировке по рукопашному бою. Может, и стройотряд сыграл здесь свою роль. Приходилось вдвоем брать рельсы с тележки, переносить их на несколько шагов и бросать вбок. Да еще эта работа внаклонку, забивание костылей, переноска шпал, эта тяжеленная тележка, которую нужно вытянуть из болота и доволочь до рельс. В конце концов, о себе могло заявить и многолетнее сидение за шахматной доской. Я почти не вспоминаю о боли в те решающие секунды, когда разогретая продолжительными приставаниями, но еще оказывающая сопротивление девушка нуждается в маленьком дополнительном стимуле - полете на моих руках. Вверх, пусть почувствует мою силу, свою зависимость, тесную общность нашего союза против земного притяжения. Элегантный разворот и вниз, на заслуженный диван или еще ниже - на пол, прямо на мой спальный матрац. Именно так - я сплю на полу. Матрац, простыня, подушка, покрывало - вот и все, что мне нужно. Заслуженный диван на заслуженном отдыхе. Я сложил его углом, теперь на него можно садиться, приобнимать девушку, вежливая беседа, рука касается плеча, гладит по спине, поцелуй в шейку, еще раз, в губы взасос еще за грудь все на руки и стремительно вверх ой мамочки три шага до матраца теперь вниз она подо мной взасос ремень джинсов она немного мешает и вертится ремень расстегнут молния главное просунуть руку в трусы…
Главное - просунуть руку в трусы! Девушка в тугих джинсах, даже если они расстегнуты, может сопротивляться неограниченно долгое время. У нее просто нет оснований их снимать или хотя бы не препятствовать моему неловкому копошению. Только проникновение (penetration) может оправдать ее дальнейшее непротивление. Нет другого варианта, кроме как потрогать ее ****у. Руку параллельно телу и в трусы, там волосики, потом писька, о, мокрая, палец скорее туда во влажную горячую тесноту! Это так много значит для нее!
Лена лежит подо мной поперек матраца, головой на полу, мы целуемся взасос, средний палец правой руки находит в ее трусах мокрое и нежное местечко и входит туда и выходит она подавляет стон и чуть поводит бедрами, теперь руку под жопу…
Важно - тугие джинсы нужно стягивать из-под жопы! Иначе помешает трение, ее бедра нужно приподнять, и сама она этого не сделает! Ухватить пояс и ремень, еще лучше - вместе с трусами, сжатые пальцы касаются ее поясницы, движение вниз, если не сползают, перехватить слева, справа, но все равно из-под жопы, тянуть, тащить что есть сил, времени нет, ритуал не позволяет ей ждать долго, свободная рука блокирует ее попытки освободиться, лишь бы перевалить вершины холмов, словно захватить городскую стену, защитник деморализован, это решающий момент всей осады. Когда джинсы уже ниже широкого места ягодиц, натянуть их обратно практически невозможно. Можно даже не торопиться. Но и не медлить. Небрежный, но горячий поцелуй куда-нибудь в животик будет в самый раз. И снова из-под жопы за пояс, можно уже и двумя руками, тянуть вверх, джинсы могут вывернуться наизнанку, трусики слетают вместе сними, Лена сводит коленки вместе и смотрит куда-то вбок, я бросаюсь на нее, коленки тихо уступают и раздвигаются по разные стороны от моего тела, я въезжаю в ее мокрую письку, девушка чуть постанывает, ебу ее как только можно ****ь в двадцать с небольшим, ебу, как здорово, вот-вот, но нужно вытащить, ну еще движение, все, кончаю, *** выбрасывает на матрац, на линолеум брызги спермы. Теперь можно приласкать бедняжку, а заодно и снять с нее маечку. Хорошие небольшие сиськи. А ловко я ее завалил. Полежать рядышком, потискаться. У нее полные губы и ловкий язык, я чувствую горечь табака, да она, наверное, всему двору давала. Сучка. Дерну ее еще разок, ого, хуй уже встает, ну-ка, милая, ну конечно, ага, тоже хочешь, вот, вот принимай, да, да, здорово я натянул эту про*****, давай, отлично, у нее плоский животик, теперь поставлю раком - что? не хочешь? почему? Ни хрена себе. Ну ладно, не хочешь - как хочешь, чего выебывается дура, все равно уже дала, сверху тоже нормально, можно ноги ей повыше загнуть для разнообразия.
Несмотря на удивительную скромность моей новой подружки, раз в два дня я приводил Ленку к себе, валил ее на матрац, драл пару раз в банальном положении папа-мама. Между палок выяснялось, что говорить нам особенно не о чем, что всему двору она не давала, ибо скромница (ну, вот это уже скучно), вообще она хорошая девочка. Ну-ну. А вот я несколько удивил сам себя. Никто не заставлял лизать ей письку. Но я лизал, и с удовольствием, и чувствовал ее запах, теперь он оседал не только на моих пальцах, но и на губах. Не позволяй гадюке пить из кувшина. И набрасывался отодрать, драл хорошо и с настроением. Тем более, что в ответ она не собиралась сосать *** мне.
Через месяц вполне гармоничных отношений Лена вдруг отказалась от встречи и поведала мне по телефону, что ей приснился необычный сон. Будто бы в доме напротив, в обычном панельном доме, что в хороший вечер розовеет от прощальной ласки застенчивого солнышка, живет еще не встреченный ею юноша, предназначенный судьбой. Вот так ни хрена себе, мой-то домик не напротив, а рядышком! Я проглотил обиду и спросил прямо:
- Ну и что, разве это мешает нам встречаться?
- Не знаю..., - загрустила Лена.
Я тоже задумался. Ее сон пришел как откровение. Если брежневки и хрущевки – это заколдованные розовые дворцы, быть может, в одном из них тоскует моя принцесса?
Лена больше ко мне не приходила.
Телефонная будка и аэродром
Ей семнадцать, у нее здоровая жопа, сиськи, выглядит она аппетитно, черты лица правильные, но выражение неприветливое. Обнаглела. Эта девка не испытывает проблем с коммуникациями при знакомстве. Легко отвечает на вопросы, отнюдь не комплексует и не стесняется. Но уж и не знаю, хорошо ли это. Вместо того, чтобы слушать меня или хотя бы обмениваться мнениями, заводит длинный монолог о себе. В первую же после знакомства встречу съезжает на откровенность.
- У меня было много парней.
Какого черта она мне это говорит? Ну ладно, зато интересно.
- Много? А сколько?
Отвечает недовольным тоном:
- Я что, считала? Много.
***ня какая-то.
- В каком смысле было много? Просто знакомых?
- Просто знакомых? Ха. Ты не понял. Я с ними трахалась.
- Мм. А…
- Я трахалась во всех местах, которые ты можешь себе представить.
- В смысле?
- Вот, например, в моей квартире, я трахалась везде, на всем, чем можно. На кровати, столе, стуле, стиралке, в ванной.
- В ванной? И как?
- Очень здорово. В туалете, на балконе, везде.
- С одним и тем же?
- Почему с одним, с разными.
- А зачем?
- Ты не понимаешь, это прикольно. Еще я трахалась в метро, поздно ночью, когда поезд идет от Василеостровской до Гостиного Двора, там шесть минут, в вагоне никого не было и мы успели.
- Круто.
- Я везде трахалась, вот еще на дереве в аэропорту…
- А как это на дереве можно?
- Ну, я ноги раздвинула, а парень встал ногами на ветку пониже.
- Это, наверное, не очень удобно.
- Зато прикольно. Я и в телефонной будке трахалась.
- А, ну это понятно, стоя.
- Да нет, там парень был здоровый, он меня поднял и к стенке прижал.
- Во как. Понятно. Может, ко мне зайдем?
- А что у тебя делать? Трахаться я с тобой не буду. Я погулять хочу.
Очень плохо. Зря я все это слушал.
- А как ты парней выбираешь?
- У парня главное - это бедра и зад. Они должны быть крепкие.
- В смысле, здоровые?
- Да, они должны быть накачанные. Самое крутое - если парень с крепкими бедрами носит потертые джинсы в обтяжку, вот это круто.
- А почему именно бедра, а не руки и плечи?
- Руки и плечи - ерунда, они у многих ребят могут быть крепкие, а вот бедра - это если только парень качается. И джинсы светлые, можно даже немного рваные.
С грустью думаю о собственном телосложении. Увы, джинсы в обтяжку мне не пойдут. Нужно качать ляжки. В полном унынии прощаюсь с этой ****ью.
Молодец девка. Мало кто оказал на меня такое сильное воспитательное воздействие. Я решил, что ее вкус насчет мужских бедер вполне может быть сильно распространенным. Это стало важнейшим стимулом для тренировок со штангой - не только банальных жимов лежа и бесчисленных упражнений на плечи, что делают ребята неискушенные, но и приседаний, и глубоких жимов ногами. Теперь у меня эффектная круглая жопа, а про мои ляжки можно сказать все, что угодно, кроме того, что они тощие. А джинсы в обтяжку мне по-прежнему не нравятся. Не люблю, когда жмет.
Каратэ
Важнейшее право обывателя - право на самооборону. Самым подлым из обманов тоталитарного социализма было назвать свою полицейскую машину святым именем вооруженного братства свободных граждан - милицией. В мирных ухоженных странах Запада порядок охраняет полиция, и народу не стоит беспокоиться. Конечно, на всякий случай у каждого желающего дома есть оружие, только вот удача подстрелить забравшегося в дом грабителя редко кому выпадает. У нас же никакой полиции нет, зато есть наша так называемая милиция - это такая большая преступная группировка. Это она носит оружие, которое гражданам не положено. Так что если в дом вломится грабитель или, тем более, мент при исполнении, шансов уцелеть у него гораздо больше, чем у хозяина.
Советским олигархам любая степень народной беспомощности кажется недостаточной. Восточные единоборства тоже поставлены под запрет. Нам оставили борьбу и бокс. Наверное, хотели больше медалей на олимпиадах, где против иностранных юнцов и энтузиастов-любителей шли на смертный бой отечественные профи, охуевшие от тренировок в закрытых лагерях и тяжелых стимуляторов. Или просто не слишком опасались этих вполне пролетарских, свободных от идейного содержания занятий. Восточные единоборства наверняка вызывали подозрения режима геронтократов, какое еще там инь и ян, вот ведь зараза какая иностранная. Каратэ заклеймили и запретили.
И вот как раз тогда мне в руки впервые упало тайное знание. Перепечатка с подпольной книги под восхитительным названием "боевое каратэ - техника самообороны без оружия". На чахлого шахматиста она произвела неизгладимое впечатление. Было очень заманчиво вдруг прочитать, что, оказывается, физическая мощь ничего не стоит. На *** все эти плакаты с мускулистыми работягами. Главное - знать точки. На кальку вручную переведен контур отданного на заклание высокому искусству человеческого тела, я отмечал синей пачкающей ручкой его слабые места. Значит, бить нужно в горло и в пах.
Параллельно мне попалась интересная крижка - лихой боевик из жизни капиталистического Гонконга. Эти каменные джунгли были отданы во власть жестоких триад. Желтый Дракон Цзяо был самым главным, что-то вроде президента, только гораздо могущественнее. Должность его ближайшего помощника называлась Белый Бумажный Веер, эта работа подразумевала организацию всевозможных подлостей. Третьим был бедняга Красный Дракон, он уже не обладал таинственными полномочиями Желтого Дракона, равно как и сокрушительной подлостью Белого Веера, а всего лишь отвечал за силовое звено организации, то есть за самую очевидную и самую уязвимую ее часть. Он был обречен стать жертвой беспощадной междоусобной войны, зато перед гибелью дал мне полезный совет. Например, в ходе важных переговоров с представителем другой триады Красный Дракон перешел от слов к делу сокрушительным ударом под колено оппонента. Именно под колено, твердым ботинком. ***к! На улице - самое то. Молодчина.
Область под коленом совпадала с одной из жирной точек на теле закланного. Моя задача облегчалась. Нужно было только научиться хорошо попадать под колено. И в горло. Удар в кадык собранными пальцами - руководство предостерегало, что этот удар может стать смертельным. Понятно. Пальцы нужно вытянуть, сжать между собой, напрячь и чуть-чуть присогнуть, чтобы при касании горла они не прогнулись и не ослабили удар. Я репетировал точность попадания на толстой березе, строго и внимательно всматривался в черный рисунок на ее коре, выбрасывал худую руку в направлении вражеского горла, нет, сначала под колено ***к и сразу немедленно в горло рраз – и ****ец. Повторю тысячу раз, чтобы стало автоматическим, мало ли чего на улице может случиться.
Заниматься каратэ в том году было запрещено. Зато в следующем группы стали открываться в каждой школе. Режим дал трещину.
Самое страшное - войти в зал первый раз. Просто из любопытства. Могу ли я скрыть мою чудовищную агрессивность, готовность бить, ****ить, уничтожать негодяя противника? Что подумают вот эти агрессивные юноши, многие из которых явно имеют богатый опыт унижения слабых в подведомственных им классах? Какие мерзкие хари, как они поглядывают в нашу сторону, как выебываются, что, крутые каратисты? Я буду заниматься как черт, у меня большой стаж очкарика, в школе меня звали "профессор", я полон ярости и злобы, я еще навалю ****юлей этим уродам.
В ближайшей к нам школе занятия вел Иван Иванович - плотный мужчина средних лет, уверенный, веселый и доброжелательный. То, что нужно. Очкарику трудно преодолеть робость, он всегда нуждается в поддержке.
И вот, наконец, мой первый спарринг. Как здорово, как интересно. Немного стыдно за свою неумелость. Хочется среагировать на любое движение, ответить молниеносно, да и партнера не травмировать. От этой дерготни сразу устаешь, ничто так не выматывает, как свободный бой. Но я в хорошей форме, мне это очень нравится.
Через год тренировок я почувствовал уверенность в себе и решил, что больше не отступлю так легко, как раньше, в каком бы то ни было силовом противостоянии. Эх, мне бы пораньше начать заниматься, вот навалял бы я тогда козлу тому жирному! Носком ботинка в голень, кулаком в челюсть, каблуками по ребрам.
Нападение в автобусе
Подремываю стоя в обычной автобусной давке. Скучно, баб вокруг нет. Вдруг чувствую движение, вижу сквозь очки здорового коренастого борова, расталкивает толпу, лезет по направлению ко мне и что-то орет, еще не отношу это на свой счет, как вдруг получаю удар по очкам, что за ***ня, очки съезжают с носа, до меня начинает доходить смысл только что сказанного этим уродом:
- Ты падла мне хобариков в замок напихал!
Отвечаю выкриком:
- Мужик, я не курю!
Отталкиваю соседей и хорошо бью ему кулаком по глупой пьяной широкой морде, готовлюсь ударить еще, но он виснет у меня на руках, тесно, еще бы разок въебать, блять, никак, боров начинает бормотать что-то нейтральное, но у меня побаливает нос, вот сука, кричу:
- Мужик, ты мне очки разбил!
Как же хочется въебать ему снова, боров это чувствует и ревет:
- Ну убей, убей меня!
Блять, убить не убью, но от****ил бы как следует, хотя здоровый, сука. Выхожу на своей остановке со странным чувством. По такой морде сколько не ебнешь, а все покажется маловато.
Похоже, я стал очередной жертвой популярной русской охоты – на очкариков.
Другой раз, когда в торопливой сутолоке автобусных перемещений я опередил некоего хама в дорогой куртке и сел рядом с его девушкой, ну, в общем, это было отчасти провокацией с моей стороны, но у хама все равно оставался большой выбор действий. Он имел возможность завести со мной беседу:
- Извините, уважаемый, за беспокойство.
- Да, слушаю Вас.
- Если Вы позволите мне обратить Ваше внимание на тот факт, что справа от Вас сидит моя дама, то я мог бы высказать Вам свою просьбу.
- Вы хотели бы сесть на мое место?
- Да, действительно, Вы очень верно это заметили.
- Что ж, разумеется, садитесь, пожалуйста.
- Благодарю Вас.
- Не стоит благодарностей.
Разумеется, в этих словах не должно быть фальши. От этого они приобретут издевательский смысл. Получится, что он мне все-таки угрожает. Придется ****иться. Да, пожалуй, хам избрал верный и короткий путь:
- Пшел отсюда!
- С чего бы это? Я первый сел...
И тут он сразу въебал мне, сидящему перед ним на кресле, прямо по очкам. Я ударил в живот, он попятился, я вскочил, смахнул очки, прыгнул к нему, ударил в челюсть, еще, в ухо, еще...
Хам был одного со мной роста и потяжелее, но уже не мог ответить, его мотало. Я не забывал об общественном мнении и выкрикивал:
- По очкам бить! Очки мне разбил!
После серии ударов хам упал на колени, и я с трудом остановил свой кулак над его беспомощным затылком.
- По очкам бил! Скотина! - приговаривал я, восстанавливая дыхание и приблизив к глазам слегка погнутую оправу. Выправлю. Хорошая была битва.
Было бы хуже, если бы стекла разбились и в глаза мне попали. Эти скоты автобусные, они понимают непосредственную угрозу, создаваемую и так ослабленному зрению ударом по очкам? Наверное, да. Иначе бы и не били. Мой будущий опыт лишь подтвердил это умозаключение. С тех пор, как я перешел на контактные линзы, на меня никто никогда больше не нападал. Эх, Россия...
Не по правилам
Ей где-то на год-два больше, чем мне. Небольшая, легкая, светленькая. У таких внезапно обнаруживается тяжелый характер. Я ухаживал за ней целый месяц. Прогуливался с ней по улочкам. Если в отношениях с девкой нет прогресса, значит она его не хочет. Наконец, от чувства некоторой обреченности схватил ее в парадной и жадно поцеловал взасос. Она заторчала и ответила. И еще поцеловал. И она прижалась. Отпустил, на этом и попрощались.
На следующую встречу пригласил домой - отказалась.
- Почему?
- А что там делать?
- Ну, можно придумать что-нибудь интересное…
- Ничего там интересного быть не может.
- Слушай, ты мне очень нравишься, я хочу чтобы наши отношения были еще лучше.
- Зачем лучше, меня наши отношения и так устраивают. Мы просто друзья.
- Как это друзья, мы же целовались тогда…
- Ну и что?
Найти конструктивное продолжение я уже не смог и принялся ставить ультиматумы.
- Мы уже целый месяц знакомы, так ты хочешь со мной встречаться или нет?
- А что?
- Если хочешь, пойдем ко мне.
- Нет, к тебе я не пойду. У меня уже есть близкий человек.
- Так какого хрена!
Разругались вдрызг. Никогда не был так зол. Целый месяц потерян. Это же против всех правил! Если я ей не нравился, зачем она гуляла со мной? Почему сразу не сказала, что у меня нет шансов? Сволочь, дрянь и ****ь!
Диалог подружек
Ухаживаю за глупой блондинкой, настоящая русская красавица, слегка дебелая, зато можно надеяться поворошить на ****е светлые волосики.
Провожаю ее до дома. Навстречу девка - такая ничего, стройнее, но волосы темные и на вид злобненькая. Оказывается, они знакомы. Начинают разговор, подружке я не представлен и в беседе не участвую.
- Ну, как дела?
- Отлично. К Сашке сегодня ездила, - с оттенком торжества заявляет злобненькая.
Не знаю, кто такой Сашка, но блондинку это сообщение задело.
- Что? К Сашке, в офис?
- Ага.
Злобненькая явно гордится каким-то своим успехом и не скрывает этого. Блондинка напрягается и после секундной паузы спрашивает:
- Ты с ним тра?
Блять, кажется, я догадываюсь, что означает это "тра". Язык уж больно похож на русский. Злобненькая с охотой отвечает:
- Да, два ра. На работу меня берет.
Блондинка молча переживает услышанное, я тоже. Брюнетка торжествует. Хорошенькая, ссучка. Дала ему в офисе пару раз, про*****. Я бы тоже тебя отхуярил за милую душу. Может, познакомиться? Да нет, шансов мало, одно упоминание о Сашке в этой компании стоит больше, чем мое зримое присутствие. ****и. А моя не зря так нервничает, что-то у нее с этим Сашкой или уже было, или еще не было.
Блондинку я так и не одолел.
Сашенька
Я ходил слегка очумелый от впервые прочитанного Набокова, и Сашенька показалась мне не просто милой девушкой, а вдруг ожившей именно ради меня героиней.
Андрей познакомился с какими-то девками, пригласил их домой на вечеринку с друзьями. Они привели третью подругу. Как правило, лишняя приглашенная оказывается уже совсем нехороша. Странное исключение.
Я тоже пришел случайно, у меня сорвалось свидание, и вечер стал тоскливо свободным.
Она тихо сидела на диване и выглядела совершенным ребенком. На ней даже не было косметики. Миленькая, небольшая, с красивыми темными глазами и длинными волосами, с ровными ножками, я перебросился с ней парой слов и вдруг понял, что она иногда читает книжки. По невероятному совпадению, по иронии судьбы, этого шутливого Мак-Фатума, она только что прочитала ровно то же, что и я. Для полной уверенности в невероятной удаче я проверил знание текста. Сашенька выразила огорчение от жестокой для героев и для читателей развязки и подтвердила, что раньше никогда не читала более восхитительного колдовства.
Интеллигентные девушки всегда были для меня легкой жертвой.
Первое свидание было назначено на Гостином Дворе. Ее нет. Я успел сбегать наверх позвонить, и ее мама с тревогой подтвердила, что дочь выехала час назад и должна была уже прибыть. Когда я вернулся, и мы заметили друг друга, Сашенька вне себя бегом бросилась ко мне. Она тоже успела слетать наверх, позвонить маме и узнать, что я прибыл и уже звонил. Ничего подобного я не припоминал. Известные мне девушки бывали легко доступны, но при том гораздо более хладнокровны.
Мы встречались целый месяц. Я каждый раз пытался угадать, из какой арки появится быстрая фигурка Сашеньки, а она старалась проскользнуть незамеченной, чтобы подкрасться сзади и закрыть мне глаза горячими ладонями. Мне было с ней хорошо и даже интересно. Целовались при встрече в метро, в подъезде на прощание, по любому поводу на улице. Ее откровенная симпатия делала меня уверенным и настойчивым, но и осторожным, дальше получасовых проводов дело не шло, Сашенька проявляла скромность, наверняка еще девочка.
И, тем не менее, пора было ****ь, дальнейшие проволочки могли все испортить, верно говорят - в отношениях всегда должна быть какая-то динамика.
Возвращаясь со дня рождения от друга Дениса, по обыкновению трезвый (в те времена я не пил совершенно), в автобусе я стал нагло переглядываться с какими-то девчонками. Их спутники, два здоровых парня, обиделись на меня. Я с Андреем, но он сильно пьян.
- ****ец козлу, бля, - заявил один здоровяк в мой адрес.
Ну-ну. Остановка. Теплый весенний воздух, начинает темнеть, из метро выходят нечастые пассажиры. Оскорбленный кабан, выше меня на полголовы, вываливает из автобуса сразу вслед за мной. Я готовлюсь к традиционному ритуалу «***ли бля», когда он молча делает резкое движение в мою сторону, кулак попадает мне в челюсть, я отброшен, не могу удержать равновесие и опрокидываюсь спиной на асфальт, но в полном сознании, мягко и хорошо, ну что ж, бой начался, и первый удар нанес не я. Подлец! Вскакиваю легко и злобно, вперед, ногой в пах, промазал в ляжку, нужно заехать ему по морде, он попадает мне по морде два раза, один мой удар попал, но слабо, какой здоровый кабан, у него руки длиннее, еще раз ногой в пах, снова неточно, ****ец, рычит противник, и вдруг легко заносит ногу и бьет мне в голову, ни хуя себе нарвался, парень отлично подготовлен, я едва успел уйти от удара, он разворачивается, еще раз, все-таки попадает мне по морде, твердый ботинок, еще, я только защищаюсь, отхожу, прикрываюсь и отбиваюсь руками, он злится промахам, еще движение, вдруг он падает, оседает здоровенной тушей, наверное, выбоина в асфальте или бордюр, у меня есть секунда-две, но бить лежащего я не могу, это нехорошо.
- Все, закончили, - заявляю я об окончании боя.
Кабан поднимается с угрозами:
- Что бля, еще?
- Нет, хватит.
- Сука бля! Сейчас еще ****юлей получишь!
Кабан снова атакует, но уже без прежнего настроения, нет, это просто имитация. Отступаю.
Совершенно не вижу смысла продолжать бой. Собственно говоря, я его выиграл. Пусть получил по морде на несколько ударов больше, это имело бы значение, если бы противник не упал, чем поставил себя в беспомощное положение, жертва своей раздутой самоуверенности.
А продолжать - означает возможность получить ****юлей, тем более, что этот скот, похоже, отнюдь не отягощен какими-либо этическими принципами, иначе откуда этот удар по морде без формального объявления войны? Откуда эти угрозы после того, как он убедился в моём благородстве? Начинаю чувствовать боль, немного саднит челюсть, онемел нос, из него редко, но все же падают капли крови. Тем более пора домой. Кабан рисуется перед своими девками, что ж, надеюсь, они все видели и правильно поняли.
- Андрей, пошли.
Мой друг впоследствии долго сожалел о своем апатичном поведении. Всю драку он провел в беседе с другим парнем, с которым они, как выяснилось, вместе ходили в качалку. Зато когда кабан свалился, он успел это заметить:
- Во, упал.
- Ага, - ответил его собеседник.
- Может его добить.
- Точно, - согласился тот.
В общем, я оказался моральным победителем. Минимум два свидетеля подтвердили мой успех. Как впоследствии рассказал Андрею в качалке спутник моего противника, от одного из моих ударов здорово пострадало и долго заживало его бедро. Вот было бы славно, если б я хотя бы разок попал точно в пах.
Уже дома, при рассмотрении в зеркало моего носа я выяснил, что сам он не кровоточит, а вот рядом с ним, под левым крылом рассечена кожа, отсюда эти теплые капли. Абсолютно ничего страшного, хотя нос слегка опух, видимо, ботинок вскользь попал и по нему. Отлично, звоню Сашеньке.
- У меня небольшие неприятности, - говорю я шутливо.
- Да, что случилось? - в голосе беспокойство.
- Так, подрался немного, вот, нос разбили. Но я все равно победил!
- Нос? Разбили твой нос? Я готова убить этих негодяев! - она вне себя.
- Да нет, ерунда, так только слегка.
- Твой нос!
Мне он совсем не нравился, а Сашенька им просто восхищалась. Странно. Обычный нос для очкарика смолоду - деформированный, сдавленный с боков, слегка горбатый, тонкий и соблазнительно уязвимый для социально гневного пролетария. Но Сашенька считает этот сомнительный, даже весьма подозрительный и непатриотичный нос лучшим проявлением моей блистательной индивидуальности.
- Ничего страшного. Хочешь навестить - приезжай.
- Да, конечно приеду!
Родителей дома не было. Войдя, она быстро обежала взглядом мое прибавившее мужественности лицо.
- Ну, слава богу, все хорошо.
Мы долго целовались. Иногда она распахивала глаза и спрашивала, обнимая меня за шею:
- Тебе не больно?
- Нет, ничего.
Через полчаса я стянул с нее трусики и завалил на пол.
- У меня еще месячные, - Саша стеснялась. - Может, не будем сегодня?
- Ничего страшного, - я стал запихивать член, блять, не лезет.
- Ну вот, ничего не получается, - расстроилась девушка, - я так и знала, что все будет плохо.
Отнюдь не плохо. Член немного поерзал и стал влезать куда нужно. Тесно, трудно, она, наверное, девочка. Член вошел. Пока я терся в ней, скорее потому, что так было нужно, чем просто из-за обычной похоти, Саша нервничала, наконец, я кончил, и мы смогли поговорить.
Девочкой она не была. Мне удалось допытаться, что я второй.
Первым был какой-то иностранец, кажется, француз. Сделал все очень быстро. Но его она не любила, а переспала для того, чтобы с этим разделаться.
А меня она любит. И я ее тоже.
Может, это моя будущая жена? Но я еще так хочу всех ****ь! Так много еще баб вокруг!
Ее мама уехала куда-то в отпуск. Папы уже давно там не водилось. Девочка без отца, такая нежная и ранимая, совсем сумасшедшая. Замечательное свойство кончать сразу вслед за мной, я приезжал к ней домой, мы прыгали на большой нетвердой кровати, очень неудобно, я кончал со стонами, она стискивала ляжки, сжимала коготки, становилась очень сильной раскаленной пружинкой, секунд пять - и она отпускала меня, и отворачивала покрасневшее лицо, прятала мутные от наслаждения глаза. Мне не нужно выбирать ритм, время, способ, ритуал, нужно просто кончить, и Сашенька кончит сразу вслед за мной. Это любовь?
Она немного раздражала меня отказом трахаться на лестнице, хотя по ней вряд ли кто-то мог пройти, эта 137 серия очень удобно спроектирована, забираешься на один из верхних этажей, выходишь на лестницу - и можно хоть срать, хоть ****ься. Один раз я было уже оголил ее попку, стал заправлять:
- Нагнись немного...
- Нет...
- Сашенька, пожалуйста...
- Нет...
- Ну что же так...
- Не нужно, это нехорошо.
Раз мы поехали ко мне на дачу. Она понравилась моим родственникам, включая мелкую племянницу. Затем я увел ее на берег озера, и там, в прибрежном лесу, мы повалились на траву. Комары впивались в мою жопу, я трудился как мог, когда вдруг увидел двух пионеров с удочками, мальчишки шли по тропинке метрах в десяти от нас, их шеи окаменели, они не смотрели, нет-нет, они не смотрели в нашу сторону. Мне стало смешно, Сашенька тоже смеялась, я вновь задвигал искусанной жопой и кончил. Она поднялась, разделась догола и бросилась купаться. Ей никогда не бывало холодно.
Мы стали жертвами обоюдного непонимания. Мне хотелось ее драть каждую встречу. В откровенности этого желания она усматривала сексуальную эксплуатацию и требовала длительных прогулок в исторической части города. В конце концов, она отказалась пойти ко мне домой. Мы расстались крайне недовольные друг другом.
Года через два, когда мне было в очередной раз грустно, я позвонил ей. Мы встретились.
- Как ты, Сашенька?
- Все хорошо. Но мне было очень трудно.
- Прости, не знаю, наверное, я был слишком молодым и глупым.
- Причем здесь ты... Нет, я о другом. Это наглое, самодовольное животное… Он так издевался надо мной.
Сашенька потрясла сжатыми кулачками, но в этом жесте читалось не так много злости, сколько восхищения.
На какое-то время я впал в просрацию. Это все равно, что любоваться желтобородым занудой-математиком. Хотя тот дурень из книжки - полная карикатура, а ненавистный скот обладал неоспоримыми достоинствами, хотя бы непомерной наглостью и талантом издевателя.
Но Сашенька смогла утешиться. Довольный собой Скот был отнюдь не единственным ее увлечением за это время.
- И сколько у тебя было увлечений?
- Какая тебе разница?
Она уже работала в поликлинике. Какой-то врач ухо-горло-носа, что за работа для мужика, ловко управлялся с ее ушком, настоящий профессионал. Итак, Сашенька - про*****. Вполне ясная судьба для красивой, темпераментной и влюбчивой девушки. Хуже, что она не пошла ко мне домой. Еще хуже, что на это я обиделся.
В наш последний разговор по телефону последний раз я стоял в телефонной будке и звонил настаивал требовал немедленной встречи, а она холодно удивлялась смеялась вешала трубку и не поднимала больше никогда… откуда такая боль, всё давно ушло. Глупо и нельзя встретиться с Сашенькой снова.
Искусство верховой езды
Мы познакомились в автобусе. Что меня особенно завело - ростом она была почти с меня. Есть в том особая лихость, когда маленький кривоногий офицер кавалерии на балу выстукивает по паркету решительные шаги прямо к роскошной красавице на голову выше его. Первая ее мысль - как же это он посмел, ах, немного даже стыдно, но маленький крепко ухватывается за талию и ведет так уверенно, что нет нужды ни в шпорах, ни в узде, жесткие усы угрожают воткнутся в пышный бюст, ах, ну раз уж так случилось… Пусть не удивится муж, если она в следующий же вечер почувствует себя немного дурно и отпустит его в театр одного.
В отличие от кавалериста, у меня проблемы с выбором достаточно крупной лошадки. При моих шести полных футах роста, по-местному около 183 см, милая должна обладать особенной статью, чтоб я порол ее стоймя. Девка с меня ростом – классно.
Я уже готов на компромисс, в том смысле, что обе стороны проигрывают. Ладно, пусть мне придется неловко сгибать коленки и загибать ее ниже, но почему этой дряни никогда нет дома, когда я звоню? Однажды все-таки застал, выслушал историю про ее сестру.
Ее сестра, оказывается, та еще ****ь. Пошла вечерком в гости к новому знакомому, дала подрючить, а по завершении банкета, сославшись на позднее время, попросила пятьдесят рублей на тачку до дома. Бабки, разумеется, сэкономила и благополучно успела добраться на общественном транспорте. Практичная девушка.
Во второй телефонный разговор она рассказала о своем увлечении - верховая езда. Лошади очень умные и сразу понимают, есть ли у седока характер, или он тряпка. Если характера нет, лошадь может притереться боком к ограде, пробежать рядом со столбом - седок ударяется коленом в столб так, что просто ****ец, лошадь любит укусить, лягнуть, сбросить в грязь. При первом же проявлении ума необходимо отделать ее как следует. Чтоб знала, кто главный. Но опытные люди не дожидаются от лошади внезапной подлянки. Нужно упредить - спровоцировать скотину на запрещенное действие, а потом сразу и основательно наказать. Это очень хорошо работает, лошади ее уважают и слушаются.
Третий раз она позвонила сама.
- Мне срочно нужны деньги, какая-то мелочь, рублей пятьдесят.
Это магическая сумма. У меня денег почти нет, но в карманах моих бывалых джинсов могли заваляться монетки.
- Подожди-ка… В общем, рублей двадцать пять набрать можно.
- Я сейчас приеду, ладно?
- Хорошо.
Трудно отказать, когда так хочется ****ься. По крайней мере, пусть зайдет ко мне домой, а не откланяется на улице сразу после получения денег.
Через десять минут она входит в мою дверь.
- Привет, проходи!
- Ага, но только я очень тороплюсь.
- А через сколько тебе нужно быть дома?
- Ну, минут через двадцать.
В принципе, можно было бы успеть… Передаю деньги - часть бумажками, часть какой-то невразумительной мелочью, денег нет вообще.
- Спасибо, выручил!
Терять нечего. Вперед, а то уйдет. Вперед!
- Лен, а ты меня тоже выручишь?
Обнимаю за талию слегка влажной ладонью и чуть-чуть подталкиваю к дивану.
- Я тороплюсь, мне к пяти нужно дома быть….
Но звучит это не слишком уверенно! На часах половина пятого, еще минут пятнадцать на автобус. Обнимаю и мну за талию и спину, *** чувствует решимость хозяина и встает. Она не отпихивается!
- Успеем, просто очень хочется …
- Может, в другой раз?
Нет уж, голубушка, у меня стоит *** и ты это чувствуешь, я тебя обнимаю и трогаю, а ты совсем даже не сопротивляешься! Мое бормотание звучит уверенно:
- Давай сейчас… и резинка есть …
- Ладно, я сама...
Она снимает брюки, спускает колготки, а я уже готов перед ней с надетым гондоном.
- Свитер снимем?
У нее должны быть хорошие сиськи.
- Зачем, не нужно.
Она торопится или стесняется, наверное, лифчик хреновый. Какая разница, в сущности.
Она на диване, одно бедро отставлено вбок, ложусь голым животом на ее колючий свитер, как-то немного смешно, засовываю… Под моими быстрыми толчками она неловко трясется, словно мы какая-то второпях собранная конструкция, по причине плохого согласования частей совсем не рассчитанная за высокую скорость. Бля, как же здорово, но я слишком возбужден и вот-вот уже… Она вдруг заметно краснеет и начинает пыхтеть, я не выдерживаю такого сюрприза и тут же кончаю.
- Что, неужели понравилось?
- Давно не трахалась, чего-то меня разобрало…
Ей неудобно, что она так не к месту проявила чувственность.
Быстро одевается. Нет даже времени на святое - минуток десять полежать как пустой мешок, с детской счастливой улыбкой щупать только что вздрюченное крепкое тело, подумать всякие милые гадости, ну, что-то из них произнести… С момента ее появления миновало ну максимум десять минут. Я еще тяжело дышу, а она уже покидает мой дом поебавшись и денежками.
Это было так быстро - подстреленный ковбой оседает в дорожную пыль, но морда его лошади сохраняет загадочное выражение. О чем она думает? Да ни о чем. У зверей нет алфавита. Верно говорят, что животные не могут попасть в рай, ибо они и не покидали его.
Я ей потом звонил, но больше мы не говорили. Якобы, каждый раз ее не было дома. Наверняка, вранье. Мой-то телефон она знала, могла бы уж позвонить. И дать. Жаль, торопливая ебля в теплом свитере только разожгла мое любопытство. Что ж, раз так, то я немного пококетничаю с ее сестрой. Безрезультатно. Шлюхи.
Обломы
Я сравнительно плохо знаю женщин. Но обломы - это моя стихия.
Сколько раз я был послан? Если бы я считал. Нет, не сотни - тысячи раз.
Я мог бы предложить выстраивать обломы по степени горечи в пирамиду типа по Маслоу.
Настоящий факер не боится обломов. Он их предотвращает.
Можно построить свою жизнь так, чтобы никогда не слышать от женщины слово «нет». Но это будет скучная жизнь.
Успех делает меня гораздо опаснее.
А обломы? Что ж, главное - не загонять себя в депрессию. Лучшее средство от облома - кого-нибудь трахнуть. Неудачная попытка? Еще! Еще!
Андрей растет
Шло время. Многие тысячи раз поднялась и опустилась тяжелая штанга, несчетные разы опустилась и поднялась ложка, и мой упорный друг Андрей мало-помалу превратился в большого парня, чуть нескладного, с не слишком классическими пропорциями, но крупного, здорового кабана. При его росте метр девяносто три и весе около девяноста килограммов он стал производить на девок совсем другое впечатление, чем раньше.
Чтобы стимулировать друг друга к новым знакомствам, мы с ним решили соревноваться. Кто больше девок выебет. За календарный год – с первого января по тридцать первое декабря. Врать о своих победах смысла особенного нет, это вранье против самого себя. Победитель нашего маленького соревнования заслужит славу. Побежденного не будет – занявший второе место тоже поебет немало сучек, если не капитулирует заранее.
Всякое соревнование предполагает некоторые правила. Вот, например, очень важный вопрос. Что значит «отъебать девку»? Миньет считается за отъеб? А в жопу? Мы договорились, что нет, не считается. Отъебать – это значит сунуть ей *** в ****у. Миньет приветствуется, но не защитывается в основном соревновании. Он будет засчитан только при равенстве основного показателя, если мы оба трахнем одинковое количество женщин, то победителем будет тот, кто даст большему количеству нетрахнутых пососать хуй. То есть, например, если бабу трахнул, то можно ей миньет и не предлагать, все равно балл защитывается только в одну категорию. Миньет – это лишь на худой конец. Собственно говоря, точно как и в жизни. Что касается жопы... Хм. Никогда не **** в жопу, но у меня такое подозрение, что это технически сложная задача. Не будем считать вообще.
Хорошо. Другой вопрос. А вот что значит – сунуть *** в ****у? Можно ведь ей до матки засунуть, а можно и в целку тихонько постучать. У Андрея недавно был случай. Привел девчонку, раздел, пальцами ей писю помассировал, стал было хуй совать... а она раз – и попу быстро отдернула, а потом сразу вырвалась и ушла. Дура какая-то. И ведь не девственница – братан Андреев ее уже раньше дрючил разок.
- Так ты засунул или нет? Хотя бы на полшишки?
- Черт его знает. Ну да, на полшишки вроде зашел.
Как считать, трахнул бабу или нет? Если на полшишки – ну, наверное, трахнул.
В общем, договорились так: если *** засунут на такую глубину, что, если бы она была девственница, то ее целка должна была бы от этого порваться, то это значит трахнул.
А если просто так, чуть-чуть ***м в губешки потыкал – это нет, это ерунда.
Соревновались мы с Андреем три года подряд. Два раза выиграл он, со счетом 33:32 и 25:24, один раз, со счетом 23:20 выиграл я.
Стимулировало это здорово. Стоило мне чересчур углубиться в работу, как Андрей звонил и сообщал:
- Лешик, привет, как дела?
- У меня? Нормально. А у тебя?
- А у меня, да, очень уместный вопрос, так вот, у меня дела ХОРОШО!
- ХОРОШО?! Ты кого-то выебал?!
- Да!
- Круто! И как она?
- Ничего такая. Ломалась, но дала.
- А лет сколько? А ножки как?
- Лет ей примерно двадцать, ножки... так, ничего такие, юбочку короткую носит.
- Круто!
- *** сосала. В жопу не дала.
- А ты и в жопу пробовал?
- Да, ну она чего-то тормознула.
- И как у нее ****а?
- Лешик, ты не поверишь, она волосатая!
- Не может быть!
- Да-да, она волосатая и мокрая! И я ее ****!
- Круто! Так значит, у тебя теперь тоже четырнадцать!
- Да! Соревнование продолжается!
У спортивного подхода к отъебу были и недостатки. Главный – возникает желание помешать конкуренту. Как минимум, ему не помогать. Мы решили действовать как джентльмены. В конце концов, соревнование – это лишь способ раскрепоститься и стать смелее с бабами.
Вместе с Андреем подвалили в трамвае к жгучей брюнетке. Ей оказалось всего шестнадцать лет. Поссорилась со своим парнем. Мы пригласили ее к Андрею домой и долго не знали, что делать, когда она согласилась. От нее пахло ****ой, но выглядела она великолепно. Рассказывала, что работала подставной у наперсточников. Лохи видели, что красивой девушке везет, и тоже бросались в игру. Мы так и не стали приставать, отпустили домой, записав телефон. Андрей через день позвонил ей, пригласил ее к себе, угостил вином. Она выпила и бессильно легла на диван. Когда он ее раздевал, делала вид, что совсем пьяная. И продолжала изображать беспомощность, когда Андрей лег на нее, вставил *** и выебал.
- Чего ты? Будешь потом говорить, что ничего не заметила? – пристыдил ее Андрей, кончив.
Они поссорились на следующую встречу, когда она почему-то ему не дала.
В книжном магазине у метро работала шикарная продавщица. Ростом с меня, улыбчивая, но такая красивая, что мне и подойти боязно. Андрей решился. Подошел, познакомился. Оказалось, что она работала в этом магазине последний день. Андрей позвонил ей и назначил свидание, на которое жутко опоздал, и, когда прибежал – ее уже не было. Андрей позвонил ей домой, вымолил прощение, купил букет цветов, привел ее к себе, угостил вином, потом долго и вкусно трахал. Андрей подозревал, что именно она заразила его трихомонозом.
Андрей познакомился с красивой девкой, выебал ее. Девка занималась волейболом. Интересное совпадение, у нас один дружище тоже волейболом занимался. Андрей стал выяснять, где она занималась, девка подтвердила, что в ее секции был такой забавный длинный парень, но имени она не помнила. Андрей уточнил информацию у нашего друга, а тот ее имя помнил великолепно, и стало ясно, что Андрей слегонца выебал не кого-нибудь, а предмет его юношеской любви. Андрей прыгал от радости – это круто! Друг переживал. А Андрей приглашал волейболистку на новый год и ****. Два года подряд. Я тоже встречал с ними эти новогодние празднички унылым одиночкой, что-то мне не везло. Два года подряд. Увы мне. Лучше бы отдрочил и выспался.
На Невском вместе с Андреем познакомились с двумя подружками. Андрей выебал хорошенькую блондиночку, ее некрасивая и злобная подруга мне не дала. Блондиночка едва не заразила Андрея сифилисом, они трахались без гондона, и он даже видел у нее на ****е некое странное кожное образование, как выяснилось позднее - твердый шанкр собственной персоной. Каким-то чудом Андрей остался здоров. А некрасивая злобная подруга сдала блондиночку врачам и те, в соответствии с лучшими традициями советской репрессивной медицины ее долго кололи, мучили и заставляли подписывать бумагу о воздержании.
Веселые ребята
В летний день бабы выглядят особенно хорошо. Особенно эта, аппетитно поджаренная на солнышке баба лет двадцати пяти. Хорошие сиськи, декольте. Приятели смеялись, когда я шустро подбежал к ней знакомиться. Ну-ну, вот если все будет хорошо, тогда и посмеетесь, балбесы, когда я вам все расскажу и, при том, с детальными подробностями.
Баба ведет себя немного свысока. Видит, что я разудалый двадцатилетний кобелек. Впрочем, проявляет снисходительность, знакомится, диктует телефон, отлично, шанс есть!
Звоню.
- Привет, это Леша!
- А, привет.
- Как дела давай встретимся?
- Сегодня что ли?
- Ну да конечно сегодня посидим можно у меня можно выпить чего-нибудь ты что больше любишь вино или шампанское?
- Нет, к тебе я не пойду.
- А ну да ладно чего там почему так вдруг?
- Ехать далеко. Можешь приехать ко мне, но привози с собой водку.
- Как водку может чего другого.
- Нет, водку.
Она живет в двухкомнатной коммунальной квартире в хрущевке. Немного страшновато ходить в гости к симпатичным бабам - можно нарваться на ее мужика. Впрочем, говорит, что сегодня никого не ждет.
Придется пить водку. Как это плохо. Эх-хе-хе, вот бля, вот это гадость.
- Ха-ха, ты совсем водку пить не умеешь, а в гости напросился.
Она уверена, что я совсем желторотый. Даст или не даст? С хорошей миной более-менее элегантно опрокидываю стопарь в свое интеллигентное хлебало. Ох-хо, бля, меня сейчас вырвет от этой горечи, о бля, о, ну вроде отпустило… Как же эти свиньи водку так любят? Даст или не даст? Телефон у нее в коридоре, ей кто-то все названивает и она выходит болтать, раз я сидел минут десять, не меньше. Радио она слушает тоже отстойное, что-то советское до мозга костей. Переключать не дает - патриотка ****ая. Знаю я таких патриотов, их еще называют быдло. Чистая правда, что два культурных человека из разных стран чувствуют себя гораздо ближе друг к другу, чем к таким вот соотечественникам.
От советской музыки настроение упало и не поднимается. А очередной звоночек может привести к самым нежелательным последствиям. Привет милая - привет - чего делаешь - так ничего - ну что может я зайду - да нет чего то я устала - да ладно я зайду - да ладно давай лучше завтра - ну что ты милая ну давай посидим выпьем давно тебя уже не видел - да нет ну что ты вдруг давай завтра - нет солнышко я решил я сейчас уже к тебе иду вот жди меня! Вроде пока все нормально, но ведь хахаль, особенно постоянный, может заявиться и без звонка. И ****ец, еще не хватало встретить здесь хама в своих законных правах, я уже не вполне трезв и особенно ловко драться точно не смогу, вот попадалово. К тому же она как-то не очень дает себя трогать. Близится ночь. Спать можно только на ее кровати. Это здорово.
- Ладно, хорошо посидели, - заявляет она. – Давай, домой топай.
- Лен ну ладно чего ты ну давай я здесь останусь ну чего так хорошо сидим.
- Топай-топай. Или чего, ты совсем никакой, что ли? А что, очень хочешь остаться? Хм. Ну ладно. Только веди себя хорошо!
Она требует моей помощи при раскладывании дивана, мы раздеваемся и залезаем под одеяло, оба в майке и трусиках. Ложится ко мне спиной - плохой знак. Неужели это облом? Начинаю гладить по спине, обнимаю за талию.
- Э, ты чего? Я же сказала, веди себя хорошо! - сказано довольно строго.
Впрочем, терять нечего. Придвигаюсь к ней вплотную, начинаю гладить по бедру, целую в шею, дерзко ухватываю и мну большие сиськи, *** встает и упирается ей в жопу.
- Во пристал-то, - уже мягче произносит она.
Потягивается и немного поворачивает тело ко мне. *** торжествующе гудит. Рука под майкой майку наверх поцелуй в животик еще еще палец под резинку трусов нет еще рано руку между бедер бедра истомно переминаются трусы из-под жопы вниз сразу до колен теперь я ее точно выебу трусы вон свои тоже вон скорее одеть гондон но осторожно у меня только один гондон она смотрит как я одеваю гондон теперь на нее бедра в стороны проверить пальцем что сухо нет внутри уже мокрая да теперь хуй йес йес а теперь давай давай…
Что это по радио? Как это в тему! Да, это залихватская мелодия популярной в народе группы "Веселые ребята". "Ах напрасно тетя, вы все слезы льете! И все смотрите в окно! Не волнуйтесь тетя - дядя на работе, а не с кем-нибудь в кино!" А этот разухабистый проигрыш с "хо-хо и ля-ля"! Как это в тему! Лена тоже отвлекается от ебли и хихикает. Да, это песня про нас, это мы, простые советские люди, завалившиеся в койку безо всяких намеков на серьезные намерения. Забавно, черт возьми, смешно даже. Вот она - сила искусства и правда жизни, я, довольно пьяный и энергичный, дрючу поддатую сиськастую загорелую бабу на ее чахлой кроватке в первое наше свидание, и просто потому, что все ее ебыри в этот вечер решили отделаться телефонным звоночком, так вот получай, сука бля, мой *** по самые яйца, вот, вот тебе!
Немного времени спустя, отдохнув после палочки, я стал чувствовать себя полным идиотом. Какого черта я не держу в кармане запаса гондонов? Почему вот когда нужно, у меня оказывается только один, а ехать в аптеку и времени-то нет? Придурок. Лена очень недовольна, одной палки ей тоже мало. Все равно без гондона ****ь не буду. Если такая умная, надо самой было позаботиться.
За бабки
До Военмеха путь неблизкий. Сперва на автобусе, потом на метро. Если автобус выезжает из-за дома, можно побежать и успеть на посадку. Сегодня я и так уже опаздываю даже на вторую пару. Подъезжает! Мчусь со всех ног, дело не только в дурацкой лекции. Высокая изящная девушка легко преодолевает входные ступеньки. Запрыгиваю в ту же дверь. Становимся на поворотный круг судьбы посреди Икаруса. От ее красоты перехватывает дыхание, как от высоты, в которую нельзя подниматься с моими самодельными крылышками. Смотрю на нее во все глаза. Как хороша и уверена в себе. Ее высокомерие способно меня изничтожить. Но нет выбора, пусть лучше отвергнет меня сейчас, чем я буду жалеть всю жизнь. Смертный холод в животе, я улыбаюсь и подхожу. Левой рукой хватаюсь за холодную железную трубу, но моя рука холоднее. Говорю девушке привет. Она смотрит на меня. Она говорит со мной. Она улыбается! Лена тоже студентка, едет на учебу. Вроде бы хорошее начало, но кураж обреченного понемногу начинает меня покидать. Теперь, когда у меня есть какие-то шансы, я все больше теряюсь. Становится ясно, что я совсем не такой уж поручик Ржевский, как можно судить по первой фразе. Нужно заинтересовать ее! Но как? Я из последних сил поддерживаю разговор, черт, между нами не так много общего, как же она красива, книг она не читает, что же вообще ее интересует. Пропускаю ее вперед - джинсы обтягивают ее шикарные ноги, стройные и длинные, у меня эрекция. Лена в некоторой степени блондинка, хотя волосы наверняка крашенные. Делает ли ее надменной манера чуть поджимать губы, задирать носик, или все от того, что красивые глаза смотрят мимо?
Ура, она все таки оставляет мне телефон. Я звоню ей через день, но она все время занята. Говорить нам действительно не о чем. Что ей интересно в ее восемнадцать, кроме того, о чем не стоит говорить, если хоть на что-то еще надеешься? Только надежды все меньше и меньше. Почему она ничего не читает? Что она вообще делает все свободное время? Ясно что.
В этот вечер мне особенно тягостно.
- Свет, давай встретимся?
- Ну зачем, что мы с тобой будем делать?
- По ходу встречи посмотрим, - не могу же я сказать прямо, что просто готов ее вылизать всю и целиком.
- Нет, не думаю, что мне будет с тобой интересно.
- Я тебе совсем не нравлюсь? - поручик Ржевский таких глупостей не говорит, но я уже полностью раскис.
- Совсем, - это произносится со странной усмешкой.
Безнадежно влюбленным так не говорят, это как столкнуть с захватывающей дыхание высоты на острые камни. Что-то не то. У меня есть шанс. Но какой? Вопросы нужно задавать прямо.
- А что нужно, чтобы я тебе понравился?
Она чуть подумала, какую-то секунду.
- А что ты можешь предложить?
Еще не хочу верить в смысл сказанного. В конце концов, ясного смысла здесь и нет, просто раньше я не слышал, чтобы в ее голосе звучали нотки заинтересованности. Нужно проверить.
- Ну, а что ты хочешь?
- Не знаю, смотря какие у тебя возможности.
- Ты имеешь в виду материальные возможности?
- Да.
Вот так. Она ослепительно красива, таких девушек не найти в журналах, то, что мы там видим - это труд художника-гримера, на западе такие просто выходят замуж за миллионеров, но в совдепии они не знают об этом и дают просто так. Или почти просто так. Сердце колотится как печатный станок.
- О какой сумме может идти речь?
- Ну, я иногда встречаюсь со своими знакомыми, это обходится им в пятьдесят рублей.
Бля! Это совсем немного! У меня стипендия повышенная, шестьдесят три рубля! Неужели?
- Хорошо. Я готов. Зайду за тобой через десять минут.
- Да? Но я сегодня не могу.
- Почему? Менструация? - в беседе с ****ью можно не прятаться за условные словоконструкции.
- Нет, просто я занята. Можно встретиться в другой день.
Я не доживу до этого другого дня.
- Хорошо, тогда я заплачу семьдесят пять рублей, но мы встретимся сегодня.
- Нет, зачем, я не могу, я занята.
- Хорошо, тогда я заплачу сто рублей, но сегодня.
Она задумалась.
- Ну ладно.
Через час я веду ее к себе, изредка прихватываю за талию дрожащими пальцами, она такая гибкая, такая красивая, ничего, сейчас я избавлюсь от этого наваждения.
- Ты что, в первый раз? - спросила Лена, когда я поцеловал ее в колено.
- Почему ты так думаешь, - я одел гондон и лег на нее сверху.
Нет, дура, просто я был в тебя влюблен.
Это не было самой сладкой еблей в моей жизни. Пожалуй, наоборот - самой тоскливой. Ну да, я похуярил ее, получил удовольствие, кончил. Более элегантно было бы вообще не ****ь. Но это уж слишком сентиментально, в этом случае не было бы никакой гарантии, что мне удастся поставить в наших отношениях жирную точку. Зато между палками - первой унылой и второй грубой - мы неплохо поговорили.
Ее первым мужчиной был какой-то мамин приятель, кажется, таксист или официант. Ей было шестнадцать. Наверно, здорово переспать с маминым ебырем назло маме. Теперь она встречается с несколькими солидными мужчинами, каждая встреча обходится им в пятьдесят рублей. Иногда с двумя одновременно. Сколько всего было мужиков, она не считала.
На прощание я выдал ей двадцать пять рублей сверх оговоренной сотни. Гусарство достойное несостоявшегося поручика. Лена этого явно не ожидала, произнесла «спасибо» и впервые показалась мне растерянной.
Друг Андрей выслушал мой рассказ с большим интересом. Выпросил Ленин телефон, встретился с ней и привел домой. Пробовал выебать на халяву, но повторилась та старая история с его девушкой, но уже наоборот - они выпили водочки и уже целовались, его рука была в штанишках - мой звонок разрушил гармонию, как в грустной песенке про Сюзанну - Why me? Why now? WHY? - и Лена успела собраться с мыслями. Глупо давать просто так. А нужного полтинника у Андрея не было.
Однажды ехал домой и встретил ее в метро. Нельзя сказать, что я уж так рад видеть Ленку, но если не трогать тяжелые воспоминания, на нее приятно смотреть. И думать, что я, как-никак, ее драл. Если только избавиться от сожалений, что имел глупость относиться к ней гораздо серьезнее, чем следовало.
- Что это на тебе? - она зафыркала, затопала каблучком и попробовала скрыться.
Сказать, что я одет весьма скромно - не вполне точно. На мне курточка за восемьдесят рублей, светло-серая, синтетическая, впрочем, довольно теплая, удобная и вообще почти приличная, если бы вот не эти торчащие на поясе веселенькие затяжечки, в конце концов, их можно отпороть. Со стороны мы должны были выглядеть довольно странной парой. Зачушканный студент, очевидно доживающий последнюю неделю до стипендии, и шикарная девица, одетая эдак на сумму его годового дохода. Понятно, но, в конце концов, не мои ли собственные средства вложены, например, в эти облегающие джинсики, которые так ей идут, так ловко обнимают ее длинные ноги, которые, помнится, лежали у меня на плечах и двигались в ритме моих толчков. Обидно, хочется делать все наоборот. Догоняю Лену, иду рядом.
- Отстань от меня!
- Почему?
- Я хочу ехать одна! - она меня ненавидит до слез, есть что-то такое, что ее заводит.
Наверное, моя куртка. Подумаешь. Или что-то еще во мне глубоко личное. Она очень хороша, рука помнит изгиб ее талии в тот вечер, когда мы шли ****ься за бабки. Настроение - хуже не бывает.
- Не понимаю, нам же по дороге, - традиции не позволяют мужчине проявлять избыток эмоций. Чем хуже, тем лучше.
На остановке она бегом кидается к какому-то здоровому парню, рядом с которым стоит небольшая хорошенькая девушка. Выкрикивает, сдерживая слезы:
- Привет, здорово, что ты здесь, скажи, чтобы он от меня отстал!
Парень крупнее меня. Впрочем, я могу напасть неожиданно. С другой стороны, причем здесь он. Понятно, что Ленка меня презирает, но крушить человека, готового встать на защиту девушки - не вполне этично. Много ли таких?
А парень ведет себя уверенно и спокойно. Объясняет мне, что не стоит преследовать девушек, если они того не хотят. С этим трудно спорить. Расспрашиваю, хорошо ли они знакомы. Говорит, что неплохо. Насколько неплохо? Он с ней спал. Не удивительно, но обидно. Сказать ему, что я тоже с ней спал? Нет, это не вполне красиво. Во, как оказывается, здорово, он спал не только с ней, но и с ее подружкой, вот как раз она утешает плачущую Ленку, да, они очень хорошо знакомы, настолько хорошо, что даже втроем как-то веселились, им это понравилось, и они любят иногда встретиться. Да, парень не промах. И одет хорошо. А я совсем никакой.
Предлагаю ему выйти подраться. Он не отказывается в принципе, но заявляет, что для этого нет очевидной причины. Такой спокойный и уверенный. Хорошо быть большим и сильным, ****ь двух девок одновременно - одну высокую, другую маленькую, черт, а его подружка тоже очень ничего, я бы ее с большим удовольствием. Вглядываюсь в его лицо, никакой красоты, даже наоборот, какие-то рытвины от прыщей, по разговору особенно умным он тоже не кажется. Зато наглый. Мирно прощаюсь со своим собеседником и с Ленкой. Странен и холоден этот мир.
Еще лет через пять мы встретились снова, все-таки, тогда мы жили в соседних домах, я еще не купил себе первую отдельную квартиру. С одеждой у меня все было уже вполне неплохо, ну, пускай не так роскошно, как у нее, но довольно прилично. Ленка по-прежнему хороша. Но, извините, ей уже не восемнадцать. То, что происходит с девичьими сиськами, попками, ляжками начиная лет с семнадцати, можно назвать старением, увяданием, опаданием. Понятное дело, я не говорю о толстухах, они вообще не являются предметом обсуждения, нет, только о стройных, изящных девушках. Женщина с неумолимой быстротой теряет главную прелесть юности - пневматичность. Так что красота Ленки после двадцати уже сильно зависит от умения ловко носить свои джинсики в обтяг, а то, что она прячет под шмотьем - уже изрядно претерпело и обвисло, и не столько от употребления по назначению, но от комплекса физиологических проблем, связанных с прямохождением, неизбежных перепадов веса, праздников, абортов, диет, недосыпания, алкоголя, венерических заболеваний, загрязнения окружающей среды, никотина, недостатка физической активности, невенерических заболеваний, хрен знает чего еще, в конце концов, не нужно упускать из внимания и хрен, растягивающее воздействие многочисленных хренов постоянных и случайных посетителей малого, среднего и большого калибра, а уж наверняка в ней бывали такие монстры, что от зависти и думать не хочется. Подумав об этом, я приветствовал бывшую любовь доброжелательно и даже сочувственно. Удивительно, она мне почему-то обрадовалась. Я удивлен, что хотя бы узнала. Что, память очень хорошая?
- Привет, как дела? - Ленка настроена радушно.
- Отлично! - действительно, все настолько хорошо, что я даже рад ее видеть.
- Ну, что, нашел себе девушку?
Интересный вопрос. Ну, промерил уже несколько десятков и еще не одну сотню отдеру, дай бог нам всем здоровья.
- Нет, не нашел.
- А что так? - это звучит даже игриво.
- Мало таких красивых, как ты, - чистая правда.
- Да ладно уж, чего там. А девушку найди, сексом нужно регулярно заниматься.
- О кей, мысль здравая, буду искать. Ладно, рад был видеть.
- Пока.
Помню, когда-то уже очень давно я спрашивал, чего бы ей хотелось больше всего. И получил удивительный ответ, совсем не звучавший как шутка: "Больше красоты".
Игра в гляделки
В ту пору в моду вошли лосины. Это чулки, которые считалось приличным носить без юбки. Женщины нацепили их как по команде, все как одна - от жирных бегемотих до тощих прошмондовок. Смотреть на баб с равнодушием стало просто невозможно. Перед моим беспощадным судом предстают роскошные, мощно просаленные окорока, кривющие тощие ножонки, приговором для них будут тайный смех и сожаление. Но что теперь мне делать со своим членом, когда я вижу вот такие длинные шикарные ноги, хорошо стянутую крепкую жопку, выше какая-то маечка, ниже снова эти бедра, и главное - вот оно, это тревожное моему сердцу пространство между ними вверху, там где, бля, я не могу, она переступает бедра двигаются и этот промежуток между ними тоже играет и дразнится, я хочу засадить ей так, что руку из кармана лучше вообще не вынимать.
Танечка, разумеется, тоже носила эти замечательные чулки, то есть, лосины. Ростом она была, пожалуй, практически с меня, при этом занималась таэквондо. У нее тяжеловатые, но правильные черты лица. Знакомство, телефон, звонок, встреча. Когда я увидел, как она одета, другой мысли кроме «скорей ко мне домой» в голову уже не приходило. Ее лосины были темно-фиолетовыми. А под ними фактурная сильная жопа спортивной восемнадцатилетней девушки. Свободной рукой я вел Танечку за талию и все трещал и смеялся и привел к себе легко и совершенно ненавязчиво. Усаживаю на кресло, довольно глубокое, по-современному угловатое и ненадежное, если сильно опереться о подлокотник, он может и отвалиться. Сам опускаюсь перед ней на пол, и, подпрыгивая от избытка энергии, принимаюсь болтать да прихватывать за ноги в лосинах. Танечка не отпихивается, но как уж тут отпихнешься, если рука опускается на предплечье, коленку или на ляжку невзначай и исключительно для большей убедительности повествования, задерживается ненадолго и быстро исчезает, чтобы уже при следующей фразе вернуться на то же место или немного другое, погладить и слегка пожать, к тому же рассказчик и так сидит очень близко, и его колени и руки соприкасаются с ногами слушательницы при каждом легком движении, а рассказчик отличается темпераментом и спокойно усидеть не может. Здесь можно только перебить его и прямо выступить за защиту своего права на личную неприкосновенность, но она этого не делает. Вместо того спрашивает:
- У тебя радио на какой программе?
- Бог его знает.
- В это время должны передавать концерт «Кино». Нужно настроиться.
- Конечно.
Не нужно спорить о вкусах. В молодости я не очень уважал «Кино». Я и сейчас очень критически отношусь к доморощенным талантам, но все ближе склоняюсь ко мнению, что совейская музыкальная культура с ранним уходом Цоя потеряла очень и очень много. Кто теперь вытолкнет ее из говна? Впрочем, народ заслуживает не только свое правительство, но и, еще в большей степени - уровень предлагаемых ему развлечений. Плебс всегда требует "хлеба и зрелищ", и всегда их получает, но никогда не больше того, на что готов согласиться. А в стране совдепии мои несчастные сограждане до сих пор ломятся на концерты плеяды наложников пожилой бандерши с их ресторанным пением под фанеру. Ну нет, ну никак не могут у нас делать хорошие автомобили и приличную эстраду.
Танечка встает и подходит к столу, на котором стоит приемник. Отличная вещь, высший класс качества, гордость советской промышленности. Весит как пудовая гиря, но значительно объемистей - это для украшения моего скромного интерьера. При переключении на новый диапазон приемник с обидой отстреливает кнопку старого, та падает на стол и звякает как пустая гильза, и теперь ее нужно снова заряжать на место. Не оставляя сомнений, что все это барахло собиралось на оборонном заводе, других в совдепии, впрочем, и не было. После избавления от него я стал пользоваться крохотной корейской мыльницей, что звучала получше, вот только выглядела поскромнее, да и на гирю совсем не тянула. Оля с уважением рассматривает серебристое чудо отечественной инженерной мысли.
- Как он тут работает?
- А вот, эту штуку надо крутить. И эти кнопки жать.
Она нагибается к сундуку и принимается искать свое «Кино». Крепкие ноги слегка расставлены, этот зазор между ног, о бля, как я засуну ей раком. Я приближаюсь сзади и активно помогаю - дышу на ухо, трусь плечом, обнимаю талию, смелею с каждым прикосновением, забираюсь под маечку.
- Где же Кино, никак не найду…
Оленька не препятствует движению моих пальцев, у нее лифчика нет, я жму ее крепкую сиську второго размера и целую в шею. О, бля...
- Может, еще не время. Ладно, пусть это…
Она не спеша выпрямляется и не спеша - схватить ее посреди комнаты нет будет слишком грубо но ведь она только что дала мне щупать свою грудь голышом - возвращается на кресло. Ладно я тогда подойду упираюсь коленями по обе стороны от ее бедер и наклоняюсь к ней глажу по шее рука на затылке прижимаю ее лицо к своему целуемся взасос задираю майку что может уже стянуть ее лосины где я буду ее драть а прямо на кресле…
Прелесть лосин в том, что их можно сдернуть одним движением: руку на жопу, оттянуть резинку, тащить вниз. Преграда столь же слабая, что и трусики. Более того, снять лосины и трусики одновременно тем же движением тоже очень легко. Сколько девушек было попросту изнасиловано, пока эта мода закончилась? Лосины - идеальная одежда для жертвы. По сравнению с джинсами, да вообще никакого сравнения с ними быть не может. Джинсы – настоящая крепость. Даже если расстегнул ремень и справился с молнией, это еще ничего не значит, остается самое главное - стащить джинсы с жопы. А если они в обтяжку? Так ведь чаще всего именно в обтяжку они и будут, иначе их и носить нет смысла. Так их хрен стащишь, они сидят так плотно, и возиться с ними нужно так долго, что девушке неприлично столько времени даже нейтралитет сохранять, а стоит ей хоть немного пошевелиться, и этот подлый символ американской свободы и чуждой нам эманципации намертво застревает ни вверх ни тем более вниз на самой середине попки. Ну ладно, повезло, джинсы стянуты с жопы, но к бедрам-то они ведь просто приклеены, а я горячился, хотел сорвать их навыворот как колготки, но не тут-то было - и все, ****ец. Застряло. Прямо хоть все бросай на полпути и загибай девку раком, но нужно быть реалистом - скорее всего, у нас не те отношения, и она теперь просто не даст.
Но лосины - это совсем, совсем другая песня. Поцелуй в животик, теперь пальцы сзади под резинку, главное - не суетиться, не дай бог оцарапать ее талию своими когтями, теперь вниз, отлично! Танечка не успевает и коленкой пошевелить, как на божий свет показываются ее волосики. И еще пары секунд, что она дарит мне до того момента, когда приличная девушка должна немного возмутиться, хватает на полное избавление от лосин и трусов.
Тем самым наше свидание переходит на следующий уровень, Танечка скромно прикрывает сокровенное, кладя ногу на ногу и невзначай следит за моими стремительными движениями - гондон извлечен из тумбочки, упаковка поборолась, но все же порвана, латекс накатывается на стоящий, нацеленный прямо на нее член. Теперь она уже вряд ли откажется, я целую ее в коленку и наползаю сверху, оттащить ее на пол - на матрац? Нет, она тяжелая, поднять ее с кресла в воздух - задача для серьезного качка, в ней при моем росте ну никак не меньше шестидесяти кило. Может, прямо здесь, на кресле? Направляю ее бедра вниз, она покоряется, делает мостик и сползает на сиденье спиной, ее голове немного тесно, но ничего, я уже между ее ног, перед ней на коленях, ляжки наверх, ****а мокрая, она хочет, я вставляю член, да! и сразу проскальзываю вглубь по самые яйца, как же здорово, начинаю толкать ее, немного неудобно держать на весу ее сильные бедра, моя опора на колени не слишком надежна, но все равно отлично, она смотрит на меня, а я ее натягиваю. Что она так смотрит? Глаза у девушек в такие минуты всегда закрыты. Какая на *** разница, как же здорово, как же я классно ее натянул, сейчас кончу, ну, еще немного потерплю, ну все, все, о да, да!…
Сбрасываю отслужившую резину на линолеум, если забуду убрать - гондон забавно присохнет. Стоять на коленях перед креслом становится тяжело. Хочется полежать.
- Пойдем сюда, - показываю на свой напольный матрац.
- Ты здесь спишь?
- Ага.
Полежали, заодно снял с нее майку. Потрогал сиськи. Хорошо.
- У тебя много было мужиков?
- Какая тебе разница?
- Так, интересно.
- Нет, немного. Тебе просто повезло.
- Да, это точно. Ты в хорошей форме. Молодец. Отличные сиськи, и талия, и здесь.
Нужно вставать за новым гондоном. Где же он, а, вот. Глажу Танечку по животику, примеряюсь по новой.
- У меня тяжелый взгляд.
Похоже, она делится со мной своей проблемой. Действительно, взгляд серьезный. По-моему, у нее чересчур ограниченная мимика, лицо ничего не выражает, а это кажется непривычным. Девчонкам полагается хихикать.
- Ты просто редко улыбаешься.
- Точно, я не люблю улыбаться.
Ввожу в нее член, начинаю трахать. Она смотрит мне в глаза. ***ня какая-то. Это не она меня, а я ее трахаю. Вот так - вжик-вжик, раз - два, раз - два. Это я могу вот так смотреть ей в глаза, вот, я тебя ебу и смотрю тебе в глаза, я тебя отымел и ебу, а ты ссучка-блять, я тебя отхуячу по полной программе, вот я закину еще повыше твои ляжки, но что за хуйня, почему тебе не стыдно смотреть, твое правильное лицо застыло как маска, большие глаза устраивают со мной соревнование в гляделки, хорошо же, раз-два, раз-два, нет, я не могу, если я буду продолжать эту битву взглядов, я просто не смогу ****ь, у меня ослабеет эрекция, черт, я проигрываю, какая хуйня, как нехорошо, я же ее так здорово выебал, и вот такая ерунда, я отвожу взгляд, может - раком - ах нет, что ж, торопливо и с некоторым даже стеснением дохуяриваю ее покорное, бездвижное крупное тело, наконец, кончаю.
Подведем итоги. Ловкое опрокидывание в первую же встречу, отменно неприличная ебля на кресле с милыми неудобствами, вторая палка для закрепления победной по всем признакам встречи, но вместе с тем - это фиаско, главную партию в гляделки-****ки я вчистую просрал.
На следующую встречу она наотрез не согласилась пойти дать ко мне домой, не обращая внимание на дождь. Мы гуляли и мокли, пока не разругались.
Для таких статных девушек наш городок маленький. Я встречал ее позднее при самых неожиданных обстоятельствах. Один раз - на рынке, когда старался понравиться ее соседке по прилавку. Каменное лицо Танечки не выражало ничего, и уж точно - ничего хорошего. Соседку я тоже не очаровал.
Бараний вес
Она была маленькой и худенькой, как подросток. Не как эти наетые Сникерсами и напитые Колами жирные детки периода высоких нефтяных цен, распирающие телесами неплохие джинсы. Нефть тогда стоила какие-то гроши. Военная промышленность, слава богу, на время почти загнулась и перестала жрать ресурсы, испражняясь танками и подводными лодками, но и легкая промышленность начала пятиться раком, не выдерживая конкуренции с импортом. Деревня по-прежнему спивалась, только уже дешевыми суррогатами. Миллиардер Черномырдин продолжал учиться основам экономической науки и был сильно занят своими делами. Семье нашего харизматичного алкоголика, судя по всему, было не до реформ. Так что многие девушки тех лет были стройными не по своей воле.
Но дело не только в диете, Света и от природы была особенно миниатюрной - тонкие запястья и щиколотки, узкая талия. Сперва я даже засомневался, стоит ли знакомиться с этой дюймовочкой, но ее привлекательность несомненна, у нее милое лицо, длинные волосы, правильное телосложение, она просто очень маленькая. Света пошла на контакт довольно охотно, на всякий пожарный случай я поинтересовался местом ее учебы. Она посмеялась и ответила, что школу закончила год назад, а теперь воспитывает сыночка. И, кстати, его отец - негодяй. Отлично. Позвоню ей завтра.
Мамашкам обычно трудно отказаться от предложения молодого красавца посидеть у него дома. Света тоже согласилась. Первое, что я предложил сделать у себя - взвеситься. Она потянула 38 килограммчиков. Удивляюсь, как ей вообще удалось родить ребеночка, что, неужели, она в самом деле породила здоровенного трехкилограммового монстра?! Фантастика.
Мы сидели, болтали и пили легкий алкоголь. Завтра на работу, уже поздно. А Света не позволяет себя гладить.
- Слушай, если я пришла к тебе в гости, то это еще ничего не значит. И не нужно ко мне приставать, понял!
- Ну ладно, Свет, ну что, ну вот…
- Нет, и не нужно меня трогать, ясно!
Света держалась как кремень. Наконец я сдался и стал ложиться спать, грустный как осенний дождь.
- Хорошо, ты можешь остаться на моем диване, а я буду здесь на полу, на матраце.
Боевой дух покинул меня.
В полумраке комнаты Света наблюдала, как я раздеваюсь, слушала мои тяжкие унылые вздохи. И вдруг оказалась рядом и стала меня утешать, гладить по голове, и быстро, сладко и очень легко дала. Нежданный прыжок от отчаяния к наслаждению вызвал во мне бурю эмоций. И при том я старался ее не задавить, когда был сверху, держал свой вес на локтях. А поддерживать ее на себе было просто замечательно легко, она не из тех спортсменок - толкательниц лобка, ради оргазма готовых расплющить мне кость.
Жаль, что мы больше не встречались - похоже, тот негодяй-отец на время осознал свою неправоту и обещал исправиться.
Друзья говорили мне о старой пословице, дошедшей до нас, вероятно, от пастухов: "Сорок кило есть - можно ****ь". Так приятно нарушить еще одно правило.
До синяков
Я молод и бодр, мне двадцать, я всегда готов поебаться - настоящий студент. Лене лет на пять больше. Она хороша, стройна и светловолоса. То, что нужно для бойца. Единственная проблема - дома ждет ребенок, а муж, собака, был выгнан за пьянство или, наоборот, погиб летчиком-испытателем. То есть она свободна, но времени мало. Нужно решаться.
Я очень волновался, когда произносил ей эти слова. Я всегда волнуюсь, когда говорю это женщинам в первый раз. Получается немного сдавленно и с усилием, при этом фраза звучит слегка вопросительно, трус, я оставляю им возможность решать, но ведь они и так все решают:
- Пошли, зайдем ко мне…
Лена даже и не ответила, а просто кивнула головой. Я даже переспросил:
- Э.. пошли?
- Ага, - негромко, как само собой разумеющееся.
Для второй встречи это было смело, но… На моем диване мы стали целоваться торопливо и грубо как два голодных зверя, она заметно дрожала, я второпях ловил пуговицы ее рубашки, мы быстро раздевались, ее ноги раздвинулись под моими коленями, я сразу взял ее, хорошо, преддверие оргазма уже звенит в кончике члена, еще несколько движений - я едва успеваю вынуть и кончаю вразбрызг на ее грудь, животик, волосики, смятое покрывало. Без гондона? Да. Я был горяч и безрассуден.
Она мне определенно нравилась, через положенных по закону пятнадцать минут наши волосики снова смешались. Теперь сверху была она. Высокая и стройная, Лена не казалась опасной. Но как бы не так. С тяжелыми стонами, с отвергнувшей все приличия похотью она стала прыгать, биться, долбить, сверлить мой несчастный лобок. Я мужественно терпел, но скалился уже не от кайфа, а от боли. В те времена я еще мог кончить снизу, пускай ритм задает партнерша. Может, я и прыснул ей прямо во влагалище случайную струйку, но последствий это не повлекло.
Мы встречались еще какое-то время. Сразу шли ко мне и еблись. В постели все было замечательно вплоть до того момента, когда она оказывалась сверху на моем лобке и принималась его сверлить. Похоже, по-другому кончить она не могла, ей было необходимо сильное давление на клитор. Хватит, нужно с этим завязывать. Подумаешь, еще одну бабу отъебал и бросил. Дурак, без гондона ****. Хорошо, что ничего не подцепил.
Молодость на продажу
У этой милой девчоночки лет шестнадцати смазливое личико, ладная фигурка, хорошие ножки. Наточка. На такую не жаль потратить время. Наше знакомство состоялось как я уже привык, около метро - мы ехали в разные стороны. В первую встречу я предложил пойти в кино. В полутемном зале синематографа она волнующе доверчиво положила голову мне на плечо, и я не мог успокоить эрекцию в течение всей фильмы, содержание которой так и осталось для меня туманным. Еще эти легкие прикосновения рук, мои ладони потеют от волнения, сердце бьется. Уф-ф.
Пару недель дозванивался, чтобы назначить вторую встречу. Наконец-то уговорил. Если ее так трудно поймать, нужно вести себя решительно. Встретились вечером, пригласил ее домой. Она согласилась. Предложил выпить, встретил самый благодушный отклик. К алкоголю Наточка привычнее меня, человека, кто считает алкоголь ядом и пьет только для девушек. Когда решил, что выпитого, если и не достаточно, чтобы упасть, но уже вполне достаточно, чтобы прочувствовать измененное состояние сознания, и, как следствие, появление некоторой раскрепощенности, начал приставать. Наточка сопротивлялась. Впрочем, я был настроен решительно и помогал ей, как только мог. Штанишки были сняты без ее одобрения, трусики сорваны насильно, я придавил ее и наставил ***, но не успел впереть, как кончил от перевозбуждения прямо об ляжку.
Увы. Теперь Наточка выскажет свое фи, оденется и уйдет, а эрекция вернется не раньше, чем через назначенные природой десять-пятнадцать минут. Но нет! Ее отношение ко мне явно переменилось к лучшему. Она утирает мой вспотевший лоб и улыбается. Что это значит, может, ее завело созерцание чужого оргазма, даже исполненного так грубо и неловко, по-пионерски? Теперь она не противится моим ласкам, классно, небольшая восстановительная передышка - Наточка отдается мне вся и полностью, очень, очень хорошо и качественно.
На просьбу рассказать о себе она вдруг начинает жаловаться. Кто-то изнасиловал ее лет в тринадцать в подъезде. Она тяжело переживала, трахалась со всеми подряд. В результате познакомилась с бандой молодых негодяев, которые теперь раз-два в неделю возят ее в гостиницу и продают всем желающим. Бросить это занятие она не может - боится. И не зря, ее подругу нашли повешенной на чердаке. Ее тупая разведенная мать дружит с подонками, делая вид, или на самом деле не зная, что происходит.
Чем дальше, тем хуже становится ее настроение. Скоро ей нужно возвращаться домой, она говорит, что хочет напиться. Ее ждут бандиты, чтобы везти на работу. К расставанию она нажирается так, что уже совсем никакая.
Мог ли я относиться серьезно к ее рассказам? Да, безусловно. Она говорила и плакала, смеялась, торопливо пила водку и снова плакала. И не только.
Мой торопливый гондон был одет не слишком хорошо. Член у корня оказался ничем не защищен. Как у Ахиллеса - пята, как у Зигфрида Нибелунгского - кусочек спины. Куда враг нанес неотвратимый удар. Через день-два я почувствовал зуд в открытом тогда месте *** - слева, внизу, рядом с синей веной. Кожа была красной и сильно чесалась, нет, не просто сильно чесалась, она мучительно зудела. Вскоре на поврежденном месте взошли небольшие твердые прыщики с гноем, зудевшие уже просто нестерпимо. Лимфатические узлы в паху мощно вспухли. Прошел день-другой, прыщики лопнули, на их месте остались болезненные язвочки. Это генитальный герпес. Диагноз - неизлечимо.
С тех пор вирус прячется в моих гениталиях. Я и сейчас вспоминаю мою несчастную подружку на вечерок - каждый раз, когда испытываю зуд, осматриваю член с разных сторон, вижу на нем покраснения, почесываю их. Иногда у меня ухудшается самочувствие, я чувствую жар - организм борется с вирусом. Сперва он вылезал на поверхность *** где-то раз в месяц, каждый раз на новом месте. Но нет, нет худа без добра! Герпес придает отдрочке классную силу ощущений. И, безусловно, усиливает половое влечение, слегка воспаленный член твердеет в трусах. Отсюда и появилось выражение "любовный зуд", поэты тоже не дураки поебаться.
Мне даже жаль, что проявления болезни со временем слабеют. Классические прыщики и язвочки с каждым разом все сильнее вырождались, становились менее злобными, теперь мой герпес являет себя лишь как небольшой участок чуть воспаленной кожи. Иногда я целые месяцы вообще его не замечаю.
Разумеется, я немедленно поставил Наталью в известность о моем недомогании. Она удивилась, возмутилась, и заявила, что совершенно здорова. Может быть, у нее сильный иммунитет? Или она знает о болезни, но все отрицает из боязни перед жестокостью моей мести? Зря, я совершенно не виню ее в случившемся. Я сам балбес, нужно гондон одевать аккуратнее, на всю длину. А Наточка - просто несчастная дочь тупой и жестокой пролетарской матери.
Мы как-то встретились с ней через некоторое время. К моему удивлению, Наталья была спокойна и весела. На расспросы ответила, что нашла богатого человека, который выкупил ее у бандитов. Молодец, ей здорово повезло.
Хроника блудных лет. Часть 2 из 10
© Copyright: Леша Лазарев, 2007
Свидетельство о публикации №207061400172
Свидетельство о публикации №207061400172
Рецензии
Спасибо автору за искренность и не прикрытый натурализм.Идею написать что-то подобное , вынашивала много лет...Алексей ,ты меня вдохновил.
Прасковья Шувалова 03.08.2019 07:37 • Заявить о нарушении
Прасковья Шувалова 03.08.2019 07:37 • Заявить о нарушении