Мой город

Мой город

Когда-то это был мой любимый город. Молодой, как я, бесшабашный, как пролетарский рабочий, и весёлый, как не знающая ещё жизни самоуверенная юность. Зелёные кусты, вылезающие за заборы, а кое-где и повалившие их, зелёная копна молодых деревьев, густая зелёная трава, обвалившиеся бордюры раздолбанных дорог, низкие кривые домишки, старые «совковые» магазины с крикливыми торговками, знающими тебя с детства, шум электричек по ночам, пение птиц и стрёкот кузнечиков – всё это, как я сейчас понимаю, и было счастьем. В юности вечно ждешь чего-то необычного, воспринимаемое сейчас кажется должным и никогда не кончится. Мелкие неудачи кажутся глобальными проблемами, а радости – не стоящими внимания мелочами. Но пройдёт немного лет. Сменится местожительства, появится любимая семья и нелюбимая работа. Или наоборот. И, когда загнанный жизнью, погоней за деньгами или удержанием собственной славы, ты на минуту остановишься, и что-то заставит тебя оглянуться на прошлое, ты поймёшь, счастье было. И называлось оно юность. То, что сейчас – это быт, рутина. Она пройдёт и придёт зрелость. И теперь, приезжая в некогда любимый город, я вижу, что от юношеской беззаботности не осталось и следа. Вместо редких «жигулёнков», «батонов» и грузовиков появились вальяжные иномарки у каждого дерева. Вместо провонявших кислой капустой магазинов – кафельные блестящие минимаркеты. Вместо кривых домиков, где из каждого открытого окна неслась то разухабистая музыка, то ругань, то запах жареной картошки, теперь шестнадцатиэтажные башни со стеклопакетами в окнах. Вместо подвыпивших мужиков, забивающих «козла» в уютных двориках – пьяные матерящиеся бомжи в каждой подворотне. Правда, дороги так и остались раздолбанными, а бордюры во многих местах исчезли. Зато во множестве появились маленькие блескучие и яркие казино. Что действительно порадовало – это общественный транспорт. Его, как и маршрутов, стало больше и разнообразнее. А в остальном – это уже не мой любимый город. Это с претензией на солидность тщетно пытающийся казаться современным город средних лет. Трава осталась в глубинах старых дворов. Деревья потеряли свою пышную крону, рядом с ними тоненькие юные голые деревца. Кусты подрезаны и упрятаны за железные фигурные заборчики. Кузнечики не стрекочут – негде. Птицы деловито переговариваются, возможно, о ценах на нефть. Юность моего города ушла вместе с моей. Хотя, вновь родившемуся поколению молодых он и кажется тем, чем казался мне ещё так недавно, и так давно: первой ступенькой в большую жизнь, грязным, надоедливым местом, душной дырой, ограничивающей и отдаляющей будущее счастье. И невдомёк нынешним молодым, что самые счастливые годы – это сейчас и здесь. Что потом пойдёт взрослая жизнь, полная ответственности и борьбы, успехов и поражений. И счастье, вроде бы обретённое, не будет иметь привкуса бесшабашности и вседозволенности, как в юности. Что город детства, из которого уезжаешь, изменится, когда в него вернёшься. Не будет солнца в окнах дома напротив, песочницы в соседнем дворе, кустов сирени по дороге на экзамен и радостной свободы после окончания учебного года. Юности свойственен максимализм и амбициозность. Зрелости – сожаление и борьба. Старости – воспоминания и усталость. А человеку в целом – стремление к счастью. Счастье же мимолётно, и его осознание приходит со временем. Может, то, что человек не знает своих прошлых жизней и собственного будущего, не осознаёт, что есть счастье, может, в этом есть смысл человеческого существования? Ведь, если человеку всё это будет известно – зачем тогда жить? Поэтому каждое поколение людей должно пройти по одному и тому же пути – пути осознания счастья. Жаль, что это приходит с возрастом, когда уже ничего нельзя вернуть и нельзя прожить заново. Остаются только воспоминания и сожаления, щемящая тоска по прошлому и надежда на будущее.
Долгопрудный, 23.06.2007