Время ремесленников

Если вы знаете, кто такие кобольды, то вы должны понять, что эти маленькие существа, просто жить не могут без техники. И чем больше техника, тем больше кобольд хочет ее познать и подчинить себе.
Самая большая техника, что водилась в Вертепске, было метро. Только работая в Вертепском метрополитене, можно было кобольду спокойно жить, плевать на всех своих менее удачливых сородичей и радоваться тому, что жизнь удалась.
- Смотрю Грем, ты как никак в метрополитен собрался? Как ни зайду, ты за учебниками сидишь и зубришь внутреннее устройство электровозов.
- Да папа. Электровоз... электровоз... Это моя мечта.
- Ну что ж, учись. Это дело хорошее. Но лучше бы ты учил устройство газонокосилок. Мне в мастерской, как раз помощник нужен. Мечта, мечтою, а профессия в жизни быть должна.
- Не папа, я, конечно, тебя уважаю, и дело твое тоже уважаю, но метрополитен это мечта всей мой жизни. Я иду к этой цели с того момента, как родился.
Это была правда чистейшей воды. Вся комната Грема была устлана плакатами с фотографиями поездов и методическими пособиями по устройству. На всех имеющихся полках в комнатушке стояли работающие мини копии, начиная с моделей доимперского периода заканчивая самыми современными и даже такие, что только проектировались и не скоро должны были поступить в серию.
- А если не возьмут?
- Меня не могут не взять. Я позавчера со знакомым машинистом разговаривал, он устройство хуже меня знает раза в два. Я даже водить чуточку уже умею.
- Ну, смотри сам сынок. Вы же акселераты. Я, например, в твоем возрасте о работе даже не помышлял. В технике копался уже, отцу помогал, но именно о работе, как о какой либо обязанности на практически всю жизнь, еще не думал.
- Просто времена такие были у вас. Империя, этим все сказано. Все тихо и спокойно, с точной уверенностью в завтрашнем дне. А сейчас все по-другому. Чуть зазевался, и тебя тут же обгонят более удачливые конкуренты. Да и техники то у вас было "кот наплакал". Пару моделей автомобилей да мотоциклов видов пять. Нормальному кобольду податься было некуда.
- Нет, сынок. Времена не меняются, меняются только кобольды. Хоть мы и из самых долгоживущих на этой грешной земле, но и нам изменений не преодолеть.
- Это понятно папа. Учебник по кобольтологии, класс восьмой, по-моему.
- Ладно, сынок, не буду мешать тебе, заниматься. Может что-то и выйдет из этого толкового.
Когда отец покинул сыновний грот, Грем снова углубился в изучение и повторение внутреннего устройства электровозов.
Молодой кобольд стоял возле кабинета приемной комиссии Вертепского метрополитена и читал расписание экзаменов. И чем дальше он это делал, тем мордочка его становилась все угрюмей, да угрюмей. Оказывается, знания по техническому устройству поезда тут не спрашивали. Тем более не нужно было сдавать основы первоначального вождения, коих так боялся по неопытности Грем. В общем, ничего из того, что он учил и что связанно с реальным поездом сдавать не надо. А нужно было ответить на вопросы по школьным дисциплинам. И это было огромным ударом для Грема. Если физику, математику, химию и геометрию молодой кобольд знал более или менее, то в гуманитарных науках, так как считал всегда их побочными, он был полным ламером.
Последнюю неделю Грем метался как ошпаренный по всем известным ему в городе библиотекам, и читал в бешенстве все школьные учебники и пособия. Начиная от ботаники, заканчивая "Точными правилами коррекции родного языка".
И вот настал день проверки знаний. На экзамен Грем, как настоящий кобольд пришел как на праздник. Вся одежда, включая даже носки, были новенькие, выстиранные, выглаженные.
 Зато помятый вид главы приемной комиссии не внушал никакого доверия. Дворф Гвартли, начальник местного отделения имперского метрополитена был не в лучшей форме. Борода не расчесана, туника не проглажена, глаза "как у бешеной селедки". Создавалось впечатление, что достопочтенный дворф или серьезно болен, или всю сегодняшнюю ночь предавался плотским и пивным утолением своей огромной утробы.
- Фамилия и имя? - Прогудел секретарь комиссии.
Секретарь, он же заместитель Гвартли по кадровой политике по имени Трекс, был никем иным как трименом. Огромным кустом с несколькими руками и ногами. К метрополитену до начала службы в нем не имел никакого отношения, но зато славился обожанием бумажной работы и бюрократической волокиты. Ходили слухи, что все машинисты его гнева боялись больше, чем ярости начальника. Ибо начальник был хоть и стар, но когда-то сам работал простым машинистом и мог понять провинившегося. Трекс же был всегда неумолимым поборником письменных инструкций и не удосуживался при "разборе полетов", поставить себя на место машиниста.
- Грем Технократов.
- Берите билет.
Рука Грема потянулась к разбросанным на столе билетам и замерла над ними. Любимыми цифрами у молодого кобольда числились пять и четыре, поэтому он отсчитал пятый билет по вертикале и четвертый по горизонтали, и вытащил его про себя попросив Светлейшего помочь ему с правильным выбором. Номер у билета бы четырнадцатый, очем было сказано в слух секретарю.
- Готовиться будете?
Грем быстро просмотрел вопросы в билете и кивнул. Без подготовки на эти вопросы он вряд ли ответит.
- Сладитесь и готовьтесь. - Был лаконичный ответ молодому кобольду, что тот и сделал.
Вопросов в билете было пять штук.
Первый вопрос был простейшим. Звучал он: Что такое переменный ток? Его отличия от постоянного и сферы его применения в быту и на производстве.
Это была физика, а этот предмет хочешь или не хочешь должен знать любой машинист, так как физические законы – есть основа существования электровозов.
Второй вопрос затрагивал математику, что тоже не являлось для Грема сложностью. Это вернее был не вопрос, а небольшая задачка.
Вот третий вопрос уже начал вводить молодого кобольда в тупик. Вопрос был из такого предмета как религиоведение. А эту науку, как и философию в купе со статистикой он не признавал, так как не видел связи между ними и техникой. Вопрос звучал так: Основные религиозные конфессии людей, верования темного народа и их проявления в нестандартных и экстремальных ситуациях.
Четвертый и пятый вопрос были на логику и сообразительность соответственно.
- Начнем с простого и понятного, а потом перейдем к сложному. - Пробубнил тихо Грем и подвинул лежавшие на столе ручку и листок ближе к себе.
- И так, физику даже записывать не надо, ибо знаю наизусть. - Рассуждал про себя кобольд. - Математика.
Задачка оказалась не такой простой, как выглядела на первый взгляд, но и не такой сложной, что б смутить уверенного в себе абитуриента, знающего формулы практически так же хорошо, как молитву Светлейшему на ночь. По этому повозившись с упрямыми нежелающим сходиться формулами пятнадцать минут, Грем утер лоб и поставил в задаче финальную точку.
Времена известных кобольду наук закончились, и начался темный лес гуманитаризма.
Основные религии людей были темным лесом для кобольда, так как, по причине особенностей его расы, он редко имел возможность, с ними ведется и общается. Да и если бы имел эту возможность чаще, то вряд ли бы воспользовался. Техника, вот что занимало весь ум кобольдов и общаться на другие темы они могли или от большого уважения к оппоненту, или по сложившейся необходимости.
Единственные религии, которые смог вспомнить Грем, были Христианство, Буддизм и Мусульманство. Но толку от того, что он их вспомнил было совсем немного, ибо чем они различаются кроме названий богов и мест где молятся он не мог вспомнить, а сделать выводы о их поведении в нестандартных и экстремальных ситуациях на основе таких скудных данных не представлялось возможным никаким образом. Верования темного народа были меньшей проблемой для Грема. Почти все они сходились в конечном итоге к вере в Светлейшего и отличались практически только маленькими частностями. Вампиры верили в Темного, верили в избранность их расы и близости, а некоторые и родстве их и Лучезарного. Оборотни верили в Великого Зверя и ждали его прихода в этот мир. Привидения и другие похожие расы верили в Светлейшего в чистом виде, ибо умершим уже сказки про рай, ад и пятьсот восемьдесят четвертое пришествие не нужны. Они уже там были и все видели. Лешие, кикиморы, нимфы, русалки, сатиры и прочая лесная мелочь, перебравшаяся из лесов в цивилизацию города, молилась обычно природным богам языческих пантеонов, но в симбиозе с верой в Лучезарного. Ибо в давние времена, после прихода в эти края христианства их культы были приравнены к дьяволопоклоничеству и после этого следовали дальше рука об руку вместе. Горгульи, химеры, левиафаны, зеленые человечки и прочая живность созданная из камня, дерева и других материалов не кому не молились, ибо были в основном безмозглыми тварями. Какой может быть разум у существ, превращающихся постоянно в камень? Это никакого разума не хватит, постоянно менять физическое и химическое состояние мозга и всего тела.
Но даже со знанием всех этих верований, трудно было предположить, что будут делать все эти персонажи в каких либо ситуациях, которые попадали под выражение "из ряда вон выходящие". Можно было конечно предположить, что оборотень, если примет свой истинный облик будет рвать все, что рядом шевелится. Вампир, скорее всего, будет сдержан и спокоен, ибо избранный народ не должен опускаться до простейших эмоций быдла. Что касается лесных народов, то с ними точно определить не представлялось возможным по причине обилия в верованиях разнообразных культов и божков, влияющих на верования в местах, где был рожден или откуда исходил родом, тот или иной субъект а, следовательно, и ждать можно было огромного множества реакций.
Что касалось гномов, дворфов, гремлинов и самих кобольдов, то здесь можно было сказать однозначно: если экстремальная ситуация будет касаться техники, то они всегда помогут и никогда не впадут в панику.
Поняв, что из этой темы он вряд ли что-то еще выжмет, Грем преступил к следующему вопросу.
Вопрос на логику звучал очень странно. Молодой кобольд думал, что как везде эту дисциплину будут спрашивать в тестовом варианте. Дадут набор разнообразных символов и попросят выделить один не соответствующий основной группе. Тут же была задачка на логику.
- Дано, - читал Грем, - наличие умершего человека в теплой одежде, с рюкзаком на спине в лесу летом, не тронутого разложением, без признаков насильственной смерти. Вопрос: кто этот человек по профессии, что послужило причиной его смерти, что находится в рюкзаке, и почему он был одет несоответственно заданному климатическому периоду.
Задача сразу поставила в тупик. Слишком мало было исходных данных и слишком много было вопросов. Как можно догадаться, кем был человек, если ты его не видишь даже, а о нем известно только то, что он летом находится в лесу мертвым в теплой одежке. Вдруг он болел или привык более к жаркому климату? Или просто был сумасшедшим? Как он умер? Да кто ж знает то? Может, он от перегрева и умер, а может от сердечного приступа, например.
Понимая, что с каждым новым витком рассуждений его дальше уносит от смысла и решения задачи, Грем решил посмотреть последний вопрос. Вдруг он окажется легче? Там была задачка на сообразительность.
Условия задачи гласили следующее: Вы у ваших друзей на велосипед попросили тридцать империалов. У Вовы десять, у Сережи двадцать. Но, дойдя до магазина, вы обнаружили потерю двадцати пяти империалов. С горя вы на три монеты купили сигарет и, вернувшись, отдали по одному империалу каждому кредитору. Теперь давайте посчитаем: Вове вы должны девять империалов, Сереже девятнадцать и у вас сигарет на три империала. Если все это сложить, то получается тридцать один империал. Откуда у вас появился лишний империал?
Грем принялся пересчитывать. По всем математическим формулам выходило, что действительно после ряда операций тридцать империалов превращается в тридцать один.
- Берем тридцать, отнимаем двадцать пять, из пяти вычитаем три, - бубнил молодой кобольд, рисуя очередной столбик на листе, - отнимаем по одному от десяти и двадцати и складываем. К сумме прибавляем оставшиеся три потраченных, и получается... тридцать один.
Грем попытал сделать все это в обратном направлении, но все повторилось снова. Он попытался изменить ход событий изменением очередности действий, но и это не помогло.
Как сказал один из любимых Гремом киногероев: Это был полный провал. Если с третьим вопросом он как-то еще справится, на троечку, но справится, то задачки на логику и сообразительность, точно были ему не по зубам.
- Грем Технократов! - Прозвучал голос секретаря приемной комиссии. - Ваше время на подготовку окончилось. Прошу либо идти отвечать, либо покинуть зал.
Грем встал и пошел к столу экзаменаторов, понурив голову, словно шел на гильотину.
- Вы готовы отвечать билет?
- Не совсем. У меня есть очень животрепещущий вопрос.
- Почему мы не спрашиваем вас историю метрополитена и устройство электровозов? - Прищурил глаз Гвартли.
- Да. Почему если я знаю практически все о работе машиниста, то все равно должен как школьник сдавать школьные предметы, не имеющие отношения к будущей службе?
- А то вам сказал, что они не имеют отношения?
- Да тут и говорить то особо нечего. Какое отношение имеет к профессии машиниста, например религиоведение?
- Прямое. Представьте, что на поезде, которым вы управляете, происходит теракт. Вы выбегаете в салон, что б успокоить пассажиров и видит там разнообразную толпу, причем всех вперемешку, и людей и темного народа. Вам просто необходимо знать, как успокоить того или другого индивидуума, в зависимости от его родовых особенностей, либо исходя от религиозных предпочтений. И это не проформа, и не глупость. Все что мы преподаем и спрашиваем, не вздорные выдумки и бюрократические отписки, а реальный опыт, наработанный годами и омытый кровью пассажиров и самих машинистов. Так то, что может успокоить лешего или кикимору, оборотня может разозлить до бешенства, а человека ввести в ступор.
- Хорошо. Это я могу понять, но зачем задачки по поводу логики и сообразительности? Чем могут помочь в работе эти дисциплины?
- А зачем в обще нужны логика и сообразительность разумному существу у вас вопроса не возникает? Научить вас водить поезд и знать, как его починить мы можем в течение полугода, люди медведей в цирке за год учат ездить на мотоцикле. Но для обучения вам непременно понадобится логика, что б сопоставлять факты и разрозненные на первый взгляд знания и естественно сообразительность. Я понятно объясняю?
- Куда более чем понятно.
- На основе ваших вопросов, я могу предположить, что последние две задачи вы не решили, а третью, скорее всего, знаете поверхностно. Правильно?
Грем от такого вопроса сначала выпучил глаза в удивлении, а потом поник головой и кивнул.
- Это плохо, на машиниста вы, увы, но не сдали. Но за ваши умные вопросы, я предлагаю вам другое место в метрополитене. Вы можете поработать слесарем в депо. Получше узнаете поезда и основы работы, а к следующему году подготовитесь более ответственно и я буду рад вас видеть на следующих экзаменах. Согласны?
- А есть, какие либо варианты?
- Думаю, что нет, ибо экзамен вы сейчас сдать не сможете. - Улыбнулся Гвартли.
Старый дворф умел видеть таланты и отличать их в куче посредственных абитуриентов, но бюрократия не давала ему право, в обход бумажной волокиты, брать таких на работу. В наше несравненное время "ремесленников, а не поэтов" и вампир Аспуш не стал бы великим поэтом темного народа, ибо просто бы не сдал экзамены в Литературный институт. Но старый Гвартли для этого и ходил на каждый приемный экзамен, что б вовремя заметить блеск самородка и воспрепятствовать наезду на него огромной бумажно-волокитной машины.
- Согласен. - Прошептал раздавленный провалом Грем.
- Вот и славно. Тогда завтра я жду вас у себя в кабинете в девять часов. И постарайтесь не опаздывать. У нас в метрополитене нельзя опаздывать.
- Можно последний вопрос?
- Сказать ответы на последние две задачи?
- Да, если можно.
- Давайте сюда ваш билет. - Гвартли посмотрел бегло на задачи и выдал ответ. - В задаче про мертвеца имелся в виду парашютист. Рюкзак - это парашют, тепло одет потому, что в небе холоднее, чем на земле. Так как рюкзак не раскрыт по условиям задачи, можно предположить, что он умер при падении, так как парашют не раскрылся. Во второй задаче просто нельзя смешивать долг, покупки и все остальное. Нужно решать по правилу "мухи отдельно, яичница отдельно". Теперь понятно?
- Да.
- Ну, тогда не задерживаю вас. Жду завтра. Да прибудет с тобой воля Лучезарного. Амэн.
- Амэн. – Сказал Грем вышел из кабинета, предварительно поклонившись.
Начиналась новая жизнь, не такая о которой так сильно мечталось, но все-таки близко связанная с мечтой жизнь.