Наши дети...

Баба Устья шла сильно согнувшись - так было удобнее: не так сильно болела поясница; легче было опираться на цыпок - небольшую палочку из ветки ореха; и не так больно мешок натирал плечо, хотя то в мешке лишь было две буханки хлеба, килограмм сахару и кулечек карамелек “для онуков”. Баба Устья шла с райцентра. Туда ее подвез председатель на своей “Ниве”, а вот обратно она шла пешком.
- Эх, годы мои молодые, в Киев пешком ходили, а сейчас десять километров никак не одолеть. Ох-хо-хо-хо, - тихо, сама с собою разговаривала баба Устья.
В райцентр она ходила за справкой в соцбез и газовое хозяйство, без этих справок в сельсовете не давали субсидию малоимущим на газовое отопление. Она еще хотела зайти в поликлинику, пожаловаться врачу на боли в пояснице. Но отстояв половину дня в очереди в газом хозяйстве, в поликлинику она уже не успела.
- Ладно, - продолжала разговор сама с собой баба Устья, вспомнив, о своей пояснице и о поликлинике, - всеравно грошей нет, а сейчас все эти их лекарства так дороги.
Баба Устья шла очень медленно, у нее кроме поясницы еще болели ноги. Конечно, эти справки может и нужны. Но стоило идти за ними так далеко? Ведь соцбез выдавал справку о полученной пенсии, а ее могла выдать и сберкасса, куда эта пенсия приходит; в газовом хозяйстве выдавали справку о количестве отапливаемых квадратных метров, которые никак не могли измениться, но у чиновников были на этот счет свои взгляды, может они были математиками и знали, что бывают разные измерения, в которых все может случиться. Бабе Устье было не до высоких материй и абстрактных понятий.
- Хорошо, что пенсионерам дают субсидию, а то как это заплатить за газ и за свет - ни какой пенсии не хватит. Хотя бы пенсию вовремя принесли... Мария говорила, что уже носят за ноябрь, а сейчас март. Ох-хо-хо-хо...
Идти ей оставалось километров шесть или семь. Смеркало. Идти было тяжело. Весной дороги превращались в черную, липкую болотную кашицу, которая громадными кусками прилипала к старым кирзовым сапогам, утяжеляя многократно эту далеко не модельную обувь.
- Хорошая у нас земля, как масло, - приговаривала баба Устья, счищая клейкие куски грязи, - все растет.
Послышался звук двигателя какого-то транспортного средства. Баба Устья оглянулась назад. Были видны огни фар. Она знала, что для того, чтобы остановить машину, нужно помахать рукой, может и подвезли бы. Но руки были заняты - в одной цыпок, в другой она придерживала завязь мешка. Машина, разбрасывая грязь, проехала мимо.
- Была бы я молодая, сразу остановилась. Вот онука Ленка приезжала на каникулы с Киева - без ничего, в одних колготках обрезанных и блестящих ходила - бесстыдница. И так этой задницей крутит... Вот ее подвозили на таких машинах красивых, блестящих. От этих женихов на машинах отбою не было целое лето. Поступила в колледж какой-то. Красивая и умная... Я тоже в молодости такой была, но не училась... Жаль, конечно... Дочек выучила зато - все в Киеве, поначалу старшая, потом младшая. Квартиры, мужья, машины - хорошо живут...
Сумерки сгущались, в лицо подул холодный северный ветер. Баба Устья остановилась, сильнее затянула черный платок и с надеждой посмотрела назад - может опять будет кто-то ехать.
- Не ездят уже, не ездят. Бензина в колхозе нет, коней ни у кого нет, бедно люди стали жить, бедно. И зачем убрали Советскую власть? Хорошо же было: автобусы ходили, был бензин, пенсия у меня была 102 рубля - на все хватало... А сейчас четыре миллиона. Миллионы, птьху ты, что за них купишь. Буханка хлеба стоит 60 тысяч, а за свет и газ шесть миллионов отдать нужно... Слава Богу, субсидию дают, слава Богу... Но ходить за ней далеко... Ох-хо-хо-хо...
 ******
В большой комнате, большого дома, к большому креслу был привязан большой и толстый человек. Он стонал. Ему было больно. По его лицу текла кровь, руки его были связаны и вывернуты назад а небольшого роста крепыш, в черной вязанной маске, периодически выворачивал их верх.
- Ничего, ай! Ничего у меня нет, - умоляющим тоном, сквозь боль, говорил чуть не плача большой человек.- Нич-че-го, все в деле. Ай-ай-ай! Подонки.
Крепыш в маске отпустил руки, стал спереди перед привязанным и сильно ударил его кулаком по лицу.
- Щас братан спуститься со второго этажа и если он ничего не найдет, то я буду восстанавливать твою память, пойнял, ты свинья!
Было видно, что привязанный по комплекции на много больше своего палача и казалось, что даже привязанный он может одним движением своего могучего тела раздавить своего мучителя, но в глазах его был только страх.
- Ничего, ну ничего у меня нет, - уже хныкал он, громко вбирая воздух разбитым носом.
Послышались шаги на лестнице, кто-то спускался со второго этажа. К большому привязанному человеку подошел еще один крепыш в маске, который был даже чуть пониже ростом чем первый. Их было всего двое и как это они смогли запугать и привязать такого здоровенного мужчину - это остается загадкой. Хотя в сложных загадках всегда простые отгадки - большой человек был большим трусом.
- Блин, ничего братан, - обратился он к своему товарищу, показывая купюры, - четыреста баксов и фантиков на пару миллионов.
- Да ты казел сраный, счас ты у меня падла вспомнишь, - злобно прошипел первый “братан”.
Он вынул из кармана нож, эффектно щелкнула пружина и в темной, не освещаемой комнате блеснуло лезвие ножа, отражавшее только свет от блуждающего луча маленького китайского фонарика да угольков гаснущего камина. Лезвия было приставлено к горлу. Глаза пытаемого сильно увеличились, из горла послышался хрип.
- Обожди, братан, угробишь - себе дороже. Ай момент, счас он вспомнит мать родную и родимый отчий дом.
Второй, пониже ростом, подошел к камину и начал дуть на тлеющие угли. Ярко вспыхнули рыжеватые язычки пламени, разбросав веселые блики и зловещие тени по стенам комнаты. Неистово заблестели глаза того, кто раздувал огонь.
- Клево, уголек есть, - довольно отметил он, набирая горячие угли в большую жаровню, стоящую возле камина. - А ну-ка, привяжи покрепче этого буржуя, счас мы ему осветим темные дебри памяти...Хи-хи-хи... Счас ты вспомнишь свое счастливое детство и пожалеешь, что оно у тебя было...
Он подошел с жаровней к привязанному, снял с него теплые вязанные носки и начал медленно подносить жаровню к ногам.
- А-а-а! - Сильно закричал большой привязанный человек, ему еще не было больно, но он очень боялся боли и теперь ему окончательно стало ясно, что эти двое от своего не отступятся, - я вам дам, что вы захотите.
- Вспомнил!- удовлетворенно вскрикнул, стоящий рядом , так и не спрятавший нож, - да ты, братан, даешь. Кашпировский - память лечишь!
- Хи-хи-хи, я Чумак, я счас его заряжать буду. На сколько, как ты думаешь, братан?
- Тыщ на пять, не меньше, а?
- Слыш, ты, толстый, пять тыщ баков и ты свободен, как узник апартеида, хи-хи-хи...
- У меня здесь нет, - тихо застонал привязанный, он наверное еще решил потянуть время.
- Да ты шо, свинья! - Завопил тот, кто был по выше и с ножом в руках, - динамить вздумал! Ану дай сюда, братан, счас я ему освечу путь в светлое будущее.
Он выхватил из рук своего товарища жаровню с углями и резко приставил к пятке привязанного.
- А-а-а! - Крик боли пытаемого слился с таким же криком восторга палача, запахло горелой человеческой кожей.
- У меня... У меня.. В гараже, - задыхаясь начал говорить большой человек, ему казалось, что он не успеет сказать и что пытка может продлиться еще, - ключи от гаража в куртке, в прихожей, в маленьком кармане, в гараже справа инструментальный ящик, в нем аптечка, в аптечке в пакете с бинтом... Все...
Большой человек тихо плакал. Бессилие, боль отступили на задний план - ему было очень жаль себя и ... денег. Он видел каждую купюру, аккуратно завернутую в тугую пачку своих собратьев и ему казалось, что наступает финансовых крах и крах всей его личной жизни. Но большой человек в этот момент времени забыл или не хотел вспоминать, что несколько таких пакетиков и даже значительно больших по содержанию, находятся в других местах, что значительные суммы были “вложены” в цистерны с горючим, вагоны с сахаром, ожидавших очередного скачка цен...
- Ты пошухери здесь, а я мигом слетаю, сказал тот, кто был поменьше ростом, - чуть что, сам знаешь - чик-чирик и нету птички, хи-хи-хи...
- Давай бегом, а мы тутова посмотрим чем они богаты, а мы рады.
Один из грабителей быстрым шагом, почти бегом направился в гараж. Другой начал ходить по комнате и рассматривать ее, освещая фонариком. Электрического освещения не было - его ночью, в целях какой-то экономии отключали от всех сел.
Вот он увидел телевизор и видеомагнитофон.
- Тэк-с, порнушку смотрим, развращаемся - больше не будем.
Он начал по деловому вынимать и сматывать шнуры видеомагнитофона, телевизора. Потом осветил фонариком корешки надписей на кассетах, стоящих плотной стопкой в тумбочке под телевизором.
- Клево, - комментировал он увиденное.
Он вынул все кассеты с тумбочки. Пошел в прихожую и принес оттуда кожаную куртку хозяина. Примерял на себя.
- У-у, кабан, с нее можно две пошить нормальному человеку.
Привязанный внимательно смотрел за действиями грабителя, в куртке, “на всякий случай”, в потайном месте было зашито две купюры по сто долларов каждая - это больше чем стоила эта куртка.
- Хоть куртку оставьте, мне ходить не в чем будет. Вы и так все забираете.
- А я в чем ходить буду, в этом? - Грабитель оттянул край своей куртки военного образца. - Да черт с тобой, носи, а то еще заболеешь гриппом, а мне отвечай. Я во что-нибудь другое заверну, всеравно в эту куртку все не влезет.
Грабитель сдернул покрывало с дивана, стоящего в комнате, и начал туда складывать телевизор, видеомагнитофон, кассеты, мини-аудио систему, лазерные диски.
- Классику слушаешь, пижон, приговаривал он, рассматривая надписи на оглавлении дисков, - музыка - это металл! Та-та-та!...
Затем грабитель начал перебирать вещи в платяном шкафу.
- Черт, большое все, - недовольно бормотал он. - Во, вот это вещь.
Грабитель вытащил из шкафа коротенькую женскую шубку из мягкого темно-серого меха. Он примерял ее на себя.
- Во, подходит, - по-мальчишески обрадовался он.
- Это женская, - слабым голосом сказал привязанный. Это был его сюрприз любовнице...
- Будет мужская, - сказал крепыш, бросив шубку в радиоаппаратуре.
Послышались шаги, поднимающегося из полуподвального гаража, вход в который начинался в коридоре дома. Это был второй грабитель.
- Все, o‘кей, есть! Ровно пять тыщ! - Обрадованно сообщил он напарнику и смотря на приготовления спросил, - ты че, того - крыша поехала, куда мы с этим барахлом?
- Во тупой, на тачке поедем, как люди.
- А если менты?
- Да какие менты ночью? Мы через села поедем, там этих ментов отродясь не было.
Грабители собрали вещи и быстро спустились в гараж, напоследок пообещав большому человеку, что позвонят в милицию и его освободят.
Когда они уехали. большой человек пошевелил ногами и руками, веревка ослабла и он легко от нее освободился - толи он был слабо привязан, толи от волнения сильно похудел. Ограбленный осторожно ступил на носок, затем на пятку - боли не было. Оказалось, что кожа ног была очень толстой и пригорела лишь немного шелушащаяся роговица, ожогов живых тканей не было. Он подошел к телефону, снял трубку, набрал номер. Длинные гудки вызова абонента, казалось, звучат целую вечность...
- Милиция, дежурный, слушаю, - отозвалась трубка.
- Меня ограбили, - тихим голосом повторил большой человек.
- Повторите, Вас не слышно.
- Ничего, - еще более тихо сказал большой человек и положил трубку.
“Что они могут сделать, - подумал звонивший, - а эти могут еще вернуться”. Он вдруг почувствовал боли в суставах, пятках...
 ******
Бабе Устье оставалось идти еще пять километров. Стало уже совсем темно. Ощущение темноты усиливалось холодным пронзительным ветром и полным отсутствием луны и звезд, закрытых черными тучами.
- Боже, хотя бы ехал кто. Ночь кругом, еще и ограбить могут, - баба Устья подумала об оставшихся ста тысячах карбованцев, спрятанных в старом платочке у самой груди. За эти сто тысяч можно было купить еще две буханки черного хлеба.
Сзади показались огни фар.
- Ночь кругом, а они ездют... Может людей грабят. Сохрани, Мать небесная.
Машина приближалась. Баба Устья, крестясь стала возле самого края дороги. Машина проехала мимо, маленькие кусочки грязи попали бабке Устье в лицо.
- Ироды проклятые, ездют на своих машинах и людей грязью обрызгивают, - причитала она, погрозив в след машины цыпком.
Вдруг машина остановилась и начала быстро, задним ходом приближаться к бабке Устье. У нее от страха отнялись ноги. Она медленно опустила палочку.
- Отдам им эти сто тысяч, пускай подавятся, изуверы, - стуча зубами от холода и от страха. тихо сказала бабка.
Подъехав к ней ближе, машина остановилась. Дверца открылась и молодой парень весело предложил:
- Бабушка, Вам куда? Давайте подбросим.
- Ой, сыночек, да я тут рядом, мне в Ботвиновку, да я пешком.
- Да ты бабуля не бойся, мы не бандиты, а тебе еще пилить черт знает сколько, да и ночь на дворе. Так что давай, побыстрее.
- Сыночки, спасибо, но у меня нет денег, чтобы вам заплатить.
- Бабуля, кончай базар, ты за кого нас принимаешь - мы что - уроды. Еще только с бабок деньги не брали, скажет еще...
И баба Устья, кряхтя и охая, начала взбираться на заднее сидение автомобиля. Парней в машине оказалось двое. Один из них взял у бабки мешок, другой подхватил руку, помогая взобраться.
- Что, бабуля, за хлебом ходила, - весело начал расспрашивать, сидящий рядом с водителем молодой парень.
- Ой, сыночек, и за хлебом, и за субсидией, - плаксивым голосом отвечала баба Устья, думая про себя, - вроде не грабители, приличные, молодые...
Возле бабы Устьи на сидении, в каком-то покрывале лежал телевизор и какая-то “музыка”, что такое видеомагнитофон и мини-система бабка не знала.
- Что, сыночки, студенты небось, вещей из дому набрали? - осмелев, начала расспрашивать бабка.
- Да, бабуль, студенты, вот купили телевизор и везем в общагу.
- Хорошая стипендия видать у вас и учитесь хорошо?
Парни засмеялись, видно было что у них отличное настроение.
- Да, бабушка, отличники мы и стипендия что надо, сегодня как раз получили, - весело отвечал, сидящий возле водителя. - А ты, как живешь, пенсию получаешь?
- Да я то что? Я свое отжила, мне то что. Пенсию принесут вот, заплачу за газ и свет - субсидию, слава Богу дали. Молодым сейчас тяжело...
- Бабуля, а не холодно в этом ходить сейчас? - Опять поинтересовался смешливый парень, указывая глазами на ее старое, вытертое плюшевое полупальто.
- Да, холодно. Я привыкшая. Молодые себе не могут купить - их жалко.
И бабка Устья начала рассказывать этим незнакомым молодым парням о том, что раньше пенсия была 102 рубля, что все было, потом ее рассказ скатился на тему дочерей, внуков и внучки Леночки, которая самая старшая и уже поступила в колледж...
Парни молчали. Машина подъехала к селу Ботвиновка. В селе было темно, лишь в некоторых домах еле светились слабые огоньки керосинок и свечей.
- Что бабка темно то у вас так, музыкой никто не встречает?
- Вечером никогда нет света - выключают. Говорят, что в Киеве не хватает. Раньше-то хватало...
- Дед небось ждет, а бабка? - Пытаясь быть веселым, спросил разговорчивый парень. Сидевший за рулем внимательно всматривался в дорогу.
- Нет деда, сыночек, умер дед. Еще при Брежневе. Царство ему небесное, - бабка тяжело вздохнула, потом встрепенулась, - ой, сыночки, я здесь живу, вот моя хата.
Машина остановилась, дверь открылась, в салоне включился свет и баба Устья смогла рассмотреть своих неожиданных попутчиков. Это были молодые парни - еще не взрослые, но уже и не дети...
- Ой, спасибо сыночки, ой спасибо. Дай вам боже здоровья и вашим родителям, за то, что вас такими вырастили и воспитали.
Бабка вышла из машины и медленно направилась к темному силуэту дома.
Парень, сидевший за рулем, посмотрел на другого, тот понимающе передернул плечами.
- Шурик, да бабушке фантиков, мы не обеднеем.
Шурик молча кивнул головой и вытащил с кармана горсть купюр, даже не смотря на их количество и номинал, затем выдернул из свертка на заднем сидении короткую женскую шубку с пушистым темно-серым мехом.
- Она всеравно залетная, не будем рисковать, пусть бабка погреется чутка.
Сидевший за рулем открыл дверцу и позвал бабушку.
- Эй, бабуль, подойди сюда, пожалуйста!
“Боже мой, неужели грабить будут, - почему-то подумала баба Устья, вспомнив о своих ста тысячах в старом, грязном платочке возле груди и отяжелевшими шагами подошла к машине”.
- На, бабка, это тебе, сказал юноша, впихивая в руки бабки шубу и деньги, - одевайся и вперед на танцы, деда себе снимать. Ты в этой шубе прямо секс-бомба, - смешливый парень опять засмеялся.
Дверь машины закрылась и с затухающим ревом двигателя она провалилась в темноту.
 ******
Нельзя было сказать, что баба Устья была страстно верующей - к старости мы все во что-то верим. Но в тот вечер она молилась. У нее над кроватью была приклеенная репродукция с какой-то иконы, которую она вырвала из старого журнала. Баба Устья стояла на коленях и смотрела на эту икону, прося у Бога, у Матери Божьей, у всех святых заступничества всем детям, которые у нее сейчас ассоциировались с этими двумя парнями, внуками... Встав с колен, она взяла шубку и положила ее в сундук, который называла еще скрыней.
- Куда мне такая шуба, я уже как то так. Это внучке Леночке, приедет на каникулы я ей и подарю...