Жизнь врастопырку

               
     Один рецензент, заметив в тексте черновика, который Вы почему-то решили просмотреть, лексему «шмендоферка», нашептал автору: «Не фиг сыпать в повидло шурупчики, чтобы потом мух ловить магнитом. Лучше просто сожительствовать с крупными неприятностями, пусть даже и недолго».
                * * *
   Саня-Касаня шумно вздохнул, размазал сопли локтем по подбородку и начал рассказывать:
«Тебе когда-нибудь приходилось впопыхах брюки натягивать? А в метель на юге Северного Полюса параболическую антенну? А пьянющего бабца сквозь рваные колготки? А глаз на копчик? Нет, по весне да в Питере, конечно, кой-какой шарм, может, и присутствует. Солнце там, понимаешь, зашло и вы вдвоем зашли и поднялись пехом, скажем, на третий или четвертый этаж. Опять же, если вы вдели поровну и не из горла, и парадняк продувной, да и из подвала не так уж и тянет кошачьей уриной.
Во всяком случае, глаз на копчик натягивать труднее. Поверь моему опыту. Особенно, если по календарю очередная зимняя ночь, ты — без головного прикида, а товарищ в силу перманентного приступа стервозности дал тебе папаху. Пах, врачи говорят, для пацана бесценный кусок туловища, поэтому этот товарищ вполне заслуживает в смысле крутого натяжения. Вот тут-то и выручает бесценный дар предков: собери волю в кулачок, вспомни меморандум безгрешного придурка «Если правый глаз искушает тебя, вырви его и брось от себя» и действуй, т. е. сними кавычки и тяни, товарища при пелотке, тяни по самые помидоры!
Я с детства не радуюсь достижениям наших и ненаших немцев, хотя не могу отрицать ихнюю изобретательность в части словотворчества. Например, когда ихние марки начали наклеивать на конверты, то они в аккурат после 11 сентября Первого Года сразу изготовили слово «schadenfreude», для перевода которого потребуется 7 английских слов и 5 русских, что означает как бы «злорадное удовлетворение от неудач других».
   Слышу, слышу твои возражения громким голосом! Куда ветку гну? Да я, в рот-компот, заговорил об этом оттого, что моему приятелю по случаю пришлось к вагине рукав пришивать. Зачем? А вот совесть из кальсон выпрыгнула. А началось с того, что исполнял он отчаянно печальную прелюдию в четыре ноги непосредственно на опавших листьях. Советую. Опять же, если тебя одолевает неуемный агрессив от целенаправленно проведенных развлекух, попробуй. Естественно, наив не тот, что при безветрии на лужайке, где, скажем, клевер произрастает и мелкая живность летучая присутствует. Опять же, значит, функционируешь, а муравьи — яйца покусывают, распаляют, но, так по-тихому. А вот, если какая-такая пчелка или оса шустрая твою голую корму с разбегу чмокнет, то тут уже, точно, легкий абзац подсуетится. И если не мигом, то сразу: ты, так, впопыхах загружаешь своё достоинство по самые никуда, а здесь — вторая, третья и все — твари жужжащие, и опять же — огузок дырявят. Хорошо еще, ежели твоя напарница, нехотя позевывая, тебя по спине щелкает — комаров отгоняет. Тоже, не скрою, полезное занятие, развивающее выдержку в тягостные минуты ожидания сошествия жизнеутверждающей неги. И наступления чего-то прекрасного, что ли. Хотя другим разом и ее-то не всегда комфорт посещает от такого тренинга, поскольку добиться финала по такой летучей теме, может, и просто, но, думается, — не всегда полноценно удаётся.
Так вот, значит. Обрабатывает как-то то ли сранья, то ли с бодуна, не расслышал, друган мой, свою «скорою помощь», внатуре обрезиненный, а та, понимаешь ли, и задает ему вопрос:
   — А, интересно, что сейчас твои сперматозавры ощущают, пока в презервативе мечутся? Что они там чувствуют? Что думают о жизни, о природе, о справедливости? Им ж, бедненьким сиротинушкам, места во мне, может быть, не хватает?
   Ну, стало быть, пожалел друган мой живчиков своих. И в самом деле, места-то им там, похоже, маловато, да и говорит:
— А, чьо! Таки зачем нам их с тобой просто так жалеть! Давай я к твоей пелотке в целях профилактики рукав пришью — пусть им будет где оттянуться по полной, а?
— Да ты что, совсем? Хочешь их на вечное скитание осудить, как Каина или Летучего Голландца? Я уж не говорю про Тангейзера! И прочих Каинов без Авелей, но с Сизифами, да с Прометеями.
— Нефиг из них Вечных жидов клепать — отвечает друган. — Вспомни лучше диалог того башмачника с этим бородатым, который крест на себе тащил:
 «Шкандыбай, говорит, козел, на обратном пути, когда, это, воскреснешь — отдохнёшь!»
   «А ты, доброжелатель, не покрывайся потом, жди, когда я вернусь!»
Однако, поскольку мой друган был пацаном несуеверным, то массировал и поднимал давление до критического товарищей, телом ослабленных, на халяву, т. е за мелкое бабло, да гречневую нямку. Так вот, однажды, пришлось осуществлять ему задуманное: пришил-таки партнёру своему шикарный рукав, сказав мне апосля по секрету, что с благотворительством пора завязывать.
   «Вот, — говорит, — отмассирую я эту дамочку, да и с секосом завяжу. Ейным рукавом!»
   А меня он, видишь ли, считает парием. Который, в натуре, исключительно естеством своим дырки всяческие затыкает в женской индивидуальности или врачует посредством своей стереометропатией: либо в питерском парадняке, либо в скверике на лавочке, либо возле убеленной сединами стенки. Так что на любом физиологическом языке приходится со всеми великовозрастными клиентами общаться, однако, этим инструментарием стараюсь без надобности не пользоваться. Поверь, к истинно российскому наречию у меня вопросов не было и нет, да и сам я постоянно выигрывал в споре с самим собой, без балдохи, ибо знал, как можно, а зачастую — и как нужно плотсккую интимность рассекретить. На все 100. И, вообще, если бы я все поименно назвал, чем располагаю, ты и твои задроты здесь групповухой рыдали.
   Но страждущих разных люблю. В основном на «А»: и алюр, и армид, и аспазий, хотя, можно, и на «Б»: и бидок, и бикс, и бланкеток, ибо ни одна из них не скажет, пытается накрыть своей замочной скважиной мой музыкальный ключик: «Люби меня насыщено, мажь мои булки аджикой прямо на скальном базальте с изображением неолитического изюма!».
   Была, вот, у меня наивная девчушка: неприметна, скромна, да бессердечна — к таким, поверь, инфаркт не канает. Обо всем мне от порога до ужина в помывочном блоке докладывала устно: мол, что после полных четырех суток внеочередной вахты билетёршей на детской железной дороге узнала от какого-то служителя в Эрмитаже, что какая-то деваха с персиками, мечтавшая о девоньке на шару, язви ее кошелку, постоянно после перепиха голодом себя морила. Знаешь, так эта билетёрша, такая птичка божья, хоть и человеческого происхождения, могла без питания и пития одновременно щебетать и гадить! И, как сказал товарищ Горький о женщинах, скрывающих свои истинные намерения: «Голодающая женщина — звучит гордо, хотя щебечет — отвратительно!»
   А тусовалась как-то она в Питере между Каменным Островом и Крестовским. На каноэ. Такая жилистая, но упертая. Вот, значит, потащились мы с ней как-то по Гребному каналу. Она меня допрашивает:
— Куда гребем, бательник?
— Отсунься, обаятельница! В морг!
— Так я ж от обещаний-то твоих еще не сдохла?
— Так мы ж еще и не причалили!
Короче, сижу в этом усекновенном плавательном средстве поперёк берега и опухаю своей рожей от грустной радости. Наподобие Иоанна Предтечи. Который, если помнишь, с большого бодуна тверезого Иисуса в Иордане замачивал, доказывая фарисеям и чернокнижникам, что абстиненция есть первая фаза прогрессирующего алкоголизма. Короче-Сочи, выбросил я вёсла вдоль от себя от этого каноэ, да нырнул в воду. Уплыл, значит, от билетёрши без вёсел, но с неисполненными чистоплотными намерениями.
    А вчера пришлось свою начальницу Особого отдела ублажать. Она, понимаешь, Лебедь по гороскопу, однако, почему-то всегда Раком встает. Так вот, будучи у меня после окончания службы в кабинете, придумала играть со мной в дочки-матери на халяву. Интересно, что за кабель ее в детстве опачкал, вот бы за холку подержаться? Короче, хересу бутылку — утюгом по затылку, выжрала всю мою казенную конину, прокисшее, но початое с моего векового юбилея шампанское, какую-то еще общаковскую липкую дребедень; одела босоножки от старшей секретарши, облизала рюмочную ножку, обсыпанную «Пемолюксом», и упрыгнула с дивана для терпил башкой под оружейшый ящик; в полете поперхнулась позапрошлогодней пылью, после которой потребовала, чтобы я стучал кулаком по ейному правому плечу; потом попеременно считала до ста с остановками; до самого утра не давала в целом, утверждая, что суббота, хотя дело было в среду; опять или снова — не обратил внимания — не давала, хотя и неохотно, однако, умоляла отправиться в круглосуточный кабак на протырку, и уж под занавес, снявши две пары рваных колготок, и на самом деле так и не давши, уплыла на дежурной посудине к гребаной матери на дырявом катере вниз по течению Невы до реки Глухарки, чтобы не сказать до своего любимого Юнтоловского Заказника. Вот ведь, шунка и прозелитка в одной ризнице!..
    И как сказал один пожилой господин, который перевел Евангелие с идиша на феню:
   — На штык нищих, бог подаст! И, да будут, мужики, наши темные дни светлее, чем мазки, взятые на анализ в КВД из квадрата Малевича!
Правда, уже после этого я ничего говорить не буду, а то опять что-нибудь да скажу! Помнишь, великий мыслитель и толкователь Торы мудрец Гиллель где-то между 40 г. до и 4 годом после н. э. изобрел на словах шибко простую формулу взаимных отношений:
  «Нельзя, брателло, жить все время врастопырку...»


Рецензии
Мастеру физиологической прозы

А ведь я знавал этого Иосифа (Сосо) Кобелидзе. Занятный поцан такой был... Случилось мне с ним вместе работать в НПО «Долгая сися». И была у нас там чертежница Танька. Сцуко в ботах, конечно, и маргиналка... но лицо... Прям-таки с картины эпохи чинквеченто нах. Зависал я на нем, и про дядю А.А. забывал, и про свершенья пятилетки, не говоря ужо про жалезки всякие. Так бы и фтыкал до сих пор, да вот начсектора ейный Мишка Аполлоныч Шуткин, ебло мое увидав, изрек: -Что, Петрович, хороша, загляделсо, юноша?! Теперь веди свой взгляд косой на ногти... с черной полосой!
Так что, полагаю, явилась красота к калбатоно Сосо, а он и губы раскатал, и в ванной ее вымыл, и просушил, и наодеколонил... И навоображал себе, что сольются в поцалуе мучитель и жертва, и злоба, и помысел, и расчет покинут сердца, и женщина... окончательно скинет с себя паранджу угнетенная женщина и возляжет!!...
А она вымылась на халявку и сказала: -Пышнотела, белопопа - палюбуйса, гамарджоба, но не пачкай мне посуду, я выебываццо буду!
Облом, короче. Другой бы выбил ей пару передних зубов и уехал в город Владимир-на-Клязьме, а наш Сосо разродилсо потоком художественной физиологии. Вот, такой механизм вдохновения типо.
Сильно, короче написано. И очень меткие наблюдения, но с большим перебором тесезыть подробностей. Мало кто поймет.

Упитанность, округлость афедрона
воспой, назло моделей всех костистости,
покуда не случилося урона
от высшей ипостаси ****овитости!

Мурза   23.06.2007 19:05     Заявить о нарушении