Про уродин и красавиц
- Что так?
- Да смысла не имеет: у меня кожа такая – любая тушь, даже водостойкая, к вечеру осыпается, и под глазами черные разводы – как синяки.
Кажется, глупые у меня проблемы – не могу пользоваться тушью для ресниц. Но на самом деле – это все очень серьезно. Как так? Да очень просто – косметика – не для меня. Крашу губы – выглядит вульгарно, крашу ресницы – получаю синяки под глазами, пользуюсь тональным кремом – он тут же растекается по лицу – словно кожа слезает. Да нет же, разумеется, я пробовала разную косметику – и дорогую, и дешевую. Но результат всегда один: ужасный!
Однажды купила себе тушь для ресниц, которая вроде бы подошла. Увы! Скоро и она адаптировалась под мою кожу и выдала этот самый предсказуемый результат. Поэтому я и говорю сейчас сестре: мол, не пользуюсь больше тушью…
Полинке хорошо: она у меня красавица. С детства такой была – личико аккуратное, волосы отменные, носик правильный. А как же я? Я – другое дело. Я пухленькая, лицо большое, ноги толстые, нос удлиненный, губы тонкие. И беда, ой, беда – никакой косметикой это не поправишь! Как же с этим всем можно жить-то?
- Ну сколько раз я тебе повторяла. Дело не во внешности. Дело в том, как ты себя ощущаешь сама. Думаешь, что хороша – все остальные так же думать будут. Считаешь себя уродиной – ну и получай фашист гранату – будешь уродиной! – и она заботливо подрисовывает малиновым губы.
Мы - в туалете театра Станиславского. Полинка красится, я загораживаю остальным проход к зеркалу. Полинка – красавица, я – уродина: даже тушью для ресниц не могу пользоваться.
Конечно, уродиной быть неприятно! Это я сейчас – в двадцать три года – привыкла. А совсем недавно, еще в школе, еще в институте – плакала, бесилась, думала о самоубийстве и убийстве. Убийствах. Первой я хотела уничтожить свою сестрицу – за то, что у нее такое личико, такие волосы, такой носик. Так и представляла себе – как маленьким, остреньким ножичком я срезаю по сантиметрам ее гладенькую кожу. А она кричит, бьется, умоляет… А я ей – нет уж, Полиночка, – красота требует жертв!
Потом я думала разрезать одноклассницу Дашу – с которой встречался мальчик Коля. Колю я любила. Он меня, само собой, нет. Но дружил со мной с превеликой радостью.
Типичная история уродин и серых мышек – мужчина (мальчик, юноша), которого они вожделеют, изливает им свою душу и советуется насчет того, как же соблазнить кого-нибудь посимпатичней. А эта Даша… Ах, какая она была стерва! Крутила моим Николаем и так и сяк: и заигрывала с другими у него на глазах, устраивала ему истерики, не отпускала ни на шаг. И, главное (в этом я была уверена!) не любила его – ни на капельку, ни на грамм. Стерва…
Для нее у меня была особая фантазия. Как она лежит на гладильной доске, связанная по рукам и ногам, а я, сладенько так улыбаясь, говорю: «Дашенька, что-то это за два таких бугорочка у тебя из лифчика торчат? Непорядок, солнышко! Надо чтобы все было гладенько!» И начинаю медленно, со смаком, водить утюгом по ее телу… Получи, красавица!
Потом было еще много, очень много блестящих идей. Как я режу, глажу, стираю (с помощью всевозможных кислот) женщин и девушек разных возрастов. Все они виноваты только в одном: они красивы. А я – уродина!
А потом я решила порезать себя. Это было уже в институте, после того, как мой однокурсник Дима, который мне ну очень, очень нравился, однозначно отозвался на мой счет в курилке. «Эта-та? Эта уродина, что ль?» - и все засмеялись… Они думали, что я где-то далеко, что меня там нет. А я была за стенкой, в двух шагах, и все слышала…
Вечером я рыдала в ванной, зажав в руках лезвие бритвы… Родители были на даче, сестра – где-то в городе: наслаждалась любовью нового друга. Я же безудержно, во весь голос, готовилась проститься с жизнью. Зачем я была нужна здесь, в этом мире, – такая уродина?
Если б рыдала потише – точно бы умерла. Но моя сестра, моя сестричка, моя красавица Полина заглянула за какой-то мелочью домой. Пришла вместе со своим любовником, может, даже хотела с ним полюбиться по быстренькому, а тут… А-а-а, хы-хы-хы.. Господи, ну за что?! Ну почему, почему, почему?! Такие крики были признаком горя, какого большого горя.
И она вошла в ванну, и она увидела меня, голую, скукожившуюся, сжимающую бритву. Она стояла и смотрела, и не могла поверить своим глазам, а ее друг стоял у нее за спиной и тоже все видел…
А потом… А потом все изменилось. Ванна осталась в ванной, вода в воде, и бритва где-то там же – между ванной и водой. Друг исчез, я даже не заметила когда и как он ушел… Зато была Полина, Полиночка, моя сестренка. Она кутала меня в одеяло, она поила меня из ложечки теплым травяным чаем, она гладила меня по голове и повторяла: «Дурочка, дурочка, ну какая же ты дурочка!»
И мы стали друзьями – не подругами, нет. Именно друзьями – самыми настоящими, верными, крепкими. Именно Полинке я впервые рассказала, как плохо быть уродиной, когда даже косметикой не попользуешься. А она внимательно слушала и убеждала меня, терпеливо, раз за разом – что это все глупости, что дело не во внешности, что я такая красавица, что сама себе не представляю…
Я закончила институт, я устроилась на работу… А Полинка… Полинка заболела. Заболела насколько серьезно и настолько нелепо, что никто в это не мог поверить. СПИД!! Да, это ведь болезнь не только наркоманов и проституток. Это ведь болезнь слишком красивых, тех, которых хотят все, в том числе те самые наркоманы и проститутки.
- Сестра, я скоро умру, сестра! – рыдала Полинка. Мы сидели на кухне в нашем общем, родительском доме, и теперь уже я поила ее из ложечки травяным чаем, перебирала пальцами волосы и шептала: «Тише, солнышко, тише…»
А потом… А потом мы решили пойти в театр. Музыкальный театр Станиславского и Демировича-Данченко. Полина любила смотреть там «Лебединое озеро», видела его никак не меньше десяти-пятнадцати раз. И вот в этот вечер, пока еще были силы, пока она была молодой, пока она была красивой… Мы были там вместе: просто сестры, не важно с какой внешностью.
- Знаешь, я поняла: дело вовсе не в туше для ресниц. И даже не в моей коже. Дело все в том, что я просто не хочу быть красавицей.
- Что так?
- Просто хочу остаться собой.
Свидетельство о публикации №207062300196
Накануне, фотохудожник показывал нам свои свежие снимки. Из нескольких сотен, отбраковав порядочную кучку неудачных, по его словам, фотографий, мастер достал полтора десятка снимков и разложил на столе в отделе оформления. На снимках была полуобнажённая фея. Обработанная перед съёмками стилистами, в ореоле нежной подсветки, прилизанная фотошопом, она была так прекрасна, что дух захватывало...
- Это кто?
- "Такая-то"! Известная модель... неужели не узнала?
А на другой день я, выходя их лифта, столкнулась с костистой, нескладной "жирафой" женского пола. Огромные слупни в умопомрачительных сапогах из кожи змеи, спадающий с сутулых мужицких плеч невероятный зеленоватый мех. Маленькое, резкое, глуповато-капризное личико под слоем тональной шпаклёвки. Пустые, злые глазки. Резкий до рвоты запах сложного парфюма. Чудовище вломилось в лифт, толком не дав мне выйти, матюгнулось смачно и, ткнув пальцем с лопатообразным ногтем в кнопку первого этажа, скрылось за захлопнувшимися дверями кабинки лифта.
- Ну и чучело я сейчас у лифта встретила! Кто это?
- В шиншилловой шубке? Это же "Такая-то"! Мы же вчера её снимки рассматривали... неужели не узнала?
(Вот, захотелось своим поделиться - на тему красоты...)))
* * *
Очень трогательный у Вас рассказ, Василиса!:)
Галина Заславская 28.07.2007 19:37 Заявить о нарушении
Василиса Александрова 30.07.2007 14:40 Заявить о нарушении
Рада, что повеселила!:))
Галина Заславская 30.07.2007 16:05 Заявить о нарушении