Про уродин и красавиц

- Я больше не крашу ресницы тушью.
- Что так?
- Да смысла не имеет: у меня кожа такая – любая тушь, даже водостойкая, к вечеру осыпается, и под глазами черные разводы – как синяки.

Кажется, глупые у меня проблемы – не могу пользоваться тушью для ресниц. Но на самом деле – это все очень серьезно. Как так? Да очень просто – косметика – не для меня. Крашу губы – выглядит вульгарно, крашу ресницы – получаю синяки под глазами, пользуюсь тональным кремом – он тут же растекается по лицу – словно кожа слезает. Да нет же, разумеется, я пробовала разную косметику – и дорогую, и дешевую. Но результат всегда один: ужасный!

Однажды купила себе тушь для ресниц, которая вроде бы подошла. Увы! Скоро и она адаптировалась под мою кожу и выдала этот самый предсказуемый результат. Поэтому я и говорю сейчас сестре: мол, не пользуюсь больше тушью…

Полинке хорошо: она у меня красавица. С детства такой была – личико аккуратное, волосы отменные, носик правильный. А как же я? Я – другое дело. Я пухленькая, лицо большое, ноги толстые, нос удлиненный, губы тонкие. И беда, ой, беда – никакой косметикой это не поправишь! Как же с этим всем можно жить-то?

- Ну сколько раз я тебе повторяла. Дело не во внешности. Дело в том, как ты себя ощущаешь сама. Думаешь, что хороша – все остальные так же думать будут. Считаешь себя уродиной – ну и получай фашист гранату – будешь уродиной! – и она заботливо подрисовывает малиновым губы.

Мы - в туалете театра Станиславского. Полинка красится, я загораживаю остальным проход к зеркалу. Полинка – красавица, я – уродина: даже тушью для ресниц не могу пользоваться.

Конечно, уродиной быть неприятно! Это я сейчас – в двадцать три года – привыкла. А совсем недавно, еще в школе, еще в институте – плакала, бесилась, думала о самоубийстве и убийстве. Убийствах. Первой я хотела уничтожить свою сестрицу – за то, что у нее такое личико, такие волосы, такой носик. Так и представляла себе – как маленьким, остреньким ножичком я срезаю по сантиметрам ее гладенькую кожу. А она кричит, бьется, умоляет… А я ей – нет уж, Полиночка, – красота требует жертв!

Потом я думала разрезать одноклассницу Дашу – с которой встречался мальчик Коля. Колю я любила. Он меня, само собой, нет. Но дружил со мной с превеликой радостью.
Типичная история уродин и серых мышек – мужчина (мальчик, юноша), которого они вожделеют, изливает им свою душу и советуется насчет того, как же соблазнить кого-нибудь посимпатичней. А эта Даша… Ах, какая она была стерва! Крутила моим Николаем и так и сяк: и заигрывала с другими у него на глазах, устраивала ему истерики, не отпускала ни на шаг. И, главное (в этом я была уверена!) не любила его – ни на капельку, ни на грамм. Стерва…

Для нее у меня была особая фантазия. Как она лежит на гладильной доске, связанная по рукам и ногам, а я, сладенько так улыбаясь, говорю: «Дашенька, что-то это за два таких бугорочка у тебя из лифчика торчат? Непорядок, солнышко! Надо чтобы все было гладенько!» И начинаю медленно, со смаком, водить утюгом по ее телу… Получи, красавица!

Потом было еще много, очень много блестящих идей. Как я режу, глажу, стираю (с помощью всевозможных кислот) женщин и девушек разных возрастов. Все они виноваты только в одном: они красивы. А я – уродина!

А потом я решила порезать себя. Это было уже в институте, после того, как мой однокурсник Дима, который мне ну очень, очень нравился, однозначно отозвался на мой счет в курилке. «Эта-та? Эта уродина, что ль?» - и все засмеялись… Они думали, что я где-то далеко, что меня там нет. А я была за стенкой, в двух шагах, и все слышала…

 Вечером я рыдала в ванной, зажав в руках лезвие бритвы… Родители были на даче, сестра – где-то в городе: наслаждалась любовью нового друга. Я же безудержно, во весь голос, готовилась проститься с жизнью. Зачем я была нужна здесь, в этом мире, – такая уродина?

Если б рыдала потише – точно бы умерла. Но моя сестра, моя сестричка, моя красавица Полина заглянула за какой-то мелочью домой. Пришла вместе со своим любовником, может, даже хотела с ним полюбиться по быстренькому, а тут… А-а-а, хы-хы-хы.. Господи, ну за что?! Ну почему, почему, почему?! Такие крики были признаком горя, какого большого горя.

И она вошла в ванну, и она увидела меня, голую, скукожившуюся, сжимающую бритву. Она стояла и смотрела, и не могла поверить своим глазам, а ее друг стоял у нее за спиной и тоже все видел…

А потом… А потом все изменилось. Ванна осталась в ванной, вода в воде, и бритва где-то там же – между ванной и водой. Друг исчез, я даже не заметила когда и как он ушел… Зато была Полина, Полиночка, моя сестренка. Она кутала меня в одеяло, она поила меня из ложечки теплым травяным чаем, она гладила меня по голове и повторяла: «Дурочка, дурочка, ну какая же ты дурочка!»

И мы стали друзьями – не подругами, нет. Именно друзьями – самыми настоящими, верными, крепкими. Именно Полинке я впервые рассказала, как плохо быть уродиной, когда даже косметикой не попользуешься. А она внимательно слушала и убеждала меня, терпеливо, раз за разом – что это все глупости, что дело не во внешности, что я такая красавица, что сама себе не представляю…

Я закончила институт, я устроилась на работу… А Полинка… Полинка заболела. Заболела насколько серьезно и настолько нелепо, что никто в это не мог поверить. СПИД!! Да, это ведь болезнь не только наркоманов и проституток. Это ведь болезнь слишком красивых, тех, которых хотят все, в том числе те самые наркоманы и проститутки.

- Сестра, я скоро умру, сестра! – рыдала Полинка. Мы сидели на кухне в нашем общем, родительском доме, и теперь уже я поила ее из ложечки травяным чаем, перебирала пальцами волосы и шептала: «Тише, солнышко, тише…»

А потом… А потом мы решили пойти в театр. Музыкальный театр Станиславского и Демировича-Данченко. Полина любила смотреть там «Лебединое озеро», видела его никак не меньше десяти-пятнадцати раз. И вот в этот вечер, пока еще были силы, пока она была молодой, пока она была красивой… Мы были там вместе: просто сестры, не важно с какой внешностью.

- Знаешь, я поняла: дело вовсе не в туше для ресниц. И даже не в моей коже. Дело все в том, что я просто не хочу быть красавицей.
- Что так?
- Просто хочу остаться собой.