Право на смерть

ИМЕЕТ ЛИ ЧЕЛОВЕК ПРАВО НА БОЛЕЗНЬ И СМЕРТЬ?
При социализме такого права у человека не было. Да и понятно почему. Были нужны здоровые люди. Болезнь мешала приносить пользу обществу. И болеть было противоестественно, так же противоестественно как не работать. И врач, полномочный представитель общества в принципе и не интересовался, а хочет ли пациент выздороветь. Раз пришел, лечись. Даже согласия больного на операцию можно было не спрашивать.
Хорошо помню, каким шоком для всех был отказ пациентки от операции в 1988 году. Видите ли, по религиозным соображениям. Потом, на операции оказалось - полная обтурация на 12-ти см. прямой кишки с разрывом слепой кишки газами.
Два часа наш ответственный хирург ее уговаривал. А она ни в какую. Очень спокойно эта милая женщина просила нас подождать еще, чтобы она смогла дозвониться до священника и взять у него благословение на операцию. Причем, что поражало всех, она не мучалась от болей. Не то чтобы их терпела как-то особенно, просто вообще не чувствовала. Ходила на сестринский пост, звонила, возвращалась обратно в палату. Это с каловым то перитонитом.
Не смогла она дозвониться. Решение принимала самостоятельно. Не наши витиеватые уговоры повлияли на согласие оперироваться. Видимо верой почувствовала волю Божию. И уже потом, когда началась подготовка, ни разу не пороптала. Знаете, так бывает, вроде согласится больной на операцию, а начнут зонд в желудок устанавливать, лекарства колоть в вену, сразу на попятную. Я, мол, на операцию соглашался, а не на такие мучения. Давайте все под наркозом делайте.
Удивительно было, что не мы, врачи ее успокаивали, как это бывает обычно. Поднялись в операционную, навожу лампу на операционное поле. Она берет меня за руку и спрашивает, - Вы в Бога верите? Я отвечаю, - нет, не верю. «Ну, ничего, когда будет тяжело, от всего сердца попросите у Господа о помощи». Это такой дикостью тогда показалось. Но честно признаюсь, просил потом. Когда в живот вошли. Пришлось тотальную колонэктомию делать, всю толстую кишку убирать. От раковой опухоли в прямой кишке до слепой, которая лопнула как резиновый шарик. Анестезиолог говорит, - все, умерла, заканчивайте, держится еще пока только на лекарствах.
Но она не умерла. На последнем шве открыла глаза, и начала самостоятельно дышать. У анестезиолога пот по лицу холодный течет, для него она, наверное, с того света вернулась. А я помню тогда подумал, - да, есть Бог на свете.
Много раз эти слова слышал, практически от всех кто сталкивался с больной. На протяжении всех трех месяцев, пока Мария Никитична была в нашей больнице. Дважды еще пришлось ее оперировать по поводу неизбежных осложнений. И оба раза, она «умирала» на операции и «оживала» на последнем шве. Мы хирурги знали об этой ее способности, а на анестезиологов впечатление просто жуткое производило.
На второй день после первой операции батюшка пришел в реанимацию, ее причастить. Это было впервые для больницы и тоже казалось дикостью.
Она не боролась за жизнь. Просто жила. Оставалась всегда спокойной и улыбалась нам. И ни от каких манипуляций не отказывалась. Назогастральный зонд, трахеотомическая трубка, дренажи из брюшной полости, стомы и катетеры. Восемнадцать дней в реанимации. Немало для одной маленькой женщины.
Она просто жила и как не странно выздоравливала. Перевели больную в хирургическое отделение после реанимации. Все дренажи убрали, наладился стул, зажил свищ после трахеотомии. Кто сталкивался, с такой патологией знает, что благополучные исходы великая редкость.
Мы с ней мало разговаривали. У хирурга вообще мало времени на разговоры, а потом у нее в палате все время сидели какие то бабушки и читали молитвы. Действовали на нервы конечно, но лечебному процессу на мой взгляд не мешали.
Мне все время казалось, что она как-то не очень активно борется с болезнью. И чтобы ее подбодрить я ей сказал, - выздоровеете, сходим вместе в церковь, и Вы меня окрестите.
Спокойно с ней было. И лекарства находились, и все само собой получалось. Уже о выписке разговор шел. Один раз только пришлось побегать. В среду пришли нормальные анализы, в четверг она причастилась, а в пятницу прямо у меня на руках умерла. Во время утреннего обхода. Как я тогда в реанимацию бежал, за помощью. И сделали все быстро, но уже не в наших силах было ее остановить. Мария Никитична ушла, и тихонько закрыла за собой дверь. А мы остались и ничего не поняли. Даже после вскрытия.
Иногда мне кажется, что начинаю что-то понимать. Я окрестился через месяц после ее смерти. И жизнь сложилась, потом совсем не так как я ее себе рисовал в институте.
Для того, чтобы человек изменился, он должен удивиться. Чем мы старше становимся, тем привычнее становится мир вокруг. Он становится обычным и серым. Нас уже не так радуют успехи и не особенно больно задевают потери. Это и есть черствость сердца. Но она неизбежна, как реакция самосохранения. Редко-редко вдруг что-то касается этого черствого сердца, и оно удивляется. Рядом есть совсем другой мир, а мы его до сих пор не замечали. И это удивительно.
Случай вспоминается по многим причинам. Он был первым для меня, когда больной человек отстаивал свое право на болезнь и свое право на смерть. Врачи и не понимали, зачем это ей было нужно. Просто сила веры в Марии Никитичне все наши сопротивления преодолевала. Прошло двенадцать лет. И я вновь спрашиваю себя, а имеет ли право человек на болезнь и смерть? И что нужно преодолеть, чтобы отстоять это право?
Для врача, работающего в современной больнице, ответ на этот вопрос один - нет. Ни болеть, ни умереть человек не имеет права. И мы сражаемся до последнего. Больной человек представляется некой машиной, со сломанной деталью. За диагностикой, установкой диагноза, назначениями часто теряется сам человек. «Поднимаем в операционную аппендицит». Аппендицит - это как бы фамилия. Человека нет, есть аппендицит. И этот аппендицит для врача самое главное. Не человек с его страданиями физическими и нравственными. За удалением и «вылечиванием» больных деталей организма пропадает уважительное отношение к самому событию в жизни данного человека - БОЛЕЗНИ.
Когда наш близкий сдает экзамен, мы понимаем насколько важно это событие. От этого, скорее всего, будет зависеть его жизнь на ближайшие годы. Отношение к экзаменам, скажем в институт весьма уважительное. Значимость события бесспорная. Ничего случайного быть не должно. И готовятся к экзамену тщательно и переживают, если не сдал, и радуются, когда все хорошо.
Болезнь для человека своего рода экзамен. И все мы в глубине души знаем, как важен этот экзамен-болезнь для нашей судьбы. Но те вопросы, которые беспокоят практически каждого пациента, столкнувшегося с серьезным заболеванием, практически не касаются врача. А больной спрашивает - за что? За что мне посланы эти страдания. Когда болеет ребенок, этот вопрос задают родители. И в глубине души рождается ответ. И больной догадывается за что! Но обратиться за помощью ему не к кому. От этого страдания только усиливаются.
Существует формулировка болезни в энциклопедическом словаре - это нарушение нормальной жизнедеятельности организма. Но вот почему нарушена нормальная жизнедеятельность? Что касается этиологии и патогенеза - мы разбираемся худо-бедно, а вот глубже - темный лес. Сергей Нилус, путешествуя по России в начале 19 века, приводит один случай болезни ничем не примечательного крестьянина. Этот крестьянин ошпарился кипятком. Ожог более 80 процентов. Боли ужасные. А мужик лежит тихонечко на печи и на вопрос как же он все это терпит, отвечает - «С радостью. Господь перед смертью дал пострадать. Грехи через муки телесные прощает». И помер!
В России 65% крещеных. Подавляющее большинство наших пациентов - христиане. Подавляющее большинство больных, даже не верующих согласятся, что болезнь человеку дается за грехи. И нужна, как средство очищения.
Родители знают, что их ребенку шоколад есть вредно - диатез. А ребенок упорно таскает конфеты из буфета. Все уговоры - напрасны. Приходится наказывать. По попе шлепать, в угол ставить, в общем, есть методы. И пока ребенок не поймет своих родителей, до тех пор будет продолжаться конфликт. Родителям ведь не конфет жалко. Им хочется, чтобы ребенок был здоровым и послушным. Для того и наказывают.
Так же и болезнь. Ведь Господу не угодно чтобы мы болели. Но мы дети непослушные, без вразумлений не понимаем. Приходится нас исправлять. То нога подвернулась, то сердце заболело. А вот как прихватывает, сразу и вспоминается про бессмертную душу, вечность и церковь.
Страдающий плотью перестает грешить - пишет апостол Петр. Как же не относиться уважительно к такому событию в жизни человека как БОЛЕЗНЬ. Если посылается она для вразумления, целью своей имеет - примирить человека с Богом. А нам врачам до этого и дела нет.
Больной, к которому ты приходишь в качестве доктора, ждет к себе не просто сугубого врачебного внимания. Он хочет, чтобы врач смотрел на него как на человека. Ищет утешения в болезни. А если у врача нет своей собственной позиции в отношении к болезни, как к событию в жизни человека, такой врач утешить больного не сможет. Я не рассматриваю вариант врачебной ошибки, неквалифицированного лечения. Ведь нельзя все вылечить. И когда-нибудь придется умереть. Есть болезни навсегда. И есть последние болезни. Это самые важные экзамены для нас.
Еще более плачевное положение в отношении к СМЕРТИ. О какой же кончине мы просим - безболезненной, непостыдной. В мире и покаянии. Вот какой. А в больнице - дефибриляция и интубация, а еще преднизолон в вену и адреналин в сердце. Посмертный эпикриз и вскрытие.
Стоит говорить о неизлечимой болезни больному - нет, не стоит. Почему? Да потому что он пойдет и в окошко выпрыгнет. Вот довод, а вдруг это известие последние дни жизни перевернет. Не-ет, ну что вы, не поймет. В окошко и все тут. Но существует таинство покаяния и Господь простит. И мог бы перейти отчаявшийся грешник в жизнь вечную. А мы, врачи не дали.
К какому идеалу должен стремиться врач? Ведь нельзя же свести все к зарплате, в конце концов. Врач превращается в некий автомат по выписке рецептов и такого авто слесаря, только по человеку. А когда «машина» в не кондиции - на свалку, в морг.
И проблема нашей медицины совсем не в экономических трудностях. А в идеологических. Как не смешно звучит. Бывшее общество разрушено. Бывшая советская идеология тоже разрушена. А основой советской медицины, кстати, одной из лучших в мире был советский врач, с его советской философией. Нет болезни, нет смерти. И жизни после смерти тоже нет.
Мы живем в России. И мы русские врачи. Это тоже уже звучит смешно. Что же нас отличает от других? Вера, язык и культура. Это три составляющие национальных отличий. Смею надеяться, что с Божией помощью за такими врачами и будет будущее русской медицины.
 Медицина всегда развивалась по двум направлениям - материальному и духовному. Совершенствование науки о строении человека привело к тому, что мы смотрим на больного как на сумму органов и систем. Желудок плюс сердце плюс мозг и т.д. Даже диагностика построена по тому же принципу. Отчего так глубоко зашла специализация врачей? Так проще работать. Так проще не замечать Человека. Больной приходит с Болезнью, с очень важным событием в своей жизни. Но большинство врачей не знают, как они сами отнесутся к такому событию, и нас никто не учил, как помогать пациенту в этом. Проще свести лечение к органу или даже части органа, даже не органа, а изменению в электрокардиограмме. Вот это изменение и будем лечить. Учитывая огромный технократический прогресс не сложно представить, что в ближайшие десять лет диагностика подавляющего числа заболеваний не будет представлять затруднений. Научимся выявлять не только анатомические дефекты, но и патологию в функции органа.
Пока диагностика является прерогативой избранных - ультразвук, эндоскопия, функциональная диагностика. Это происходит из-за сложности трактовки получаемых данных. Однако уже сейчас существует в стадии разработки мультипликационный ультразвуковой сканер. Он дает изображение понятное любому врачу и терапевту и хирургу. С огромной скоростью развивается генетика и разгадан хромосомный код. Трансплантология подошла к уровню, описанному фантастами. Пока этого нет в России, но где-то в мире уже есть. Если научатся фиксировать запах и анализировать его математически, значит, научатся следить за функцией органов в норме и болезни. Ведь каждая болезнь имеет свой запах. Так что технократическое развитие весьма перспективно, а главное все при деле.
Но весь этот путь только отдаляет людей от Бога и друг от друга. Чтобы лечить больного в технократической медицине его не надо любить. Достаточно быть хорошим профессионалом.
А ведь зачем мы вообще друг друга лечим. Мы стремимся к радости и счастью. Мы хотим жить долго и счастливо - по прежнему строим рай на земле. И всегда будем строить. Но профессионализм не приносит совершенной радости. Ее приносит только любовь.
Есть еще одна особенность технократической медицины. Она рассматривает человека как неизменное существо. Жил человек жил, работал, отдыхал и вдруг случайно заболел. И надо узнать, что это за болезнь и вылечить его. А человек и дальше будет так же работать и отдыхать. Причем чем выше технократизм общества, тем мощнее закрыт его внутренний мир. Это некое табу. Любой врач, работавший в четвертом управлении, при социализме слышал об этом табу. Лечащий знает только про диагноз, заведующий знает уже фамилию и имя больного, консультант осведомлен о должности и в курсе домашних проблем, а семейный доктор уже знает практически все. Но зато он и живет почти за решеткой и ходит с охраной. Не дай Бог узнает кто, да сможет повлиять на партийного бонзу.
В нашем правительстве прекрасно знают, как влиять на человека. Чем ближе люди становятся друг к другу, тем больше их взаимное притяжение. Тем более, когда дело касается больного человека и врача. Врач способен воздействовать на пациента. Как правило, больной сам ждет перемен и в подавляющем большинстве случаев приходит к врачу с добрыми чувствами - надеждой и верой. Технократическая медицина отсекает подобное общение и подобное влияние. Есть больной орган, набор лекарств. Поставил диагноз - лечи. Нечего болтать про всякие перемены к лучшему.
С мозгом пока не все понятно. Какие то психологические процессы там идут, проблемы возникают на пустом месте, мечты всякие. Но технократия и с головой придумала что делать. А мы по ней Фрейдом, трансцендентной медитацией - и порядок.
Активно развивается психоанализ. Не вдаваясь в глубокие подробности, к чему сводятся психологические теории - существует подсознание, огромное как море и поверхность этого моря - сознание. В подсознании оседают наши проблемы и плавают там как подводные айсберги. Человек их не осознает, но чувствует. Когда жизнь сводит человека, плывущего на поверхности моря сознания, с подсознательным, невидимым айсбергом, происходит катастрофа - гибель Титаника. Вот эти айсберги и есть психологическая подоплека вполне материальной болезни и задача различных школ психоанализа - помочь осознать, увидеть айсберг в подсознании, вытолкать его наружу.
Психология рассматривает человека изначально как существо чистое, а те самые проблемы в подсознании как явления случайные и для человека несвойственные. Но это не так.
«Наше обычное состояние, состояние всего человечества, есть состояние падения, прелести, погибели». Так писал великий психолог души человеческой епископ Игнатий Брянчанинов. Пока человек не осознает, что в душе (подсознании) не «проблема», а самый настоящий грех исцеления не начнется. Ведь между словами - проблема и... я человека убил - большая разница. Осознать весь ужас своей души страшно, проще назвать убийство - проблемой и затолкать ее подальше, в какое то подсознание, которое и не относится ко мне вовсе. Но беда не только в этом. Когда человек прячет грех от своей собственной совести и мучается потом от болезней и бессонницы еще пол беды. В конце концов, это его путь очищения при жизни. Но мы врачи сами помогаем человеку запрятать его грех еще глубже. Психоанализ - схема ликвидировать Таинство исповеди. Больной «исповедуется» врачу или устраиваются групповые исповеди, а врач их анализирует с современных позиций. Мы становимся соучастниками греха, а в случае с психоанализом-исповедью берем на себя еще и функции Высшего судьи. Воистину слепые вожди слепых.
Почему исповедь - таинство? Да потому что в момент покаяния перед священником, таинственно и невидимо присутствует сам Господь Бог и Сам принимает нашу исповедь. И исцеление души происходит, когда Господь прощает совершенные грехи человека, и вычеркивает их последствия из Вечной вечности. Вот в этот момент душа очищается, а тело исцеляется. Путь совершенствования для человека - путь покаяния. Только в момент покаяния - плача о грехе, душа таинственно встречается с Господом и изменяется в лучшую сторону. Болезнь - это установленный Богом для всех людей путь покаяния и очищения. И врач обязан решить для себя - либо он идет вместе с больным по этому пути вместе с Богом, либо он встает поперек. И образование, профессионализм врача, весь набор его качеств может быть задействован, чтобы облегчить неизбежные страдания больному, идущему по пути Болезни.
 Носите тяготы друг друга, так да исполните закон Христов. Вот какую медицинскую философию предлагает Христианство. Цель лечения не в обязательном исцелении от болезни (это не в нашей власти), а в несении тягот друг друга в болезни. Помочь терпеть, помочь не отчаиваться, а если Бог даст, то и помочь выздороветь и сохранить здоровье. При таком отношении и сам врач получает свою невидимую награду в Царстве Небесном.
  К чему мы идем - диагносты диагностируют, хирурги вырезают, фармацевты назначают терапию. Просто идеальная технократическая схема. И в этом заложена не только экономическая подоплека, а целая философия жизни. Человек в подобной схеме - компьютер с органами движения и жизнеобеспечения. Таким человеком очень просто управлять, со всеми вытекающими.
А ведь человек - это образ и подобие Божие. И только так человека можно любить и желать ему помогать как самому себе. И только с таких позиций, возможно, какое то духовное отношение к медицине.
Если смотреть с экономических позиций, уже сейчас актуально разделять палаты для коммерческих больных и некоммерческих - богатых и бедных. Даже есть официальное название - ОМС и ДМС. А вот с духовных позиций мы тоже разделяемся - на верующих в Бога и неверующих. Эта поляризация к счастью не вполне зависит от богатства. И углубляться она будет все больше и больше. Бог распялся за нас на кресте. Безразлично к этому уже нельзя относиться. Жизнь дана чтобы определить свою позицию - слева ты или справа. И болезнь, и лечение болезни служат именно этой цели. И если кто-то не верит, что подобная проблема существует, вспомните сотни тысяч людей, стоявших к мощам Великомученика и Целителя Пантелиимона в июле - августе этого года. Он был врачом, нашим коллегой. Между прочим, был семейным врачом императорской фамилии. В страшных мучениях доказал верность Христу. И до последнего оставался врачом. И вот уже 1700 лет остается врачом и исцеляет, приходящих к нему с верой.