Серёжка-Алёшка

Дворовые кумушки с раннего утра заняли своё «рабочее место» - скамейку. На повестке «рабочего» дня, как обычно, стоял один-единственный вопрос - обсуждение каждого жильца их многоквартирного дома. Но сегодня предстояла особая дискуссия. Зинаида, негласный лидер кумушек, собиралась сообщить им новость, случайно узнанную накануне.
- Представляете, - прошептала Зинаида кумушкам, - Ленка из первой опять беременная.
- Опять??? – восхитились кумушки. – Это пятым чтоль?
- Пятым, - хмыкнула Зинаида, - это мы про пятерых знаем, а вот Машка-акушерка говорит, что она ещё троих родила и бросила в роддоме.
Кумушки всплеснули руками и заахали.
- Зин, а от кого?
- Да она и сама, поди, не знает, - махнула рукой Зинаида.
Кумушки загалдели и заахали вновь.
Ленку из первой они знали с самого её детства. Лет двадцать назад, когда в дом только-только началось заселение, во дворе появилась женщина с двумя детьми. Они держались за подол запылённой маминой юбки и растерянно оглядывались по сторонам. Женщина поставила на землю маленький облезлый чемоданчик, и устало пригладила растрепавшиеся на ветру волосы.
- Вы не подскажете, это девятый дом? – устало спросила женщина у проходившей мимо Зинаиды.
- Да, девятый, – ответила Зинаида.
Она вселилась одной из первых и уже не удивлялась новым людям, день ото дня возникающим во дворе и спрашивающим номер дома.
- А вы в какую квартиру? – участливо спросила Зинаида.
- В первую, - ответила женщина, - меня Катериной зовут, а это мои дети – Лена и Володя.
Зинаида вежливо представилась, проводила женщину, помогла донести чемодан и открыть дверь.
- Это что ж всё ваше имущество? – кивнула на чемодан Зинаида.
- Да, - смущённо проговорила женщина, - мы в бараке жили за речкой.
- Это в том, сгорел который? – ахнула Зинаида.
- Да. Погорельцы мы. Муж у меня в том пожаре погиб. Меня дома не было, в ночную работала. Слава Богу, детей спасли. Вот квартиру новую дали, и на том спасибо.
- А как жить-то ты собираешься? – от растерянности перешла на «ты» Зинаида.
- Как все, так и я, - грустно улыбнулась Катерина. – Мир не без добрых людей. Мужа не вернуть – это беда. Всё остальное, Бог даст, наживём.
Зинаида молча разглядывала детей. Мальчик испуганно оглядывался по сторонам и переминался с ноги на ногу. Женщина перевела взгляд на девочку и столкнулась с пронзительным взглядом карих глаз.
- А лет-то им сколько? – растерянно спросила Зинаида.
- Володе семь, а Леночке одиннадцать недавно исполнилось, - ответила Катерина.

- Зин, а ты-то, откуда знаешь? – окликнула женщину одна из кумушек.
- Да вчера вечером вышла во двор воздухом подышать, сердце что-то сдавило, - очнулась от воспоминаний Зинаида, - смотрю, идёт, пузо вперёд, гордая вся такая.
- А Володьке сколько сидеть-то ещё, не знаешь?
- Года три, - махнула рукой Зинаида, - хорошо, что Катерина не дожила до этого.
Кумушки утвердительно закивали головами и вдруг замолчали – к подъезду приближалась Ленка. Она величаво прошла мимо, но даже широкий пояс её платья уже не мог скрыть округлившийся живот.
- Что, опять? – зло спросила у неё Зинаида.
- Да пошла ты на … - не поворачивая головы, процедила Ленка и вошла в подъезд.
- Шалава, - крикнула ей вслед Зинаида, - хорошо, что мать твоя не дожила до этого.
- Ты мать мою не трогай, старая карга, - выскочила из подъезда Ленка, - а то, неровен час, и…, - Ленка угрожающе провела ладонью по шее.
Кумушки испуганно замолчали, а в Зинаидиной памяти, как в кино, замелькали кадры Ленкиной жизни. Той, другой жизни, когда жива ещё была Катерина.
****
- Тёть Зин, а как блинчики печь? – спрашивает с порога заспанная Ленка.
- Ты опять сама хозяйничаешь? – удивляется Зинаида.
- Ага. Мамку ночью на скорой увезли, не видели разве? Я к магазину в автомат звонить бегала. Опять приступ был, – буднично отвечает девочка, зевая.
Ленка уже привыкла к тому, что мать большую часть времени проводит не дома, а в больнице. И очередной приезд скорой помощи не вызывает у неё никаких эмоций.
- Володьку накормить надо, да и мамке в больницу отвезти что-нибудь, - деловито говорит девочка.
- Ну пойдём, покажу тебе, - отвечает Зинаида.

- Тёть Зин, а мне в школе сегодня почётную грамоту дали, - кричит Ленка, издалека завидев Зинаиду, развешивающую бельё во дворе. – За хорошую учёбу. Сейчас к мамке в больницу пойду, покажу.
- Молодец, девочка, - машет рукой Зинаида, - мама гордиться тобой будет, а там, глядишь, и выздоровеет она.

- Тёть Зин, ну почему, почему умерла моя мама? – плачет Ленка на плече у Зинаиды.
Женщина молча утешает девушку.
- Что же мне теперь делать? Как дальше жить?
- Ничего, девочка, время всё лечит, - утешает Зинаида.
****
Глядя, в озлобленное Ленкино лицо, Зинаида на мгновение замешкалась, а потом закричала в голос:
- Что стало с тобой, Лена? Ты же выросла на моих глазах, как дочь мне была. Я же тебе добра всегда желала и желаю.
- Да пошла ты со своим добром, - махнула рукой Ленка и ушла.
- Вот так всегда, - грустно сказала Зинаида и вдруг, неожиданно для самой себя, расплакалась.
Кумушки удивлённо переглядывались, осуждающе кивали головами и успокаивали Зинаиду. Посокрушавшись ещё немного и обсудив Ленкину наглость и бесстыдство, они разбрелись по домам.
За летом наступила осень. Когда выпал первый снег, Ленка уехала. Однажды Зинаида увидела в окно, как она медленно брела в сторону автовокзала. Ленка всегда уезжала перед тем, как её очередной ребёнок должен был появиться на свет. Возвращалась всегда одна. Перед самым Новым годом Ленка вернулась. Без живота и без ребёнка. Кумушки во главе с Зинаидой посокрушались, да успокоились.
****
Всю ночь за окном завывал ветер, бросая колючие злые снежинки в стёкла. Так уж сложилось, что каждый свой день рождения Оля встречала в объятиях метели. Вот и на этот раз она не спала всю ночь, слушая заунывное пение ветра и свист проводов. В её голове копошились различные мысли. Большинство из них посвящалось предстоящему событию. Мысли были грустными, потому что годы неустанно двигались вперёд. Чем дальше, тем больше и чаще Оля рассуждала о смысле этой самой жизни. Вроде бы всё у неё было в порядке: хороший муж, заботливые родители, интересная работа. Но одна существенная деталь омрачала всё. У Оли не было детей. Долгих десять лет она ходила по врачам и пыталась выявить причину. Врачи в один голос заявляли, что всё у неё в полном порядке, высказывали предположение, что причина в муже. Но, как оказалось в последствии, и у него тоже было всё в порядке.
- Лёль, не переживай, - успокаивал Андрей, после очередного похода по врачам - ну мы же молодые ещё. У нас обязательно будет ребёнок.
А на прошлый, тридцать второй день рождения, Андрей подарил Оле собаку. С одной стороны, она была рада подарку. Но с другой… проплакала всю ночь, а потом махнула рукой на всё и стала заботиться о собаке.
Оля медленно, чтобы не будить мужа, поднялась с кровати и вышла из спальни. В кухне на столе стоял огромный букет её любимых лилий.
- Какой же он у меня хороший, - с нежностью подумала она о муже, - Ладно, грустные мысли прочь! Всё-таки день рождения у меня сегодня. Тридцать три – возраст Христа.
Тридцать три – это много или мало? Уже не юность, но ещё не старость. Некоторые в этом возрасте уже чего-то добиваются в жизни или даже управляют этой самой жизнью, имеют кучу детей.
- Кто о чём, а я опять про детей! – грустно подумала Оля и стала собираться на работу.
 Работа встретила её, как и в любой другой день, приветливо. Поговорка «на работу, как на праздник» напрямую относилась к Оле и её коллегам. Их небольшой коллектив был одной семьёй. Коллеги тепло поздравили Олю, а по окончании рабочего дня все собрались за праздничным столом.
- Оль, а я беременна, - радостно прошептала ей подруга Светка и осеклась.
Оля медленно встала из-за стола и вышла в коридор, встала у окна, а на глаза навернулись предательские слёзы. Нет, она, конечно, была рада за подругу, но…
- Оль, ты чего? – подошла к ней Светка. – Я не хотела тебя обидеть. Прости меня, пожалуйста.
- Да нет, это ты меня прости, - грустно сказала Оля, смахивая слёзы, - я очень рада. Просто у тебя уже второй, а я…, - махнула она рукой, - а ты ведь младше меня.
- Оль, ну перестань! Будут у тебя ещё дети! Тридцать три – это разве возраст? – успокаивала Светка.
- Если до сих пор не получилось, то уже и не будет. Давай забудем про это, хорошо? – медленно проговорила Оля, - пошли обратно, а то сейчас начнётся.
- Что начнётся-то, Оль? – они не заметили, как к ним подошла Татьяна Петровна. – Ты прости меня, конечно, но разве в детских домах мало детей?
- Да что вы такое говорите, Татьяна Петровна! – изумилась Оля. – А наследственность? Вам хорошо говорить, у вас вон – внуки уже.
- Знаешь, Оленька, если бы у меня не было детей, я бы взяла из детского дома. А наследственность…, - махнула рукой Татьяна Петровна, - у кого её нет-то наследственности этой?
- Если бы, да кабы, да во рту росли грибы, то был бы не рот, а целый огород, - грустно сказала Оля.
- Ты бы подумала об этом, а? С мужем бы посоветовалась. Может, хватит уже с собачкой-то нянькаться? - ответила Татьяна Петровна. - А я помогу тебе, если что. У меня в этой структуре сестра работает. Она с радостью подскажет, что и как.
Честно говоря, Оля часто задумывалась об усыновлении и раньше, но предательское «а вдруг?» не оставляло её, и она отбрасывала эти мысли в сторону. Но на этот раз слова Татьяны Петровны не оставляли её в покое.
- Знаешь, Свет. Я, наверное, всё-таки возьму ребёнка! - шептала она на следующий день подруге. - Я всё хорошо обдумала за ночь. Ну что я живу, как «перекати поле», а так хоть смысл в жизни появится. Ведь мать – это не та, которая родила, а та, которая вырастила.
- Ты, правда, решила? – изумилась Светка. – А Андрей что говорит?
- Я ещё с ним не разговаривала на эту тему. Честно говоря, его реакцию даже и представить не могу.
Через час Оля сидела в кабинете Татьяны Петровны.
- Татьяна Петровна, только мне нужно так, чтобы сразу из роддома взять, - нервно говорила Оля, - чтобы он ни на секундочку не попал в детдомовскую атмосферу.
- Шустрая какая, из роддома прям ей надо, - улыбнулась Татьяна Петровна. - А Андрей-то что сказал?
- Пока ничего. Я с ним ещё не говорила.
- Значит так, я сегодня с сестрой поговорю, а ты с Андреем, хорошо?
Оля утвердительно кивнула головой. Она ещё не осознала до конца, на какой ответственный шаг решилась, но мысли об усыновлении уже не оставляли её ни на минуту.
- Пусть это будет мальчик, - думала Оля и улыбалась.
Она представляла, как будет играть с ним, кормить его с ложечки, учить читать и писать, как поедут они всей семьёй летом к морю, как поведёт его в первый класс.
- Андрей, мне нужно с тобой очень серьёзно поговорить, - произнесла за ужином Оля.
Андрей вопросительно посмотрел на жену.
- Ты сегодня какая-то не такая, - задумчиво произнёс он. – У тебя глаза горят.
- Да погоди ты с глазами, Андрей. Я хочу, чтобы мы,… чтобы я… Вообщем я хочу усыновить ребёнка.…Взять маленького, чтобы сразу из роддома. Их там знаешь сколько брошенных! А у нас нет и не будет. Мы к нему привыкнем. Он к нам привыкнет. Родными будет считать. Ну не могу я так больше! Женщина – не женщина какая-то. Ведь мать не та, которая родила, а та, которая вырастила.
- А отец? – тихо спросил Андрей.
- Что отец? – не поняла Оля.
- Ну отец, наверное, это тоже тот, который вырастил, а не родил, - пояснил Андрей.
- И что ты этим хочешь сказать?
- Я? Ничего, - задумчиво произнёс Андрей и вдруг улыбнулся, - я просто давно хотел тебе это предложить, только не знал как. Ты ведь всегда против была.
Оля удивлённо смотрела на мужа и вдруг поняла, что все сомнения, которые ещё немножко тревожили её душу, исчезли.
Следующие несколько месяцев погрузили Олю и Андрея в водоворот медицинских комиссий, согласований, собеседований.
- Разрешили! Разрешили! – ясным весенним днём радостно кричала Оля в телефонную трубку Светке. – Только из роддома нельзя. Брошенные груднички, оказывается, из роддома в детскую больницу попадают и лежат там до года, потом их в дом малютки переводят. Вот из больницы можно взять грудного. Мы сегодня идём. Может быть, нам сразу взять разрешат.
Вечером Светка перезвонила подруге.
- Светка, я не знаю, что мне делать, - плакала Оля. – Они все такие маленькие, такие хорошенькие. Я бы их всех забрала. Ну что же делать то?
- Ты не реви. Сходи ещё раз. Только не сразу, а через недельку. Я думаю, что сердце тебе подскажет – успокаивала её Светка.
- Света, Света, всё! Мы пришли, а он так на Андрея похож. Его Серёжка зовут. Он такой наш! – кричала в телефонную трубку Оля. – Мы скоро заберём его. Сразу после суда.
- Какого суда? – удивилась Света.
- По лишению родительских прав. Его мать отказную на него написала. Но лишить её родительских прав может только суд, - объяснила Оля. – Он у неё толи седьмой, толи восьмой ребёнок. А ей слегка за 30, представляешь? Только она не какая-то там. Говорят, что не пьёт и не курит, только детей рожает от кого попало и бросает. В соседнем городе живёт.
- Ничего себе, - изумилась подруга.
- Представляешь? Кто-то родить не может, а кто-то вот так делает… Ой, Светик, он такой хорошенький, глазки голубые-голубые. Только мы ему другое имя дадим. Мы решили, что он Алёшкой будет, Алексеем Андреевичем.
- А сколько ему?
- Четыре месяца.
- Не боишься?
- А чего уже бояться? – рассмеялась Оля. – Андрей вон, как на крыльях летает. Вчера машину ему купил на пульте управления. Я говорю – он же маленький ещё для такой игрушки. Рукой машет на меня, говорит, что не моё дело. Сейчас по магазинам поедем одежду, кроватку, коляску надо купить.
- Знаешь, Оль, святая ты, - тихо сказала Светка.
- Да какая святая. Не сходи с ума. Я эгоистка. Это всё ради себя любимой, - ответила Оля и повесила трубку.
Судебное заседание длилось не более тридцати минут, но Оле показалось, что целую вечность. Всё происходящее напоминало ей какую-то театральную постановку. Её трясло и лихорадило, а предательское «а вдруг» опять напомнило о себе. Только на этот раз оно превратилось в «а вдруг не отдадут».
Отдали. Буднично и просто.
- Я бы очень хотела, чтобы в моей практике были только такие судебные заседания, - сказала Оле судья после процесса, - и чтобы таких людей, как вы, было больше. Спасибо вам.
В тот же день они забрали Серёжку-Алёшку.
- Давай, ты поведёшь машину, а я его понесу? – предложил Андрей, когда они вышли из больницы. – А то уронишь ещё!
- Ну уж нет. Не уроню, - засмеялась Оля. – Ни за что не уроню. А ты привыкай к роли отца, - и, подумав, добавила, - двоих детей.
- Не понял, - Андрей посмотрел в её счастливые глаза.
- Я не знала, как тебе сказать, дорогой. Вообщем, беременная я, Андрей, - просто сказала Оля и улыбнулась.