На концерте Любови Казарновской

Впервые увидала её в знаменитом дуэте с Басковым («Призрак оперы»). Она пела женскую партию в черных то ли шароварах, то ли в широких брюках, светлые длинные волосы, собранные сзади в хвост. Оперу до того не слыша-не видела, но по этому дуэту, (когда он: «Синг ми!», а она – руки в протестующем жесте – и – Ух! – куда-то вверх, мощно), представлялось, что женщина (ведьма?) захватила мужика своими чарами и теперь крутит, как хочет, а он себя не помнит. И позже, уже зная содержание «Призрака…», удивлялась – почему Казарновская такой рисунок дала – и костюмом, и исполнением? Ну, и голос какой-то пронзительный, не глубокий, как у Образцовой (обе меццо). В общем, как-то не притягивало послушать ещё раз.
Но на наши «задворки» не часто заглядывают международные лауреаты. Не покапризничаешь. Купили билеты, идём.
 
И вот на сцене ОНА – черное платье, подчёркнутая талия, оголённые плечи, газовый черный же шарф, распущенные светлые волосы, неброские бриллианты – в ушах и на запястье, на шее какие-то цепочки и большая крупная подвеска. Очень эффектная. С нею концертмейстерша – очень полная, довольно в летах, тоже в черном. И чёрный рояль. Вот всё, что на сцене. Ну и время от времени – конферансье - тоже в черном.
 
Начался концерт со «Старого мужа» Рахманинова. Жесты кистями, полузакрытые глаза, вдруг взглядывающее в страстных признаниях «Я друго-о-о-ва люблю, умира-а-ю, любя!». В общем, артистизм и пластика. Потом пошли романсы, речитативы… После каждого исполнения публика усиленно аплодировала, и певица поднимала свою аккомпаниаторшу. Той, наконец, надоело с её габаритами вставать, кланяться и снова усаживаться. Вероятно, решила это дать знать примадонне, и зритель видит такую сценку: пока конферансье объявляет очередной номер, пианистка что-то «выговаривает» певице. Та, выслушав, поворачивается к публике с томной улыбкой и – стоит, хотя перед каждым исполнением пианистке кивала, мол, можно начинать. Тётя смотрит на певицу, певица улыбается залу. Пауза – секунд 15, наконец, у той не выдерживают нервы, и она ударяет по клавишам. Номер идёт чередом. Закончился, зал аплодирует. Прима поворачивается снова к роялю и поднимает-таки музыкантшу настойчивым жестом. Следующий номер – всё, как положено, кивок, музыка, вступает прима. Закончилось, откланявшись, Казарновская опять поворачивается к тучной леди с призывным жестом – подняться для поклона, а та озабоченно перебирает ноты и на свою патроншу - не глядит. И этот конфликтик не затих до перерыва – аккомпаниаторша явно саботировала призывы своей патронессы оказать уважение публике.
 
А потом они долго не выходили, так что публика начинала хлопать несколько раз. Я говорю своему спутнику: «Похоже, прима с пианисткой за кулисами разборку устроили».
Но, наконец, вышли. Во втором отделении - арии из зарубежных опер. Арии долгие, малознакомые. И, тем не менее, они «звучали» глубже.
Между номерами певицу задарили цветами, и каждого дарителя та целовала в щёчку. Примадонна была очень раскована и доброжелательна, улыбалась и вообще немного играла на публику, но это не раздражало.
 
И вот закончился концерт, бурные аплодисменты, все встают. И тут (я такого еще не видела!) та часть публики, что зашла в зал позже всех (Кто это был? Знакомые и родственники работников концертного зала, студенты?), потянулась к выходу. Они сидели на крайних местах (явно – безбилетники, «халявщики»), поэтому выбраться из рядов труда не представляло. Обычно на концертах есть несколько особо нетерпеливых зрителей, спешащих в гардероб. Но этих было несколько десятков! И походило всё это почти на массовый исход. Примадонна, увидав такую картину в зрительном зале, повернулась и торопливым шагом ушла со сцены.