Интервью Виолетты Баша журналу Питер-проза

В первом номере журнала мы решили задать вопросы Виолетте Баше.
Благодарим Виолетту Викторовну за любезное согласие быть нашей гостьей. На сайте "piter-proza.narod.ru" интервью вышло в усеченном варианте,
здесь же мы предлагаем полный вариант.

- По каким критериям, с Вашей точки зрения, произведение искусства можно назвать бессмертным?

- Бессмертными? По космическим масштабам человечество существует одну космическую секунду. Пещерные рисунки, в которых человек впервые сделал обобщения от конкретики к абстракции, созданы примерно 30 тысяч лет назад. Таков возраст искусства нашей, последней цивилизации Земли. Примерно через три миллиарда лет Солнце взорвется, став сверхновой, и поглотит землю со всеми нашими нетленками. По одной из версий наша цивилизация на планете Земля - не первая. Что мы знаем о предыдущих? От Атлантиды остались легенды, и, возможно, к этой цивилизации восходят карты Меркатора. От Гипербореи - лишь упоминания древних греков о стране за некими Рипейскими горами. Немного для великой четвертой цивилизации Земли, к которой, по версии Эрнста Мулдашева, относится и Шамбала. А ведь датировка расцвета этой цивилизации – каких-то 12-15 тысяч лет назад. О предыдущих цивилизациях вообще известно крайне мало. Остались лишь характерные для атомной катастрофы следы некоторых пород в Африке.
Правда, известный математик, академик Андрей Колмогоров предлагал все-таки узаконить термин «бессмертный», имея ввиду, что для человека примерно 10 тысяч лет ассоциируются с понятием «вечности». То, что обычно понимают под бессмертными произведениями, я бы назвала «цивилизационно образующими». Более бесспорный термин – великие произведения.
Однако их как раз и отличает то, что принадлежность к этой категории творений нельзя формализовать. Нельзя их гармонию измерить алгеброй. Это принципиально. Можно найти в гениальной картине «золотые сечения». Но это не всегда так. Разве не являются великими древнерусские иконы, использующие «обратную перспективу»? Можно рассуждать о том, что великие произведения всегда решают самые жизненно важные для данной цивилизации моральные и мировоззренческие проблемы. Проблемы выживания цивилизации. Но и это – не достаточное условие. Главное свойство – это творения, пережившие свое время. Вневременные рамки не обязательно связаны с тем, что в них нет примет своего времени. Напротив – они насыщены этими приметами. Но не перестают волновать людей спустя века. Они задевают самые сильные струны, воздействуют как на сознание (прекрасны, к примеру, гениальные логические построения Сократа), в равной степени велико их воздействие на подсознание. А эта сфера более таинственная. Еще один штрих – они остаются актуальными спустя века. Вспомните хотя бы прекрасные современные аранжировки классической музыки. То, что исполняет Ванесса Мей. Или, еще. Уходящая, казалось бы, опера стала снова в моде благодаря аранжировкам, которыми мы можем наслаждаться в исполнении той же Сары Брайтман. Попробуйте проделать такой фокус: пропустить Моцарта через компьютерную программу скажем, аранжировки в стиле техно. Вы поразитесь: результат будет не хуже, чем у лучших групп нашего времени. Например, мою любимую «Prodigy»
Думаю, что великие вещи – это «божественный креатив». Они создаются в измененном состоянии сознания. Мысль, что гениальность – безумие, высказывал еще Платон, считавший ее «бредом, даруемым Богами». Исследования Чезаре Ломброзо о соотношении гениальности и шизофрении не лишены почвы. Однако, оперируя знаниями своей эпохи, выводы он сделал неверные. Так считают сейчас ведущие американские психиатры, продолжившие изучение вопроса.
Среди гениев действительно много психически больных людей (впрочем, процент их в этой группе не больше, чем средний по человечеству в целом): все-таки общение с Богом не проходит бесплатно. Но почти столько же и светлых гениев, не только абсолютно душевно здоровых, но и обладающих повышенным интеллектом. Ломброзо прав был в одном – сознание гениев, создающих великие произведения, не нормально. Но это не шизофрения, представляющая собой деградацию личности, это выход в другое измерение. Отклонение в другую сторону – со знаком плюс. Столь же сильно отличающееся от нормы, как и болезнь. Великим произведениям свойственна мощная энергетика – то, что у читателей или слушателей вызывает озноб. И она необъяснима. По мнению последователей автора теории корреляции солнечной активности и всплесков гениальности Александра Чижевского, рождение гениев равно как и рождение гениальных творений связано с мощнейшими вспышками на ближайшей к нам звезде, и чем более мощная солнечная активность отмечалась в год рождения художника, тем больше его «золотой запас солнечных монет». Но и это правило имеет исключения. К примеру, Пушкин обладал большой солнечной энергетикой, к тому же был психически здоров и позитивно настроен. Это – солнечный гений. А вот Лермонтов с его лунной энергетикой был склонен к суициду. Почитайте обстоятельства его дуэли с Мартыновым – Мартынов хотел всячески сгладить конфликт, однако Лермонтов буквально лез на рожон и не оставил Мартынову выбора. Тайной покрыт и сам процесс создания шедевров. Многие творцы говорят о вдохновении, когда есть ощущение, что человек не сам создает творение, а идет «диктовка свыше». Многим гениям идеи приходили во сне. Как приснилась таблица элементов тому же Менделееву. По-видимому, шедевр – это диалог с Богом, или, если хотите, «плевок в вечность». Обреченный на всего лишь десять тысяч лет.
Есть еще намеки на то, что отличает великое. Часто оно рождает новое направление, создает целую школу последователей, новую парадигму. Или ломает старую. Но и это – не обязательное правило.
Но если быть еще более точным, я бы предложила такую классификацию.
1. Популярные произведения. То, на что в тот или иной период времени возникает мода. Если речь идет о книгах, они издаются миллионными тиражами, если о других видах искусства – они «на слуху» буквально у всех. Маринина – создатель именно такого рода продукции. В систему оценок, ведущих к бессмертными произведениям, они не входят. Они в другой шкале.
Как стать популярным? Потакать вкусам толпы! Почему популярны детективы? Или эротика? Человек из таких книг подсознательно стремиться узнать жизненно важную для себя сиюмоментную информацию: как убивают? За что и почему? Как продолжить свой род? Как выжить? Здесь задействованы механизмы «основного инстинкта». Популярность такого рода заканчивается еще при жизни автора или через несколько лет после переиздания последней книги автора. Впрочем, и детективы могут быть бессмертными. Тот же Шерлок Холмс пережил автора.
Теперь кое-что посерьезнее.
2. Заметные произведения. Они интересны многим, но не обязательно всем. Само название говорит о том, что это за произведения. Вы написали книгу, она вышла не большим тиражом, но ее обсуждают на страницах литературных изданий, о ней говорят, ее критикуют или хвалят. Заметным произведение может стать уже при жизни автора. У каждого из нас есть такой шанс. Чтобы попасть на этот уровень, иногда хватает просто таланта, но часто это еще и везение, и пиар, и элемент скандала или эпатажа. Последнее, конечно же, необязательно. Владимир Сорокин, использовавший эпатаж и скандал, заметен, но нельзя назвать его популярным в такой же степени, как Маринину. Заметными еще при жизни стали, например, Игорь Тальков, Юрий Шевчук. А вот Василий Шукшин, и Николай Рубцов, и многие другие шестидесятники, став заметными еще при жизни, почти сразу же попали в следующую группу – произведений значимых, тех, которые на шаг ближе к вечности.

3. Значимые произведения обладают огромной энергетикой, они всегда отражают мысли, думы и проблемы целого поколения. И составляют его ядро, суть. Именно по ним и судят о том или ином поколении, о том или ином десятилетии. Например, о поколении шестидесятников, как о самом ярком творческом поколении двадцатого века. К этой категории относятся Василий Шукшин, Арсений и Андрей Тарковские, Новелла Матвеева и Роберт Рождественский, Микаэлл Таривердиев, Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Сергей Довлатов и многие любимые не только мной авторы.

4. Самые выдающиеся из них становятся эпохальными. Символом эпохи. Выражением ее чаяний. Криком. Примером может быть творчество Владимира Высоцкого. Александра Солженицына. Но вот здесь уже присутствует фактор времени. Назвать произведение эпохальным можно только по окончанию этой эпохи, когда оно выдержало проверку временем, пережило эпоху и осталось ее знаковым кодом, если хотите. Их примета – публицистичность и насыщенность болью, они социальны, это всегда яркая и целеустремленная конкретика.
5. И, наконец, великие произведения (в некотором приближении - «вечные»). Я бы назвала это иначе: «выдержавшие проверку временем». Они составляют то, что обычно называют «культурой цивилизации». Признание произведений таковыми никогда не происходит при жизни автора. По мнению Циолковского, критерием истинно гениального произведения является то, что современники его не признают еще лет 25 после смерти автора. Спорная оценка, но по самому определению, великое произведение становится таковым выдержав временную паузу от момента создания и не канув при этом в Лету.

- Опишите собирательный образ Вашего читателя
- Нет и не может быть одного образа, сингулярной точки. Вы хотите, чтобы я выбрала один типаж, отказавшись от массы других? Есть целый спектр. Он соответствует большому спектру того, что я пишу. Серьезные рассказы для «Литературной России», статьи для «Литературной газеты» - это одна аудитория. Российская интеллигенция, преимущественно. Хотя помню, что после публикации статьи «Крым, который мы потеряли» в «Лит. Россию» пришло письмо от казаков, которые на казачьей сходке читали мой материал и спрашивали, не пора ли туда направить казачьи отряды? Вот тогда я испугалась, впервые столкнувшись с такой реакцией. Хотя симпатии, если честно, были на стороне казаков.
За десять лет работы в журналистике у меня вышло в свет более трех тысяч материалов. Треть – в газетах с миллионным тиражом. Здесь и развлекательная тема – «Все чудеса света» и «Непознанное», и загадки истории, и серьезные темы, и так называемые газетные «бестселлеры» - от детективов до юмористических рассказиков. Формат таких изданий – это целая концепция, или , если хотите, наука. Они имеют очень широкую целевую аудиторию. Поэтому эти тексты - адаптированные. Сразу скажу – никогда не писала для т.н. «желтой прессы». Мне просто это не интересно. То, что я делала в этом ключе – это беллетристика и научно-популярная журналистика. Ну а политические статьи или статьи на тему оборонной промышленности, военки – это немного другой читатель. Или скажем, другой читатель и у юмористических байек. Эти мои рассказики, которые вы найдете на сайте проза ру на страничке моей «Гнедой кобылки» рассчитаны на веселого студента. Проще ответить, кого я не хотела бы видеть в качестве своего читателя. Идиотов! Но они, кажется, вообще ничего не читают. Правда, иногда забредают в Интернет. А если все-таки нужен собирательный образ – то это старший научный сотрудник одного из сотен наших обанкротившихся в период «большого хапка» НИИ. Ему лет пятьдесят, в углу у него пылится лет десять как не тронутая гитара без одной струны, на антресолях – старый рюкзак, на книжной полке – томики Юрия Левитанского, Николая Рубцова, Артюра Рэмбо, Эрнста Хэмингуэя, Владимира Орлова, Владимира Набокова и Варлама Шаламова. Столь же пыльные.

- Есть ли у Вас ориентиры в литературе (кумиры)?
- Слово кумиры - не из моего лексикона. Кумирами могут быть артисты кино или поп-звезды в среде молоденьких фанаток. Это слово имеет отношение к той или иной тусовке. Ориентиры безусловно есть. Путеводные звезды. Шестидесятники, о которых я уже говорила.
В славные годы Великого и Могучего Застоя все мы конечно же бредили «Мастером и Маргаритой». Только увлечение это обходилось нам дороже, чем нынче. Булгакова, Пастернака, Солженицына мы перепечатывали на фотографиях или на стареньких печатных машинках (ксероксы были под контролем, а делать ксерокопии было риском), все это ходило по рукам ( учтите все-таки, что МГУ, где я училась в семидесятые , всегда считался «вольницей», мы имели доступ практически ко всей запрещенной литературе), и все же за подобные дела мы рисковали как минимум научной карьерой. В ряду ориентиров появившаяся примерно в то время «Чайка по имени Джонатан Ливинстон» Ричарда Баха. «Альтист Данилов» Владимира Орлова. Этот полный мистики и юмора роман можно назвать булгаковским «Мастером» эпохи Застоя. Там даже язык похож. Речь в ней идет о жизни «демона на договоре» Данилова, спущенного из «Девяти сфер» на Землю, чтобы творить зло по разнарядке, но упорно делающим прямо противоположное. Странное дело – наше маразматическое Политбюро усмотрело в Демонических кругах свои собственные персоны, и, конечно же, книга тут же стала просто культовой! Очень любила Сергея Довлатова, как и Василия Аксенова. Недавно перечитывала обоих – Довлатова люблю как прежде. Из поэтов кроме тех, о ком уже сказала, самое сильное впечатление произвели Николай Рубцов и Олег Чухонцев. Вы понимаете, что список можно продолжить. Но если нужно коротко ответить – мы выросли под светом таланта взявшегося откуда-то и не имеющего аналога явления: шестидесятников. Ни до, ни после не было ничего подобного по яркости, по силе выплеска творческой энергии, по необыкновенной популярности. В то время стихи читали массы, поэты выступали на стадионах! Миллионы людей уходили от запретов в леса – слеты авторской песни, где звучали стихи Окуджавы, запрещенного тогда Иосифа Бродского, неугодного властям Владимира Высоцкого. Звучали песни на стихи настоящего великого русского поэта, второго Есенина - Николая Рубцова. До сих пор он – мой любимый поэт. На этих песенных слетах я познакомилась со многими неизвестными мне до этого поэтами. Авторская песня – по сути такой же не имеющий аналога феномен, как и шестидесятники. И возникнуть он мог только в стране, где было давление и запрет. Как ни странно, оно, это самое «нельзя» и рождало поколение талантливых людей, рождало очень яркую интересную поэзию и литературу. Еще один автор, о котором нельзя не сказать, и которым мы зачитывались в те годы – Владимир Набоков. Его язык, его стиль мне близок.

- Как Вы относитесь к созданию кумира? Нужно ли это творческому человеку, мешает или помогает?
- Никогда не создавала никаких кумиров, и даже слово это как-то непривычно режет слух. Я уже говорила, что в семидесятые годы Московский Университет был вольницей, гласность мы получили лет на пятнадцать раньше, чем вся страна. И не получили даже. А сами в нашем университетском кругу установили. Подобная трибуна «Гайд парка» уже как следствие не приемлет авторитетов и иронична-критична по отношению к любым корифеям. Кстати, наши корифеи, наши гениальные академики именно этому сами нас и учили.
Автор должен быть начитан, это бесспорно. Но никаких подражаний не нужно. Первые ранние стихи у меня были полны влияния Пастернака и Окуджавы. Это быстро прошло. Теперь эти старые свои стихи я просто не помню. Ориентиры могут быть, и должны быть, кумиров создавать не стоит. Все, что вы делаете в творчестве – ваше и только ваше. Нужен свой голос, и когда он становится узнаваемым даже без вашей авторской подписи, это означает, что первый шаг на пути к вечности сделан. Но узнаваемость – это не только стиль, это еще и жизненный опыт.

- Расскажите о вашей оценке положения литературы на ПРОЗЕ: о её
масштабности как явления, наличию поклонников, истинных гениев среди авторов?
- Проза. ру – один из двух самых крупных сайтов свободной публикации ( наряду с Самиздатом Мошкова). И в этом его огромная роль. Я – горячий сторонник самой возможности для широкого круга авторов открыто публиковать свои «нетленки». Знаете, ведь мы, перепечатывая на машинке запрещенные рукописи, мечтали о именно такой возможности. Свободную публикацию иногда ругают за отсутствие самоцензуры. Есть и на прозе.ру перегибы. Сейчас ситуация стала получше – рейтинги недели стали чистить от самых одиозных текстов. И все же, мне кажется, пенка, которая сопровождает открытость, не сопоставима по значимости с самой возможностью самиздата подобного масштаба. Это – главное. И еще – в отличие от традиционных и консервативных бумажных изданий, на прозе. ру много нового, яркого, молодого, мне здесь интересно.
Про «истинных гениев» скажу так: время покажет. Талантливых авторов много, уровень разный: от искорки, намека на будущие возможности, до серьезных , уже состоявшихся творческих личностей. Мне интереснее даже не сам талант ( что безусловно всегда здорово!), а то, чем живет и дышит Россия. Документальная поза, публицистика. Года два назад почти случайно наткнулась на Вулкана Камагатагу (Александра Муленко). Это писатель с Урала. У него сильные рассказы и повести, в них много боли, по сути это – современная Россия, ее эпос. Автору помогает большой жизненный опыт: все его тексты документальны, их основа – реальные люди и реальные события. Сейчас его уже печатают серьезные издания. Может быть, может быть, я немного перехваливаю ( у меня всегда так получается, когда видишь талантливого автора), но мне кажется, что у него потенциал Шукшина, в юмористических вещах он напоминает мне иногда Войновича и в других вещах - Довлатова. С тех пор не отпускаю его из поля зрения, стараюсь всячески помочь ему с раскруткой. Мы с Вулканом создали коллективную страницу авторов Содружества «Пик Солнечный». Это – Клуб лит. Романтиков. Там тоже есть замечательные авторы.
Можно посоветовать почитать писателей- «афганцев», это сильные вещи! Конт, Геннадий Рытченко. «Присяга» и «Красный песок» Ивана Воронина. Но талантливых авторов конечно значительно больше, чем я указала. Надо бы сказать еще о молодых ребятах. Их много, они симпатичны: И Анна Семироль, и Сергей Сложеникин, а Айлен – совсем молоденькая девчушка с Украины. Не думала, что в среде нынешних молодых осталось место романтикам (жизнь-то как изменилась с наших времен!), – ан нет, есть и такие, и это греет. Впрочем, мне нравится и эпатаж, и юмор. Так что, на прозе читателя ждет много удивительных открытий.

- Есть ли у Вас хобби и какое?
- Все, что у меня начинается как хобби, рано или поздно становится профессией. Так было с литературой и журналистикой. (Я ведь по профессии – математик).
Я неравнодушна к яхтам и лошадям, однако становится наездницей не собираюсь. Раз попробовала скачки по горным тропам Испании, больше – ни-ни! Теперь люблю лошадей платонически. А рассказ об этом - «Мерин Гитлер Капут»- перепечатали несколько изданий, одно из них (зарубежное, эмигрантское) с припиской «Виолетта Баша из Испании». Эх, ну просто кинжал - и прямо в сердце! Я люблю путешествовать, и особенно неравнодушна к Испании и Португалии.

- Как Вы относитесь к проблеме так называемого «олбанцкого» языка?
- С пониманием. И тайной симпатией.
Бобруйский Удаффком - что-то в нем есть от студенческих капустников наших времен. Подозреваю даже, что отцы-основатели «бобруйского языка» - мои ровесники, причем с хорошим филологическим образованием. Уж очень все это напоминает КВН шестидесятых. Правда, в наше время «животных» все больше посылали в Урюпинск. А разгадала я их так.
А если серьезно, уровень авторов действительно разный, есть очень талантливые ребята, которым я готова простить отсутствие запятых или мелкие стилевые огрехи. Почти никогда не пишу им рецензии как редактор. Ведь может случиться, что человек потеряет веру в себя. И если я вижу хоть каплю таланта, всегда стараюсь поддержать. Хуже, когда пишут « по–олбанцки». Тут уже ничем не поможешь. И в школу поздно посылать. Неграмотных авторов на прозе.ру тоже хватает.

- Все меньше людей читают книги, и все чаще их замещает кино и ТВ. Умирает ли литература?
- Абсолютно в это не верю! Телевидение появилось давно, и вместе с его появлением уже предрекали и смерть кино, театру, литературе. Не произошло. Книгу не заменит ничто. Она более личная, что ли. Ее можно подержать в руках, отложить на время, снова перечитать. Она собеседник, единомышленник, друг.
Мы были и остаемся одной из самых читающих стран мира. Другое дело, что рынок дает перекос в стону попсы. Детективов, «бестселлеров». Но есть ведь Интернет, и здесь совсем другая картина. Свежие мысли, интересные новые авторы! Хотелось бы, чтобы лучшие произведения вышли бы на уровень публикуемых «на бумаге». А вот здесь действительно проблема. Но шанс есть у каждого талантливого автора. Я не просто уверена в этом. Знаю это по собственному опыту.