Несовершенство

       Обычно называют полетом - полет птицы,
       падающего листа, аэроплана. Но это не
       полет, а плавание в воздухе. Чистый
       полет - это падение, когда тело двигается
       под действием толкающей его силы.
       А. Толстой

Представьте большое производство, некий завод, вся машина которого направлена на безошибочную и предельно точную работу. Но, не смотря на это, время от времени ошибки происходят, и на выходе получается брак. Да, наверно, интересная получилась бы модель и здорово было бы ознакомится со статистикой, по-сопереживать управляющему и предложить пару интересных ходов касательно оптимизации производственного процесса, если бы мы не были сами частью этого процесса и не жили в самых недрах этого завода. Несовершенство. Когда мне говорят - «Слушай, всё, что ни делается, всё к лучшему» -, я вспоминаю про этот завод, потом про сиамских близнецов, Хиросиму и Нагасаки, тысячи и тысячи «про» и с недоумением смотрю на собеседника – «Ты действительно в это веришь?» Вселенная скорее всего враждебна тебе, а может навязчиво дружелюбна – вопрос позиции. Скорее, прохладно-нейтральна в своих законах, под действие которых попадает всё, но далеко не все из которых известны. Жизнь, время, начало и конец, бог, судьба. Мы практически ничего про это не знаем, что не мешает этим явлениям быть и оказывать на нас влияние. Мы словно пассажиры скорого поезда: мимо проносятся люди, события, города – и вот уже всё воспоминания, и проводница требует назад белье.
И речь не о том, как всё вокруг несовершенно, ведь реальность, по большому счету, действительно лишена лоска. Вопрос о нашем осознании несовершенства, его принятии и, в первую очередь, границах принятия и понимания.


Да, жизнь несовершенна; быть может, даже местами уродлива своим несовершенством; до рези в глазах; стука в висках. Я переживаю; пережевываю её уродства, пропускаю сквозь себя кусок за куском. Те, что очень велики, раздирают горло, ломая меня на куски глиняного горшка, обожженного солнцем. Урод. Я борюсь за свое понимание себя, мирюсь с уродством, воспеваю несовершенство. Закрыл глаза осенью, открыл весной. Моргнул еще раз – зима. Не успевая бежать. Хочу каникулы; дайте мне другое имя, пол, расу. Берлинская стена разрушена. Хочу еще. Рождается музыка. Это всё уже было. Из тысячелетия в тысячелетие. Теперь я смотрю на это небо; твоими глазами. Буря прошла. Снова вперед – финиш манит своей неизвестностью.
 

Это и есть свобода! Я не знаю, что с ней делать!? Вчера убью себя, послезавтра рожусь. Если ты ни от кого и ни от чего не зависишь – я не знаю, как ты живешь. В свободном полете…
Падая вниз думаем, что летим.
Свободны как ветер,
Чисты как дождь,
Сильны как ураган.
Лишь достигнув основания, мы… мы лишь достигаем основания.
 ...свободны.
 ..чисты..
 .сильны...


Бежала песня в подворотню, бежала песня мимо нас – музыка из глав, музыка из глаз. Почему ты зовешь меня так тихо, я едва могу разобрать слова. Есть ли слова? Знание наполняет меня внезапно и улетучивается легким бризом, волны накатывают одна за другой и нехотя отступают. Тшшш... Почему ты зовешь меня? Просто быть, просто плыть, иногда просить, иногда давать, всегда благодарить. Ты беззвучно смеешься, ты не отпускаешь меня. Никогда? Однажды, все забыв, я онемел. Была осень. Желто-зеленая, красно-желтая топь заполнила весь мир, растворив в самоей себе без остатка. Я забуду слова, распахну двери восприятия и растворюсь в красоте


foetus in fetu
Aldous Huxley
John Coltrane
Nighthawks