Жк-4

Медовый месяц прошёл прекрасно. Две недели в Крыму. Отдельное бунгало в поселке Айданиль, в частном секторе у знакомых Светиных родителей. Пять минут до пустынного каменистого пляжа, на котором проводилась большая часть времени. Веранда, утопающая в зарослях дикого винограда, где влюбленные частенько устраивали брачное ложе, вытащив из раскаленной за день палящим украинским солнцем комнаты матрасы и простыни. Домашнее вино гостеприимных хозяев, предоставляемое в зависимости от потребности, пришедшееся как нельзя кстати – последствия горбачевских реформ лучше всего ощущались в продовольственных и винных отделах.
Прогулки по набережной Круазетт в Ялте, восхождение на Ай-Петри, "Ласточкино гнездо", ливадийский дворец, каменистый дикий пляж, прозрачное теплое море  -  не жизнь, а сказка.

Затем начались суровые супружеские будни. У Светы неожиданно проснулся давно дремавший талант интерьерного дизайнера. Мебель, обои, сантехника, не успевшие капитально износиться за два года прошедшие со дня переезда в панельно-плиточную новостройку, вызывали у нее раздражение еще и потому, что «достались в наследство» от шамилевских родителей. А ей, понятное дело, хотелось, чтобы в их уютном гнездышке все было свое. У ее супруга не было принципиальных возражений. Также у него не было и денег на реализацию глобальных проектов лучшей половины. Ситуация осложнялась еще и тем, что квартира юридически принадлежала родителям. Из Норильска от любимой сестры, которая благополучно успела выскочить там замуж и забеременеть, поступали недвусмысленные намеки на то, что она не собирается всю жизнь наслаждаться северным сиянием. То есть, для того, чтобы не оказаться в одной комнате в коммуналке, молодоженам потребовалась сумма, которой ни они, ни их родители не располагали. А благодаря либерализации цен, и без того не бог весть какие сбережения превратились в ничто.

Не дай вам бог жить в эпоху перемен. Любовь приходит и уходит и, к тому же, еще и зла. В общем, финансовые неурядицы на уровне семьи и правительства, помноженные на привычку Шамиля жить на одну зарплату, его увлеченность политическими процессами в ущерб экономическим, пресловутый квартирный вопрос, плюс обоюдное несоответствие ожиданиям послужили причиной распада молодой ячейки зарождающегося капиталистического общества. Дафнис и Хлоя, Ромео и Джульетта, Шамиль и Светлана. Кому-то удается сохранить любовь, как героям Лонга, на протяжении всей жизни. Склонные к суициду предпочитают Шекспира. Последняя парочка в строгом соответствии с законами повседневной драматургии предпочла угробить это чувство.
При этом у них хватило мужества не продолжать совместную жизнь наподобие большинства семейств, трансформирующих душевную потребность в физиологическо-бытовое партнерство - «удовлетворение полового инстинкта, плюс стирка носков в обмен на забивание гвоздей».

 ****

 Эти желтые квадраты Дмитриевич впервые увидел в Англии. Вернее это были даже и не квадраты, а прямоугольники и, в редких случаях, трапеции. В апреле-мае, когда цветет рапс, канареечные пятна можно наблюдать почти во всех странах западной Европы. На востоке их почему-то гораздо меньше. А в странах бывшего Союза Шамиль их не видел вообще.
 
Самолет приземлился в аэропорту «Хитроу» девятого мая девяносто шестого года. В ста семидесятиместном ТУ-154 было всего тринадцать пассажиров. Коллега Шамиля Сашка Пулинец, по прозвищу «Пыльный тунец», будучи человеком суеверным, даже порывался лететь другим рейсом, несмотря на то, что денег у него было двадцать долларов. Но услышав разъяснение Дмитриевича, что на борту вместе с экипажем уж никак не чертова дюжина, успокоился. В «Хитроу» они пересели в Фокер „British Airways“ и через час были в Ньюкастле. Во время этого полета Шамиль, заказавший «****и Мэри», с удивлением констатировал, что англичане не только перемешивают сок с водкой, но еще и добавляют туда лимон с соусом, сильно напоминающим кетчуп.

Английские таможенники долго выясняли, что это за подозрительные личности с трехнедельной визой и ста долларами на двоих. Но в итоге все-таки выяснили.
В толпе встречающих они сразу узрели полную девушку, держащую лист формата А-3 с их фамилиями.


Переводчицу звали Вики. Она говорила по-русски почти без ошибок и акцента. «Слова сходили с ее уст медленно и неторопливо, как будто она обкатывала их во рту, прежде чем доверить внешнему пространству, где звук и значение так часто подменяют друг друга. Невесомые как комочки пуха они вплывали в мои уши. Ее полное тело тяготело к земле, но звуки, истекающие из ее горла, напоминали перезвон небесных колокольчиков»

После спектакля довольно большая компания завалилась в паб. Англичане почему-то пили бутылочный чешский « Budweiser», Шамиль, естественно, «Гиннес». Вовсю гремел джаз, так что слова сидевших за одним столом можно было разобрать, когда их кричали в ухо. Клаудиа сидела напротив. Рядом с ней сидел молодой актер, которого она называла «мy exhusband». Зная степень его дарования и то, что он прилетел на гастроли две недели назад, Шамиль догадался, что эксхасбандом Клава, так ее сразу же нарекли его коллеги, могла назвать кого угодно. Она пила виски. Шамиль сказал ей, что она похоже на молодую Бони Тайлер и принцессу Диану одновременно.
 - Diana is stupid!
 - Ну, это вам лучше знать,- попросил он перевести Вики, и тут же подумал, что «you know it better» или «you must it better to know» он мог бы прокричать ей в ухо и сам. «Бони Тайлер» по русски знала только «привьет» и «ти мой сладки».

 После паба, когда уставший с дороги, спектакля и шумного застолья Шамиль уже забрался под одеяло, зазвонил телефон.
- Мы с Клаудией и ее эксхасбандом в баре. Не хочешь присоединиться?- спросила Вики
- Хочу, - ответил приятно удивленный Шамиль.

В отличие от Добиже с Порошкиным, Claudia Woolgar, несмотря на то, что она пила виски в довольно больших количествах, не была вульгарна. Но она была, также как и они, алкоголиком человеческих отношений.
 На одном из очередных банкетов она состязалась с русскими мужиками в питие водки стаканами. Мужики, правда, оказались мелковаты. В силу своей любви к театральным спецэффектам они подменяли acva vita водой.

Клава была ирландкой и главным театральным менеджером этих гастролей. Именно благодаря ей устраивались регулярные застолья после работы. Иногда даже часть напитков для прибеднявшихся театралов оплачивалась из английского бюджета.
Она была связующим звеном между иерархически раздробленными служителями российской Мельпомены.


Шамилю было приятно общаться и с Вики, и с Клаудией. С первой у него даже оказались общие литературные пристрастия: после работы, за бокалом «Гиннеса» они частенько болтали о творчестве Милана Кундеры. С Клавой, несмотря на его плохой английский, тоже не возникало и тени неловкого молчания. Дмитриевича немножко раздражало только то, что обе взрослые девушки были столь же дружелюбны и с откровенными дегенератами. Это было некое подобие ревности. Вообще на гастролях, получая приличные суточные, Шамиль чувствовал себя увереннее, чем в периоды домашнего безденежья. Иногда высокая самооценка слегка зашкаливала и замечалась даже руководством, что негативно отражалось на частоте последующих выездов зарубеж.

После Ньюкастла был Ноттинген и Лондон. Из города в город театр переезжал на автобусе. За окнами проплывали аккуратно нарезанные британскими аграриями разноцветные поля, коровки, как будто сошедшие с обертки шоколада «Milka», овечки, из шерсти которых делались знаменитые клетчатые пледы, фахверковые домики фермеров.
Изредка попадался одинокий трактор. Дмитриевичу вспомнилась картина Ван Гога «Пейзаж с пахарем», хотя желтого цвета на ней было гораздо меньше.

В столице Великобритании Шамиль узнал, что «Мост Ватерлоо», силуэты которого он подолгу рассматривал сквозь нарисованный Клодом Моне туман, шестьдесят лет назад снесли и построили на его месте железобетонный шедевр, давший название одноименному фильму с Вивьен Ли в главной роли.
 Прогуливаясь по набережной Темзы мимо Вестминстера, наш герой вспомнил, как пару лет назад спросил у костюмерши, недавно вернувшейся с Лондонских гастролей: «Как там Биг Бен?» и был немножко удивлен, услышав в ответ: «А что это?». Лучше бы уж ты спросила: «А это куда?»,- подумал он тогда, но вслух не сказал.

В Национальной Галерее и Галерее Тейт, вход в которые был бесплатный, помимо живописи его порадовало большое количество групп дошкольного возраста. Английские карапузы с воспитателем-экскурсоводом усаживались прямо на паркет напротив очередного великого творения и внимательно слушали интересный рассказ о нем.

 В среду Клава пригласила небольшую группу русского технического персонала к себе в гости. В маленькой уютной квартирке на Kenwyn Road в районе Clapham Дмитриевич, Пыльный Тунец и еще четверо россиян изрядно напились и под утро заснули вповалку. В процессе этой вечеринки Шамиль окончательно убедился, что у их менеджера на данном этапе отсутствует такой непременный атрибут большинства взрослых девушек Лондона как бой-френд. У Вики он был. Вектор поиска глубоких чувств приобрел конкретную направленность.

До конца гастролей оставалось несколько дней. После очередного вечернего вискипития, на этот раз в частном доме-карабле, пришвартованном на набережной Темзы, вблизи Hammersmith Bridge, Шамилю, окрыленному шотландским зельем, захотелось продлить романтическое состояние. В час ночи он взял кэб и поехал в Clapham. Дорога оказалась неблизкой. К тому же он забыл название улицы. В общем, он, дабы не проездить все деньги, попросил высадить его у метро Clapham Nord и пошел, как ему казалось, в нужном направлении. Через полчаса он понял, что ошибся. Было уже пол третьего, когда он позвонил Клаве из красной телефонной будки и, сославшись на то, что заблудился, уточнив адрес, попросился переночевать. Получая согласие, по ее строгому сонному голосу он догадался, что она не на седьмом небе от счастья. Когда Шамиль вошел, в гостиной его уже ждал диван с подушкой и пледом. Хозяйка, нахмурившись, пожелала ему спокойной ночи и удалилась в спальню.

Полежав какое-то время с открытыми глазами, Шамиль встал и прошествовал в Клавину комнату. Одеяло слегка сползло, и было видно, что она спит полностью обнаженной. Во сне она обнимала плюшевое существо похожее на чебурашку. На соседней подушке широкой двуспальной кровати приютились голубой ослик и зеленый медвежонок. Заблудившийся романтик возлег на свободное место, слегка потеснив представителей плюшевой фауны. Сердце учащенно пульсировало, накачивая кровь в пещеристые тела. Он протянул руку и дотронулся до округлого бедра разбитной ирландки. Она проснулась. Секунду недоуменно смотрела на него, затем, сообразив, что к чему, произнесла отчетливо и без акцента короткую фразу: «Пашолнахуй!» Закуталась в одеяло и повернулась к нему спиной.
Отвергнутый Казанова ретировался в гостиную, лег на диван и грубо по-мужски овладел собой.

 ****