Дембель

Дембель Магомаев по прозвищу Мага ударил сапогом рядового Овчинникова в грудь, и тот отлетел назад, увлекая за собой солдатские табуретки.
- Оп! – сказал Мага и, приоткрыв рот, стал часто кивать головой (только не сверху вниз, а снизу вверх), подразумевая: «Ну, теперь понял?» Рядовой Овчинников кашлянул и начал подниматься с пола. «Доволен, скотина?» - подумал он и отряхнул спереди афганку.
- Чтоб завтра пел, – отрезал Мага, и, закрепив информацию пристальным взглядом, в котором читалось: «Ты знаешь, меня ничто не остановит!», быстро вышел из казармы. Овчинников слышал, как затихают в коридоре его шаги. Он с досадой достал из нагрудного кармана треснувший от удара радиоприёмник и попытался включить.
- Сука! – вырвалось у него. В памяти зачем то возникла картина: варочный цех солдатской столовой, повариха Ольга передаёт Маге косяк, а он, стараясь не уронить, сильными толчками продолжает ****ь её сзади и думает наверное о том, что духи уже дожаривают картошку с мясом, а в служебном помещении на столике рядом с пепельницей стоит целая банка пива.
- Овца!!! Сюда иди! – кричит Мага, Ольга довольно хихикает, - Картошку неси! Быстрее!
Деликатно выдержав паузу, Овчинников вносит поднос с двумя приборами, посредине дымится сковорода картошки с золотистой корочкой.
 
Да, Маге прощалось всё. А сколько раз его палили хмельного с бабой в казарме. Та визжит голая, шмотьё своё в охапку и дай бог ноги! Все сзади смотрят, как у неё ягодицы играют и завидуют. А Магу на губу. Приведут его караульные, а губа вся водой залита. Ну, командование, они ж не звери, чтобы Мага в воде сидел! Тем паче, что все знали – Мага талантлив. Ну и с рук ему всё сходило. Духов пизживал, было. Непослушных. Любил, чтобы всё по-его выходило. Дисбат светил ему и не счесть. А всё ему нипочём. Не свернуть дембеля! Офицеров Мага не жаловал.
 - Товарищ солдат! – визгнул майор Жостьев, маленький, но очень важный человечек, когда Мага разминувшись с ним и не вздумал отдать честь, - На исходную! - щёки его покраснели от нанесённой обиды. Мага развязно стоял и смотрел на майора с высоты своего нерусского достоинства.
- Почему не отдаёте честь офицеру?! – орал майор.
«Пошёл на ***», - лениво думал Мага.
- Вы что, забыли устав?! – всё больше краснел чёткий майор. Мага молчал и смотрел на него из под своего не по уставному выпущенного на лоб иссиня чёрного густого чуба и с чуть заметной усмешкой представлял, как просто было бы сейчас вырубить этого назойливого штабного человечка, уебав ему сапогом промеж глаз.
- На исходную! – скомандовал Жостьев. Мага нехотя развернулся и несколько раз шагнул. Они снова двинулись навстречу друг другу, и когда поравнялись, Мага опять не отдал честь. А Жостьев отдал. Думал, что Мага тоже отдаст. А Мага не захотел. Хотя знал, что надо бы, но заупрямился, потому что был уже одной ногой дома. Дембель, что ещё? Жостьев побагровел. Чисто по-мужски ему хотелось ударить обидчика, но он понимал, что этого делать нельзя, тем более, что солдат (скорее всего) тоже ударил бы его в ответ, и гораздо сильней. Это был бы позор! Разъярённый майор повторил процедуру «приветствия» (об истинном приветствии тут говорить, конечно смешно), и на этот раз Мага, хоть и привык выходить сухим из воды, решил более не искушать судьбу, небрежно вскинул руку к своему чубу и тут же вызывающе сплюнул вбок. Жостьев решил, что сделает вид, что этого не заметил и громко визгнул: «Вот так!» (он знал, что это его последнее «Вот так!» будет теперь многие дни помогать верить ему в то, что он сумел разобраться с обидчиком; в душе то майоришка понимал, что лучше было бы ему не связываться с дембелем).
 
Раз в месяц давали зарплату, а также папиросы или сахар на выбор. Мага сперва выбирал папиросы, но потом перешёл на сахар: гадкие казённые папиросы плохо влияли на его голос, который как драгоценный камень был оправлен военным хором. Этот голос был главным инструментом Маги. Разумеется, у него были и другие инструменты, и им тоже находилось применение в бурной, кишащей женщинами дембельской жизни. Хотя в армии женщины не положены, Маге всегда удавалось их положить. Ведь военный хор часто ездил по городам и весям, и когда ведущий голос Маги начинал выводить: «Я по свету немало хаживал, жил в землянках, в окопах, в тайге…», или «...Вот вернусь с победою, сяду, пообедаю..», или вот ещё: «Каждый воин – парень бравый, смотрит соколом в строю! Породни-роднились мы со славой, славу дОбыли в бою!..» , у молодых девушек в залах и на площадках регулярно случались оргазмы. Иногда (неведомо как) некоторые даже умудрялись самостоятельно лишиться девственности. Последнюю песню, к слову, Мага не любил. Во-первых, по рифме выходило, что ударение в слове «добыли» нужно делать на букву «о», а это звучало уж очень по-колхозному. А с таким голосом дембелю была Москва писана! Во-вторых, однажды в селе Дрюпово, раздевая на сеновале девицу, Мага обнаружил у неё в промежности настоящий мужской член. «Гомодрил!» - мелькнуло в голове Маги. На следующий день он узнал, что гомодрила звали Слава, и Мага, стало быть, как в песне поётся, с ним породнился. Правда, когда один местный парниша попытался насмехнуться над дембелем в таких выражениях, Мага в порыве дикой нерусской ярости оторвал ему ухо, и инцидент был навсегда исчерпан. Однако с тех пор петь эту песню Маге было неприятно. А репертуар всегда представлял руководитель хора – старший прапорщик Рёвна, который насколько это позволяли военные отношения, любил Магу, и ругал его только за чрезмерное употребление травы.
 - Запомни, Мага, лучше выпить литр водки, чем скурить один косяк, - частенько говаривал Рёвна.
 - А чем лучше? – спрашивал Мага.
 - Для организма полезней, - отвечал прапорщик, закинув стакан водки, и тянулся к кружке с молоком. Но Маге нравилось курить траву. В день выдачи зарплаты, после ужина их рота МТО (материально-технического обеспечения), собиралась в котельной. Прямо у самих котлов, в которых горел уголь. Туда же приходил гонец, отправленный с общественными деньгами за продуктом. Забивались косяки, молча передавались, курились. Солдаты не дыша смотрели на огонь и молчали. Потом расходились по своим объектам. В такие моменты Маге казалось, что он есть не то, что он о себе знает. Странным казалось место его нынешнего пребывания, его мысли, страсти, наконец, пальцы на руке и лицо в зеркале. В такие моменты Мага думал и чувствовал иначе. Вдруг видел звёзды и дивился, хотя и раньше знал, что они существуют, почему-то представлял каких-то людей в странных одеждах, говорящих на непонятном мягком языке, звук трансформаторной будки казался ему чарующим, он вёл за собой, к новому опыту, к новой жизни, а может к смерти, поэтому поддаваться ему было страшно. В Маге приходили в движение какие-то древние хорошо забытые, и в то же время очень знакомые шестерёнки, этакий глас предков, информационное поле, которое в обычной реальности он сам сделал для себя недоступным, и вот теперь, стоило лишь подумать о чём-либо, как ответ приходил к нему так ясно, как будто от этого знания его всегда отделяло всего лишь отсутствие собственного желания спросить. В Маге жил огромный невостребованный макрокосм. Размер и плотность его были настолько чудовищны, что уже было непонятно – макрокосм в Маге или Маг в макрокосме. Маг видел, что утратил своё Имя, а значит умер. «В таком случае, смерть смешна, точнее, её вообще нет!» – раздалось откуда-то, - «Ведь вот же она – жизнь, и живёт дальше и дальше… Вот оно – Сознание. Большое, общее, да вообще всё. Ну да, вот оно есть. А то, что кто-то там переоделся, так это фи! Тоже мне, смерть! Да и жизнь не лучше. Жизнь, смерть… ерунда какая-то.. когда тут вон чего!.. нет, ну есть конечно... Точнее, будет ещё. Ещё точнее, всегда было. Только это не смерть, а сон. Поспим как следует и по новой! Конечно, кому есть, что терять, да утеряет. Истинно говорю. Это из Библии? Или здесь сейчас родилось? Ха! Вот ведь вечные эти человеческие дилеммы: так или сяк! Да какая разница! Вот тебе ответ, придурок: да, Библия родилась здесь и сейчас! Ха-ха! Только что! Как и всё остальное! Чего, не въехал? Всё думать перестать не можешь? Смотри, провода у тебя тонкие, погореть могут! Настройщик тебе нужен! А то так и будешь вечно думать, что надеть! А когда, наконец, похер станет, тогда и увидишь Великий Сон. И Вечную Жизнь. А дальше, если захочешь, и это перешагнёшь, только тогда уже и я тебе не нужен стану. А пока, забудь лучше всё, зелен ты пока.. да и помрёшь, пожалуй, в хитине! Имя моё запомни – РотоподОм!
 
Застучали босые пятки по натёртым до блеска доскам казармы, 6:15 – подъём, петух прокричал, медлить нельзя. 45 секунд даётся солдату утром на одевание и на вспоминание, где ты и кто ты таков. Мага с удовольствием вспомнил, что скоро домой…
 
Маге оставалось служить чуть меньше месяца, и душа его пела. Его могли бы демобилизовать даже и раньше, но при условии, что он обучит и оставит после себя вокалиста в военном хоре. На роль такого вокалиста и был представлен рядовой Овчинников. Овчинников был простой парень из сельской местности и пел погано, деревня его звалась Крепцы, но это ни о чём не говорит, т.к. Овчинников был слаб и умственно и духовно. Поэтому Мага частенько подкидывал ему ****юлей. За дело, понятно. Тупой Овчинников никак не мог вытянуть партию Маги в доброй половине песен. Кроме того, частенько и слова забывал, а это портит образ военного певца в народе. Ведь советский военный певец – это вам не ахын какой-нибудь или менестрель, это ещё и защитник: хулигана за нож схватить или бабку до дома довести, да и вообще, всяким врагам инородным по голове настучать. Короче Universal Mind. Как Мага. И вот пока Овчинников не поёт, Мага домой не едет.
 - «А для тебя-а, родна-я, есть почта по-олева-я…» - не вытянул Овчинников и тут же получил сапогом в лоб. От удара Овчинников отлетел назад, сбив дверцу туалетной кабинки и осел внутри.
- Оп! – сказал Мага и сделал удивлённое лицо как бы говоря: «Упал чтоли?» Рядовой Овчинников кашлянул и приподнялся с очка. «Гандон», - подумал он и нащупал на лбу след от дембельской подковы.
 - Чтоб завтра пел, – отрезал Мага, и, закрепив информацию пристальным нерусским взглядом, в котором читалось: «В следующий раз церемониться не стану!», быстро вышел из туалета. В этой части казармы было темно – перегорели сразу четыре лампочки. Вдруг кто-то негромко, но настойчиво крикнул:
- Магомаев!..
 Мага обернулся, но никого не увидел. Странное предчувствие зашевелилось в его утробе…
- Магомаев!..
 Снова никого…
- Магомаев! – на этот раз твёрдо.
- А? Что? Где я ?
- Где? Ха-ха! Ты в Хельсинки, мой друг. И сейчас выступаешь! Что с тобой?
- Да так... Дурь какая-то приснилась…фууу..
- Давай, давай, Муслим, соберись! Через 5 минут твой выход! Не дёргайся, не волнуйся излишне, засветишься хорошо на этом молодёжном конкурсе, и тогда сама Москва у твоих ног! Ха-ха! Кто мечтал о такой славе в свои девятнадцать?!