Жизнь без прикрас. Гл 33-34. Жизнь идёт с радостями и печалями

33
 Жизнь идёт с радостями и печалями…
В сентябре собирал урожай, удобрял кустарники и яблони, перекапывал почву. В течение последних месяцев Таня с Ольгой приставали ко мне, чтобы я хлопотал о замене орловской квартиры на московскую. Мне этого не хотелось, но они убедили меня, и я начал хлопоты. Это оказалось довольно сложным делом: пришлось писать разные бумаги, собирать много документов. Наконец в конце сентября я получил разрешение на обмен квартиры. Однако хлопотал я впустую. Жена и дочь стали меньше тревожить меня разговорами об обмене, и я, успокоившись, перестал что-либо предпринимать, если не считать того, что в конце октября будучи в Москве, сходил в бюро обмена.
 В Москве я прожил месяц до конца октября. Погода характеризовалась резкими контрастами: сначала было дождливо и холодно, а потом выдалось несколько хороших, по-летнему теплых дней с температурой до двадцати градусов. Ольга на десять дней уезжала в Орел, и я занимался домашней работой, ездил с Митей в бассейн и водил его в поликлинику на лечебную физкультуру.
 Вернувшись в Орел я пробыл дома только двенадцать дней и 7-го ноября опять поехал в Москву. Посетил платную поликлинику на Арбате по поводу аденомы предстательной железы. Уролог Иванов быстро обследовал меня и приписал пять уколов тестоната. Об операции разговора не было.
И вот я опять в Орле. К началу декабря установилась зима, выпало много снега. Но он выпадал и таял. Зима оказалась неустойчивой. В конце декабря приехал в Москву; но встреча с родными была не особенно радостной. Митя болел гриппом, температурил, кашлял. По-видимому я заразился от него, но болезнь у меня протекала в легкой форме.
Новый 1980 год встретили скучновато. Как обычно была елка. Таня ушла куда-то, а мы рано легли спать. В январе к нам приходили гости - коллеги Тани по работе в школе: директор и еще три женщины из руководства. Таня очень много работает: она - организатор воспитательной работы и учитель английского языка. У нее по-прежнему нередко бывают приступы головной боли, и она часто пьет обезболивающие препараты.
К Мите иногда приходит отец. Они часа два играют и возятся с игрушками. Митя по-видимому любит его и радуется его приходу; но кажется, он растет таким же скрытным, как отец. Я никогда не слышал, чтобы Митя когда-нибудь заговорил об отце. Конечно, этот разрыв и уход отца из семьи отразился на психике мальчика.
Вернулся я в Орел в конце января. Весь февраль прошел в хлопотах по добыче санаторной путевки. В этом мне помог мой старый знакомый - начальник сельскохозяйственного отдела обкома партии М.И. Князев, который замолвил обо мне слово начальнику административно-финансового отдела Сухареву. Тот пообещал; но надо было иметь ходатайство Советского райкома и курортно-санаторную карту. Несколько раз мне пришлось ходить в райком к третьему секретарю Гладких, пока соответствующая бумага была переслана в обком. Участковый врач, прослушав меня, сказала, что мне можно ехать в один из санаториев Кавказских Минеральных Вод, чему я был очень рад. Но когда я прошел обследование, моя электрокардиограмма ей не понравилась, и она заявила, что ехать на Кавказ мне можно только с разрешения областного кардиолога. Полдня я просидел в областной поликлинике, пока добился приема у кардиолога. Женщина-врач нашла у меня повышенное кровяное давление (190), приписала три вида каких-то заграничных таблеток и сказала, что можно ехать только в Подмосковье. Путевок в Подмосковье не было и в ближайшее время не ожидалось. Все эти хлопоты мне надоели, и я уехал в Москву.
 Когда зимой долго живешь один, хочется скорее поехать в Москву к семье: жене, дочери, внуку, которые ждут меня и радуются моему приезду. Едешь туда, как на праздник. Там хорошо. Иногда бываешь в театре, ходишь в кино, да и просто приятно погулять по Москве. Обязанностей здесь у меня очень мало: сходить в магазин за продуктами, да погулять с Митей. Но проходит две-три недели, и опять тянет в Орел. Беспокоишься о пустой квартире, и дела текущие накапливаются. Кроме того угнетает нездоровая обстановка в семье. Мать не ладит с дочерью. Обе нервные, издерганные, несдержанные. Ссоры возникают из-за пустяков. И вместе с тем они любят друг друга, тревожатся друг о друге, и не может жить одна без другой. Обе виноваты в том, что портят друг другу жизнь. Общим любимцем нашим, единственной светлой личностью в семье является Митя. Он - ласковый и умный мальчик, учится хорошо; у него развито чувство ответственности за свою учебу и поведение. Хотя, конечно, и он не лишен многих недостатков, и характер у него не простой.

34

 Март. Я опять в Москве. Весна в этом году опаздывала, снег долго не таял, работать в саду было еще рано. Десять дней, проведенных здесь, были ничем не примечательны, если не считать того, что Таня в это время очень хлопотала о поездке на работу за границу, заполняла разные анкеты и проходила медицинское обследование. Я с тревогой следил за ее возней и был рад, когда медики не разрешили ей ехать по состоянию здоровья, потому что считал, что ехать ей с Митей в чужую страну рискованно и неразумно.
Вернувшись в Орел, я долго болел ангиной и ларингитом. Наконец около 20-го апреля наступили теплые дни, снег быстро сошел, и я стал почти ежедневно ездить на дачу, обрезать деревья, делать первые посадки овощей. Неожиданно позвонил Сухарев и сказал, что есть путевка в санаторий в Звенигороде. Сначала я хотел отказаться, это было время самого разгара моих весенних работ в саду, но, поговорив по телефону с женой, решил эту путевку взять. Она была платной и стоила 160 рублей. Работы в саду пришлось форсировать.
В жизни радости и неприятности чередуются. Узнал, что с мая, согласно постановлению правительства, моя пенсия увеличивается на 40 рублей.
В конце апреля кто-то взломал все замки на нашей даче, переворошил все, но взял только две лопаты. 1-го мая рано утром приехала Ольга. Пробыла в Орле только четыре дня, и я проводил ее обратно в Москву.
В своем письме из Витебска Аделя сообщила, что в конце зимы умер наш двоюродный брат Юзик Викторенок, а перед 1-м мая умер Николай Шамшуро - муж покойной сестры Мани.
Рано утром 6-го мая я уехал в Москву, а на следующий день на пригородном поезде в Звенигород, до которого был всего час езды. Санаторий "Звенигород" принадлежал Московскому комитету партии. Располагался он в шереметьевском дворце, в красивой местности на высоком берегу реки Москвы. Рядом был парк, с горы открывался вид на старинный город, до которого было около пяти километров. Мое пребывание в санатории было не только полезным, но и приятным, правда, погода стояла не особенно хорошая. В середине мая наступили холода, часто шли дожди, даже выпадал снег, только в конце месяца дни стали по-настоящему теплыми. Лучшее, что было, это прогулки в одиночку, когда я обходил все окрестности, все тропинки и чувствовал себя здоровым и бодрым. Дни бежали быстро: чтение, кинофильмы в клубе или у цветного телевизора, шахматы, игра в "Кинга", для которой составилась постоянная компания. Лечебные процедуры не отнимали много времени. Интересной была экскурсия в город и Саввино-Сторожевский монастырь. Я часто звонил по телефону своей семье, однажды поехал в Москву после завтрака и к вечеру вернулся. В выходной день меня навестили Таня с Митей. Погуляли по парку, пообедали вместе в санаторной столовой, к вечеру они уехали обратно. Вернувшись из санатория я пробыл в Москве только два дня и уехал с Ольгой и Митей в Орел.
В день отъезда позвонил на ВДНХ, хотел поговорить со своим фронтовым приятелем Мушниковым и узнал печальную весть: он умер еще в феврале от рака.