Прерванный полёт

Наверное, не было ещё на свете такой прекрасной невесты. Атласная перевязь вилась вокруг точёной талии и чуть ниже терялась в пене кружев, сверкающих матовым перламутром вкраплённого жемчуга.

Жемчуг поблескивал на атласной туфельке, что выглядывала из-под вороха нежнейших оборок, выдавая очертания маленькой чудной ножки. Руки были обнажены, только прозрачные перчатки вились паутинкой вокруг тонких пальчиков, пока ещё не украшенных колечком.

Вырез декольте обрамлён был гирляндой прозрачных кружевных цветов с тычинками-жемчужинками, которые покачивались на упругих лесках и образовывали сияющую оправу для нежной шеи и милой девичьей головки, что была, словно чистейший утренний цветок на гибком стебельке.

Пышные колечки тёмных волос были сейчас убраны в высокую причёску и украшены венчиком цветов с фатой, но там и здесь непослушные прядки выбивались и придавали облику Олеси неповторимое очарование.

Прозрачные зеленоватые глаза её были широко открыты и устремлены куда-то поверх голов, будто там она искала объяснение тому неизмеримо чудесному, что сейчас с ней происходило. И, если бы её не вели под руку, то, наверное, упала бы.

Обряд бракосочетания прошёл для неё, как в тумане, и свадебное застолье тоже. Было шумно, звучали поздравительные речи и крики «горько», под которые она, как завороженная, поднималась и послушно поворачивала личико к своему жениху. Играла музыка, и невеста плыла в танце медленно, невесомо, как облачко, послушное своему господину-ветру.

И потом, оставшись наедине с Кириллом, Олеся позволила ему раздеть себя, медленно уложить на прохладные белые простыни среди вороха подушек и …

Потом Олеся уже почти ничего не осознавала. Это было, как тогда, давно, с другим, первым её мужчиной.

…Она была ещё школьницей, невинной девчонкой, и отдыхала в летнем лагере. Их старший отряд пользовался относительной свободой по сравнению с малышами. Они частенько ходили в походы в ближайшие предгорья, там устраивали костры с песнями, играми, выступлениями.

Конечно, воспитатели зорко следили за своими питомцами. Но, так или иначе, приходилось отпускать группу ребят то за дровами, то за водой к роднику.

Вот так они и отбились однажды от группы – Олеся и темнокожий парень, Тим, к которому её тянуло с неодолимой силой. Что-то было в этом парне такого: особая, только неграм присущая, раскованность и грация движений, глубина влажных карих глаз, обаятельная белозубая улыбка, но в особенности его весёлый нрав, острый язык и неистощимая фантазия.

Тогда, в лесу, Олеся сама не поняла, как она и Тим оказались близко-близко, так что весь мир превратился в его загадочные глаза, сильные и безумно нежные руки. Она вся подалась навстречу его ласкам и стала единой с ним, будто чувствовала его чувствами и думала его мыслями. Мир распахнулся для неё, стал огромен, засверкал ранее невиданными гранями – и всё это был он – Тим, такой бесконечно близкий…

Это было за день до закрытия сезона. Они разъехались по разным городам и уже никогда больше не видели друг друга. Дом, школа, выпускные экзамены, всё это вытеснило из памяти Олеси ту единственную встречу, и теперь это казалось чем-то нереальным, будто произошедшим не с ней.

С тех пор прошло семь лет. За плечами институт, новая насыщенная жизнь и Кирилл – её настоящая любовь. Они познакомились в институте. Он – на два курса выше. Теперь уже работает. Престижное место, Оклад. Перспектива. Свадьбу приурочили ко времени защиты диплома, когда Олеся станет совершенно свободной от изнуряющих занятий и последней финишной учебной гонки.

… Олеся, словно в полусознанье, ощущала прикосновение нежных губ Кирилла, его объятия. Она оказалась с ним близко-близко, так что весь мир превратился в его загадочные глаза, сильные и безумно нежные руки. Она вся подалась навстречу его ласкам и стала единой с ним, будто чувствовала его чувствами и думала его мыслями. Мир распахнулся для неё, стал огромен, засверкал ранее невиданными гранями – и всё это был он – ТИМ, такой бесконечно близкий…

Наутро молодожёнов ждал ещё один подарок: полуторамесячный щенок немецкой овчарки чистых кровей. Это была мечта Олеси – завести породистую овчарку, вырастить её умницей. И даже выступать с ней на конкурсах собак.

Для Олеси началась новая жизнь, как сказка. Любимая работа, любимый муж, любимая собака. И… правда об этом ещё рано было говорить, но он уже был, маленький человечек внутри неё. К началу весны она уже вполне явственно ощущала, как малыш толкается, сучит ножками. Олеся даже стала опасаться, как бы не навредить ему во время прогулок с Полканом (так назвали щенка), ибо теперь он превратился в очень резвого, сильного пса, заставлял бегать с собой, так что непонятно было, кто кого ведёт на поводке.

А забот с мохнатым другом было немало: впереди Полкана ждал конкурс, медали, право на случку с чистопородной клубной овчаркой, а это – вопросы престижа, и каждый заядлый собаковод это знает.

Однажды, гуляя с Полканом по парку, Олеся присела на скамью, а поводок привязала к перекладине рядом с собой, так что пёс мог кружить рядом. Был прекрасный предвесенний день, когда природа ещё не проснулась, но вся была наготове, и неуловимые токи наступающей весны витали в воздухе, наполняя всё живое неясным томлением.

Стая бродячих собак с радостным лаем прокатилась мимо них по аллее и скрылась за рядом гаражей. «Собачья свадьба», – подумала про себя Олеся с улыбкой. Вдруг Полкан, напрягшись и дрожа всем телом, рванулся. Узел развязался, и пёс, волоча за собой поводок, умчался в сторону гаражей.

Олеся, позабыв о своём тяжёлом животе, бросилась вслед за ним. Куда там! Весёлая собачья свадьба умчалась куда-то дальше, оставляя за собой только стихающий лай. У Олеси резануло в животе, она замерла, а затем медленно, осторожно пустилась обратной дорогой.

Дома прилегла, пытаясь успокоиться, но мысли о Полкане взрывали голову бесчисленными страхами. Промаявшись так часа два, Олеся решила написать объявления о пропавшей собаке, как вдруг всё разрешилось само собой. Сосед по двору привёл беглеца: «Иду, смотрю – ваш бегает. Я так и подумал, что он вырвался. Вот, принимайте проказника».

Радости Олеси не было конца. Уж она и вымыла пса, и накормила, и поругала, и обласкала. А Полкан с виноватым, но озорным видом поддавался на все её хлопоты и к приходу Кирилла вполне уже обсох и успокоился.

Наступил долгожданный день конкурса собак. Олеся с Кириллом гордо вели своего питомца, нисколько не сомневаясь, что возьмут призовое место. С таким же гордым и непоколебимым настроением пришли сюда и другие претенденты на победу.

Как и на всех подобных соревнованиях, процедура выявления победителя была долгой, не очень зрелищной и скорее напоминала рутинную работу, где собак обмеряли, взвешивали, ощупывали, осматривали и всё это записывали в анкеты. Когда пришёл черёд Полкана продемонстрировать свои несомненные достоинства, специалист после недолгого осмотра спросил:
– А где ваш документ о случке?
– Да он мальчик ещё, – улыбаясь, сказала Олеся.
– Нет, вы ошибаетесь. Посмотрите, как раздалась грудь, на орган поглядите. Случка была.
И, чуть задумавшись, спросил:
– Он у вас, часом, не убегал?
– Да, было однажды. Но он быстро нашёлся, наш сосед его привёл.
– Всё ясно. За собачьей свадьбой увязался. Ну, что же, ваш Полкан с конкурса снимается.
– Как!? Почему!?
– Ну, вы же знаете о телегонии. Память о первой случке накладывается на генокод. Ваш пёс был в контакте с дворняжкой. Теперь у него в потомстве не будет чистопородных щенков.
И судья отошёл к следующей собаке, ожидающей своих наград.

А Олеся с Кириллом остались стоять, как громом поражённые. У Олеси потемнело в глазах. Придерживая руками свой округлившийся животик, она стала валиться на Кирилла…

Страсти с Полканом постепенно улеглись. Ну, что из того, что он не стал призовой собакой! Всё равно он остался любимым, добрым, преданным другом, умницей. И популярность его как «мужчины» не особенно пострадала. Соседи по собачьей площадке то и дело предлагали ему своих «девочек» – уж очень красив был, породист.

Но теперь не Полкан был центром внимания в семье. Приближалось более важное событие, которое отодвигало всё остальное на задний план – появление маленького, такого желанного, такого любимого…

Кирилл отвёз Олесю в роддом с первыми же слабыми признаками схваток. Она ещё целых два дня прогуляла там по больничным коридорам, прислушиваясь к неясным тянущим болям то в спине, то внизу живота. Но срок настал. И вслед за её натужными криками гул операционной прорезал пронзительный крик новой жизни – мальчик появился на свет!

Дежурный врач, однако, был в некотором недоумении. Когда роженица пришла в себя, он спросил у Олеси:
– Вы замужем за негром?
– Нет, откуда вы взяли, – ответила, улыбаясь, счастливая мать.
– Но ваш ребёнок чёрный. Он негр.

Вся кровь бросилась Олесе в лицо, а потом разом отхлынула. Врачи засуетились вокруг неё, приводя в чувство. Но, чуть осознав себя, Олеся погрузилась в тягостное, безо всякого просвета состояние, в котором не было никакой точки опоры и никакого указания на то, где верх, где низ, где белое, где чёрное. Всё смешалось в один невообразимо запутанный клубок.

Олеся бредила и металась по горячей подушке. То тяжёлый вал придавливал её с такой силой, что нельзя было дышать. То вдруг отпускало, вынося на лёгкую, светлую поверхность, тогда обрывки чего-то давно забытого проносились сквозь сон, и мир распахивался для неё, становился огромным, сверкал ранее невиданными гранями – и всё это был он – Тим, такой бесконечно близкий…

А потом накатывала новая волна темноты, из бездонных пропастей коряво выдвигались огромные тени, склонялись над ней и перекатывали в глотках, как под сводами пещеры, страшное слово «телего-о-о-ния»…

…Олеся, спрятав завитки волос под серой косынкой, собрала свой узелок с больничным скарбом и двинулась на выход. Мама приветственно махнула ей рукой, изобразив на лице вымученное подобие улыбки. В отделении для выписки было празднично. Гордые папаши нетерпеливо прохаживались, теребя огромные букеты.

Из детского отделения одного за другим выносили спелёнутых малышей, и каждый раз это сопровождалось взрывом гула, вспышками фотоаппаратов и неизменным вопросом: «На кого похож?» «На па-а-пу!» – отвечали сразу несколько голосов. «На ма-а-му!» – возражали другие. И каждый раз от этих слов Олеся вздрагивала и съёживалась.

Наконец, вынесли её малыша. Те из встречающих, кто стоял поближе, заглянув в просвет пелёнок замирали с недоумением, и улыбки сползали с их лиц. Они неловко отворачивались и умолкали. И пока Олеся с матерью разбирали, кто что будет нести, вокруг них образовался какой-то людской вакуум. Запах беды исходил от этих двух женщин.

Ребёнок, лежащий на столике для пеленания, вдруг проснулся, поморгал глазками и закричал звонко и требовательно. Олеся метнулась к нему, склонилась и нежно прошептала: «Ты мой ма-аленький, проголода-ался». Она взяла его на руки и малыш сразу успокоился.

Народ вокруг зашевелился, заулыбался: «Ух, какой горластый! Парень, наверное? Как же нас зовут?»
– Тим, – ответила Олеся, с любовью глядя на малыша. Затем глубоко
вздохнула и шагнула за порог.

19 июня 2007 г.

Иллюстрации автора.