Город из жёлтых осколков Солнца

Виталий КУЗЬМИН
«Город Жёлтых Огней» («Город разбитого Солнца»)
(рассказ)

* * *

 Далеко-далеко, там, где холодные волны неустанно бьются об одинокий берег затерянного в океане острова, стоит на берегу покосившаяся изба. В ней уже давно никто не живёт. От времени стены её поросли мхом и лишайником, а просоленные брызгами былых штормов деревянные ступени прогнили и обвалились. Лишь изредка какой-нибудь одинокий рыбак или заблудившийся в океане путник, проходящий на судне мимо острова, останавливаются переночевать в этой ветхой избушке...

* * *

 Мать любила своего сына. Они жили вдвоём вот уже год. Сыну исполнилось семь лет, и был он не по возрасту смышлёным. Отец его — настоящий рыбак, закалённый солёным морским ветром и солнцем, — погиб в море. Мать как сейчас помнила его...

 Семью нужно было кормить, а рыба, добываемая отцом, служила основной едой и изредка — товаром для обмена с гостящими путниками. Как-то в очередной раз отец ушёл в море. Очень далеко, где в сети ещё попадали стаи рыб. А к вечеру начался шторм. Вода с яростью обрушивалась на берег, разбивая друг об друга мелкие камни, выхваченные прибоем. Тучи затянули осеннее Солнце, и в сыром мраке завывал хозяин-ветер. Мать с сыном пытались развести на берегу костёр, чтобы отец следовал на огонь, но вода несколько раз доставала разгорающееся пламя, а злой и мокрый ветер лизал и тушил тлеющие сучья. Поняв тщетность своих попыток, они ушли в избу и всю ночь сидели с сотней зажжённых на подоконнике свечей, глядя через окно в темноту разволновавшегося океана, слушая завывание ветра и потрескивание дрожащих фитильков, выводящих на стенах и потолке капризные тени... пока не стихла буря.

 На утро они выбежали из дома, долго бродили по берегу и громко звали отца, но в ответ слышали только беспокойный морской шум... Так лишились они своего кормильца.

 Первые дни мать горевала, но поняв, что слезами горю не поможешь, она решила продолжить дело мужа. Другого выбора ей не оставалось. Первые дни рыба не шла в сети. Наверное, потому, что мать никогда раньше этим ремеслом не занималась, или оттого, что тёплые течения обходили остров стороной. Но домой она возвращалась всё же с уловом, которого вполне хватало на двоих. Мальчик, оставаясь в одиночестве, бродил по берегу своего острова, разыскивая поблизости, на доступных, невысоких скалах гнездовья птиц, в припозднившихся кладках которых могли таиться съедобные яйца, собирал известные ему травы, хотя осень уже почти иссушила их стебли и осыпала соцветия. Иногда, на просоленных лишайниках встречались ягоды, не склёванные птицами.

 Почти год прошёл с той ночи, когда обрушилась на остров буря и унесла с собой жизнь человека. Мать за это время научилась почти всему, что умел её муж, а сын успел подрасти.

 Но пришла в дом ещё одна беда — заболел мальчик. Не утоляли хворь отвары из сухих трав, не помогали молитвы матери. Сын лежал в бреду, тело его горело. Отчаявшаяся мать каждую минуту ходила к морю менять холодные компрессы, чтобы облегчить мучения сына, но улучшения не наступало.

 Так прошёл день. К вечеру жар немного понизился, мальчик пришёл в себя, но не узнавал свою мать и ворочался.

 — Сынок, это я, твоя мать, — она наклонилась к нему и положила мягкую руку на его лоб. — Я твоя мать...

 Он немного успокоился, что-то простонал, закрыл глаза и, обессиленный, уснул.

 Мать всю ночь, не отходя, просидела у постели сына. Тот ни разу не очнулся, и ночь прошла довольно спокойно.

 Но болезнь не отступала. К вечеру нового дня опять начался сильный жар. Мальчик, весь мокрый от испарины, метался в постели, что-то кричал. Затем на некоторое время он словно замирал, лёжа неподвижно, но потом снова он, ничего не видя и не слыша, говорил и метался.

 Мать, не зная чем помочь, непрестанно поила его отварами, от которых улучшения так и не наступало. Порой ей становилось страшно, но она старалась гнать тревоги прочь, не думать о болезни и ночи, не смотреть в тёмное окно, которое страшило своей бездонной чернотой... как и тогда, год назад, озарённое сотней огней свечей.

 С наступлением рассвета жар постепенно спал, и мальчик утих, погрузившись в глубокий сон. Восходящее солнце будто бы забирало его жар себе, блистая ярче и взлетая на небосводе круче.

 Сомкнутые веки дрогнули, он открыл глаза и безучастным взглядом обвёл горницу. Мать подсела ближе.

 — Что со мной? — тихим голосом спросил сын.

 — Ты нездоров, — мать удобнее поправила подушку сына, — уже два дня у тебя жар, — голос её дрожал. — Но всё позади, ты поправляешься.

 — Наверное.

 Он неподвижными глазами уставился в потолок.

 — Расскажи мне что-нибудь, — попросил сын.

 Мать на мгновение растерялась, не зная, что рассказать.

 — Поведаю тебя я одну сказку. Я тебе её ещё не рассказывала...

 — Про что?

 — Про Город Жёлтых Огней.

 И мать, положа руку сыну на лоб, начала вспоминать сказку:

 — Услышала я её от своей матери. Она ведала много интересных историй. И правдивых, и выдуманных. Но никогда я не могла понять, где же истина, а где — сказка. Так она умела сказывать эти истории... ну, слушай...

 Далеко-далеко, там, где холодные волны неустанно бьются об одинокий берег затерянного в океане острова, стоит на берегу покосившаяся изба. В ней уже давно никто не живёт, но внутри всегда тепло и уютно, нигде нет ни соринки. Те, кто находился внутри, рассказывают, что на двери выцарапано почти неприметное изображение — Солнце, расколотое на части. И люди, уж так повелось, называют это место Городом из Осколков Солнца. Городом Разбитого Солнца. Говорят, начинается за этим старым домом, брошенным своими хозяевами, сказочная страна.

 Никто не видел этих краёв, но ведают, что живут там такие же, как и мы, люди. Живут удивительно просто и прекрасно. И люди сами добрые и красивые. У них есть всё, нет забот, они счастливы. А светит им Солнце, расколотое на множество ярких огней. Словно много сияющих звёзд.

 Лишь по ночам, когда огни один за другим уходят за горизонт, страна погружается в сон, чтобы воскреснуть поутру, и никто не помнит ночи, словно не было тьмы. Солнце гонит печали, и Город живёт безоблачной жизнью...

 А знаешь, что самое прекрасное в этом городе?..

 — Что? — заинтересовался сын.

 — ...в этом городе сбывается заветная мечта.

 — Мама, мама, давай уйдём жить в этот Город! — воскликнул сын, поверивший в сказку.

 — Это невозможно, мой дорогой. Человек не может отыскать дорогу в тот город. Её нет.

 — Но Город же есть!

 — Город есть. Но он невидим, а люди в нём прозрачны и неощутимы... может быть, этот Город даже среди нас.

 — А откуда ты знаешь про него, если люди его никогда не видели?

 — Это сказка, выдуманная ими. Но кто знает, может быть в ней доля правды... — и мать призадумалась. — Знаешь что. Ты, давай, думай об этом Городе и скорее поправишься. Всегда, когда думаешь о чём-то хорошем, чувствуешь себя лучше.

 К вечеру, стоило Солнцу уступить место Луне на небосводе, у мальчика снова поднялась температура. В этот раз он почти не метался в постели, а, обессиленный, лежал в бреду и беззвучно шевелил губами.

 Мать понимала и чувствовала, что очередного приступа сын может не вынести. И от этой мысли ей становилось не по себе.

 Казалось, ночь длится вечность. Но вот начало светать. Первые несмелые проблески Солнца взошли за морем. Сын зашевелился, приходя в себя. Мать заботливо погладила его горячий лоб.

 Они сидели молча. Смотрели друг другу в глаза. Испуганные, широко открытые глаза сына говорили матери о затаившемся страхе и ожидании, молили о защите. Усталые заплаканные глаза матери светились изнутри теплом и надеждой, успокаивая мальчика.

 Уголки материнских губ чуть дрогнули, пытаясь очертить улыбку, а в глазах вспыхнуло огромное сочувствие.

 — Ты не бойся, милый, плохо больше не будет.

 — Неправда, — беззвучно пошевелил губами сын, — зачем ты меня обманываешь?

 Мать попыталась что-то произнести, но не найдя нужных слов, лишь прикусила губу и, закрыв глаза, покачала головой.

 — Знаешь, сынок, я хочу рассказать тебе до конца ту историю.

 — Про Город Жёлтых Огней?

 — Да.

 — Но ты же её уже рассказала.

 — Я не говорила тебе самого главного.

 Мать сделала паузу, приготовившись поведать, видимо, что-то важное.

 — Понимаешь ли, моя мама, то есть твоя бабушка... живёт в этом Городе.

 Сын изумлённо посмотрел на мать, но та неподвижными зрачками глаз глядела куда-то вверх.

 — Она ушла в этот Город, когда мне было 9 лет. Я тяжело болела. Я никого не узнавала и никого не видела...

 — Как я?

 — Да, — безысходно покачала головой мать. — Ничто уже не могло помочь. Видно, уж такой недуг ходит по нашему острову... И моя мать решилась на самый последний шаг: она отправилась в Город, в котором исполняются мечты. В Город Жёлтых Огней. А взяла она с собой лишь одну мечту — чтобы я поправилась.

 Я ничего этого не помню. Когда на утро болезнь отступила, и я очнулась, то около себя обнаружила лишь отца. Он сказал, что мама уплыла к другому острову за каким-то снадобьем и скоро возвратится.

 Я дожидалась её весь день, но она не приплыла обратно. Тогда отец сказал, что должно быть, её застали сумерки, и она вернётся на следующий день. Я не очень поверила, но всё же продолжала ждать у окна.

 Потом я пала в постель, ожидая очередного приступа, но он не начинался. Так я лежала, не помню сколько, и уснула. Мой ослабленный организм погрузился в приятный отдых.

 Когда я очнулась, за окном было уже светло, и Солнце высоко стояло на небе. Я вскочила на ноги и побежала разыскивать мать, но возле моря нашла только отца.

 Он долго смотрел мне в лицо, а потом сказал: «Мама никогда не придёт к нам». «Она умерла?» — спросила я. «Нет, она живёт рядом с нами».

 Ничего не понимая, потрясённая, я отошла в сторону и долго-долго размышляла над словами отца: «...она живёт рядом с нами».

 Я не желала верить, что больше не увижу её. Днём я глядела на море и дожидалась, не пробьётся ли маленькая лодочка на горизонте, а ночью прислушивалась к каждому шороху, к каждому всплеску у берега. Но слышала лишь одинокий и безбрежный мотив воды, перекатывающейся гальки и сиротливо завывающего ветра.

 Жизнь шла, и мне пристало свыкнуться с мыслью, что мама уже никогда не придёт к нам...

 — Зачем ты мне это рассказала? — голос сына дрогнул.

 — Мужайся...

 Безвозвратно ступало время, и подкрадывался вечер. За день раскалённые солнцем камни начали остывать в стелющейся мгле ночи.

 Мальчик молча смотрел на мать. Он чувствовал, что за занавешенным окном уже стемнело, что Солнце уже ушло. Он ощущал, как начинает ныть тело, а голова тяжелеет, и он смотрел на мать, на смиренно склонившуюся над ним фигуру. Он старался разглядеть каждую её морщинку на лице. Он почувствовал прикосновение её рук к его рукам и сильно, как только мог, сжал их. Как он хотел сейчас обнять маму!

 Ещё некоторое время он видел темнеющий, уплывающий вдаль овал её лица, и ему показалось, как где-то на щеке сверкнула неясной тусклой звёздочкой слеза. Её свет мерцал и мерцал вдали, потом стал ярче и раскололся на несколько жёлтых огоньков...

 Мать пыталась заглянуть в угасающие глаза сына и ведала в них великую любовь и саму себя. Одной рукой она поправила одеяло, а другой смахнула слёзы и убрала с лица влажные и тяжёлые от пота волосы. Они путались в непослушных пальцах и никак не хотели ложиться на место.

 Мать ничего не делала. Она просто сидела и смотрела на бледное лицо сына и тихо плакала. Потом она встала и медленно направилась к двери, не оборачиваясь. Аккуратно, чтобы не скрипнула дверь, она вышла из дома.

 Ветер резко ударил в лицо и подхватил её волосы в пляску. Сгибаясь от солёного ветра, она брела к морю.

 Луна бесчувственным светом играла на беснующихся волнах моря и вскипала в миллионах холодных прибрежных брызг.

 Мать долго стояла у моря, её ноги омывались изредка долетающими волнами, которые леденили всё тело. Она не обращала на них внимание, лишь изредка вздрагивала от порывов ветра и гордо смотрела на Луну. Та то скрывалась в редких тучах, то являлась снова, но лик её оставался неизменно печальным и одиноким.

 Мать обернулась назад. Там, вдали, сквозил туманный контур закрытой двери, да вздрагивало пламя свечи в пустом окне.

 Время растянулось. Бесконечность. Мать стояла у берега моря, подставляя себя под град обрушивающихся ледяных брызг, и ждала восхода Солнца.

 Когда вдали показались первые солнечные лучи, она закрыла глаза и молча прикусила губу. Ей почудилось, что море слегка тянет её вперёд, и она пошла. Каждый шаг отзывался тихим стуком сердца, а каждый вздох кружил голову, опьяняя её воздушностью морской пены.

 Взошедший над морем красочный диск Солнца сверкнул в слезе матери и замер...

 Мальчик пришёл в себя к полудню. Он проснулся внезапно, словно его разбудили, и сел на постели. Потом он долго смотрел в окно, где сквозь маленькую щель, не занавешенную шторой, сияла безмятежная гладь моря. Свеча, стоявшая на подоконнике, давным-давно оплавилась, угасла и растеклась по тарелке.

 Мальчик позвал маму, но никто не пришёл. Тогда он подумал, что она ушла в море на лодке, но выглянув в окно, увидел перевёрнутую у берега шлюпку и понял, что мама никуда не уплывала.

 Очень хотелось есть. Он встал и вышел из дома. Свежий воздух прибавил сил, и мальчик отправился бродить по окрестностям острова на поиски своей мамы. Он исходил весь остров, но не нашёл её. Лишь к вечеру возвратился обратно, совсем уставшим и проголодавшимся.

 Найдя вяленую рыбу, он немного поел и лёг спать. Ему грезились какие-то огромные горы, которых он никогда не видел, с ослепительно яркими вершинами.

 Утром он пробудился рано и сразу же вспомнил весь прошедший день. Мамы опять не было рядом, и он понял, что искать её тщетно. Весь день он не выходил из дома, смотрел в окно и думал.

 Он осознал, что теперь, наверное, придётся жить одному до тех пор, пока мимо не пройдёт какая-нибудь лодка или не покажется корабль. А потом, быть может, он уедет с людьми в их города, где много таких же ребят, как он, и где никому не бывает скучно и одиноко. Должно быть, это сказочный город...

 Мальчик вспомнил свою маму, как она любила его. Вспомнил, как в последний раз она сидела около него и рассказывала сказку о каком-то Городе Жёлтых Огней. Наверное, это и есть тот город, где живут люди. Ведь отец когда-то говорил, что по ночам зажигают фонари и город заливается прекрасными огнями. А может, туда ушла мама? Хотя нет, она не могла оставить его одного...

 Так проходили дни. Но ни одна лодка и ни один корабль не проходили мимо острова. Осень меняла их карты, чертила на них иные пути и уводила в другие края и к другим берегам. Единственными собеседниками становились гнездовавшиеся птицы и недостижимые треугольники-клинья мигрирующих по небу стай. Не дотянуться. Подкрадывалась зима, дни становились холоднее, запасы вяленой рыбы уменьшались.

 Мальчик пробовал сам ловить рыбу на сеть, как учил его отец, но за весь день попадались одна—две рыбы. Видимо, он неумело расставлял сеть, птицы-охотники опережали его или морские стаи проходили мимо...

 Последнюю рыбу он съел вчера. А может, это было уже два дня назад? Сегодня удалось изловить на побережье какую-то хромую птицу (мальчик уже не задумывался над тем, друг она или нет), но она была так мала, что мальчик остался голодным.

 Ночи были настолько морозными, что утром дверь, снаружи мокрая от морских брызг, примерзала, и её приходилось выбивать с силой. Птицы улетели, и остров казался пустынным.

 Помощи ждать было неоткуда. Оставалось полагаться на самого себя...

 Ещё неделю мальчик продержался, поедая какие-то безвкусные морские водоросли и растения, часто попадающиеся на берегу, но потом одолевала мучительная жажда и ещё больший аппетит.

 Кружилась голова, ощущалась слабость в теле, сил хватало только на то, чтобы набрать питьевой воды из застывающего ключа и найти поблизости выброшенные морем съедобные растения...

 К утру очередного дня поднялся мучительный жар. Вероятно, мальчик простудился ночью. Не понимая, что с ним происходит, он лежал на кровати без движения. Ему ничего не хотелось, не к чему было стремиться. Его никто не ждал, и он никого не приглашал. Только море говорило ему: «Тш-тшш... шшш... тише... тише...», и он в молчании лежал.

 Вечером хватило сил подняться с кровати и налить чашку воды. Вода была студёной, а разогреть не было возможности. И он, с жадностью глотая ледяные кристаллы воды, выпил кружку. Но вновь испытал жажду и налил ещё раз.

 Вдруг мальчику показалось, что где-то за стеной, на улице его позвала мать. Он, облокачиваясь на стену, подступил к двери, но она не открылась. Он приложил усилие, и снаружи хрустнул застывший лёд. Дверь поддалась. Он с трудом открыл её и вышел из дома. Морозный, влажный воздух немного встряхнул его, и мальчик смог обойти вокруг избы, но никого не повстречал. Наверное, показалось. Так завывает сиротливый ветер поздней осенью.

 Мальчик вернулся к крыльцу. Он чувствовал стужу и одиночество, которые леденили кровь и сердце, точили изнутри. Хотелось заплакать, но сухой ветер иссушил все слёзы. Он нацарапал на двери маленькое круглое солнце, которое перестало его греть, словно само сердце, но потом перечеркнул его, разбив на осколки.

 Он добрался до постели и забылся сном. Он не чувствовал мороза, который проникал сквозь распахнутую дверь, не слышал, как ветер свистел в щелях старой избушки.

 Ему снилась мать. Она, вся в белом, словно в подвенечном платье, смеялась и звала его. Он ступал к ней, к её тянущимся рукам, но не мог дойти. Он бежал, летел, задыхался, но мать недостижимо отдалялась, тёплым и желанным силуэтом вырисовывалась впереди, озаряя путь и исчезая в тумане. Он плакал, звал её, но голос погружался в пустоту, и он даже не слышал его.

 Наконец, он очнулся. Поёжился и сполз на пол. За окном царила темнота. Голова отяжелела и начало снова клонить ко сну, но он поднялся и вышел из дома.

 Ночь встретила его бледной Луной, которая зависла, казалось, над самой избой, осыпав серебром её кровлю и прибрежную гальку. Луна становилась то узким серпом, скривлённым в улыбке, то полным, разрумянивающимся диском с доверчивым ликом — от неё исходило что-то величественное и недосягаемое.

 Мальчик, спотыкаясь о прибрежные камни, отдалялся всё дальше и дальше от родного дома. Он сел на холодную гальку, куда не доставали волны. И прикрыл глаза.

 Его одёрнул голос мамы. Он раздался поразительно чётко, и отзвуки его пронеслись над морем.

 Мальчик открыл глаза и увидел, как над морем заалел ореол Солнца. В этот момент его так потянуло туда, к горизонту, где восходит звезда, что он не мог удержаться зову и пошёл.

 — Мама! Я желаю всегда быть с тобой!

 Вначале он ступал по воде, а потом мчался над ней. Тело становилось невесомым. Горизонт уверенно подкрадывался к нему. Затем его ослепило что-то яркое и тёплое, и он узрел миллион красочных огней, приближающихся к нему.

 Ещё немного сомневаясь, он обернулся назад и увидел вдали еле различимые очертания избушки, застланные солнечным туманом. В нерешительности он простоял мгновение, а потом отвернулся и полетел вперёд, воспарив к тысячам жёлтых огней...

* * *

 ...Далеко-далеко, там, где холодные волны неустанно бьются об одинокий берег затерянного в океане острова, стоит на берегу покосившаяся изба. В ней уже давно никто не живёт. От времени стены её поросли мхом и лишайником, а просоленные брызгами былых штормов деревянные ступени прогнили и обвалились. Лишь изредка какой-нибудь одинокий рыбак или заблудившийся в океане путник, проходящий на судне мимо острова, останавливаются переночевать в этой ветхой избушке.

июнь—октябрь 1990 года
(авторская редакция — 2007 год)