повесть о

 Пролог




 Крошка сын к отцу пришел
 И…




 Отче наш, живущий на небесах
 Да святится имя твое,
 Да придет царствие твое
 Да будет воля твоя и на земле как на небе.
 Хлеб насущный дай нам на сей день
 Да прости нам долги наши
 Так же как и мы прощаем должникам нашим
 Да не введи нас во искушение,
 Но избавь нас от лукавого

 Во имя Отца и Сына и Духа святого

 отныне и присно и во веки веков.



Тьма. Кромешная тьма и удушливая тишина вокруг. Лишь ступни улавливают линию горизонта. А потом этот взгляд. Взгляд, который он ощутил всей поверхностью тела. Страх, страх и ужас, будто вколоченные чьей-то сильной и уверенной рукой, растекаются медленно, но уверенно по всему его телу. Ужасно хочется повернуться и отыскать этот взгляд в кромешной тьме. Но страх, страх и ужас сковавшие его, давят всем своим существом на измотанное тело. Измотанное страхом, страхом и ужасом. Причем откуда возник сам страх, а главное в связи с чем, остается не ясным. Просто он является одной из составляющих, формирующихся некими негласными правилами. Правилами игры. Игры, частью которой был и он сам. Вернее игры, в которой он принимал непосредственное участие. Только вот в каком амплуа, пока оставалось загадкой, такой же загадкой, как и этот взгляд. Желание повернуть голову и всмотреться туда, откуда рвется этот безумный, наседающий с каждым мгновением взгляд, жрет его изнутри. Причем оно так увлеклось, что прихватывает в свое ненасытное нутро весь его ужас и даже чуточку страха. Напрягшись, до боли в висках, он все-таки находит в себе силы и поворачивает голову навстречу невидимому напору и натиску.




 01

…никакой логики.
Стоп! Стоп, не думать. Только хладнокровные действия. Действия, рождающиеся под напором сухой и бескомпромиссной действительности. Думать потом, а сейчас только действия…
- Черт! Да заводись ТЫ твою мать!
Ключ в замке зажигания был, вывернут до отказа, но стартер даже и не думал на это реагировать, будто это не его дело, - крутить дизель, чтобы тот очнулся от дремы. Что-то не так. Что-то Виктор делал не то, и его сознание, доведенное за последние дни до ручки, все-таки пыталось достучаться до его рассудка, уже начинающего мутнеть от неудержимой ярости. Еще чуть-чуть и Виктор точно бы свернул голову бедному ключу, который уже безнадежно постанывал под натиском его пальцев. Но тут до него дошло. В голову отчетливо врезалась маленькая мысль. Ну конечно, это же не жигуль! Так, где же ты? Где!?! Пальцы лихорадочно зашуршали по панели, натыкаясь на совершенно бесполезные и не нужные в данный момент тумблера и клавиши.
- Ага, нашел! Так, главное без паники. Сейчас, я сейчас…
Выжав сцепление, он вдавил кнопку, насколько только хватило сил. Будто это каким-то образом могло повлиять на скорость протекания тока по замкнутым контактам. Мгновение и мотор заурчал. Мелодия, прекрасно отстроенного дизеля, мерно урчащего на холостых оборотах, нежно коснулась его измотанного и издерганного за эти просто сумасшедшие дни сознания. Это как раз была та ложка волшебного эликсира, стакан водки, пинок под… да называйте как хотите, которая просто необходима в этот критический момент.
Впереди, в свете фар замаячила фигура Ивана. Виктор кубарем скатился вниз, и побежал к прицепу, готовить место для нового троса. Не останавливаясь, он взглянул на Леху, лежавшего на коленях у Михалыча. Тот что-то пытался бормотать, но Михалыч на корню пресекал все попытки к каким либо Лехиным действиям. Оба держались из последних сил. И не удивительно, один мог отдать концы из-за возможного внутреннего кровотечения, а у второго на этом фоне попросту могло отказать и без того измотанное сердечко. И как же его угораздило-то, размышлял Виктор, царапая пальцы о намертво зажатую петлю троса. Пыхтя подбежал Иван, волоча за собой трос. Блин, вот всегда так. От досады Виктор прикусил губу, да так, что из нее проступила кровь, ибо язык сразу же ощутил соленковатый привкус. Ну почему у нас все через задницу, ноги, руки, а главное ум!?! Невпопад всплыл из глубин памяти издевательский афоризм «Хорошая мысля, приходит опосля»…
- Вань, нужна отвертка. Там справа в инструментальном ящике…
Начинал накрапывать дождик. Это плохо, это очень плохо. Дороги и без того развезло из-за проливных дождей, шедших без малого неделю, а вялое солнышко так и не смогло окончательно их просушить за эти три дня.
Разодрав пальцы о распушившийся трос, да и отвертка пару раз соскальзывая, таранила ладони, они все же ослабили затяжку и высвободили останки лопнувшего троса. Повторно крепить трос через кольцо они не стали. Ума хватило понять, что вторично возиться не хватит ни сил, ни времени и благоразумней будет сделать петлю непосредственно через все дышло. Лужа, в которой увяз прицеп, хоть была и не глубокой, где-то по щиколотку, но тем неимение в сапогах уже хлюпало.
Виктор сдал назад. Подбежал Иван и сообщил что все готово. Втроем они кое-как водрузили Леху в кунг. Михалыч продолжил исправно нести роль профессиональной сиделки, а Виктор, взгромоздился за руль. Стравив воздух, он понизил давление в шинах, тем самым сделав из обычных вездеходных колес некое подобие танковых гусениц. Аналогия с танком ему очень понравилась, и он даже чуточку улыбнулся. Натянув трос, он выключил передачу и поставив машину на ручник и вышел осмотреться. Длинны троса чуточку не хватило, чтоб машина полностью выбралась из лужи. Ее задний мост все же оставался в ней, но два предыдущих стояли уже на твердой поверхности, что давало не плохие шансы.
- Ну, с Божьей помощью…
Выжав сцепление, он воткнул первую, включил пониженную и наконец блокировку всех колес. Это максимум, что вообще возможно. Дав газу и сняв, ручник, он очень плавно отпустил педаль сцепления. Машина, задумавшись на секунду начала грести всеми колесами одновременно, при этом с места не сдвинувшись даже на сантиметр. Выключая передачу, в его голове крутилась лишь одна мысль: «Это максимум, это максимум, что вообще возможен». Как он помнил, впереди лебедки не было, впрочем, как и сзади. И поэтому ухватиться за что-то впереди и буквально вытащить все это хозяйство за уши не представляется возможным. Виктор лихорадочно соображал, что еще можно предпринять, ведь как известно безвыходных ситуаций не бывает, но… но только без паники. Дернуть и попытаться рывком сдвинуть с места упрямый прицеп, который наглухо уперся всеми копытами в этой луже, попросту не возможно. Невозможно по одной простой причине, прицеп набит пчелами и какие либо резкие движения, удары и встряски попросту не допустимы. Это приведет к излишнему беспокойству пчел, что может привести к их гибели. Ведь даже от банального обрыва рамок с медом последствия бывают просто жуткими.
Надо что-то делать. Срочно необходимо что-то предпринимать, ведь Лешку необходимо доставить в больницу, а до нее как минимум 30 км. Плюс петлять по полям в потемках до асфальта километров десять. Промелькнула мысль бросить к чертям собачим этот прицеп и прямиком ехать в больницу, но и это не допустимо. Пасеку необходимо перевозить как минимум на расстояние, не ближе 5-ти км. от прежнего места стоянки и это по прямой лета пчел, а они удалились не более чем на три… Думай, думай!
- Вань, у тебя ведь есть жесткая сцепка, да? Хорошо. Давай-ка, дуй за своим, попробуем двумя, а вдруг получится.
Иван без явного энтузиазма и это в общем-то понятно, но побежал. Виктор и сам прекрасно понимал, что это дохлый номер. Ну что может сделать двух с небольшим тонный Газончик, пусть и вездеход, с пяти тонным Уралом, да еще с двенадцати тонным прицепом на хвосте. Думай, думай…
Механически, без лишних эмоций, он включил вновь первую передачу, дал газу и отпустил сцепление. На этот раз сцепление отпустил резче и машина ухитрилась сделать незначительный рывок. Рывок в перед. Трос натянулся, Виктор буквально чувствовал это всем своим измученным телом. Не спуская ноги, он добавил газ. Мотор ревел, чутко реагируя на манипуляции водителя. Виктор высунулся через окно и уставился на левое переднее колесо. Оно исправно копало под собой податливый грунт. Можно было не сомневаться в том, что остальные пять, делают тоже самое. Открыв кран, он начал понижать давление в шинах. Когда давление упало до 0.7 атмосферы, он довел обороты двигателя до трех с половиной тысяч. По сути, это критические характеристики. Дальнейшие манипуляции привели бы к недвусмысленным последствиям. Но как всегда бывает у русских, доведенных до крайности, в них открывается потенциал доселе не виданный. А Урал по праву можно назвать самым русским автомобилем, можно сказать, это гордость отечественного автопрома, причем гордость заслуженная.
Машина пошла, с пробуксовками, очень медленно, но пошла. Да, это танк! Настоящий танк. Слава инженерному гению, хоть и трудившемуся сугубо на военные нужды. Метров через десять, когда Виктор убедился, что преграда взята, он сбавил обороты до рабочих.



 02

…вновь вернулась головная боль. ДПС-ники неуверенно топтались в конце коридора, о чем-то препираясь друг с другом. Два еще совсем зеленых юнца, но уже в полной мере вкусившие все прелести своей профессии, после недвусмысленных предложений Виктора, все же любезно согласились сопроводить его на потертой и явно гражданской шестерке до местной больницы.
Отдав Леху дежурному врачу, они сидели с Михалычем друг против друга на кушетках, бессмысленно тараня бетонный пол потускневшим и измученным взором. Бесшумно подошла мед сестра, преклонного возраста и вручила Михалычу стакан с валерьянкой. Тот, душевно поблагодарив женщину, залпом осушил предложенное. Точно! Виктор вскочил с кушетки словно ошпаренный и направился прямо к ДПСникам, вместе они сразу же скрылись за входной дверью. Через минуту все формальности были улажены и он вновь вернулся в коридор. Ничего не оставалось кроме как ждать, ждать резюме пожилого доктора и Виктор погрузился в изучение облупленных и посеревших больничных стен и потолка, на котором тускнели съежившись от напирающей мглы пара «лампочек Ильича». Создавалось впечатление, что время остановилось, обессилев от четных попыток продавить собой законсервированное больничное пространство. Это был другой мир, живший по собственным законам и правилам. Насквозь пропитанный консерватизмом, который здесь излучало всё. Всё, начиная от потускневшей и топорщащей в разные стороны серо-голубой краски на стенах, до потертых кушетак на полу, которые покорно сгорбились под натиском тел пришедших. Почему они все такие одинаковые? Ведь даже, скрывающие свое нутро за новомодным Евроремонтом, дышат и источают тоже самое, так легко угадываемое, стоит лишь остановиться и взглянуть повнимательней. Может быть по тому, что здесь по-прежнему обитают те же люди, формируя собой это пространство. И не важно во что ты одет и на каких креслах сидят твои пациенты, важно то, что ты из себя представляешь и что ты излучаешь в окружающий тебя мир.
Вышел доктор. Да именно доктор, а не «врач». Виктору, его хотелось называть именно так. Пожилой, с аккуратной седой бородкой, он был похож на «Айболита» из детской сказки. Сняв и сразу же зачем-то протирев очки, он беспомощно щурясь в тусклом и блеклом свете таких же древних как и он сам ламп, обратился именно к Виктору. Из его слов выходило, что ничего смертельного нынешнее состояние Алексея, собой не несло. Внутреннего кровотечения не обнаружилось и это хорошо. Но переломанная ключица с рваной раной и многочисленные гематомы, однозначно указывали на госпитализацию. Ситуация же осложнялась тем, что в ближайшие дни Леша будет беспомощен и за ним необходим присмотр. А так как персонала в больнице небольшого провинциального городка катастрофически не хватает, то кто-то должен будет за ним присмотреть из близких ему людей. Доктор помялся и сконфуженно добавил:
- К тому же у Вас ведь нет при себе полиса, а для лечения все-таки понадобятся кое какие медикаменты, в общем…
- Я все прекрасно понимаю, если Вы не возражаете, то Дмитрий Михайлович присмотрит за ним. И разумеется приобретет всё что потребуется.
Виктору очень хотелось отблагодарить доктора, но банально совать ему денег он не хотел. Долго думать на эту тему не пришлось. Михалыч, которому стакан валерьяны явно пошел на пользу, уже нес пол-литровую баночку меда. Поравнявшись с Виктором, он протянул ее медсестре, стоявшей на пол шага позади от доктора, со словами:
- А это к чаю.
Сестра, чуточку смутившись все же взяла подарок, и глянув сначала на доктора, а потом на Михалыча, ответила:
- Ну, тогда подходите с Василием Евграфычем на чай, минут через пять.
Галантно улыбнувшись, она вновь бесшумно удалилась в глубь еще менее освещенного чем холл, больничного пространства.

Красавец! Эдакий грациозный тяжеловес мирно дремал у его ног. Никаких аналогий со всякими там гераклами и титанами ему не хотелось. Истинно Русский, причем не по национальности, а именно по духу. Как там у древних: «И Русским духом пахнет…». В нос сразу же ударил резкий запах саляры. А что? Тоже между прочим можно назвать национальным и если не духом то, по крайней мере, запахом. Как никак основной стратегический продукт, к сожалению конечно, нынешней России. Покрывшись капельками росы, Урал поблескивал в желтом свете одиноко светившего фонаря. Виктор откинулся на спинку лавочки, скромно пристроившуюся под кроной могучей липы, закрыв глаза и вытянув ноги. Головная боль медленно, но уверенно растворялась в прохладном и влажном ночном воздухе. Стояла полная тишина. Холодок весеннего утра пробирал сквозь тонкую рубаху и действовал успокаивающе. Не смотря на окружающую негу, его словно вдавило, пригвоздив насквозь прямо к земле. На мгновение он в полной мере ощутил всю тяжесть этого мира, словно он один из тех трех китов, преданно тащивших зачем-то на себе весь этот бред из глубины веков. Причем он так и не понял, куда собственно тащивших. Но опять же, важна не цель, а сам путь к цели. И с этой точки зрения киты отрабатывали свой хлеб на все сто. Ну да, важно ведь не что, а как ты это делаешь. Как бы там ни было, но делу время, а раслабухи час. И этот час всей своей сущностью стремился к нулю. Руки щипало от многочисленных порезов и чтоб хоть как-то смягчить боль, он полез в бардачек за перчатками. Захлопнув дверь, Виктор оказался в некой подобии надежной крепости, защищенном и от этого совершенно по-особому уютном пространстве. Он любил эту машину. Полюбив с первого взгляда и с первого знакомства еще тогда, когда перед ним встала задача выбора и приобретения эдакого помощника и соратника в его нелегком деле. И хоть этот превосходный экземпляр и был не его, а Михалыча, по сути это ничего не меняло. Любовь продолжала жить в его сознании, несмотря на то, что его нынешняя деятельность никак с этим не пересекается. Впрочем, так и бывает, когда любовь рождается на выстраданных и полностью осознанных чувствах и действиях. Она по сути если и не вечна, то по крайне мере самая продолжительная из всех прочих. На этой ноте, он запустил двигатель. Пока мотор прогревался, Виктор порывшись в кассетах и удовлетворившись поиском, вывернул на асфальт. Надо было спешить на помощь Ивану, оставленному на произвол судьбы с двумя пасеками. Асфальт, ровно блестевший после небольшого дождя в робких лучах пробуждающегося солнца, уходил черной лентой за горизонт. Урал, старательно подвывающий шинами в такт мелодии, мерно поглощал бегущие на встречу километры. В голове крутились мысли, но Виктор старательно их отшвыривал, ибо сейчас не время и не место.



 03

…он сразу же отрубился. А когда очнулся, то его состояние походило на то, будто его только что выволокли из-под десяти тонного пресса. Хотя нет, если б его все-таки выволокли именно из-под пресса, то он, по крайней мере, не был бы таким мятым. А так он походил на шелковую рубаху, отчего-то забытую погладить, так и напяленную без особых смущений неряшливым хозяином. Сон, мучивший его последнее время, на этот раз, не тревожил и только уже по этому, отдых можно было считать удавшимся. Поставив чайник, он пошел умываться. Подошел хвост и преданно посмотрел в глаза.
- Блин, Собакин! А про тебя-то я и забыл. Ну извиняй дружище, погоди, сейчас исправим твое голодное положение.
Ротвейлер всем своим видом выражал полное понимание происходящего и особо не суетился, терпеливо следя за суетой хозяина. Не найдя чашки, Виктор насыпал корм прямо на землю, а через минуту приволок ведро с водой. Чайник уже собирался на взлет, наращивая обороты, и он поспешил за кружкой.
Ивана, Виктор застал за работой. А именно, он что-то сосредоточено крутил, по пояс, погрузившись в нутро Газона.
- Что-то серьезное?
- Нет, решил свечи заменить, пора уже. А то вожу комплект новых, а руки все не доходили. А они вон, уже засратые какие.
Иван ткнул пальцем в сторону под ноги, где аккуратно лежали шесть свечей. И действительно они были под толстым слоем нагара.
- А может у тебя смесь богатая.
- Да нет, движок и так еле тянет, просто время уже, они и так хорошо отходили.
Все верно, за техникой надо следить. А любой пчеловод это знает не понаслышке. Ведь любая, даже самая ничтожная поломка в дороге оборачивается если и не критической ситуацией, то близкой к таковой. Ведь пасеку перевозят исключительно ночью, времени на переезд всегда не хватает. И поэтому ночные простои крайне не желательны. Да и стоянка в ночное время у обочины очень опасна, вон сколько было несчастных случаев по этому поводу. Виктору сразу же отчетливо вспомнилась его первая кочевка семи лет тому назад. Вернее ее начало, когда он еще совсем зеленый и не опытный добирался до места назначения целую неделю, вместо положенных двух суток. Когда измученный, доведенный до истерического состояния постоянными поломками своего тогда еще старенького 157-го, ласково именуемого «Захар Петрович», он обречено стоял у обочины, глядя в след пчеловодным прицепам различного калибра, плавно уходящим в даль ночных дорог. Единственным его желанием тогда было ехать. Ехать вперед, как угодно, не смотря ни на что, за любую цену, но ехать! Это позже он станет матерым и прожженным волком, вкусившим и познавшим многое на этой нелегкой стезе. А еще позже он приобретет верного и желанного помощника с гордым именем «Урал».

Они сидели на прицепе и наслаждались великолепным кофе. Откинувшись на стуле и опиревшись головой о торец улья, Виктор достал телефон и набрал Михалыча. Тот отозвался сразу же, он как раз шел из аптеки с приобретенными медикаментами. Как выяснилось, Лехе, очень повезло. Со слов доктора выходило, что если б лопнувший трос прошелся чуть-чуть выше, то он в лучшем случае остался бы инвалидом, а так со временем останется только шрам на долгую память о непозволительной беспечности. Операция прошла успешно и без осложнений, но надо будет все-таки поваляться, а там видно будет.
- С пчелами тоже вроде не все так плохо как мы предполагали, - Виктор поставил опустевшую чашку на столик.
- Я вскользь прошелся по леткам и подмора не обнаружил. Значит, химия все же была не столь сильной и под раздачу попала только летная пчела. Но гнезда сократить все же придется, да и по радио обещают возвратные холода на пару недель.
Это сообщение враз подняло Михалычу настроение, это даже улавливалось сквозь телефон. И не удивительно, Виктор вновь отдался воспоминаниям. Все в этой жизни когда-нибудь происходит впервые. Вот и тогда, он впервые наблюдал, как от чего-то пчелы падая на землю, начинали лихорадочно вращаться вверх брюшком. А потом прибежал Михалыч, хватаясь за голову и тогда, Виктор узнал, что они попали под потраву. В ту же ночь они переехали. Но пчелы продолжали сыпаться пачками в течении всей последующей недели. За неполные десять дней, они потеряли добрую половину пасеки. А если мерить конечным продуктом, то около полутора тон меда каждый. Тот год был очень тяжелым, тяжелым как финансово, так и эмоционально. В большей степени даже эмоционально. Для Виктора это был стресс. Ведь он впервые тогда выехал на кочевку и надеялся сорвать куш. До этого он занимался разведением пчел и наращивал свою пасеку до промышленных масштабов. Он многое ставил на тот год, он шел к нему несколько лет, вкладывая все средства, выжимая семейный бюджет насухо.
Он усмехнулся, - да, старик Ницше как всегда прав: То, что не убивает, делает нас сильнее. Тот год научил Виктора многому. Отбрасывать ненужные эмоции и находить единственно верные решения в критических ситуациях, не опускать рук в, казалось бы, совершенно безвыходный момент. А главное, тот год сделал его сильнее, как раскаленный метал, кузнец закаливает после изнурительной ковки.
Виктор наслаждался неповторимой мелодией, которую создавали многочисленные мириады пчел. Он отдыхал, так как предстояла еще одна бессонная ночь. В глубине души он надеялся, что она будет последней в этом затянувшемся переезде. До намеченной стоянки их отделяло около ста пятидесяти км. По общепринятым меркам, это не много. Бывало, что они за одну ночь преодолевали и четыреста, но ночная дорога, это лотерея и Виктор прекрасно это понимал.
В контровом свете, пчелки светились как сказочные мотыльки, ловко шныряя к своим ульям и обратно. Взгляд, фокусируясь на светящихся точках, погружался в некую симфонию, ловко ведомую невидимым дирижером. Краски медленно, но настойчиво сгущались, заливая собой все его сознание. А потом все схлопнулось и осталась одна лишь мелодия, да и та с каждым неуловимым мгновением все менее походила на пчелиный гул. В какой-то момент все стихло, как бы уравновешивая мглу тишиной.
Все разумное стремиться к равновесию и как следствие к гармонии. Мгла, плавно перетекающая во все нарастающую тишину, впитывала все его сознание, с неуловимой легкостью вмещая в себя. А потом он почувствовал ЭТО, где-то в дали, где-то еще за пределами восприятия. Еще ничего не было, вроде бы все оставалось как и прежде, но он это чувствовал. Просто его сознание имело это знание и все. Он это знал с того первого момента, когда впервые это почувствовал, в одном из первых своих снов. А потом нахлынул гул. Это походило на топот стремительно приближающегося тысячного стада, безумно мчащегося прямо на него. Гул стремительно и неумолимо пронзал собой все вокруг, не оставляя даже миллиметра свободного пространства. Гул давил, окутав Виктора и убедившись, что он заполнил собой все вокруг, навалился на него бетонной стеной. Виктор держался из последних сил. Дыхание сбилось, он жадно хватал ртом окружающий его воздух, но никак не мог надышаться. Напряжение нарастало. И тут внезапно, будто из-за поворота вырвалась дрожь. Дрожало и вибрировало все окружающее пространство. Гул достиг пика, складывалось впечатление, что Виктор находится в эпицентре. В эпицентре ЭТОГО. Ноги предательски подкосились, они держали Виктора из последних сил. Возбужденное и обессиленное сознание, пытавшееся нарисовать хоть что-то в этом безумном окружении, предательски начало меркнуть, утрачивая и без того потускневшие образы реального. Обезумевшие мысли, рвались наружу, как крысы с тонущего корабля. Очередной волной гула и вибраций, его сшибло с ног. Он упал на четвереньки, впившись пальцами в грунт, он из последних сил пытался ухватиться, найти поддержку в чем-либо. От дикого перенапряжения, глаза буквально наливались кровью. Все вокруг стало приобретать коричнево-бурый оттенок. Собрав по крупицам все остатки силы, Виктор попытался набрать полную грудь воздуха, и закричать. Закрыв глаза и сжав руки в кулаки он кричал, давая выход всему напряжению, скопившемуся в его сознании за казалось вечные эти мгновения. Но он не слышал своего крика, тот проваливался и вяз в окружающем и давящем пространстве.
Мгновенно все стихло. От такого резкого перепада, сразу же закружилась голова. От звенящей тишины перепонки готовы были выскочить наружу. Он ничего не понимал, ни где он находится и даже на вопрос кто он, Виктор не смог бы в данный момент дать вразумительного ответа. От дикого перенапряжения слезились глаза, пространство кружилось вокруг него в непонятном и не уловимом ритме. Виктора тошнило, но у него не было на это никаких сил. Он продолжал стоять на четвереньках, а в голове кроме мешанины из чувств и эмоций, рваных и растрепанных, ничего не было.
- А ты настырный и упертый. И это хорошо.
Виктор все еще никак не мог прийти в себя, его мучили позывы и спазмы, а его голова попросту разрывалась на куски. Он попытался приподнять голову и осмотреться, попытаться увидеть в этой кромешной мгле говорящего.
В глаза ударило ярким белым светом. Виктор упал на пол прицепа и ушибся головой. Его продолжало мутить и он поспешил к выходу. Спешить не получалось, он сильно ослаб. Складывалось впечатление, будто из него попросту выкачали всю силу, нагло и бесцеремонно. Его вырвало, вырвало прямо на ступеньки.


 04


…стрелки на его часах приближались к трем. До места назначения оставалось всего километров двадцать. Виктор уже даже предвкушал это состояние, когда самая тяжкая и изнурительная часть долгого пути позади и когда можно себе позволить такую роскошь, как прогуляться по самой настоящей утренней росе босяком. Это была своеобразная награда за предшествующую упёртость и несгибаемость, и Виктор никогда ею не пренебрегал. Предвкушение портил маячивший впереди пост ГиБэДэДэ. Правда, он был последним на их пути и это с одной стороны было конечно же хорошо, но и плохо одновременно. Плохо по двум причинам, первое это то, что перед ним уже их было столько, что нервы просто иной раз не выдерживали. Один только вид наглых и упитанных рож, отчего-то стриженых на бандитский манер уже выводило Виктора из себя. Нет, у него с Михалычем никаких проблем с документами не было ни на машину, ни на прицеп, ни на пчел. Были даже такие бумаги, о которых гаишники не имели никакого представления. Но без баночки меда все ровно не обходилось ни на одном посту, её приходилось давать, чтоб не выглядеть белой вороной на общем, прогнившем с головы до ног, фоне. И не в меде собственно дело, его было не жаль, только вот менты иной раз попросту начинали наглеть и вот тут приходилось наглеть в ответ. И как не странно, это помогало. Вторая же причина заключалась в том, что этот пост был самым наглым. Может оттого, что обитавшие здесь блюстители порядка чувствовали что доить дальше будет некому и следовательно отрывались по полной. Как бы там ни было, но нынешнее состояние Виктора было мрачно как никогда. Из головы не выходил тот приступ на прицепе. И хоть силы вернулись к нему практически сразу, он начинал опасаться этого. Краем сознания он был озабочен, а не плачет ли по нему «дурка»? Уж больно симптомы походили на мягко говоря раздвоение личности. Но с другой стороны, он отчетливо помнил, когда именно ему стали сниться эти сны, прогрессирующие с каждым новым витком в его жизни. Доля логики и крупицы истины в них всегда присутствовали, что само по себе успокаивало.
Гаишник, лениво махнул палочкой и указал место остановки. По его глазам, в свете прожекторов, отчетливо читалась радость будущей наживы. Виктор не обращая на это никакого внимания, потянулся в картонный ящик, стоявший у ног за очередной «дежурной» баночкой. Держа папку с документами в одной руке, прикрывающую баночку в другой, он подошел к лейтенанту и изобразив полное радушие на уставшем и измотанном лице, протянул ему мед. Мент, небрежно кинув взгляд на протянутое, надменно протянул, глядя в глаза Виктору:
- Что это?
- Как что, мед. - Виктор попытался изобразить недоумение и выдавить очередную порцию улыбки.
- А документы!? - Тем временем продолжал мент.
И тут у Виктора как говориться, что-то переклинило в его соображалке и он тут же выпалил, сам того не ожидая:
- Так тебе мед или документы!?!
Мент, почему-то не обращая внимания на явно агрессивный тон Виктора, решил взять все-таки документы, предвкушая дальнейшее глумление над беззащитным пчеловодом. Виктора такой ход в разворачивающейся ситуации ничуть не смутил. Бояться ему было нечего, у него всё в полном порядке, да и переживать за простой на посту тоже не стоит, запаса по времени хоть отбавляй. Пристально взглянув лейтинанту в глаза, он сунул ему папку с документами, а сам, развернувшись, вернулся обратно и положил баночку на сиденье машины. В полу открытое окно высунулся Собакин и неодобрительно посмотрел на мента. Тот, не ожидая ничего подобного с опаской, полюбопытствовал в том плане, что пес не выскачет. Он еще был в замешательстве, когда Виктор, отобрав обратно папку небрежно спросил:
- Какие документы?
Мент начал в знакомой последовательности требовать тех. паспорт на машину, тех. талон, тех. паспорт на прицеп, тех. талон. Уточнять габариты прицепа, проверять тормоза, освещение, паспорт пасеки и проходное ветеринарное свидетельство. Изучив все бумаги, он побежал за рулеткой и начал мерить ширину прицепа. Часто пчеловоды использовали старую базу, образца до девяносто первого года выпуска для изготовления своих прицепов. Когда ГОСТ допускал ширину транспортного средства до двух метров шестидесяти см., а после девяносто первого года стандарты поменялись и средства должны были сразу же похудеть на целых двадцать см.. Это обстоятельство гаишникам было известно очень хорошо, и они этим пользовались в таких вот критических ситуациях, когда придраться по сути было не к чему. Но и тут его ожидало полное разочарование, ширина прицепа составляла положенные два сорок. И тут мент как-то скис, его вид походил на маленького мальчика, которого обманули плохие взрослые дяди, сунув в руки конфету, а потом отобрав и при этом не скрывали полное удовлетворение содеянным. Виктор действительно не скрывал своего полного призрения и ликования, всматриваясь в маленькие глазки, напротив. Он все пытался понять, что движет их обладателя? Чем обусловлена такая ненависть этих людей в погонах, ненависть к обычным смертным? Наверно с одной стороны полной безнаказанностью, а с другой, полной беззащитностью. Но как только стоит проявить агрессию, показать силу, как сразу же что-то меняется в этих глазках. На поверхность всплывает некое подобие уважения, страх перед сильнейшим, какой-то шакалий инстинкт, рождающий у Виктора только отвращение и презрение. Совсем обидевшись, мент укоризненно заявил:
- А почему мед густой, прошлогодний, что жалко свежего было, да?
Виктор сдержаться не смог, да и не захотел:
- Мляяя… Да не качали еще! Видишь, мотаемся по палям как сучата туда сюда, погоды же нет совсем. Вон все тарахтит!
И он ударил кулаком по первому попавшемуся улику. Мент, больше не возражал. Отдав Виктору документы, он что-то еще промямлил, но Виктор его уже не слушал, направляясь к Уралу.
Крутя баранку, он пытался успокоиться. Ну почему так, почему именно так? И ведь этому нет конца и края, мы не можем по другому. Обязательно найдутся те, кто будут упиваться собственной властью и силой, так же как найдутся и те, кто безропотно под нее прогнуться. Разгоряченное сознание, порывшись в глубинах обширной памяти, откопало схожую ситуацию, когда он сам еще пчеловодил. Он тогда выслушивал устроенный для него разбор полетов, очередным представителем власти. Тогда гаишник тоже отказался от предложенной стандартной таксы, заявив, что его зубы для него дороже. Что мол пчеловоды совсем охерели и подсовывают голимый сахар, вон мед совсем «засахаренный». Виктор тогда даже не стал спорить с дураком и доказывать, что настоящий мед просто обязан быть густым. Что если мед не садиться после качки в течении нескольких месяцев, а то и дней, в зависимости от сорта, то это явный признак примеси в него либо сахарного сиропа, либо еще какой дряни. Не докопавшись по сути ни до чего, мент усек страшное нарушение в заполнении страховки, где не указали гос. номер транспортного средства. Виктор помнил об очередной тупости бюрократии, когда заставляют оформлять страховку на еще по сути не приобретенный автомобиль, а потом необходимо ехать в офис страховой компании и вписывать той же пастой и той же рукой полученный номер. Тогда Виктор, забегавшись просто забыл это сделать. Но менту уступать он не собирался и заявил следующее:
- А ко мне-то какие претензии!? Я что ли ее выписывал! Я платил деньги и если вам не нравится, как и что здесь заполнено, то обращайтесь в ту кантору, которая мне и выписывала этот документ. Вон, там указан и адрес и телефон.
Пока они припирались, мент остановил еще пару машин с пчеловодами и те покорно вручали негласную таксу в денежном эквиваленте. Виктор прекрасно понимал, что данного мента конечно заботит не положение его зубов, а состояние его карманов. А самым мерзким тогда было то, что пчеловоды заискивающе протягивали деньги и искренне благодарили гаишника, когда он возвращал им документы. Искренне! А тот в свою очередь назидательно так, по барски поглядывал на Виктора, учись мол уму разуму, делал бы как все, не стоял бы тут столько времени. Хотя по закону, пасеку не имеют права задерживать на посту более пятнадцати минут без видимых на то причин. Но о каких законах может идти речь ночью на заурядном отрезке безликой дороги в направлении очередного Мухосранска. Виктору навсегда врезалась в память та ситуация с теми пчеловодами. Как же это отвратительно. Хотя, по сути, так логично. Чего же мы хотим от поколения приспособленцев, от внуков и правнуков тех, кто прятались за общими лозунгами плюя и наступая на собственное достоинство, имея лишь одно желание, - выжить. Выжить любыми способами, лишь бы выжить и пускай тебя, имеют все, как хотят, лишь бы…
Тьфу, какая мерзость! Виктор отшвырнул эти мысли и размышления. Собакин, поежившись рядом, покосился на него, но промолчал.



 05


…зверь скакал как ошалелый. Его радости не было придела. Морда ротвейлера, выражала столько счастья и положительных эмоций, что даже только от созерцания этой морды, на душе у Виктора распускались яблоневые сады. И аромат от этого цветочного великолепия вскружил ему голову. Виктору и самому хотелось скакать по мокрой утреней траве и кричать, кричать от счастья как ребенок. Но максимум на что хватило сил, это вдохнуть утренний полевой воздух всей грудью и свистом подозвать пса, чтобы почесать ему за ухом.
Рассветало. Пчелки понемногу начинали выскакивать из ульев для ознакомления с предоставленной хозяевами местностью. Местность была великолепна! И Виктора это радовало ни чуть не меньше чем самих пчел. Обширные заросли Акации были попросту усыпаны белоснежными гроздями ароматных цветов. Они прибыли как раз вовремя. Верхушки еще были не распущены и это означало, что у них целых десять полноценных рабочих дней и только потом цветение пойдет на убыль. Конечно это при идеальных погодных условиях, когда не будет слишком жарко, когда не задует западный ветер и конечно же при условии, что не пойдет дождь. Безусловно, очень много этих если и это действительно карточная игра с природой, но опытного пчеловода это сильно не расстраивает, ибо он всегда возьмет свое и как они часто шутили по данному поводу: «возьмут, возьмут обязательно и если не в этом году, так безусловно в следующем».
С такими оптимистическими мыслями, он поспешил, чтоб установить поилку, пока пчелки не обнаружили какой-нибудь альтернативный источник водопоя.
Вылив с Иваном флягу воды в поилку, они посидели еще некоторое время за кружкой горячего чая. Чай с медком шел хорошо после «Пшеничной», выпитой за удачный переезд. Но как хорошо им не сиделось, организм требовал восполнения сил после бессонной ночи, и они разошлись спать.

…дул ветерок. Но, несмотря на сугробы, окружающие его повсеместно, холодно не было. Он даже залюбовался красотой открывшегося перед ним пейзажа. Яркое солнышко, отражаясь в каждой снежинке, поражало взгляд причудливой игрой солнечных зайчиков, скачущих вокруг так беззаботно, что от этого на душе наступала полная умиротворенность. На синем фоне глубокого и бескрайнего неба, грациозно возвышался небольшой, столь же белоснежный, как и окружающий его снег, храм. Двух метровый, белого камня забор, опоясывающий храм по всему периметру, заканчивался массивными дубовыми воротами. Одна из створок была приоткрыта, как бы приглашая, намекая на то, что никакого запрета на вход нет. Он вошел. Небольшой, очень ухоженный дворик, без какого либо намека на снег, устеленный ровной как на подбор брусчаткой, упирался собой в арку, с которой собственно и начинался сам храм. Вообще, этот храм показался ему каким-то странным, что ли. Он не походил своим видом ни на одну из каких-либо архитектур ранее ему известных религиозных конфессий. Снаружи ровные белоснежные своды заканчивались деревянными и небольшими полукуполами из такого же дерева, как и створы ворот. Никаких окон видно не было. Белоснежные, но тертые ступеньки, увлекая за собой по узкому коридору куда-то вверх, так и норовили скрыться от входящего за поворотом. Это было некое подобие винтовой лестницы. Узкие ступени освещались столь же узкими, на ширину не более одной ладони проемами в стене, схожих на манер крепостных бойниц. Проделав витка три-четыре, его взору внезапно открылась огромная зала. Все помещение было залито ярким желтым светом, исходящим от неисчислимого, просто бесконечного количества восковых свечей разного размера и форм. Они были повсюду. Начинаясь по обе стороны от красной ковровой дорожки, расположенной по центру и делившей комнату на две равные половины, еще совсем маленькие, они плавно увеличивались в размерах, располагаясь на специальных подставках и полочках, уходя к краям и в даль этой необычайной комнаты. Все атрибуты были изготовлены из яркого желтого метала и поэтому каждый огонек отражался тысячей ярких бликов, тем самым усиливая собой и без того яркое свечение. Взгляд, теряясь в бесконечном потоке света, в итоге фокусируясь на этой дорожке, убегал в глубь, как бы маня за собой.
Сделав несколько шагов, он замер. Ковровая дорожка упиралась в небольшое возвышение, устеленное таким же ковром, на котором восседал глубокий старец в позе «Лотоса», глаза были закрыты, а руки опущены на колени. Крайняя неловкость, чуть было не заставила его ноги пуститься вспять, но старец, открыв глаза, приглашающе повел ладонью, указывая на место рядом и напротив.
Никаких слов, они попросту не нужны. Он сидел напротив, скрестив ноги, прислушиваясь к новым ощущениям в своем организме. Энергия, проходящая через все его тело снизу вверх, нежно покалывала в районе позвоночника. Она как бы прощупывала каждую его клеточку, подготавливая весь его организм к чему-то, к чему-то очень важному. Он понимал это, догадываясь краем своего сознания. Он полностью отдавал себе отчет в том, что где он находится и что с ним собственно происходит. Он попросту перестал уже удивляться всему, что происходило с ним за последнее время, лишь пытаясь трезво анализировать все эти процессы. Вот и сейчас, он полностью погрузился в новые ощущения, стараясь ничего не упустить из виду. А тем временем весь позвоночник начало жечь, будто его обложили горчичниками снизу вверх. Перед его взором из глубины мироздания плавно начала проявляться некая картинка. На матово-черном фоне, сине-зелеными линиями прорисовывался, - он же сам. Это попросту была проекция его самого, схожая по виду с компьютерной 3D графикой. Это было любопытно. Да, он не испытывал никакого страха или дискомфорта, только небольшое любопытство перед происходящим процессом. Будто он вот так запросто проделывал такие штуки по три раза на день. Картинка тем временем стала увеличиваться и его взор, как бы погрузился во внутрь этой проекции. Все лишнее стало попросту растворяться, акцентируя все его внимание на трех центральных линиях. Как он успел догадаться, это и был его позвоночник, по которому в данный момент и протекала эта энергия, напитывая собой весь его организм.
Жжение, стало нарастать у основания. Это уже было не просто жжение, нет, это вытекало уже за рамки его сознания, выливаясь и на физический уровень. Нарастая и увеличивая свое давление с каждым ударом его сердца. Возникло неистовое желание вскочить, страх незаметно подкравшись сзади охватил его. Но тут невидимая рука, нежно коснувшись его темени, враз отстранила весь накативший на него страх, а в сознании эхом пронеслось:
- Не бойся, все хорошо.
И тут энергия, сосредоточенная в крестце у основания позвоночника, начала движение вверх. Он в полной мере ощутил, как она степенно движется, распихивая все на своем пути. Цвет из сине-зеленого, сменился алокрасным. Он утратил ощущение времени, все пылало в ярком сиянии. Напряжение нарастало с каждым мгновением усиливаясь и выталкивая все лишнее из его возбужденного сознания. Вот уже весь позвоночник пылал, погрузившись в яркое зарево. В какую-то секунду он понял, что это пик, максимум происходящего. И действительно, еще мгновение и все стихло. Вновь навалилась матовая мгла, а в следующую секунду откуда-то сверху его нежно стало обволакивать нечто густое и успокаивающее. Он расслабился до такой степени, что на какое-то время просто потерял сознание, а когда очнулся, то уже стоял на улице около могучих дубовых ворот. Старец одобрительно глядел ему прямо в глаза своим непостижимым взором. В его мудром и спокойном взгляде отражалось нечто, что не поддавалось осмыслению. Это пугало, пугало и завораживало одновременно. Старик, вручил ему сверток. Развернув, в руке у него оказалась рукоять от могучего и настоящего, а в этом ни возникало никакого сомнения, меча. Он начал смущенно благодарить этого не от мира сего, загадочного старика. Причем все это происходило без каких-либо слов, они были не нужны. А в следующую секунду, он начал отдаляться в даль и вверх. Старик стоял и смотрел ему в след, улыбаясь своими непостижимыми глазами. Потом взгляд стал не различим, а вскоре и старик потерялся на фоне все уменьшающегося странного храма. Который и сам через мгновение растаял на белоснежном фоне.

Он сидел на краю кровати. Пялясь на собственные ладони, которые еще не утратили ощущений от массивной рукояти меча. Все происшедшее с ним, четко отложилось в его сознании. За маленькими оконцами кунга смеркалось. Очень сильно хотелось спать и недолго думая, он завалился на бок под уютное и теплое одеяло.


 06


…радовала душу. Нет, с погодой действительно просто везло, уже второй день как стояла солнечная и безветренная погода. Пчелки работали на совесть, впрочем, они по-другому и не могли. Вод бы и людям ну хотя бы половину их старания, тогда точно за пять лет на земле был бы Рай. Умывшись и собственно окончательно проснувшись, Виктору вдруг захотелось полноценной домашней пищи. К еде он относился обстоятельно и щепетильно, избегая любого питания на скорую руку, часто употребляя по случаю запомнившийся когда-то афоризм: - «Если вы не хотите употреблять лекарство как еду, то употребляйте еду как лекарство». А за последние дни он просто истосковался по чему-нибудь ароматно-горячему. Вот и сейчас ему вдруг вздумалось приготовить настоящий борщ. Ему нравилось готовить. Он получал от этого процесса не меньшее удовольствие, чем от следующего за ним, процесса употребления всего того чего сам же и наваял. К приготовлению данного блюда у него было все, даже капуста, столь редкая в данных житейских обстоятельствах. Собственно сухенький полу-кочанчик капустки и был инициатором этой затеи. Ну не выбрасывать же его, а на что-то большее его все равно не хватало. Была даже свекла, борщовая естественно. Нет, Виктор считал, что без свеклы полноценного борща быть просто не может. По желанию можно было бы добавить и фасоли, она собственно и была и даже красная, но ее надо размачивать, а на это времени или терпения попросту не было. Хотелось всего и конечно же сразу. На газу уже бурлило. Как всегда вовремя подошел хвост, сел напротив входа и начал изредка поглядывать на хозяина. Виктор как раз освобождал банку тушенки от содержимого. Сознательно оставив на донышке того самого, он протянул ее псу. Зверь, нежно взяв банку передними зубами и поблагодарив хозяина взглядом, так как пасть была занята, деловито удалился под машину. Нарезая морковку, Виктор размышлял о том, что с ним уже успело случится с момента, когда он напросился к Михалычу в помощники на пару месяцев. Это был его отпуск, точнее он взял первый отпуск у себя на фирме за все время работы, и ему захотелось провести его именно здесь, среди пчел и цветов. В дали от сумасшедшего железобетонного муравейника. Его интересовало даже не что именно случилось, а почему. Что является причиной, какие его действия приводят к такого рода последствиям. Ведь во всем есть причинно следственная связь. Просто она не всегда доступна поверхностному взгляду. Любые процессы, это следствие происходивших ранее событий и действий. Плюс влияние среды, в которой обитает подопытный. Он даже усмехнулся данному сравнению. И весь этот процесс, именуемый «Жизнь», управляем. Причем от части мы сами и влияем на микро изменения окружающего нас пространства. Причем пространства не только физического. Он так часто сталкивался с мнением, что весь этот мир так убог и не совершенен, но все эти жалкие и многочисленные реплики критического тона, заполонившие сознание многих, не стоят и ломаного гроша! Почему? Да хотя бы потому, что все говорят как всё плохо, но никто или почти никто не высказывает и намека на то, что нужно сделать, чтоб стало хоть немножечко лучше. Ведь выгодно ходить в обиженных и пострадавших, обделенных и несчастных. Быть жертвой обстоятельств, сетуя на безысходность и при этом даже пальцем не шевельнуть в сторону изменения к лучшему. Сделать хоть маленький шажок в сторону личного духовно-морального роста. И это понятно. Всегда легче сетовать на якобы независящие обстоятельства, нежели пытаться двигаться вперед, пускай путем личных проб и ошибок, но вперед. Сами же загоняем себя в искусственные рамки, утрачивая настоящее. Виктор накрыл кастрюлю крышкой и отключил газ.
Каков он НАСТОЯЩИЙ МИР, а главное каков должен быть человек, который не просто населяет собой этот настоящий мир, который по сути его собой создает и формирует? Каков НАСТОЯЩИЙ ЧЕЛОВЕК? Эталонный, тот самый, которого создатель задумал по образу и подобию своему. Без привнесенных искусственных изменений этим по сути искусственно созданным бытом. Но не бывает абсолютно верных ответов, так же как и не бывает абсолютно верных решений! Всё изменчиво и гибко. ВСЁ!
Вспомнился монолог из кинофильма А. Тарковского:
«-Когда человек родится, он слаб и гибок, когда умирает – крепок и черств. Когда дерево растет оно нежно и гибко, а когда оно сухо и жестко оно умирает».
«-Черствость и сила, спутники смерти. Гибкость и слабость выражают свежесть бытия».
Крошка сын к отцу пришел
И …
Н-да…
А раз так, то и всё вокруг, что…


…залаяла собака. Виктор вышел на крыльцо и увидел в стороне у дороги серый уазик. Из него, довольно бойко вышли два молодых, на вид крепких парня в серой форме, а следом еще один, пожилой и грузный. Одет он был в спортивный костюм, несуразной расцветки, явно левого покроя. И от этого третий выглядел как-то нелепо на общем сером фоне. Да и к тому же он явно не поспевал за парнями, которые чуть ли не бежали в сторону пасеки. Завидев пса, парни враз умерили свой темп, а в следующую секунду и вовсе замерли на полушаге. Пес по ходу позиций сдавать не собирался, предупредительно что-то выговаривая непрошеным гостям.
Подозвав пса, Виктор посадил его на цепь и доброжелательно махнул рукой, приглашая «гостей».
- Крокодил не сорвется?, спросил первый из подошедших блюстителей порядка. Был он крепким и упитанным парнем. О таких обычно говорят, - кровь с молоком.
- Вообще-то он раньше уже рвал цепи, так что все зависит только от вас, сказал Виктор, идя ему на встречу. Тот явно не понял шутки, хотя может быть Виктор и не шутил.
- Ну и где…?!, вместо «здрасте», выпалил второй.
Этот тон Виктору не понравился, было в нем нечто барское и брезгливое, будто обращались не к равноправному себе, а к человеку как минимум второго сорта.
- И вам день добрый, совершенно серым тоном игнорируя вопрос, парировал Виктор.
Третий, облюбовав неподалеку стоявший табурет, с видимым удовольствием водрузился на него, уложив бережно на колени взявшуюся непонятно откуда толстую кожаную и потертую со всех сторон папку. Вид у него был уставший и недовольный. Происходящее явно его отягощало. Складывалось впечатление, что его только что вытащили из-за стола, где поблескивая пухлыми и аппетитными боками, томились пельмени в сливочном масле, а рядом уже на изготовке ожидала своего часа чекушка беленькой.
- Ну так где ружье?, повторил второй.
- Какое такое ружье!??, неподдельно изумился Виктор и переглянулся с Иваном, стоявшим окало третьего.
- То самое, из которого вы тут вчера устроили тир. Продолжал гнуть свое второй.
- Вчера? Да мы вчера утром только приехали и разве что успели разобраться, что к чему. Вступил в абсурдную полемику обалдевший Иван.
- Но ружье то все равно есть! Не унимался тот.
- Нет. Виктор оперся о молодое деревце акации и продолжил.
- А если б и было, то что? Имеем полное право по закону.
- А зачем оно вам!? Опомнился от каких-то глубоких размышлений по поводу способностей пса рвать толстенные цепи, первый.
- Да мало ли тут шастает всяких подозрительных личностей и вот даже средь бела дня.
- …по закооону. Протянул второй. Будто это что-то вообще не от мира сего, «закон».
- А разрешение у вас есть?
- Нет, а зачем? Виктор слегка улыбнулся и не дав вырваться фразе уже из открытого было рта второго, добавил:
- Ружья ведь все равно нет.
- А мы вот сейчас и проверим. С какой-то злобой чуть ли не выкрикнул первый. А потом утвердительно добавил:
- Думаю, что возражений не будет.
Спрашивать ордер на обыск Виктор не стал. Такого документа эти хлопцы небось и в глаза-то никогда не видели. Впрочем препятствовать в «праведном» мероприятии он не стал тоже. Обострять отношения с местными представителями власти не хотелось.
- Валяйте. Виктор посторонился, как бы пропуская блюстителей вперед.
Первый, стоявший ближе к Виктору, зашагал к Уралу. Второй, с Иваном направился к Газону. Третий же остался сидеть на табурете, как нив чем не бывало.
Первым делом парень засунул свои руки под подушку, убедившись, что там кроме наволочки ничего нет, он перевернул матрац. В такой же последовательности он перевернул к верх дном и вторую постель. Бегло обшарив взглядом всю будку, он со словами: Ну не может быть, чтоб у пчеловодов не было ружья, направился к кабине. Получив тот же результат, он еще постаял, тупо пялясь в землю, минуту, что-то решая в своем сознании, а потом зашагал обратно.
- Паспорт захвати, бросил он через плече Виктору.
Захватив паспорт, Виктор подошел к третьему, у которого уже крутились первые двоя с Иваном. Как оказалось, третий был местным участковым. Взяв паспорта и аккуратно переписав содержимое куда-то к себе в папку, он вернул их, так и не обронив ни слова.
Как-то так же внезапно, как и появившись, вся эта нелепая троица удалилась. Виктор с Иваном наблюдали, как удаляется серый уазик, обруливая еще не высохшие лужи на проселочной дороге.
- Бред какой-то, они, что нас за лохов тут держат! - Вдруг выпалил обычно немногословный Иван.
- Как пацанят развести хотели что ли?
Уставившись на Ивана, Виктор захохотал, ну никак это не вязалось с рассудительным и вечно серьезным Иваном.
- Да ладно тебе, что было то прошло.
Виктор понимал, что это нервное. Его и самого немного трясло. Давно ему не устраивали такого разбора полетов. Нет, действительно очевидный бред, совершенно не вяжущийся с реальностью. Но как бы там ни было, а осадок остался. И что самое паршивое, пропал весь аппетит!



 07

… тем временем все выставляя и выставляя бутылки с пивом.
- Говорю вам, совершенно не возможно было уехать. Говорю ей, ну хоть что-нибудь, а она мне отвечает, нет билетов, потому что уже не будет автобусов! Видите ли последний, как пол часа назад уже ушел. Ну, думаю, блин попал! А я ей, а проходящие, что тоже уже все прошли!??! И тут значит откуда-то сзади мне это:
- Сынок! Тебе до…
- Это я то «сынок»?!!? поворачиваюсь…
Михалыча несло. Виктор взялся помогать ему разбирать «подарки». Вообще, это было негласным правилом, тот, кто был на побывке, а три дня на гражданке Михалыч как никак провел, то обязан проставляться, что собственно он, и делал, причем с явным удовольствием. За пивом пошла колбаса, какая-то сушеная рыба и так далее, что собственно и должно присутствовать на столе, когда обстоятельно так собрались за этим самым столом попить пивка.
- Михалыч! Да ты что, куда это ты столько набрал? Вам на двоих с Иваном по-моему многовато будет?
Михалыч, застыв на мгновение, уставился на Виктора:
- А ты что же брезгуешь нашей компанией? Он пытался понять, шутит Виктор или действительно говорит всерьез.
- Да ладно тебе. - Виктор поспешил разрулить ситуацию.
- Я ж пиво уже как два года ни в каком виде. Нет, все остальное я с превеликим удовольствием, можешь не переживать.
С этими словами он заспешил в кунг. Через пару минут он тащил кастрюлю борща и бутылку перцовки.

…уже некоторое время молча наслаждались ночным небосводом. Нет, это вам не тусклая городская серятина, которая вынуждена замещать собой все пространство от горизонта вверх, когда солнце покидает его.
Яркость, контраст и насыщенность, которыми переливался ночной небосвод просто завораживали уставший за день взгляд. Складывалось впечатление, что вот так можно просто бесконечно погружаться в эту таинственную пучину, смакуя новые ощущения, которые возникали непрерывно по мере погружения в эту бездонную глубь. Ровный стук сердца сливался с незримым ритмом вселенной в унисон. От этого складывалось ощущение целостности и единства. Виктор отчетливо ощутил полное единение всего внутреннего существа с этим непостижимым мирозданием. Он, конечно же, не понимал всего происходящего вокруг. Он даже не мог представить мало-мальски работающую картинку этого непостижимого механизма. Но он отчетливо ощутил себя частичкой этого механизма. Ничтожно малой, но полноценной и самодостаточной, неотъемлемой, а значит значимой частью. Ощутил себя частью целого, ощутил, попав в единый ритм происходящего. Что-то крутилось в унисон с этой звездной вышивкой, раскинувшейся и нависшей над ним, жадно впитывающей в себя весь его пронзительный взгляд. Что-то очень важное. Важное и очевидное, стоит только повнимательней прислушаться и прикоснуться, как сразу это откроется и вольется в него новым знанием. Он чувствовал это, чувствовал всем своим существом. И действительно, стоило ему довериться и раскрыться своим ощущениям и чувствам, как он понял, что было так важно. Ровный стук сердца, сливался с незримым ритмом вселенной в унисон. Ритм, вот что мешает нам, а точнее его полное отсутствие.
Подменив истинные ценности искусственными замарочками, по сути, создав собственный искусственный и от этого совершенно выбивающийся из общей картины мироздания мирок, мы вывалились из общего целого, теряя синхронность и отдаляясь. Всё отдаляясь и отдаляясь неумолимо в даль. В даль, постоянно теряя общие точки соприкосновения и взаимодействия.
- Вот она, свобода! – Иван потянулся и подобрал ноги.
 Ничто не давит и не отягощает, провоцируя на ответные действия.
- Вань, это не свобода, - Виктор закрыл глаза.
 Это одиночество, искусственная изоляция от всего, что тебя окружает, от всего, что дано тебе с рождения как данность.
- Да? А что же тогда, по-твоему, свобода!? - было слышно, как он приложился к бутылке пива.
- Свобода, это способность, да именно способность гармонично сосуществовать и воспринимать весь окружающий тебя мир. Ибо только тогда человек способен адекватно воспринимать ту или иную ситуацию, которая встает на его пути. И именно тогда и только тогда возможно истинное понимание и соответственно решение вставших на пути задач. Вань, ведь все познается в сравнении, а без окружающего тебя мира, так сказать в полной изоляции от всего, и даже от всего давящего на тебя окружения, ты просто не сможешь понять, понять, что такое хорошо и что такое плохо… Пойми, свободу нельзя вот так вот запросто дать, всем жаждущим и страждущим.
- Да, ну тогда ее надо брать самому – Иван, даже повернулся к Виктору, по сему выходило, что его этот вопрос занимает.
- Нет. Ну пойми ты, если что-то невозможно дать, значит и взять это так же не получится. А всё лишь по тому, что свобода, это состояние. Некое особое внутреннее состояние восприятия всего окружающего, которое возможно лишь воспитать. Воспитать с рождения, впитывая так сказать с молоком матери. Посмотри вокруг на якобы свободных, да ведь они не знают, что с этой свободой делать, даже понять до конца не в состоянии что это за фрукт такой за бугорный. Сколько жили без этого, и ведь для большинства заметь даже и не плохо жили. Всё было предельно ясно и стабильно. А сейчас кроме полной детской растерянности в их глазах ничего нет, растерянности и обиды за поголовный обман. Или скажем посмотри на тех, кто теперь искренно считает свободу неким тотальным и без наказуемым инструментом для достижения сугубо личных желаний и…

Он что-то говорил ещё, но уже не слышал свих слов. Картинка, стоявшая перед его глазами подернулась. Словно зеркальная гладь пруда, пустившая круги в разные стороны, встревоженная кем-то со стороны. Открыв глаза, он невольно прикрылся ладонью и прищурился. Прямо в глаза светила ярким сине-белым светом огромная, как-то зловеще нависшая прямо над ним, луна. Какое-то время совершенно ничего не было видно. Глаза только привыкали к особенностям местного освещения. По мере роста способности глаз к восприятию окружающего мира, так же возникали некие звуки. Ещё совершенно несвязные даже в мало-мальски логичную цепочку, они все же старательно заполняли собой все его существо.
Мгновение, и его сознание настолько обострило все его чувства, что он был способен ощутить каждую молекул окружающего пространства. И это пространство внезапно начало давить ссади, чуть с верху. Вывернувшись через правое плечо и чуточку отстранившись, он увидел перед собой копыто. Копыто плавно перетекало в переднею, левую ногу лошади. Дальше, взгляд, скользнув по шеи, уперся в безумный, наливающейся кровью, глаз. Вздыбленный и ополоумевший зверь, казалось только и ждет приказа хозяина, чтоб растоптать всё, что возникло у него на пути.
В следующую секунду он пригнулся и шагнул вперед на встречу, на встречу того, что неизбежно происходило здесь и сейчас. Без лишних эмоций, экономя время, он ухватился левой рукой за штанину восседавшего, рванув его изо всех сил к земле. Правая рука уже поднималась в замахе, в которой очень кстати оказался знакомый меч. В удар, он постарался вложить всю силу, всю свою сущность и даже чуточку больше. Какой-то миг, он всматривался в глаза напротив, которые выражали и страх и обиду и непонимание происходящего, одновременно. А в следующую секунду меч вошел прямо по середине этого взгляда, лишь в скользь задержавшись на нем. Основная же сила удара, пришлась на грудную клетку, которая сразу же распахнулась как шкатулка, которая только и ждала именно этого мгновения всю свою сознательную жизнь. Остановившееся время, сковав собой все окружающее его пространство, нехотя прогибалось под натиском всего, что рванулось наружу из этой шкатулки.
Его обдало теплом и в тот же миг по лицу побежали струйки, соревнуясь друг с дружкой на предмет быстрейшего прохождения оставшегося пути, пути к земле.
Последнее, что он успел ощутить, как меч жадно впитывает в себя все, все что случилось здесь и сейчас.




 08

…очень холодно, холодно и мокро. Болела голова. Но болела не от выпитого за вчерашний вечер. Эта боль была какой-то иной, отличной от всех прочих, которые возникали в его голове ранее. Было паршиво. Ему даже не хотелось двигаться, он вот так бы и лежал ничком в мокрой траве, но затекшая рука отказывалась больше терпеть такое издевательство в свой адрес. Виктор приподнялся и сел. Боль сразу же устремилась к вискам и жадно задышала там в такт его сердцу. Подошел хвост, и сел рядом, бегло взглянув на Виктора, он уставился в даль, где в дымке утреннего тумана еле угадывалось стадо коров.
- Что, котлеты гуляют? - Виктор поморщился от очередной порции боли. Зверь, покосившись на хозяина, ничего не ответил.
Перед глазами навис взгляд, взгляд того всадника. Виктор никак не мог от него избавиться. Все что произошло в его сознании, он помнил до мельчайших подробностей. А что бы было, если б он не сделал того, что произошло само собой? Ведь Виктор, по сути, повиновался неким внутренним инстинктам, запрятанным очень глубоко, но готовых незамедлительно вырваться на поверхность, на встречу и адекватно воздействовать ответным противодействием в сторону оппонента. В данной ситуации не может быть двух победителей. А вот два проигравших похоже да. Виктор совершенно не чувствовал себя победителем, напротив его терзало чувство вины. Вина перед этим незадачливым оппонентом. Но с другой стороны, если не ты, то тебя и третьего здесь не дано. Но если так все логично, то почему возникает чувство вины, угрызение совести и прочий моральный осадок, который после, мешает жить? Было паршиво.

Михалыч, уже возился с чайником. Завидев Виктора, он приветственно помахал ему рукой и улыбнулся. По всему выходило, что он был в отличном настроении.
- Ты чего такой кислый? - справился он, когда Виктор подошел к столу.
- Да так, - Виктор попытался изобразить улыбку.
- Ну ничего, сейчас кофею сварим, а там видно будет, - с этими словами он полез в бочек за пачкой кофе.
На столе уже красовалось какое-то печенье, похоже его Михалыч привез вместе с вчерашним пивом, но вчера не достал, приберегая так сказать десерт на потом.
- И сколько, вчера было, - уставился Михалыч на Виктора.
- Э-э, а мы по-моему весы даже и не ставили, - Виктор озадаченно поскреб в затылке. Точно не ставили. Да ты знаешь, Михалыч, тут такое дело. Мы только так сказать успели глаза продрать после переезда, а к нам гости.
- Какие такие гости, - Михалыч возился с кофейными причиндалами.
Виктор рассказал ему о нелепом визите. Внимательно выслушав его, Михалыч только и хохотнул, а потом быстро засобирался и потащил Виктора на прицеп, чтоб установить контрольные весы.


Когда всё уладилось, и Михалыч уже готовил дымарь, Виктору очень захотелось прогуляться. Совершенно бесцельно, просто попытаться развеять неприятный осадок, который до сих пор не давал ему покоя. Сказав Михалычу, что он в деревню, Виктор опоясался собачьим поводком и накинул куртку с какими-то деньгами, так на всякий случай. Зверь, увидев атрибуты своего туалета, запрыгал вокруг Виктора козлом, растягивая рожу в безумной радости от того, что хозяин берет его с собой. Причем куда, совершенно не имело никакого значения, главным было то, что хозяин берет его с собой и он, зверь, может насладиться хозяйским вниманием и общением, которое невольно возникало в такие моменты.
Виктор шел по накатанной и ровной дороге, зверь деловито шнырял в придорожных кустах, выявляя то здесь, то там бандитов разного калибра. Виктор очень любил наблюдать за ним, когда тот в молниеносном прыжке накрывал потенциальную жертву передними лапами, а потом, внимательно принюхиваясь, пытался понять, кого собственно он поймал, да и поймал ли вообще. При этом медвежий хвостик шевелился в такт мыслям, пробегающим в его голове. Над Виктором, в гуще белой акации кипела бурная работа. И хоть было еще достаточно рано, девять утра, пчелки уже трудились на полную катушку. Вот уж действительно кого не заботит весь этот моральный фон. Кстати, вот идеальная модель общественного социума, где каждый точно знает свое место и предназначение. Причем очень устойчивая модель к различным проявлениям внешних факторов, стабильное и совершенно не зависящее ни от каких моральных принципов и устоев. Интересно, а почему собственно не зависящее? Может по тому, что всё в этом обществе основано на жестких инстинктах выживания, а для лирики просто нет места? Нет места за ненадобностью. Хм, интересно тогда получается, эта самая надобность, так сказать самобичевания возникает когда? На более высших ступенях развития, или же на этих высших ступенях как раз эта надобность отпадает. От таких мыслей, Виктор даже остановился и уставился на цветок, где маленькая пчелка усердно перебирала тычинку за тычинкой в поисках душистого нектара. Мысль, пришедшая ему на ум просто его поразила, ведь по сему выходило, что пчелы не просто выше на некую, вообразимую ступень в своем развитии, они опережают на целый порядок в развитии все человечество. Можно конечно вяло возразить в том плане, что человечество достигло немыслимых результатов в научно-техническом прогрессе. Но если честно, не кривя душой, то и это ведь всего лишь очередной геморрой, который просто мешает нормально существовать. Банальные костыли псевдо цивилизации, которые лишь способствуют к атрафированию изначальных способностей конкретного индивидуума этого общества.
Нет, понятно конечно, что это всего лишь насекомые, но модель, какая великолепная модель общественного устройства! Ведь даже взять сам сот, уникальное инженерное решение. Причем уникальность проявляется как в унификации, так и в прочности и экономичности конструкции. Нет, как не крути, а как пример рассматривать стоит. Подожди, какой-то философ уже кажется рассматривал пчел, как пример для подражания и изучения. Виктор улыбнулся, ведь как хорошо осознавать, что ты идешь в ногу с великими мира сего.
Он уже вышел к речке, а там, через дамбу и до деревушки рукой подать. На небольшой лужайке, вяло топталось овечье стадо, а около реки, в тени могучей ивы дымился небольшой костерок. Прибрав пса на расстояние поводка, Виктор направился прямо к костру, где угадывался и пастух. Зверь, вел себя весьма деликатно, лишь изредка провожая овец галантным взглядом. Н-да, стареем брат, стареем, подметил Виктор. Помнится раньше такие взгляды сопровождались и жалобным скулежом и бодрыми, ритмичными движениями в радиусе дозволенного. Подойдя поближе, Виктор смог разглядеть пастуха. Это был преклонный старик с весьма длинной и седой бородой, сидел он, опершись спиной о могучий ствол ивы, и с нескрываемым любопытством разглядывал гостя.



 09

- …всему свое время, - продолжал старик. Как есть оптимальное время для посева, так же существует оное для сбора урожая, и любое желание торопить события ни к чему хорошему не приводит. Только терпение, терпение и смирение, смирение и упорство, способствуют к достойным плодам той или иной деятельности. Как хорошее вино, проявляет лучшие свои качества, только после долгой выдержки. Спешка и нетерпимость, есть следствие слабости духа.
- Ну а как же тогда нетерпимость к неизвестному, не желание постоянно оставаться в неведенье, пытливость ума наконец, данная нам с рождения?
Виктор никак не мог понять, куда клонит старик, ведь только подстегивая себя нетерпимостью и возможно увлекать свое сознание в новые глубины и тайны окружающих нас процессов. Жажда знаний, наконец.
Старик, усмехнувшись в шикарную бороду, густо сдобренную серебром, потянулся к своему вещь мешку. Мешок всем своим видом утверждал, что он отлично помнит еще первую мировую, но был крепеньким, впрочем как и его владелец, и вынул затертую, по всей видимость сохранившеюся с тех же времен что и сам мешок, тертую не только временем, армейскую фляжку. Ловко скрутив колпачок, он протянул ее Виктору со словами:
- Нако вот утались, покуда вода в котелке не поспела, а там и чаек будет. Да пей-пей, это настойка на дубовой коре с травками разными. А нетерпимость к неизведанному весьма похвальна, но ведь выше головы-то не прыгнешь. Вот скажем вода в котелке, должна достичь определенной температуры, чтоб мы смогли заварить душистый напиток. И знание того, что эта температура достижима лишь за определенный временной отрезок, зависящий в свою очередь от силы костра избавляет нас от нервозности и пустых действий, связанных с желанием ускорить этот процесс. Само же знание, открывшееся нам, ставит нас на новый уровень восприятия окружающего нас мира. На новую ступеньку развития, с которой открываются новые дали, доселе не виданные, - с этими словами он снял котелок с огня и стал засыпать в него чай.
Настойка, перекочевав из фляжки, стала по хозяйски размещаться в новь приобретенном пристанище, с каждой секундой сливаясь в одно целое. Виктор, против не был.

Вечер наступил незаметно. Жара постепенно растворялась в подступающей отовсюду мгле. Небо планомерно проявляло одну за другой горошины звезд на темнеющем небосводе. Складывалось впечатление, что всем этим процессом управляет невидимый фотограф, все увеличивая и увеличивая время экспозиции фотобумаги, роль которой в данный момент и доверили вечернему небу. Виктор сидел на прицепе, вздернув голову вверх и наслаждался густым ароматом испаряемого в ульях нектара, который в этот момент и превращался в полноценный мед. В его голове кружил хоровод, хоровод из множества мыслей, посетивших его за последнее время. Это кружение, на первый, поверхностный взгляд беспорядочное, скручивало окружающее пространство в некую спираль в форме воронки основанием в низ. Тем самым структурируя все его мысли и ощущения в логическую и последовательную цепочку. Виктор даже стал получать некое удовольствие от происходящего. Он даже не сразу заметил как очутился наедине с… с вечным что ли.
Тьма. Кромешная тьма и удушливая тишина вокруг. Лишь ступни улавливают линию горизонта. А потом этот взгляд. Взгляд, который он ощутил всей поверхностью тела. Но страха как прежде не было. Виктор вообще не испытывал никаких ощущений, только взгляд, изучающий с прежним любопытством, причем это он понял только сейчас, так как раньше все заполнял собой панический страх не давая Виктору даже малейшей возможности оценивать все происходящее вокруг. Он сделал медленный и продолжительный вздох, потом такой же выдох. Воронка, дернувшись, словно очнувшись от дремы медленно стала раскручиваться по часовой стрелки и светиться сине-зеленым, местами взбухая и светясь густо-розовым.
- Крошка сын к отцу пришел, и… - Виктор даже при этом немного улыбнулся.
- …и спросила кроха, что такое хорошо и что такое плохо. – тут же эхом вернулось из пустоты и как показалось Виктору с некой иронией.
- Ирония, но в чем!?! Неужели все наши потуги к познанию и совершенству достойны разве что этой иронии, неужели мы, всем своим существом не достойны большего?
- Милый мой и глупый мой, запомни - Счастье в неведенье. Ибо знание всего происходящего, прошедшего и тем более всего того, что еще только думает произойти, есть вечная скука. Скука и серость и полная обыденность.
- Но тогда зачем весь этот маскарад? Вся эта игра, ведь от перемены мест слагаемых, сумма не меняется.
- Понимаешь, не меняется только конкретный результат, да и то всего лишь на том уровне, на котором находятся непосредственные игроки. А стоит хотя бы одному из них шагнуть выше, как сразу меняется и сам результат, не говоря уже о сомом ходе развития той или иной ситуации в конкретном ее случае. Что в свою очередь порождает практически неограниченное число вариантов.
- И что ты будешь делать, когда испробуешь все варианты?
- Вернусь к ПЕРВОМУ…первому… первому…





 эпилог



Всему есть время быть…

«Всему есть время быть и перестать».*

…и перестать, чтоб вновь начаться.
Цикличность.
Цикличность во всем закономерна.




2.12.2006 – 17.06.2007г.


* - афоризм, позаимствованный у замечательной поэтессы: «Сенилга» http://www.stihi.ru/author.html?ctybkuf

))