Обреченность

Павлюцевичу было тридцать лет. Павлюцевич работал в консалтинговом агентстве. Он считался хорошим ответственным работником, и если бы всем, по большому счету, не было бы наплевать друг на друга, можно было бы даже сказать, что его там любили.
Жизнь проходила по накатанной. У Павлюцевича менялись марки мобильников и имена любимых девушек. Впрочем, на самом деле любимая была одна, но он не позволял себе в этом признаваться, да и в каких полях носили ее ветра – он не знал.
В тот день работы почему-то было не слишком много, и Павлюцевич решил позволить себе роскошь – выйти прогуляться в обеденный перерыв. Обычно времени хватало лишь на то, чтобы быстро унять муки голода в ближайшем кафе и вернуться обратно на рабочее место. Иногда удавалось с удовольствием попить кофе после обеда, но чаще не было и такой возможности. Павлюцевич привык к этому режиму, но сегодня он с радостью вышел на улицу, обернулся на звонок трамвая и поспешил в метро. До конечной надо было проехать несколько остановок, там его ждал друг, тоже сбежавший в обеденный перерыв. Он принес Павлюцевичу посмотреть какие-то давно обещанные фильмы, друзья поднялись на улицу и, неспешно беседуя о всякой ерунде, закурили. Они говорили о том, что давно не виделись, что надо бы сходить как-нибудь вместе в фитнес-клуб или съездить на шашлыки, а скоро лето, что если махнуть вместе на юг, с подругами, разумеется, вино, смешные фотографии, все в Москве да в Москве, давно не отдыхали – но оба говорили все это скорее по привычке, зная, что ни один из планов не осуществится, да и не очень-то им хотелось их осуществления. Потом синхронно посмотрели на часы, крепко пожали друг другу руки и разошлись с каким-то неясным приподнятым чувством.
Друг пошел к себе на работу, а Павлюцевич спустился обратно в метро. Днем на конечной было не так много народу, и когда подъехал поезд, Павлюцевич зашел в пустой вагон – пассажиры расселись, осталось еще много свободных мест.
Павлюцевич тоже сел и первые несколько минут разглядывал диски, переданные другом, а потом машинально оглянулся.
Прямо перед ним сидела девочка лет семнадцати с капризным личиком и сережками в форме звездочек. Она листала глянцевый журнал и сама была вся какая-то глянцевая, неестественная, хоть и миловидная. От нее на километр несло приторными духами.
Впрочем, ее духи убивали запах, шедший от субъекта, спящего в углу, на тройном сидении. Он был, кажется, все-таки не бомж, но явно вел асоциальный образ жизни. У него была клочкастая борода, обтрепанные жуткие ботинки и истертая спортивная курка.
Справа от Павлюцевича сидела сильно измотанная жизнью тетка с поджатыми губами и множеством пакетов. Она постоянно утирала мятым платком пот со лба, прядки изуродованных какими-то косметическими ухищрениями волос торчали во все стороны.
Неподалеку сидели еще две обычные московские старушки и мирно о чем-то беседовали. Рядом с ними парень в черной футболке, обтягивающей литые мышцы, с бритой головой и золотым перстнем казался еще крупнее, чем был.
И вдруг на пустом сиденье Павлюцевич увидел коробку. Коробка была немногим меньше обычной картонной упаковки из-под кукурузных хлопьев и вполне подходила для крупного калькулятора. Явно было, что никому из присутствующих она не принадлежала, а лежала сама по себе. У Павлюцевича кровь прилила к голове.
Что делать? Сколько раз он слышал про эти самые оставленные кем-то вещи, сколько раз читал. По инструкции, кажется, надо сначала спросить, не принадлежит ли коробка кому-нибудь из пассажиров, а потом связаться с машинистом. Но никто из пассажиров, кроме Павлюцевича, не обращал на коробку никакого внимания, все занимались своими делами. Девочка читала, маргинал задумчиво чесался, тетка вытирала лоб и вздыхала, старушки болтали, парень с перстнем тупо смотрел перед собой. А что, если коробка пуста? А Павлюцевич отвлечет машиниста, на следующей остановке придут милиционеры, возможно, с собаками. Все сильно испугаются, может быть, у потной тетки от нервов случится инфаркт. Как они все будут на него смотреть? Что они скажут? Посмеются? Обматерят? Заставят что-то подписать? Павлюцевич не спускал глаз с коробки и не знал, как поступить. Почему-то – может быть, из-за размера коробки, может быть, из-за нарочитой банальности ситуации, может быть, из-за собственной накопившейся усталости - он был практически уверен, что там бомба. Но что же делать?
И вдруг ему в голову пришла странная мысль. Ведь ничего в мире не бывает просто так. Наверняка не случайно бомба оказалась именно в этом вагоне. И неслучайно здесь сейчас собрались именно эти люди. Может быть, просто им всем это было суждено?
Про себя Павлюцевич не сомневался ни на минуту. Он был хорошим работником, но не выдающимся, не креативным, заменить его было несложно. Его теперешняя подруга легко войдет в роль и будет говорить новым своим поклонникам: «Я так его любила… А потом – трагедия. Это так ужасно…» и вскоре выйдет замуж. Друзья и так не забывают о его дне рождения только благодаря напоминалкам в мобильнике и звонят чаще всего не поговорить о жизни, а попросить быть поручителем в банке, чтобы взять кредит. Отца Павлюцевич не знал, а мать давно умерла, и тогда он не стал поддерживать отношений с родственниками. Нет у него ни домашних животных, ни творческих увлечений – ничего, ради чего стоило бы оставить его живым.
А эти люди? Какой смысл в их жизни?
 Кто эта глянцевая девочка? Может быть, она просто содержанка у богатого мужика? Но тогда от нее есть хоть какая-то польза. Может быть, она не хочет учиться, тянет деньги у родителей, встречается с никчемным парнем, который украдет деньги на наркотики и сядет в тюрьму или впутает ее в какой-нибудь криминал.
О маргинале можно и не думать, вряд ли о нем кто-нибудь пожалеет. Небось, пьет, воюет с соседями, если, конечно, у него есть дом. Хорошо, если хоть один человек помянет его добрым словом – или хотя бы просто помянет.
Парень с перстнем - интеллектом его лицо не блещет, судя по шрамам часто бывал в драках, может быть, сильно покалечил кого-нибудь или убил.
Старушки прожили свой длинный век, чего же еще? Видно, время пришло. А тетку жалко, наверняка тянет на себе всю семью. Но скорей всего уже давным-давно не любит мужа, и он с ней несчастлив. В доме ужасная атмосфера, родители кричат на детей, те мечтают сбежать, но бояться. Кто знает, может, горе сплотит семью, поможет посмотреть на все совсем по-другому…
Павлюцевич закрыл глаза. Больше думать было как-то не о чем. Так глупо, просто вышел в обеденный перерыв встретиться с другом, и вдруг настигла судьба. Но терять, по сути, было нечего.
Поезд, между тем, подошел к станции, двери открылись. Никто не вышел, вошли новые пассажиры, среди них мужчина и женщина лет пятидесяти, пролетарского вида. По ним сразу было видно, что это люди физического труда, простые, без эстетских заморочек. Женщина села рядом с коробкой, мужчина хотел продолжать с ней разговор, поэтому, не долго думая, смахнул коробку на пол и занял место.
Взрыва не последовало. Судя по тому, как коробка упала, Павлюцевич понял, что она пуста.
Теперь он снова смотрел на коробку, не отрываясь. Как все просто… Просто взять – и смахнуть. Взять и отмахнуться от проблемы. И все остались живы.
И снова все стали самыми обычными людьми. Девочка, наверное, едет в институт, учится где-то. Старушки – кормить внуков и собак, детям-то все некогда, кто ж еще это сделает. Парень с перстнем косит под крутого, а на самом деле токарь-фрезировщик высшего разряда. Немытый мужичок сегодня снова выпьет со своим собутыльником, тетка закатит мужу скандал и даст сыну подзатыльник, но все равно они ее любят.
А Павлюцевич тяжело вздохнул, вышел на своей станции и пошел на работу. Если бы всем не было наплевать друг на друга, то можно было бы сказать, что его там даже любили.
И где-то – легким ветром в поле – шла на работу девушка, которая жила только потому, что он ее любил, хотя в этой любви он и сам себе не признавался.