Горький Туман Влаги

Бессилие – это когда люди не могут порадовать.

Автобус уходил за поворот дня. Удаваясь в слабые лучи заката. Там, где туман ещё не закончил тёплый дождь, вставали благоэтажы камней.
Окна не были включены, но ещё дневной свет делясь с красным пополам омывал створки скрытых жилищ.
Какие-то тюки мешком располагались на скамеечках парадных входов. Это были бабушки. Забулдыга гнал впереди собачку, куря.
На аллее задрав шею стоял войлочный, зелёный грузовик. Что-то щёлкало в нём. К нему естественно клонились ягоды с кустами. «ЛЮДИ» – значилось на жёлтой доске.
Птицы замерли в мокрых коричневых ветках. В залитых зелёных листьях. И кто-то чирикал.
В заржавевшую бочку тюкнулась седая капля усталого дождя. Конец лета.

На виражах шоссе двигались наклоном редкие машины. Простые цветом.
Зачарованно скользя через плавень погоды.
Тёмный птичий вагон стоял в тени моста, крылья опустив, двое ждали графика конечной – на отправку, белые стенки тоннеля мерцали сыростью, дуплет рельс описывал кольцо в траве.
Мусор летал над стоянкой и лужами.
На автомобиле, где вместо марки красовались две дырочки, была кухонная скатерть, грязная, выжженная. Подоткнутая.


Кирпич домов уходил в километры, район дремал... Было ещё не так поздно!
Девушки плыли из дворов куда-то по своим делам.
Статуя самолёта на проспекте. Институт Авиации. Детище Антонова.
Надземный переход – крошка бетона. Странный знак перехода.
Смерть витает рядом.
Государство и держава – спят рядом. Гэбэшник их охраняет. За каждым стеклом спрятавшись.

Дома – это надгробия непонятой, опрокинутой жизни, где главная ценность – деньги, а не люди, а не душа и талант.
Основные достижения века – были сделаны при коммунизме, это не вызывает сомнений, небесный суд это тоже не будет отрицать. Лучшие люди, родившиеся и оформившиеся в БЛАГОДАТНЫХ И УДАРНЫХ РАБОТНИКОВ, уже погибли, они покинули наши, ваши берега в девяностые года, люди, которые что-то доказали, стоили чего-то, и жили на сто рублей не грубив богу, они творили ту жизнь, которая бетонным однообразием и демократическим трамваем, – закладывала перспективы для миллионов простых, рядовых граждан. Каждому полагалась новая кубическая бетонка, в будущем, его детям – новые садики, школы, столовые, дома отдыха.

Мы слишком загружены денежной обузой – рассуждаю, как начинающий писатель, ничего не видим из-за узурпации идей капитала.
Да, было прошлое, оно было, оно есть с нами. В сущности, прошлое оно и есть та основа, на которой надстроено то уродливое, злое настоящее, где щупают карманы, а вид бумажки – вызывает трепет в душе продавца, покупателей проводят по полосатому шифру, оценивают их ФИНАНСОВОЕ СОСТОЯНИЕ, и если оно угрожающе – их монету щупают с отвращением.
Тем не менее, фу как это противно! – вор и бомж... понятия развитые в новое время: нерабочая бытность человека унижает его немного, может, делает зависимым, но не уменьшает его человеческое качество – для своей страны он так же ценен.
В потенции – может быть использован на благо и здравие продуктивной системы.
Хотелось бы, чтоб это было так.
Заниженный интеллектуальный уровень населения – как «входит и выходит»... это потеря интеллекта. В перспективе – горький туман песочной засухи... Водка, спасительница наша, рукоблудная монахиня, не спасёт от неё, устаю повторять.
А что спасёт?!
Спасёт... лишь признание обычных, привычных, и мудрых вещей – бытовых истин фиксирующихся на многовековом опыте, духе, мудрости народа. Надо будет помянуть уже наработанное, и по глупости потерянное в результате глубокой остепенившейся мерзости эгоизма.

К субботникам я не призываю... – это тоже вид сектантства... общность может быть добровольной, или творческой! Любить – нельзя заставить – это будет изнасилование. Любовь можно понять, поверить, пожелать...
Жить в обществе – добавляя в Общество добро, витальность, продукты широкого блага, так можно достигнуть коммунальной энергетики. Ответственности.
Так было при коммунизме.
Это очень тяжело – требовалось семьдесят лет.
Требовались проспекты – юбилеев октябрьских, на деле, ноябрьских событий... сверхвеликие застройки, подвиги... порывы умов в пучину жизни! Маяковские лестничные строфы.
Перед всем этим у новой власти, например – нету позитивных заслуг, ниодин ять не понят, правильно не трактован!!
Сложно понять олигарху человеколюбие, как людоеду зелёную кухню, сложно тюрьме понять свободу, мыслить благом людей всех уровней и возраста, жертву ради отчего дома, любви, в частности, к женщине. Это эфемерно тунеядцу понять трудно.
Советскую систему осудить потому будет комплексно трудно, – так как она выработала военно/гражданский подходы в любой области бытовой культуры, обеспечила в сжатых материальных условиях и при угрозе войны – крупные склады и полигоны для нормальной жизни, об этом сказано.
Пока мы храпели, как ежи – орденоносцы академики вырабатывали противоядия смерти, склоняясь ночами над ритортой.
Это не найк и адидас и жвачка в киоске, это тот объём работ, который пятьнадцать лет отогнан на дальний путь, ржавеет, как вагон с мясом, и каждый новый день ожидания всё отдаляет от заданной многими гениальными головами точки.
...В частном порядке, эти районы! Как они пришли в голову!? Просто жить ... вообще ниочём не думая, и жить, работать, пользоваться, ездить, умничать, платить копеешный взнос за стандарт жилья, болеть не боясь смерти!
И главное не бояться работницу внешней торговли, от неё жизнь не зависила, можно было найти женщину по любви, не такую красивую, как Джэймс Фонда, но такую добрую, чтоб вставить забыв на миг о буднях.

Для этого надо было хорошо охранять столб на границе, завести пса Байкала, научиться самбо, отбить зубочастым кинжалом врагов, вставить назад, и выдержав так нормативы – оказаться в постели у моей жены.
И спуститься на бельевой верёвке с крыши на её балкон, став в кадку растений, для этого надо было закончить армию.

2003 – 2007г.