kodenko dekaroline. ru

Ольга Коденко

СЭН-СЭЙ и ПАЯЦ

Тоскливо разглядывая оставшийся в чашке творог и не находя в себе сил его доесть, я, покосившись на холодильник и почти видя сквозь его дверь изумительный розовый кусок белорусской шинки, обрамленный по краю изящным слоем жира и ап-петитной – и толстой! – вкусной кожей, стала вслух говорить то, чему меня научила Светлана: «Шинку я только что съела… Я съем ее еще завтра… А сегодня я ее уже ела». Мой бедный организм с недоумением вслушивался в злостный обман, проговаривае-мый, кстати, не очень уверенно и совершенно безрадостно, и с тихим ужасом предчув-ствовал, что оставшийся в чашке ненавистный ему творог как бы и есть та самая вож-деленная шинка, к которой на самом деле сегодня никто не притрагивался: ни к ее влажной и упругой розовой мякоти, ни к ее волшебному на вкус волокнистому жирку, ни – тем более – к тягуче-«резиновой» коже, слабо пахнущей дымком и всегда остав-ляемой мною под конец пиршества, в состав которого обязательно входили еще кофе-каппуччино «бренди» и почти горячий черный хлеб «кирпичиком». К чему могли привести подобные ужины, догадается любой…
Тяжело вздохнув, я направилась в комнату и водрузилась на весы. Стрелка – по-сле панических метаний – замерла на отметке «восемьдесят один». Ну, вот, подумала я, оживившись на секунду, результаты все-таки есть, минус целых три килограмма, хо-тя при моем росте сто семьдесят и с поправкой на широту русского характера я должна была весить – в идеале – шестьдесят пять килограммов, в неидеале – семьдесят, а бес-предел начинался с семидесяти пяти. В этом беспределе, причем очень далеком, я и жила, пока недели две назад не встретилась – совершенно случайно – со Светланой (мы вместе учились в институте). Узнала ее я, а вовсе не она меня, хотя несколько раз она взглядывала на меня с мало скрываемым недовольством: я слишком долго зани-мала продавщицу отдела «женское белье», пытаясь из всего предлагаемого великоле-пия найти то, во что могла вместиться. Боковым зрением (или, скорей, боковым ощу-щением) я понимала, насколько уже раздражаю подрагивающую за мной в явном не-терпении женщину, пока не решила, что будет гораздо лучше, если я ее пропущу и она купит или посмотрит то, что ей нужно, а затем я с полным правом опять начну развле-кать продавщицу поисками неимоверного сочетания «80Е». Вынеся себе столь благо-родный вердикт, я с милой улыбкой и готовностью уступить очередь обернулась и… пролепетала: «Господи, Светланка, это ты?!». Светлана уставилась на меня во все глаза и затем с видимым изумлением выговорила: «Елки-палки, Ленка, ты что с собой на-творила-то?!».
Покосившись на продавщицу и невольно краснея, я осторожно начала оттеснять Светлану в сторону от прилавка со строгим призывом «гражданочка, не шумите, а то сейчас позову милицию». Рассмеявшись, она сказала:
- Нет, это точно ты, Ленка-Ленулище! Но где твои ребра?!
 - Иногда лучше жевать, чем говорить, так что давай-ка пройдем в кафетерий, - бодро предложила я.
В кафетерии, несмотря на сосущее чувство голода, я постеснялась взять что-либо еще кроме кофе, но тем же ограничилась и Светлана, хотя форма, в которой она пребы-вала, вполне позволяла ей перетащить на наш столик половину прилавка.
- С каких это пор парижанки покупают себе белье в пост-советских магазинах? – начала я атаку.
- С тех пор, как становятся пост-парижанками, - рассмеялась она и пояснила: - Я в Москве уже два года.
- А где же твой муж? – удивилась я, прекрасно помня, как мы все, студентки «женского» института (в том числе и я, хотя была уже не только замужем, но и бере-менна), завидовали Светлане, когда она объявила, что выходит замуж за француза и что зря, получается, она здесь мучилась, разучивая всякие английские «презент-континиусы» и «паст-пефекты».
- Муж, представь себе, умер, - неожиданно весело заговорила она, - предвари-тельно, правда, успев промотать все, что могло меня как-то обеспечить – если не там, то хотя бы здесь. Что касается дочери – ей, глупышке, всего девятнадцать – то она вы-шла замуж за какого-то Билли Смита и живет сейчас, вот только не упади, на ранчо в Америке, штат, естественно, Техас…
Я невольно усмехнулась.
- Он – что, действительно Билли Смит?
- Да нет, конечно. Он Уилли Блэк. Или Сэм Браун. В общем, наш вариант Ивано-ва-Петрова-Сидорова. Рыжий, здоровенный такой добряк и весельчак. И страшный ра-ботяга… Между прочим, я тоже могла бы уехать на ранчо и гонять там коров, но пред-почла вернуться в Москву, к мамочке, после чего вышла тут замуж – морально доволь-но удачно, нашла молоденького и хорошенького, но материально не очень – и зараба-тываю уроками французского на жизнь себе, маме и мужу.
- Потрясающ-ще! – покачала головой я. - Одно непонятно: зачем тебе такой но-вый муж?
- В основном, для тела. Ну, и немного для души… Скажи лучше, как ты? Чем славна твоя жизнь?
Я вздохнула.
- Не поверишь, но примерно тем же, чем и твоя. Муж, правда и слава Богу, жив, но уже семь лет пребывает в этом живом состоянии не со мной. Работаю в некой торго-вой конторе – к счастью, не бегающим агентом, а клерком – и даже старшего звена. Зарплата вполне нормальная, а, главное, регулярная, на жизнь хватает. Дочь – если помнишь, у меня тоже дочь – заканчивает юридический и уже работает у нотариуса, в моей помощи не нуждается да и в моем обществе, похоже, тоже. У нее есть какой-то бой-френд, как принято сейчас говорить, они снимают квартиру и вроде бы живут не-плохо, но расписываться пока не собираются.
- А чем он занимается? Или дочь тебе не доверила даже этого? Ты его видела? – вдруг оживилась Светлана.
- Только на фотографии, они вместе отдыхали в Греции. Так, обычный бой-френд двадцати семи лет, поджарый, высокий, спортивный, но вообще дочь любит пейзажные фото, а на таких, сама знаешь, особо никого не рассмотришь. Так, общий облик… Работает брокером в какой-то компании… Или – нет, уже не брокером, а… что-то сбербанковское. По-моему, депозитарий. До этого занимался автомобильным бизне-сом. В общем, как очень и очень многие сейчас молодые: все везде успел, не то что мы.
- А вот это ты брось! – с шутливым пафосом воскликнула Светлана. – Я лично еще очень долго не собираюсь достигать сорокалетнего возраста, мне вечные тридцать пять, и тебе сорокалетия достичь тоже не дам. – И вдруг накинулась на меня чуть ли не с яростью: - Что ты так распустилась, к чему это?! Ну, пусть нет мужа, но разве не стыд-но тебе перед самой собой, перед дочерью да и, в конце концов, перед ее бой-френдом? Куда ты так разъелась? Ладно бы, всегда была такой, но ведь была какая надо! Ножки, ручки, грудка – а сейчас? Ножищи и ручищи? Спятила ты, что ли?
- Я смотрю, русское просторечье тобой не забыто, - заметила я с сарказмом.
- Ладно, не дуйся и извини. Просто хочу тебя встряхнуть. И, кстати, русское про-сторечье действительно люблю… Как ты проводишь свободное время?
Я пожала плечами.
- Ну, как… По-разному. Много читаю. Гуляю с собакой, у меня кокер-спаниель. А еще вдруг очень увлеклась рисованием. Знаешь, есть такие контурные картины, к ним придаются краски…
- В общем, бисером по тюлю?! – со смехом перебила меня она.
- Слушай, хватит язвить! – рассердилась я. – Живу так, как живу – и это мое лич-ное дело. А, кроме того, не собираюсь отказываться от своих сорока двух лет: уж что есть.
- Ну, нет, подругейшен, можешь хоть сто раз на меня обижаться, но я теперь с те-бя-живой не слезу! Да и, если честно, то здесь, в Москве, я так ни с кем особо и не со-шлась – естественно, из женщин, а потому встречу с тобой считаю судьбоносной. И те-перь, наконец, мне будет с кем болтать по телефону и посещать выставки, театры и бас-сейны!
- А твой новый муж? – с недоумением вопросила я.
Светлана вздохнула и затем сказала:
- Ну, если честно, то муж он мне не по паспорту, это раз. А, во-вторых, возрас-тной зазор между нами становится особенно заметен тогда, когда речь идет о праздном времяпрепровождении: он готов сутками торчать в своей редакции, где ему платят очень относительные деньги, но где у него свободный доступ в Интернет, причем бес-платно и круглые сутки.
- Странно, - удивилась я. – Если он такой продвинутый, то почему мало получа-ет?
- Он продвинутый, но не туда. А получает не мало, а, скажем так, средне.
- То есть?
- А то и есть, что чистый гуманитарий. Пишет сейчас диссертацию о психологи-ческих особенностях новых словообразований, хотя кому нужна его диссертация… Хо-тела бы я на этого идиота посмотреть.
- Думаешь, такой идиот один?
- В известном смысле, их двое: один пишет, другому это будет интересно.
- Но – что тогда вас сближает?
- Ночь да подушка! – И Светлана рассмеялась. – В этом вопросе он вовсе не кис-лый гуманитарий, а мощный технарь. А уж когда возвращается после ночного дежур-ства… Тут, Светанка, только держись. – После чего с некоторой томностью пояснила: - Он зовет меня Светанкой.
- Надо же… А мною эти радости уже почти забыты, - без надрыва созналась я.
Светлана поразилась:
- То есть что – так после развода одна и спишь?!
- Нет, после развода был некий… ну, назовем его модно мэн-френдом, однако потом активно апил – и я его выгнала.
- А почему запил? Или – как все, по причине нереализованности?
- Именно. Никто его не понимал, нигде и ни в чем он себя не находил, кроме как в рюмке… Песня, думаю, тебе известная. Предлагала лечиться, но он сказал, что суть его пьянства в том, что он не хочет его бросать.
- А он как пил – тихо? – вдруг заинтересовалась она.
Я вздохнула.
- Если бы! В том-то и дело, что страшно буянил. Потом, протрезвев, ползал пере-до мной на коленях, руки лобызал… А я уже не знала, как смотреть соседям в глаза, по-тому что он очень любил дебоширить путем выбрасывания из книжных шкафов мно-готомных изданий. И при этом ревел: Лев Николаевич? Просим-с! Федор Михайлович? Извольте-с! Господин Блок? Пжалте-с! Все-е, все к нам – на пир демократии и народо-властия!
- Культурный был! – шутливо восхитилась Светлана.
- И сплыл, слава Богу.
- А где он теперь?
- Понятия не имею. И иметь не хочу. Надеюсь, что для него я тоже канула в лету.
Взглянув на часы, Светлана ахнула:
- Все, пропала, как швед под Полтавой! Ты побежишь со мной или продолжишь тяжелой поступью сотрясать универмаг?
- Именно – продолжу сотрясать, - пообещала я. - Запиши телефон…

И уже со следующего дня начались мои мучения – и в виде бестолковой теле-фонной болтовни, и в виде изнурительных для меня испытаний, которые я должна бы-ла претерпевать в результате яростного желания Светланы вернуть меня в нормальный вес. Впрочем, против последнего я не возражала: оторвать меня от белорусской шинки можно было только ежечасным вечерним контролем по телефону: мол, не совратилась ли я уже? А если хочу совратиться, то любовалась ли на себя в зеркало, обнажившись? Вставала ли на весы? И, как последнее сдерживающее средство, пыталась ли вместить-ся хотя бы в одну свою вещь пятилетней давности?

С вышеописанного «творожного» дня прошло еще три недели. За это время, пребывая под чутким руководством Светланы, я потеряла целых четыре килограмма живого веса (а итого – семь!!!). И, хотя мне стыдно было в этом сознаться, я все же должна была констатировать тот факт, что если бы не Светлана, я по вечерам ни за что не смогла бы отказаться ни от знаменитой шинки, ни от румяного карпа, ни – тем бо-лее! – от жареной картошки. Однако сообщу здесь и то, что контроль Светланы произ-вел на мою психику неизгладимое впечатление, ибо даже если она вдруг не звонила, я все равно чувствовала себя едва ли не преступницей даже тогда, когда проникала в хо-лодильник лишь за йогуртом (о, естественно, молочным, а вовсе не сливочным!). И, конечно, в моей диете меня очень выручали «культпоходы» со Светланой в театры, по-тому что, вернувшись, я лишь спешно гуляла с Амкой, свои палевым спаниелем, и, вы-пив кефира, упадала в постель.
При этом надо сказать, что и Амку (по родословной Аманду) я невольно высади-ла на диету тоже, ибо теперь, когда я приходила с работы и пила все тот же кефир или поедала творог, ей просто нечего было у меня выклянчивать, хотя до этого, не имея в своих генах звена, ответственного за насыщение (ужасное свойство всех кокеров-спаниелей и таких людей, как я), она по вечерам объедалась со мной до, похоже, своего внутреннего омерзения и потом, бродя по комнатам, тяжко вздыхала и трясла своими палевыми ушами в горьком недоумении, почему ей, бедняге, столь тяжко.
Кроме того, помимо невольно навязанной Амке диеты, я, подкрепленная одоб-рением Светланы, еще добилась от себя того, что стала прогуливать Амку не по два-дцать минут, как обычно, а по целому часу.
В результате всех этих истязаний и на ошейнике Амки, и на ремешках своих брюк я перенесла пряжки на пару позиций в сторону уменьшения, а заодно – наконец! – легко поместилась в костюм, легкомысленно подаренный мне дочерью год назад (костюм был громадного, по ее мнению, размера: аж пятидесятого, но когда я не смог-ла застегнуть молнию на юбке и жалко начала лепетать, что это какая-то маломерка, Иришка лишь со вздохом обошла меня кругом и сказала: «Ладно, пошли пить шам-панское с тортом, чего уж теперь». Страстно пообещав ей похудеть и с вожделением думая лишь о пропитанном ликером тяжелом и влажном бисквите, я спешно убрала костюм в шкаф и понеслась за дочерью на кухню). Зато теперь я не только легко засте-гивала молнию на новой юбке, но и отметила некоторую на себе скромную просто-рность многих своих одежд, что, похоже, все-таки искупало мои страстные муки.
Вскоре после этого Светлана приехала ко мне в гости и, критически осмотрев не только меня, но и мою двухкомнатную квартиру, сказала:
- Ну, дорогая, теперь при тебе есть все. Над весом, конечно, работать продолжа-ем, а вот состояние жилплощади приятно удивляет. Кто тебе делал ремонт?
Я вздохнула.
- Это еще при Лене, он ведь был прорабом.
- И, похоже, «бабок» сшибал достаточно?
- Довольно много, - согласилась я.
- Нет, все-таки тебе нужно было за него бороться! – решительно заметила она. – Сейчас же много способов…
- Я ведь тебе говорила, он не хотел бросать пить, - с досадой напомнила я.
- Ой, брось! – отмахнулась Светлана. – Что значит – не хотел? Надо было его убе-дить.
- Так в чем дело? – злорадно усмехнулась я. – Попробуй, убеди. Могу дать адре-сок и даже телефоны.
- А че? – фразочкой из рекламы откликнулась она. – Люблю спасать человеков, это, видимо, мое призвание. Кстати, что там у твоей Иришки, они еще с бой-френдом не женятся?
- И даже более чем, - после легкой паузы решила сознаться я, понимая, что вряд ли мне удастся скрыть от Светланы свое мрачное расположение духа, вызванное тем, что буквально вчера поведала мне дочь в свой очередной визит домой (как правило, связанный с переменой погоды и, соответственно, с необходимостью слегка изменить гардероб).
- А что случилось? – Светлана явно встревожилась и даже взялась за сигарету, хотя курила очень мало: берегла свою «вечно молодую» кожу.
- Ирина, представь себе, забеременела, но ее бой-френд – а, вернее, козел-френд – резко против этого выступил. И она решила сделать аборт. А я, конечно, чуть ее за это не убила, говорю: ведь там, у тебя внутри, уже живет малыш. Может, такая же Иришка, как ты. И что – убивать? Но – за что? Что он такого злого вам всем сделал?!
- И что тебе ответила дочь?
- Расплакалась и сказала, что будет думать. - И с горечью подытожила: – Гово-рит, еще только четыре недели.
- Слушай! – Светлана решительно загасила сигарету в пепельнице. – Давайте-ка сыграем в Ширвиндта!
- То есть? – удивилась я. – В какого еще Ширвиндта? Из «Обаятельной и при-влекательной», что ли?
- Именно. Молодец, понимаешь с полуслова.
- А кто исполнит его роль?
- Да хотя бы мой муж!
- Но – как? – скептически вопросила я. – Иринка ведь со своим френдом рабо-тают в разных конторах.
- Ну-у, дорогая, это уже ты через край… Неужели я позволю Ромику встречаться с твоей молодой и красивой дочерью?! Так, пожалуй, себе дороже встанет… Нет, пой-дем простым телефонным путем. Например, Ромес делал какие-то документы в нота-риальной конторе твоей девочки – и влюбился. Почему нет?
- Иринка именно так познакомилась со своим боем, - растерянно сообщила я.
- Отлично. Значит, придумано правдоподобно. В общем, сговорись с ней – и по-порхаем в светлое будущее. Много звонков не обещаю, Ромкин не потерпит, но три-четыре штучки обеспечу.
- А с чего бы вдруг она дала ему свой домашний телефон? – спохватилась я.
- С чего? – Светлана на секунду задумалась. - Да за презент. Мол, хотел абсолют-ного конфидента…

Прошел еще месяц, в течение которого я потеряла всего только три килограмма, потому что на нервной почве иногда по вечерам все-таки баловала себя румяными кар-пами. Нервная же почва состояла в том, что Иришка на самом деле вдруг начала встречаться с Романом – и, кажется, серьезно. Настолько серьезно, что он знал о ее бе-ременности, но продолжал настаивать на встречах – причем на частых.
Естественно, сообщить об этом Светлане я боялась не только панически, а вплоть до животного ужаса. И этот животный ужас я могла микшировать только карпами. Страшно угнетало меня и то, что Светлана, выйдя по телефону на моего несчастного Леонида, всерьез поверила, что его можно спасти, и готовилась к личным с ним встре-чам. Но угнетала меня ее деятельность не из ревности и не из-за того, что я на ее фоне выглядела бессердечной, нет: я просто очень боялась, как бы она в порыве своей не-уемной доброты и веры в исправление Леонида не попыталась бы нас вновь свести, ибо мысль о том, что у нас с Леонидом все может начаться сначала, приводила меня в не-описуемый ужас.
В общем, я – так или иначе – худела, пока моя собственная дочь уводила мужа у моей подруги, которая, в свою очередь, уводила у меня несостоявшегося второго мужа. Однако если против второго действа я никак не возражала, то против первого…
В результате, совершенно не зная, что предпринять, я вдруг решила поговорить начистоту с Сергеем, бой-френдом дочери. И однажды, когда дочь, что было, конечно, мне доподлинно известно, встречалась с Романом в моей квартире, я поехала к Сергею. Однако необыкновенная робость, иногда возникавшая во мне в размерах все того же весового беспредела, не позволила мне сознаться, что, стоя на пороге снимаемой «детьми» квартиры, я, собственно, есть та самая теща, приобретать которую Сергей не был намерен. И потому, когда он открыл мне дверь, я, глядя на свои туфли, жалко за-лепетала, что, простите великодушно (и чуть ли не: сами мы не ме-естные), но я просто хочу снять эту квартиру – причем за любые деньги, а потому направлена сюда хозяева-ми на предмет осмотра (к концу фразы мой голос обрел уже почти железную твер-дость).
- Вот даже как?! – поразился он – и тут я подняла на него глаза.
И не могла, в свою очередь, не поразиться тому, что Сергею было вовсе не два-дцать семь лет, как сообщила мне Иришка (вернее, не сообщила, а соврала!), и даже не тридцать семь, что еще как-то все-таки могло увязаться с молодостью моей дочери, но, увы, ему было явно за сорок (может быть, лет сорок пять). Нет, он, конечно, был инте-ресен, но… все-таки не молод, а именно моложав. И то, что на фото выглядело светлы-ми волосами, вблизи оказалось сединой.
Пока я осматривала квартиру, с неудовольствием отмечая полную бесхозяйст-венность своей дщери, он ходил за мной по пятам и критически вопрошал, не родст-венница ли я подпольного миллионера Корейко, раз хочу снять эту, как он выразился, халупонь за любые деньги – или я «новая русская»? Или, возможно, я получила на-следство от наконец-то умершего в Америке дядюшки Сэма?
Оставив без ответа его ехидные вопросы (хотя, конечно, не могла не отметить упоминания замечательного имени Александра Ивановича Корейко, что полностью подтверждало принадлежность Сергея к одному со мной поколению), я, наконец и как бы между прочим, спросила, с кем он тут живет.
Мой вопрос почему-то вызвал в нем легкую растерянность, однако он все-таки ответил, что живет здесь с подругой.
- Подруга у вас, по всему видно, хозяйка просто никакая, - холодно заметила я.
- Эт-то да! – Веселья он не сбавлял. – Но чем она вас вдруг заинтересовала?
- Мне будет нужна домработница, - все так же холодно сообщила я.
- О, нет! – рассмеялся он. – Это не про нее! Она у нас – женщина праздника, ей бы самой домработницу.
- А вы? – с усмешкой спросила я.
- Я?.. Ну, с вашей точки зрения я тоже не домработник.
- Это, между прочим, заметно.
- Послушайте, оставьте мне эту квартиру! – вдруг воскликнул он – с легким даже отчаянием в голосе. И после паузы пояснил: - Мне тут два шага до работы – и это пока очень важно, потому что работа у меня не одна.
- Ну, не знаю, - с сомнением проговорила я, однако мои сомнения относились, скорей, к тому, надо ли мне столь явно, как я уже почти в душе изготовилась, препят-ствовать роману дочери с тридцатилетним «мужем» Светланы, ибо ее роман с этим сильно подгулявшим бой-френдом Сергеем действительно и очень вряд ли способство-вал появлению ребенка.
- А не выпить ли нам коньяка? – предложил он, расценивая, видимо, мои коле-бания в свою пользу.
- Я не против, - согласилась я, с радостью выпадая из диеты по очень уважитель-ной причине.
Плеснув нам в широкие фужеры золотистого напитка, Сергей с некоторой за-пинкой проговорил:
- Ну, что – за здоровье?
- Знаете, - как бы очень искренне вдруг начала я, - когда в моей далекой молодо-сти родители первый тост поднимали за здоровье, я очень поражалась: неужели это действительно важно? И разве мало прекрасных взаимных пожеланий – в виде успе-хов, везения, любви, денег, наконец?.. А теперь я с удовольствием не только первый тост, но и все остальные готова пить именно за здоровье. Под эпиграфом «вот что де-лают годы».
- А вы не рано себя списали? – усмехнулся он, начиная меня рассматривать с не-ожиданным интересом.
- Так или иначе, но пришло время собирать камни, - в ответ усмехнулась я и вдруг поймала себя на том, что невольно поправляю прядь выбившихся из-под заколки волос (как будто, вовсю критикуя жениха своей дочери, сама хочу ему понравиться – и не как теща, а как вариант подруги).
- А… кем вы работаете? – При этом Сергей все продолжал в меня вглядываться, хотя предположение, что он мог бы меня узнать, исключалось полностью, ибо из всех семейных фотографий Иришка взяла с собой лишь ту, где в трехлетнем возрасте была запечатлена с нами, тогда еще не разошедшимися родителями и где я была натураль-ной брюнеткой с короткой стрижкой и весом шестьдесят килограммов, тогда как те-перь я была блондинкой весом семьдесят пять килотонн.
- Работаю «белым воротничком», - ответила я.
- Это не угнетает? Или у вас богатый муж? Вы москвичка?
- Нет, нет, да, - невольно рассмеялась я и затем расшифровала: - С мужем я раз-велась, москвичка, а что касается рода занятий… Жалок тот, кто ему не соответствует, как, впрочем, жалок и тот, кто живет не в ногу со своим временем.
- Со своим временем? – слегка удивился он. – Но, уж если на то пошло, время у нас всех одно и то же.
- С вашей точки зрения у вас тогда и с Наполеоном одно и то же время – в виде второго тысячелетия. И даже с Калигулой – в виде нашей эры.
- Уели! – воскликнул он с насмешкой, после чего с легким ерничаньем добавил: - Беда с умными женщинами!
- Беда не с умными, а умным, - отпарировала я.
- А ведь это парадокс – да? Пока есть муж, некогда умнеть, а как только женщина поумнеет и перестает путать, что было до нашей эры, а что после, так почему-то она уже и без мужа.
- После нашей эры – это, пожалуй, звучит более чем загадочно, - не удержалась от ехидства я, а затем невинно продолжила: - Однако простите, в чем же парадокс? По-моему, все логично: умнея, человек желает расстаться со своими цепями.
- То есть вы хотите сказать, что муж – это всегда в тягость?
- В данном случае я просто развиваю ваши умозаключения, сама же ни о ком и ни о чем никогда не говорю в плане «вообще». Ибо, как говорится, возможны вариан-ты.
Он шутливо вздохнул.
- Это да, женщины просто обожают всякие подробности.
- А вы, видимо, любите глубокие мысли в виде «зимой всегда идет снег», а «ле-том всегда жарко»?
Он на секунду задумался (не очень довольно), потом сказал:
- Вам, чувствую, палец в рот не клади.
С тайной усмешкой я пожала плечами.
- А у вас есть знакомые, которые любят в своем рту ваши пальцы?
Он расхохотался.
- Нет, честное слово, вы – необыкновенная оригиналка! Сами-то вы об этом знае-те?
- Нет. – И я посмотрела на него ясными глазами.
- Все, сдаюсь! – Он встал и с напускным огорчением проговорил: - Чувствую, что потерял форму: не выдерживаю даже самых легких умственных баталий.
- От этого есть очень простой рецепт, - невинно проговорила я.
- Я весь внимание! – дурашливо воскликнул он.
- Никогда не считать собеседника примитивней себя, даже если эта примитив-ность лезет вам в глаза. И не называть умственные баталии легкими. Легкими могут быть стычка или бой, но не баталия и не битва. Если, конечно, русский язык ваш род-ной.
- Вау! – простонал он.
- Этот возглас вам не идет тоже, ибо он вас не молодит, а выставляет молодя-щимся, что, согласитесь, разные вещи. – С этими мстительными словами я встала и, поблагодарив его за теплый прием, выразила намерение удалиться.
- Постойте! – спохватился он. – А как же квартира?!
- Я вам позвоню в течение трех дней, - пообещала я.
Он помедлил, потом сказал:
- Смешно, но я хотел бы продолжить знакомство. С вами как-то… живенько, что ли. В общем, достаточно волнующе.
Да, да, да, подумала я, именно живенько и волнующе. А на самом деле суть про-сто в том, что ты, молодящийся павлин, решил меня охмурить, предполагая таким об-разом отбить у меня квартиру. Еще ты, конечно, уверен, что как бы я тут ни умничала и ни хорохорилась, мне все равно допозарезу хочется иметь мужа или хотя бы френда, а уж такого поджарого красавчика, как ты, с твоими голубыми глазками и упругой, как теннисные мячи, попкой, мне захотелось бы иметь в бой-френдах тем более.

Прошло еще два дня, и моя Светлана, появившись у меня в очередной раз и очень смущаясь, но при этом совершенно не краснея, из чего я сделала вывод, что ее смущение есть просто игра (но талантливая, талантливая, что и говорить!), вдруг, не очень уверенно подбирая слова и утопая в паузах, спросила, как я отнесусь к тому, если она вступит в преступную близость с моим Леонидом.
- С моим бывшим Леонидом, - уточнила я и выразила затем безусловное согла-сие.
- Подожди, это, собственно, еще не есть вопрос, - остановила меня она. – Суть в месте, где я могу пойти на это преступление.
- Исключено! – мгновенно отреагировала я. – А, кроме того, у тебя есть своя квартира, которая днем вся в твоей власти.
- А мама?! Да и Ромул, ты же знаешь, совершенно непредсказуем!
- Нет, в таких ситуациях я ничего не знаю и, главное, не хочу знать. Решение окончательное и обжалованию не подлежит. И, кстати, где же обитает сам Леонид? Ку-да делась его пусть скромная, но квартира? Неужели пропил?
- Он ее сдал, сам живет у друга.
- Представляю, как им весело оттого, что всегда есть на что пить.
- А вот и ошибаешься! Они оба потому и живут вместе, чтобы поддерживать друг друга. И я хочу им в этом помочь!
Тут я даже застонала:
- Света, нет, умоляю, уволь меня и от разговоров на эту тему, и от обсуждений твоих планов по спасению Леонида! Как говорится, Боливар двоих не выдержит!
- Да погоди ты возмущаться! Я ведь хочу ключи не от твоей квартиры, а от Иришкиной!
Чрезвычайно удачно, с сарказмом мелькнуло во мне: пока дочь окучивает на мо-ей территории Светланиного Ромула, я действительно могу дать ее ключи – но… при условии, что возьму на себя Сергея.
Однако вслух я продолжала отказываться.
- Послушай, не надо так сопротивляться! – воскликнула Светлана. – Неужели Иркин бой весь день торчит дома?
- Откуда я знаю?! – взъерепенилась я.
- А ты узнай! – не менее яростно откликнулась Светлана и чуть спокойней доба-вила: - Да и вообще, не порть мне, пожалуйста, жизнь.
- Ты что – всерьез решила связаться с Леонидом?! – поразилась я.
Она вдруг усмехнулась.
- Кто знает? И, как говорят англичане, why not*? Ведь если он не будет пить, у нас будет много денег.
- Ты просто не отдаешь себе отчета в затеваемом, - устало проговорила я. – Про-сто не знаешь, что тебя может ждать. И никакие деньги тебе в этом большими не пока-жутся.
- Может быть. Но дай хотя бы попробовать! Лучше сделать и жалеть, чем не сде-лать и жалеть.
- Ну-у, если ты начинаешь аргументировать уже даже такими «премудростями», - с усмешкой заметила я, - то тогда конечно...
- Послушай, - перебила меня Светлана, - ты иногда чересчур серьезна, что ли. Какая-то насмерть всем перепуганная и абсолютно предсказуемая. У тебя не получи-лась
жизнь с мужем, не складываются отношения с дочерью, постигла неудача с Леонидом – и все, ты опустила руки. И берешь теперь жизнь такой, какая она есть, но это скучно, пойми! Потому что все равно надо жить, надо, как говорится, бить копытами. В общем, в тебе иногда слишком много прозорливого занудства и совсем нет игры, нет пузырь-ков – знаешь, как в шампанском…
- Хорошо! – согласилась я. – Жди моего звонка. Только потом, когда эти бьющие копыта заедут тебе по голове, а в шампанском будут не пузырьки, а пузыри, которые выпустишь ты лично, не говори мне, пожалуйста, что я тебя не предупреждала.
 
В тот же вечер я позвонила дочери, сразу решив, что буду звонить до тех пор, по-ка трубку не снимет Сергей. Однако напрягалась я зря, трубку снял именно он – и именно в первый же мой звонок.
- Сергей, это вы? – вопросила таинственно я и даже зачем-то сделала попытку слегка изменить голос, хотя до этого дня не разу с ним по телефону не говорила.
- Йес, - с некоторым удивлением откликнулся он.
- Мы с вами общались на днях по поводу квартиры…
- Оу, я вас совсем не узнал! Так что вы решили?
- Я хотела бы встретиться с вами в четверг – причем на нейтральной территории. Там и сообщу вам ответ.
- Идет, записывайте: угол Тверской и Камергерского, в семь.
- Записала на видео, - усмехнулась я.
- Кстати, вы интуитивно выбрали очень удачный день.
Еще бы, опять – теперь уже про себя – усмехнулась я, ибо четверг с недавних пор был определен как «железный» – в плане встреч Ирины и Романа.

Дальше было просто: небрежно выспросив у Иришки, будет ли ее бой-френд ве-чером в четверг дома, и услышав, что его (естественно!) не будет, я еще более небрежно попросила дать мне ключи от их квартиры, упредив готовый вырваться из нее изум-ленный вскрик сообщением, что ключи нужны не мне, а… ну, одной моей хорошей приятельнице.
- Догадываюсь, кто это! – усмехнулась Иришка, но, против всех моих опасений, дальше эту тему развивать не стала, вместо этого вдруг выразив пожелание, чтобы точ-но так же скоро ей понадобилось выручать и меня, и пояснила: - У нас так голо и серо, что твоего избранника мысль о браке по расчету не посетит даже в последнюю очередь, так что – дерзай тоже!
Однако, когда, решив на этой легкомысленной волне нашего разговора застать Ирину врасплох, я спросила, сколь долго (и с какой, собственно, целью) она собирается жить на «два фронта», и что, в конце концов, будет с ребенком, дочь моя сразу посуро-вела и строго сказала, что по служебному телефону не имеет права беседовать на лич-ные темы, после чего предложила немедленно договориться о времени и месте, где она передаст мне ключи, жестко отвергнув мое предложение вместе пообедать.

Совершенно после такой отповеди расстроившись, я отправилась дерзать (пред-варительно, конечно, передав Светлане ключи). На угол Тверской и Камергерского. Где предложила Сергею просто погулять.
- Нет, мне бы по-простому, лучше где-нибудь посидеть, - весело проговорил он, подхватывая меня под локоть и увлекая по направлению к «Московскому».
- Что вы решили? – уже за столом спросил он – после того, как сделал неболь-шой, но достаточно богатый и изысканный заказ.
- Решила квартиру вам все-таки оставить.
- А почему… не сказали об этом по телефону?
- Наверное, только потому, что вами было выражено желание продолжить жи-венькое и волнующее знакомство. Или, раз я отказалась от квартиры, живенькое и вол-нующее во мне бесследно исчезло?
- Напротив. Но с чего все-таки вы уступили?
- Боссу не понравилась описанная мною неухоженность жилплощади.
- О, так это вы для босса так старались?
- Для него, родимого, - усмехнулась я.
- И чудесно! Я крайне рад. Хоть раз мой неустроенный быт оказался полезен.
- А вообще – вас это разве угнетает?
Сергей нарочито печально вздохнул.
- Более чем. Знаете, что имеешь – не жалеешь, потеряешь – плачешь.
- Над чем же конкретно плачете вы?
- Примерно над тем, что убежал от брака с вечно вкусными ужинами и вечно от-глаженными рубашками, а прибежал к отсутствию каких-либо ужинов и полному от-сутствию чего-либо отглаженного. Как говорится, из огня да в полымя.
- Сколько же мальчику было лет, когда он устроил побег? – с легкой насмешкой спросила я.
- Не мало было мальчику, за сорок.
- Вы хотели бы все вернуть?
Он дернул плечом.
- Весь ужас в том, что нет. Как говорится, и хочется, и колется, но колется боль-ше, чем хочется.
- Однако, если я вас правильно понимаю, колется и то, что есть?
- Простите, а вам не кажется странным, что иногда в вашей жизни другие пони-мают больше, чем вы сами в ней же? – с ехидством вопросил он.
- Не кажется, - холодно сообщила я. – Потому что… «лицом к лицу лица не уви-дать». Кроме того, люди успешнее всего лгут даже не другим, а именно себе. И это есть один из ярчайших способов выживания.
- Даже так?
- Послушайте, Сергей, - вдруг решилась я, - почему вы так стараетесь казаться, а не просто быть? Разве вас кто-то контролирует?
- Это вы к вопросу периода собирания камней? – вдруг совершенно серьезно уточнил он.
- Именно к нему. Понимаете, правда жизни в жизни, а не в ухищрениях казаться игривей, моложе, раскованней, чем предполагает уже набранный опыт и, простите за укол, набранное достоинство. Ибо вы этими своими игрушками все равно никого не обманете. Разве что только чуть-чуть в них поиграете сами. Но тем больней будет сди-рать маску. А, кроме того, когда вы связываете свою жизнь с молодой девушкой, то суть тут не в том, что она вас в два раза моложе, а в том, что вы ее в два раза старше, пони-маете?
- С трудом… - нахмурившись и несколько задумчиво проговорил Сергей.
- Видите ли, - с наигранной усталостью в голосе поучительно продолжила я, - есть такая теория, по которой все мужчины делятся на мужчин-мальчиков, мужчин-юношей, мужчин-мужчин и мужчин-стариков. К последней категории вы не относи-тесь, но вы не относитесь и к первым двум. Вы – именно мужчина. На свой вид и воз-раст.
- Я рад, - усмехнулся он. - Однако к вышеперечисленным опциям я бы добавил еще мужчин-женщин.
- У нас же не шутливый разговор! – слегка возмутилась я.
- Хорошо, извините. Вернемся к нашим… мужчинам. Итак, если я правильно прочитываю ваши мысли, мне не потянуть подругу возрастом в двадцать один год?
Я удовлетворенно (от результатов проделанной работы, видимо) кивнула.
- Не потянуть. Потому что вы толком не знаете, как это – играть юношу, будучи мужчиной. И, кроме того (тут я остановила его жестом), вы вообще не знаете, к какому типу мужчин благоволит ваша подруга, а потому вам кажется, что – по возрасту – ей ближе всего тип юноши, но, полагаю, здесь вы ошиблись. Боюсь показаться ложно-прозорливой, но, похоже, ваша подруга рано лишилась отца и, согласно Фрейду, устре-милась к вам… ну, как к папе. Однако вам быть в роли отца взрослой дочери совсем не в удовольствие, вы этого не умеете. И тогда вы принялись играть в юношу, а, может даже, и в мальчика. Такого веселого, разбитного, вечно шутящего, ерничающего. И вроде вам это почти подходит, если бы не одно «но»… - Тут я замолчала.
- В чем же это «но»? – с требовательным нетерпением вопросил он.
- В усталости. Трудно вам на носочках, хочется сесть. А боитесь: вдруг подруга сочтет постаревшим? То есть тем самым отцом, которым вы быть еще не умеете, нет опыта.
Покачав головой – возможно, в обиде, он небрежно спросил:
- Так в чем же будет состоять резюме?
- Резюме простое. Главное, чтобы вы не увидели в нем натяжки.
- Не стесняйтесь, - усмехнулся он. – По-вашему, мне нужна такая, как вы?
- Или около того, - с показным равнодушием согласилась я. – По крайней мере, вам нужна женщина, у которой по утрам может так же болеть поясница, и в этом вам ей сознаться будет не стыдно.
- И что – встать утром и разныться друг другу навстречу?
Я рассмеялась.
- Как раз не разныться, а сообщить между прочим. Ни в коем случае не отрицая при этом многих других радостей жизни, но и не бодрясь и не выкладывая себя снару-жи кафелем для красоты и удобства окружающих. Просто, поймите, если вы марафо-нец, то после дистанции полезно упасть и даже – по-своему – умереть, а вовсе не взбрыкнуть в антраша и не замяукать, что вы хотите провести ночь в модном клубе. Так и надорваться недолго.
- Вы такая мудрая, вам кажется, вы все знаете, - усмехнулся он. – Но готовы ли вы, к примеру, принять такого, как я, то есть агонизирующего мяукающего мальчика?
- Я бы вас быстро вылечила от этой детской болезни, ибо мне вы были бы инте-ресны прежде всего своей настоящестью, - легкомысленно и кокетливо проговорила я.
- Простите, а ночью? Чем вы будете лечить меня ночью? Ведь союз немолодого мужчины и молодой девушки часто базируется именно на этом времени суток…
В легком замешательстве от подобных откровений я пожала плечами, но тут же нашлась:
- Например, тем, что не очень-то и разволновалась бы, если бы вы вдруг просто захотели спать. – И слегка съехидничала: - Представляете свою радость?
Он задумчиво покачал головой.
- Ума от вас действительно не отнять.
- Однако, что это вы скисли? – весело удивилась я. - Ведь так было бы же не каж-дую ночь…
- Маску трудно сдирать, - с усмешкой отпарировал он. – Тем более что я вовсе не тот, с кем вы пришли встретиться.
- Что значит – не тот? – с легкой надменностью удивилась я. – Или у вас есть брат-близнец?
- Проще. У меня есть сын – двадцати семи лет. А вот уже у него действительно есть подруга – или, скажет так, была, что-то у них разладилось. При этом – так уж вы-шло – я знаю, что у его подруги появился другой человек, но сыну говорить об этом по-ка не решаюсь. Предпочитаю, чтобы они разобрались сами.
Мгновенно растерявшись от услышанного и почувствовав себя преужасно нелепо и глупо, я все-таки выдавила:
- Но, позвольте… Вы – что же, живете с ними?
- Редко, но случается. Я иногда по ночам работаю на компьютере сына. Его, кста-ти, тоже зовут Сергей.
- Ужас, - только и могла вымолвить я, окончательно скисая.
- Ужас, да, - саркастически проговорил он, - но не полный, полный начнется только сейчас. Вы ведь тоже не та, за кого себя выдавали, когда пришли смотреть квар-тиру?
- То есть? – пролепетала я, лихорадочно соображая, где могла сделать промашку, и невольно краснея.
- Судя по тому, что вы так осведомлены о возрасте подруги моего сына, вы – мать Ирины, не так ли? –довольно сердито вопросил он.
Замерев на секунду и ощущая только то, что просто сейчас сгорю со стыда, я за-тем все-таки кивнула. А Сергей – вдруг совершенно весело и неожиданно – рассмеялся и сказал:
- Но все остальное, надеюсь, в силе? Вы принимаете меня в виде агонизирующе-го мальчика и вылечиваете от бодрячества и всяких нелепых «вау» и «мяу», а я, в свою очередь, тоже постараюсь вас не разочаровать.
Слегка придя в себя, я насторожилась:
- Что значит – я вас принимаю?.. Вы – что, полагаете у меня поселиться?
- Да, полагаю, - твердо ответил он и с легкой улыбкой добавил: – Потому что ни-когда не любил заочного обучения, для меня очень важна личность учителя. Или на-ставника. В общем, многомудрого сэн-сэя.
Сказать, что после такого поворота в нашей беседе я растерялась – это ничего не сказать.
- Вы – что, серьезно?! – поразилась я. – Неужели вы не понимаете, что я развела все эти умственные бредни только потому, что считала вас женихом своей дочери? И хотела как-то… ну, привести вас в чувство, что ли…
- А сами вы любите, когда вас приводят в чувство пощечинами?
Вспыхнув от негодования и чуть не задохнувшись от ярости, я зашипела:
- Знаете что, дорогой вы мой… А, вернее, вы как раз ничего не знаете! Напри-мер, того, что вы уже без пяти минут дедушка! Но при этом ваш распрекрасный сынуля отцом становиться не намерен! Вот поэтому у моей дочери и появился, как вы вырази-лись, другой человек! И этот человек, между прочим, готов растить чужого ребенка!.. Другое дело, что я просто не понимаю, почему Ирина не уходит от вашего сына, и пришла с ним поговорить, а вместо этого получилось... черт-те что получилось! – И я в бессилье чуть не заплакала.
- Про ребенка я знал, - спокойно сказал он. - Однако не спешите клеить ярлыки, мой сын вовсе не такой подлец, как вам хотелось бы о нем думать. И начнем с того, что Ирина с Сергеем, как это сейчас принято у молодых, решили пока просто попробовать жить вместе, но у них это, к сожалению, получалось плохо – причем практически с первого дня. Больше того, месяца два назад Сергей сообщил мне, что не хочет связы-вать свою жизнь с Ириной и что ему нравится другая женщина. Я предложил ему сей вопрос решить самостоятельно, но честно: сказать обо всем Ирине и, как сейчас шутят, произвести ротацию кадров. Однако Ирина выразила абсолютную и даже, я бы сказал, жесткую готовность бороться за Сергея. И пошла в этой готовности уже проверенным и, к сожалению, чисто женским путем, хотя…
- Вы хотите сказать, что она не беременна?! – пораженно перебила его я.
- Этого не знаю. А вот Сергей уверен, что нет. В связи с этим я думаю, что ваша дочь оказалась заложницей своих же, как вы любите говорить, игрушек, хотя я назвал бы это ловушкой. Кроме того, поставьте себя на место Ирины: вот вы ждете ребенка, при этом у вас очень сложные отношения с вашим другом, который не хочет превра-щаться в вашего мужа, и вдруг на этом достаточно трагическом фоне вы легко затевае-те отношения с новым другом, да еще и не очень скрываете это от будущего свекра. Разве можно назвать естественным такое поведение беременной и оставляемой жен-щины?
- Неужели она меня обманула? – с сомнением проговорила я. - Но – зачем? И еще так плакала…
- Плакать она могла из-за рухнувших отношений с Сергеем, а вот зачем обманула именно вас… Может, рассчитывала, что вы сможете ей как-то помочь? Или хотя бы пожалеть… Ведь на самом деле быть участником личностной войны очень тяжело, обя-зательно нужен тыл, пусть даже и скромный. Чтобы тебя любил хоть кто-нибудь…
- Помочь? Тылом? Я? Да кто вообще может кому помочь в такой ситуации?!
- Думаю, вы не случайно не понимаете, чем это вы, мать, вдруг поможете своей дочери, потому что девочка у вас не просто сложная, а, я бы сказал, жесткая и даже жестокая (увы, Сергей говорил правду!). Однако, как видите, ей помогла сама жизнь, ведь плакать по прежнему другу Ирине пришлось недолго, быстро нашлась замена. И теперь, возможно, она просто пытается придумать, как ей выпутаться из своей лжи. Например, сочинить выкидыш.
- Сочинять на себя такое! Скажете тоже… Нет, не думаю! – замотала головой я.
- Это вам такие сочинения кажутся ужасными, а молодым… Им пока ничего не страшно. Так, легкий казус, безобидное вранье.
Секунду помолчав, я сказала:
- Сергей, извините, но я вынуждена вас покинуть. Мне… мне надо подумать.
- Я вас провожу.
- Нет, спасибо, - решительно отказалась я. – Во-первых, я еду не домой, а, во-вторых… не мучайте меня, мне надо побыть одной. И у меня к вам только одна просьба: пожалуйста, не возвращайтесь домой до десяти, Ирина дала ключи одной моей при-ятельнице… - Тяжело вздохнув, я все-таки договорила: - Прекрасно понимаю, что вы сейчас обо мне думаете, но, если можно, без комментариев.

С Ириной договор был таким же: она должна освобождать мою квартиру в десять вечера, а потому я направилась в близкий к дому сквер, где, бродя по сумеречным ал-леям, вволю наплакалась. Затем, уже после десяти, я еще раз поплелась в этот сквер, теперь уже с Амкой, призывавшей меня поиграть с ней и то и дело подносившей мне всякие палочки. «Я, дорогая моя, уже наигралась», - сообщила ей я, вдруг подумав, что, пожалуй, все только еще начинается.
И не ошиблась: в двенадцатом часу мне позвонила Светлана и, кратко помолчав после своих обычных веселых приветствий, сказала:
- Слушай, а ведь ты была права, с Леонидом бороться бесполезно. Во-первых, я еле дотащила его до такси – уже мертвецки пьяного. Во-вторых, он почти опустошил Иркин бар, а, в-третьих – и самое главное! – он дал мне в глаз, когда я пыталась его удержать от выпивки.
- Да ты что?! – поразилась я. – А почему ты не вызвала милицию?
- Здрасьте! И чего бы я пела этим бойцам? Что решила переспать с любимым мужчиной, а он вдруг оказался алкоголиком и дебоширом?.. И, кроме того, от прямого попадания в глаз я все-таки увернулась, он заехал мне по голове, но все равно было ужасно больно. – И всхохотнула: - Зато, правда, не видно.
- Ты еще смеешься!
- Конечно! Тебе ведь известно, что в этом мире все относительно: когда я приеха-ла и узрела, что Ромеса нет дома – думала, просто умру от счастья. Первый раз обрадо-валась, что у него такая работа. Теперь вот валяюсь, зализываю раны. Но каково при-ключеньице-то?!..
- Нет, послушай, я как-то не очень понимаю… Ты же мне говорила, что Леонид бросил пить!
- Да-да, вот он тоже так думал. А, может, я сама во всем виновата, захотела, види-те ли, шампанского…
- И что?
- Ну, первый фужер пила в одиночестве, а второй – уже с ним в компании. И по-началу все было очень мирно, мы разговаривали, шутили… А потом он вдруг говорит: чего это, мол, он высаживает мое шампанское, наверняка у хозяев есть что покрепче, а в следующий приезд он все возместит. Взял у Иришки в баре водку – початую, правда – и вот тут-то все и началось. Стаканами. Потом вытащил другую бутылку – коньяка. Не-навижу, говорит, но выпью. На этом этапе, кстати, я чуть в глаз и не получила, когда коньяк-то отбивала… - Тут Светлана опять рассмеялась.
В этот момент – больше всего на свете – мне захотелось тихо положить трубку и тут же отключить телефон, но вместо этого я продолжала беседовать со Светланой, мо-ля Бога лишь о том, чтобы ее Роман наконец вспомнил, где он живет и куда ему пора уже вернуться. Однако через пару минут Светлана спохватилась сама.
- Слушай! – ахнула она. – Если Ромка сейчас мне звонит, то потом он меня про-сто убьет!
Не звонит он тебе и не убьет, горько подумала я, еще не зная, что Роман именно в эту ночь объявит Светлане, что их отношения, с самого начала носившие характер ни к чему не обязывающих, завершены. Далее Роман взял со Светланы слово, что она ни-когда и ничем не попрекнет ни меня, ни Иришку, потому что это решение ему никто не навязывал и никто к нему не склонял. После этого Светлана (что, конечно, было с ее стороны не очень красиво) стала вопрошать, насколько крепка голова Романа, раз он готов носить рога еще даже в период ухаживаний, не говоря о чужом ребенке, которого ему придется растить. На это Роман холодно заметил, что новые рога ему все равно нравятся больше, чем старые, имея, возможно, при этом в виду не только встречу Свет-ланы с Леонидом в Иришкиной квартире, но и возрастное состояние женщин, настав-лявших ему рога, что Светлану неприятно задело.

 
 
Когда, приехав ко мне на следующий день, Светлана рассказала все это (действи-тельно, не упрекая ни Иришку, ни меня), я, не выдержав, спросила, что еще говорил Роман – например, по поводу ребенка.
- Да вот, кстати! – встрепенулась она, нервно вскакивая с кресла и хватаясь за си-гарету. – Ты окончательно обалдеешь, но никакого ребенка твоя Ирка не ждет!
- То есть?! – разыграла недоверчивое изумление я, подавая ей, мечущейся по комнате, пепельницу.
- Ну, Ромулу она, конечно, наплела, что просто устроила проверку, однако мы-то с тобой прекрасно знаем, что все было наоборот: сначала ребенок, а только потом уже знакомство с Ромесом! Возникает вопрос: зачем она сочинила этого ребенка? Может, срочно хотела превратить бой-френда в мужа? – Замерев на секунду, она вдруг удив-ленно продолжила: - А ведь какое по-английски ужасное звучание, скажи! Хазбэнд… От «house»*, что ли?
- Слушай, - пораженно прервала ее я, - ты что, совсем не расстроена?
 Светлана, гася сигарету, пожала плечами.
- Почему, расстроена. Но не вешаться же! Не говоря о том, что у меня в запасе есть еще спасение Ленькиного дружка.
- Нет, ты просто сумасшедшая! Тебе – что, одного Леонида не достаточно? Хо-чешь теперь и в другой глаз получить?
Помолчав, она задумчиво проговорила:
 - Знаешь, мне кажется, Игорь совсем не такой. Во-первых, это он уговорил Лео-нида жить вместе и друг друга пасти, а, во-вторых, я уже ему позвонила и предложила встретиться.
- И где?! – с отчаянием вопросила я.
- Где! Ясно, что, кроме как у тебя, больше негде. Но перед этим, конечно, надо спрятать все спиртное.
- Ни-за-что! – по слогам отчеканила я. – Выйдет у тебя с ним лав-стори или нет, еще не известно, но зато, если не выйдет, он наверняка потом будет сюда таскаться и клянчить у меня на бутылку. И, возможно, не один, а с Леонидом, так что не обижайся, но – нет.
- Не нет, а да! – возразила Светлана. – И потом – ведь всего один раз! Кроме то-го, гарантирую, никто к тебе потом не притащится, потому что...
И тут раздался звонок в дверь.
Будет просто ужасно, если это Иришка с Романом, мелькнуло во мне, пока я шла к двери и заглядывала в глазок. Но – увы мне! это были именно они, мои «дети».
 Иришка, едва войдя, тут же все поняла, потому что узрела на вешалке шикар-ный Светланин плащ.
- Ничего страшного, - спокойно сказала она. – В конце концов, в их Парижах на месте Ромы так поступил бы каждый.
- Хорошо, хорошо, - торопливо заговорила я, спешно прикрывая дверь в комна-ту, - вы все очень продвинутые и современные, вам море по колено даже в трезвом ви-де, но сейчас – очень прошу, просто умоляю – пройдите на кухню и слегка там затаи-тесь, пока я буду провожать гостью.
- А что ты скажешь гостье по поводу того, что кто-то вдруг взял да и затаился у тебя на кухне? – усмехнулась Иришка, оглядываясь на Романа.
- Ладно, затаимся, - нахмурившись, кивнул мне он, недовольно сверкнув на Ири-ну глазами.
Похоже, подумала я, жизни у нее и с Романом не получится…

- Это они?! – трагически вопросила Светлана, когда я вернулась в комнату.
Я тяжело вздохнула.
- А что сделаешь?.. Они, дети мои. Будут здесь жить, пока не найдут квартиру.
- Да подешевле, подешевле, - мстительно процедила Светлана и уже даже при-встала с дивана, как вдруг опять прозвучал звонок в дверь.
- Подожди, посиди пока, я тебя провожу – с Амкой. – И я поспешила к двери, предполагая, что это, в крайнем случае, соседи, однако то, что я узрела в глазок, меня просто ошеломило: перед дверью стоял Сергей!
 

Приоткрыв дверь, я жалобно и по возможности тихо проговорила:
- Умоляю, только не сегодня! Уходите…
- Между прочим, я очень ревнив! – так же тихо и с легкой улыбкой ответил он и затем добавил: - Я вернусь через час – и, надеюсь, уже навсегда.
- Вы с ума сошли! – шепотом возмутилась я, в испуге оглядываясь.
- Кто там? – закричала из комнаты Светлана.
- Это соседи! – таким же криком пояснила я ей, а Сергею опять зашептала: - Про-шу вас, уходите! Тем более что уже все решено, ребенка действительно нет, сын ваш свободен, что еще, в конце концов, вам нужно?
- Руководящая роль сэн-сэя – в вашем лице, - без тени улыбки на лице ответил он.
- Прекратите! Уходите! – опять шепотом стала умолять его я. – Мне не до шуток!
 Он отрицательно покачал головой, затем сказал:
- Я сижу в машине – там, внизу. Причем с компьютером и легким скарбом. Вы просто забыли, что я и есть тот самый мяукающий мальчик, которого вы обещали ле-чить и учить, но не мочить, как делаете сейчас. И ждать я буду не больше часа, а по-том… - Он усмехнулся. - Ну, просто всех бритвой по горлу – и в колодец.
Мне стало казаться, что, несмотря на шутку из «Джентльменов удачи», я просто сейчас упаду в обморок, как вдруг – в довершении ко всему – за моей спиной раздался голос Иришки:
- Господи, Сергей Михайлович, что случилось?!
Он усмехнулся.
- Да вот, не могу, Ирочка, с вами расстаться, а потому тоже буду здесь жить.
- Шутите… - пролепетала она и беспомощно обратилась ко мне: - Мам, что все это значит?
- Мама в шоке, а потому объяснять буду я, - сказал Сергей. - И начну с главного: это не шутка, я действительно намереваюсь здесь скоротать оставшуюся жизнь – воз-можно, собирая различные камни…
- А какие камни? – с живым интересом перебила его возникшая в дверях Светла-на. – Случайно, не в желчном пузыре? Или все-таки в почках?
- О, дом, я смотрю, полон гостей, как и положено всезнающему сэн-сэю! – на-смешливо восхитился Сергей.
- А, кроме того, я здесь в двух лицах! – тут же подхватила его тон Светлана. – Во-первых, я близкая подруга… э-э… вашего сэн-сэя, а, во-вторых, бывшая возлюбленная жениха ее дочери. И знайте: если сэн-сэй будет сегодня не в настроении вас принять, то вас приму я, o’key?
- Я верен и предан только лично сэн-сэю, - серьезно ответил он, глядя мне, оне-мевшей и застывшей почти что в коме, прямо в глаза.
- Ма, я прогуляю Амку! – неожиданно воскликнула Иришка и, чуть помедлив, подошла к Светлане. – Пойдемте со мной? Я, наверное, виновата перед вами… И очень хочу с вами поговорить.
- Поговорить? О чем? – удивилась Светлана, но еще больше она удивилась, когда Роман не только помог надеть ей плащ, но и сделал это очень бережно.
Нет, вдруг подумала я, с Романом у моей Иришки все получится, раз он всего за три минуты смог ее научить если не жалости, то хотя бы уважению.

Еще через минуту мы остались с Сергеем в прихожей одни.
- Что за спектакль вы устроили? – устало и совершенно еле-еле проговорила я. – К чему это? Если вы хотели меня проучить, то – что ж, это вам удалось. Одному удив-ляюсь: как это вам не жалко тратить на меня столько времени, тем более что ресторана было вполне достаточно.
- Я трачу время не на вас, а на себя, хотя, если честно, тешу себя надеждой, что время у нас теперь будет общее… Иришка, нагулявшись с собакой, узнает, что квартира Сергея свободна, можно переместиться туда – правда, всего до конца месяца, но… в ее власти остальное. Во власти ее и ее нынешнего друга. А мы будем жить здесь.
- Мы? Жить? – сомнамбулически повторила я.
- Вы все еще в шоке – и это понятно, - с участливым сожалением проговорил он. – Но разве не вы учили меня настоящести? А теперь ее боитесь.
- Я же вам объяснила, что меня подвигло на встречу с вами, - вяло напомнила я. - И даже именно что не с вами… И это была игра. И вы это прекрасно осознаете.
- Нет, не осознаю. Я искренне поверил вашей игре – и пришел. И вы теперь за меня в ответе.
- Еще и Экзюпери! – простонала я.
- Это только начало, - с легкой усмешкой предупредил он. – Потому что я – хоть, может, и не как вы, но все-таки довольно начитанный.
- Хорошо, - обреченно проговорила я. – Только, учтите, спать вы будете в другой комнате.
- Отлично! – согласился он, снимая плащ и вешая его в шкаф. – Я всегда ратовал за отдельные супружеские спальни.
Не-ет, это уже было слишком!
- Какие еще супружеские?! – в результате взорвалась я, вдруг выпадая из комы. – Что вы еще тут городите?!
- Да так, - слабо улыбнулся он, - просто маленький свой огород.
- Уймитесь, будьте добры! – гневно продекламировала я.
- Не-ет, я на это пойтить не могу, - отказался он с Папановской интонацией.
- И, пожалуйста, прекратите паясничать!
- А вот этого не обещаю. Тем более что вы сами меня учили быть самим собой. – И вдруг с обескураживающей беспомощностью добавил: - Но я такой и есть, поверьте. Такой вот страшно веселый паяц, которому всегда хотелось найти себе пару.
- И ужели вы полагаете, что эта пара – именно я?! – Возмущению моему не было предела (по крайней мере, мне хотелось, чтобы это так выглядело).
- Может, я и ошибся, - печально согласился он (естественно, очень-очень пе-чально, как и положено печалиться паяцу), - но теперь вам все равно некуда деваться: вы меня позвали – и я пришел. Чтобы научиться быть таким же серьезным, как вы, это была моя мечта.
Тяжело вздохнув, я сдалась.
- Ладно, беру вас, но только с испытательным сроком.
- Длительностью?..
- Сто лет и один день.
- А потом? – встревожился он.
Помедлив с ответом, я все-таки сказала – причем очень строго:
- Потом, если честно, не знаю и обещать ничего не могу.