Ничего личного

* * *
Пока всё идёт неплохо.
Я ощупываю ребристые края шконки: разделочная колода, и та для сна поудобнее. В число прочих неприятностей зачисляю потерю очков и чувства времени. Две размытые фигуры в углу беседуют вполголоса, изредка поглядывая в мою сторону. С виду обычные работяги, прибранные за краденый шифер. Наконец, один из них подымается и вразвалку подходит ко мне. Речь его невнятна, но многословна: …ты … твою… тебя… и мать твою.
Вот это уже напрасно, теперь придётся вставать. Итс-шоу-тайм.
.
На ногах у меня – надетый перед вызовом к ментам «тревожный чемоданчик»: остроконечные ботинки на толстой подошве, в левой стельке сокрыта половинка безопасного лезвия, в правой – маленький, остро заточенный велосипедный ключ. Фигня, конечно, в серьёзных переплётах не спасёт. Но меня же всерьёз не пакуют – пока вроде не за что! Закрыли на трое суток, с формулировкой «превентивное задержание»…
.
Занятый размышлениями, я совсем отвлёкся от быка-говоруна – зато, сощурясь, внимательно слежу за его рыхлой, в оспинах физиономией. Где-то за полсекунды до удара лицевые мускулы знакомо искажаются. Ну вот!.. Словно выражая признательность, я склоняюсь навстречу летящему снизу размашистому апперкоту, нацеленному в подбородок, и бью супостата в коленную чашечку. Носок ботинка острый, куда ни пни – болевая точка. Оппонент прерывает дискуссию, оглашая итоги, и тоже склоняется в реверансе – остаётся пробить ему локтем в ухо, и тема ненадолго исчерпана.
.
Лови клиента на контратаках и никогда не лезь первым, учили меня и те, и эти.
Ну, вот и подкрепление прибыло. Второй явно покрупней и посерьёзней. Приходится немного покружить с ним в полутёмной клетушке с тремя пьедестальными койками. Я пропускаю сильный удар в переносицу. Нос мгновенно распухает, и, провозвестником сезона дождей, мягко шлёпается на пол красная капля.
Чтоб ты сдох, гад! Нос мой разбит давно и навсегда. Запросто могу кровью изойти.
.
Я цепляю надоеду носком ботинка за опорную ногу и сращёнными кулаками что есть силы бью его в грудину. Пусть валится, затылок найдёт себе опору… упс!
Вот и он, столь нужный мне кратковременный рауш.
Оба вроде бы спят, а разбитый нос не унимается.
Тут заглядывает на шум вертухай:
– Эй, вы чего тут?
– Да вот, мебель переставляем, – пытаюсь гнусаво острить, зажимая обе ноздри.
– Ну и как успехи?
– Сам не видишь? Стало гораздо уютней…
.
Что ж, пора припомнить подвальные навыки. Вздохнув, я снимаю ботинки и носки, свёртываю концы носков трубочкой и запихиваю кончиками в ноздри. Теперь у меня есть полторы минуты. Я снимаю пуловер с рубашкой, пока они без клякс, затем стаскиваю брюки вместе с трусами. Подача воды в камере, естественно, не предусмотрена. Снова вздохнув, я кое-как мочусь на собранные воронкой трусы, выжимаю их и кладу рядом. Застилаю шконку рубашкой, под голову сворачиваю пуловер – всё равно не могу спать одетым. Возвращаю носки на место. Вновь натянув брюки, я ложусь на шконку и кладу отжатые трусы на переносицу. Ещё три-четыре минуты, и кровопотеря заканчивается. Самое удивительное, что даже следов от удара не остаётся!
Давно проверено на себе.
.
Трусы летят в угол, отслужили своё. Соседи немного очухались и изумлённо следят за происходящим. Решив, что мозговая кость – холодцу не помеха, я дополняю картину матерными жалобами на подлюгу-судьбу. Наконец, рослый не выдерживает и бормочет из своего угла: да ты не серчай, братан! Подговорили нас – ну, кто бы сомневался...
А так – ясен пень, ничего личного!
.
Я даже не пытаюсь улыбнуться – мне бы согреться немного, а там и ветераны-альфовцы подтянутся. Михаил и Василий. Миха и Ваха. Я помог их пацану, приехавшему с ранением из Закавказья, устроиться с гражданством и пропиской. Через месяц-полтора он получил по моей наводке ипотечный кредит, купил квартиру и стал завзятым питерцем. Меня окружили заботой, как я ни отнекивался – всего лишь бизнес, пацаны! Вот оно и пригодилось, уже второй раз. Первой была Люська Фролова.
.
Люську мне в своё время навязала одна подруга из «бывших» – из тех, с кем по расставании удалось остаться в дружеских отношениях. Когда на рекламный мобильник позвонил очередной фирмач и пригласил приехать, чтобы проконсультировать его по поводу ипотеки, я, не колеблясь, вызвал на коврик Люську. Что поделаешь, до ковра мы никак не дорастём… Снабдив, как Д`Артаньяна, кратким напутствием и пачкой договоров, я отправил её к будущему заказчику.
– Хватит захребетничать! – сказал я напоследок. – Тебе в очередях в ЖЭК и ПИБ стоять вредно, глупости в голову лезут!
.
.Последней по времени Люськиной идеей было обустройство грандиозной оргии силами нашего маленького коллектива, дабы развеять навязанный мной целибат. Выбросив из головы большую часть наставлений, Люська мило почирикала с брюхастым оптовиком, приподнявшимся на поставках видео-утильсырья и явно не готовым к приезду большегрудой блондинки. Затем хозяин кабинета предложил ей бокал шампанского и под неким благовидным предлогом покинул своё пристанище, заставленное кожаной мебелью и стеллажами с папками.
.
Минут через семь-восемь, как вспоминала позднее зарёванная Люська, в дверь просунулась смазливая секретарша, в декольте которой без напряжения просматривался лобок. Сославшись на нежданные дела, секретарша предложила Люське в темпе убраться. Внизу на дверях Люську перехватил охранник и, мило улыбнувшись, попросил её предъявить сумочку на предмет обнаружения посторонних предметов. Люська сумочку отдала. Затем её на секунду отвлекли сзади каким-то резким хлопком, вроде вылета пробки из шампанского… а в сумочке обнаружились крупная пачка денег и ксерокопия учредительного договора её недавнего собеседника.
Что характерно, с перечнем и адресами учредителей.
.
Затея была дрянная – и слеплена нехорошо. Момент задержания Люськи знаменуется пришедшей мне смс-кой без запятых: «слей банк по-хорошему а то девка сядет тебя не будет». Чтобы вразумить майоров, какая инфа от меня потребовалась, приходится объяснять, что ипотека в N-ском банке, никак себя не рекламирующем, идёт с вот такущим откатом! Зато банк кредитует любые покупки по городу и области, а клиентами принимаются даже частные предприниматели, которых прочие-то банки и за людей не считают… Въехав в тему через посредников, я сразу вышел с этим банком на эксклюзив, одновременно взвинтив при этом цену своих услуг и обновив их рынок сбыта.
..
Озадаченные услышанным, майоры за двое суток проводят молниеносное дознание происшедшего с Люськой инцидента и предлагают мне, по выражению Михи, приподнять бабло за причинённое беспокойство. Мне такие деньги мне не впрок. Лучше уж предоставить ветеранам порезвиться… давно пора Вахе колёса обновить.
.
Люська за стресс и истерику получает премию в двести баксов, две другие сотрудницы – инструктаж по действиям в нештатной ситуации. Могу похвастать, никому и в голову не пришло сбежать в этот момент из нашей фирмёшки. Наоборот, исполненная парадоксов женская логика сразу же подняла нам цену: раз так взялись, значит, чего-то стоим!
М-да… а утром, три недели спустя, раздаётся странный телефонный звонок:
– На работу возьмёте?
– Кем? – спрашиваю.
– Генеральным директором!
– Дак вроде есть уже один, – говорю я немножко растерянно. – Я и есть директор, он же владелец...
– Ты не директор, ты гавно! Я твою маму ротибаль…
.
Ну, вы ж понимаете, что услышал в ответ собеседник... Тем же вечером я приглашаюсь для выяснения в РУВД, где меня знакомят с текстом, исполненным гражданином Т-ким. В показаниях потерпевшего синим по белому значится, что сегодня утром я угрожал ему по телефону (распечатка разговоров прилагается… ну, кто бы сомневался), а вечером на Т-кого было произведено нападение с применением… В общем, закроем мы вас, уважаемый, на трое суток, для выяснения вновь открывшихся обстоятельств. Вот блин, ну кто мне, идиёту дремучему, мешал днём раньше распечатать УК?! Есть у них право, нет его… Может, просто берут на понт?
.
Я добиваюсь разрешения на телефонный звонок, которым прошу жену купить на ужин каперсов, желательно до двенадцати. Каперсами я дразню отставных майоров, Миху и Ваху: не состоялись вы, милые, каперангами! Двенадцатое – это номер отделения, где меня задержали. В общем, кому надо, поймут.
Жена в ответ начинает что-то кудахтать, но я с натужным смешком вешаю трубку, после чего меня лишают обоих мобильников, подтяжек, очков и карманных денег, а затем препровождают в холодный и затхлый закуток. С вышеописанными соседями. И вышеописанными, в некотором смысле, трусами.
.
Ночь проходит в размышлениях о вещах несуетных. В ряду прочих, помню, посетила меня престранная мысль о том, что принесённая кому-либо похвала несёт в себе жертвенность и самоумаление хвалящего. Что за чёрт, думаю… но развить тему не успеваю. Утром, под которым подразумеваются шаги и перебранка в коридоре, меня выводят обратно в дежурку. Дежурный ровным голосом говорит: извините, гражданин! Ничего личного! Вот ваши документы и вещи, распишитесь – вы свободны!
.
Возле сияющего лаком Пассата Миха, осклабясь, поёт: обознатушки! Садись, поехали – у нас гость из Лиона, господин Тьерри Руссель, каковой желает получить совет на предмет спекуляции строящейся недвижимостью. Мы с Вахой посидим рядком, поможем вам пропить часть отказных комиссионных… Мне не до подробностей. Я ищу способ откланяться, но тут задняя дверца отворяется, и на сцену выползает заспанное чудо в белокурых локонах.
.
Распахнутая рыжая дублёночка позволяет мгновенно оценить девушку в категории супер. Она, в свою очередь, нахально сощурясь, разглядывает меня с ног до головы, и я наконец не выдерживаю:
– Миха! Может, мы ****ей перенесём на десерт? Я бы поел-поспал, а тут какой-то француз на шее повис…
– Сука ты, Маэстро! – тихо, но отчётливо произносит красотка. Я замираю от переливов её грудного контральто. – В расчёте на тебя всё затеяно, а ты тут морду воротишь!
Совсем позабыл, «Маэстро» меня прозвали те же альфовцы. По словам Вахи – за оперативно выполненную работу, некоторую тучность и склонность к гитарно-вокальным экзерсисам…
.
Я начинаю понимать, что красавица, которую кличут Лялькой, тоже СВОЙ человек. Мы широко улыбаемся друг другу, после чего Пассат с рулевым Вахой, этаким бомбилой-азербайджанцем – впрочем, Ваха при желании может выглядеть кем угодно, от курда до правоверного еврея – привозит нас на Петроградку, в ресторан с живыми цыганами и приличным жарким. Описывать переговоры не буду, потому что не помню. В основном я был занят тем, что мучительно преодолевал в себе желание заказать три салата с миногами и две порции отбивных. Ничто так не способствует аппетиту, как сутки пребывания в КПЗ…
.
Тьерри, лысый дядька лет тридцати пяти с длинным сумрачным носом, в ходе недлинного, но содержательного диалога закидывается спиртным и яствами хачик-стайл, после чего Лялька, бережно поддерживая, отводит его в номера.
– О, кстати, Маэстро! – озабоченно говорит Миха, садясь в машину. – Я забыл у Ляльки в сумочке свой мобильник, а он совсем не для посторонних... Будь добр, сходи, а? Мне-то в номера совсем не с руки!..
.
Я настолько осовел к вечеру, что машинально повинуюсь.
Ну и зря, конечно. Лялька встречает меня совершенно голой и без малейших признаков Михиного мобильника. Дразня меня движениями несравненной розовой попки, она влезает на широченную постель, где сладко похрапывал француз, и устанавливается в позе лошади Пржевальского с изрядно натёртым пахом: а это тебе, Маэстро, на десерт!
С утреца, мол, уже непрочь. Чистый бизнес, ничего личного!
.
Примерно на седьмой минуте развратно-поступательного процесса Лялькина спина вдруг летит мне навстречу, отчего мой нос пребольно шлёпается об неё и тут же начинает кровить. Ах, вот оно что… я просто засыпаю в строю, как старая полковая лошадь. Лялька вскрикивает, затем, извернувшись, растирает мне уши, отчего я вдруг всхрапываю, подобно вышеупомянутой кляче, и вновь прихожу в себя. Потом мы изводим весь лёд и салфетки, найденные в люксовском номере, и я церемонно откланиваюсь…

* * * *
Цит. по кн.: Ст. Голем, «Везучий, подонок!.. (Lucky M.)» (готовится к печати).