Слепая боль

Маруся привыкла жить так, как привыкла. А привыкла она следующим образом: каждое утро ее начиналось с возгласа мамы: «Маша, поднимайся, уже пол восьмого, ты в институт опоздаешь!». Нехотя, еле открывая заспанные глаза, Маруся отправлялась в ванную. Закончив с утренним туалетом, она направлялась на кухню, где ее ждал аппетитный завтрак, состоящий то из яичницы, то из аппетитных сосисок с макаронами, а то и из так любимых ею блинчиков. И обязательно чашка горячего какао. «Чтоб мозг лучше работал», - любил говорить папа. Это была его коронная фраза, которую он произносил каждое утро. Маруся привыкла к такому порядку вещей, ей не хотелось ничего менять, но судьба распорядилась иначе.
- Марусь, собирайся, мы едем на дачу.
Был безоблачный летний денек. В городе стаяла невыносимая духота: машины, выхлопные газы, смог; а загородом было хорошо: легкий свежий ветер, чистый воздух. Поэтому мама Маруси, Ирина Евгеньевна, решила, что лучше всего будет провести эти выходные на даче.
- Мария Александровна, поторапливайтесь, не то на все выходные Вы останетесь дома в гордом одиночестве! – Александр Сергеевич в легких штанах защитного цвета и летней панамке уже стоял на пороге с большой сумкой продуктов в руках. Маша выскочила из своей комнаты в охапку с толстым рыжим котом Артосом. Она запихала его в сумку для перевозки кошек, одела шлепанцы:
- Готов к труду и обороне! – четко отрапортовала Маруся.
- Молодец, боец. Спускайся вниз к машине да заводи ее, а я пока маму потороплю. Ирина Евгеньевна, ну где ты застряла? Торопись!
- Бегу, бегу! – мама Маруси выходила из ванной, прихватив крем от комаров.
- Ну, все в сборе. Можем отправляться.
Они сели в машину и поехали. На дороге сегодня было на удивление мало машин. «Наверное, все вчера разъехались по своим дачам», - подумал Александр Сергеевич. Он немного расслабился, включил радио на своей любимой милицейской волне и приготовился наслаждаться поездкой. Вождение машины было второй по значению страстью в его жизни. Первой была Ирина Евгеньевна.
Они знали друг друга еще со школьной скамьи. Учились в параллельных классах. Об Ире мечтал любой мальчишка в этой школе, Саша был не исключением. Но Ира была поглощена учебой, и до десятого класса не обращала ни на кого внимание. Но потом все изменилось. А виною тому был один случай.
Как-то раз она с подругами случайно зашла на баскетбольный матч, который проходил в их школе. Там она увидела Его. Стройный, подтянутый, загорелый, он был капитаном школьной сборной. Каково же было ее удивление, когда в красавце-капитане она узнала своего давнего поклонника Сашу, который красотой никогда не отличался, был глуповат и немного шепелявил. С тех пор они не расставались.
 Дорога была тихая и спокойная. Машин почти не было. На заднем сидении тихо посапывала Маруся: дневная жара разморила ее. Кот Артос тоже был в забытье. Ему было слишком жарко в своей теплой шубке.
На переднем сидении спала Ирина Евгеньевна. Александр Сергеевич любовался ею. Солнце играло в ее золотистых кудрях. Он любил ее. Да, по-настоящему любил.
За окнами мелькали деревья, так монотонно и убаюкивающе. «Как же жарко и душно», - думал Александр Сергеевич. – И как хочется спать…». Он сладко зевнул. Его глаза на секунду закрылись…
То, что произошло дальше, действительно было похоже на сон. Грохот, шум, неизвестно откуда взявшийся грузовик. Маруся даже не поняла, что произошло. Мама, папа, кот – все кружилось перед ее глазами. А потом свет погас. Она не видела, как горела их машина. Она не слышала шума сирены скорой помощи и милиции. Она не знала, что случилось с ее родителями. Позже в газетах напишут: «На шоссе Москва-Санкт-Петербург произошла авария. Грузовик столкнулся с легковым автомобилем. От «пятерки» ничего не осталось. В ней ехала семья из трех человек: двое взрослых и девочка. Родители погибли на месте. Ребенка в тяжелом состоянии доставили в больницу. Водитель грузовика отделался легкими ранениями…».


Несколько недель Маруся лежала в городской больнице в коме. Врачи боролись за ее жизнь. Операций, перевязки, капельницы.… Травмы после аварии были слишком серьезные. С каждым днем надежна на то, что Маруся выйдет из комы, таяла, словно снег в тридцатиградусную жару. Оставалось только молиться и ждать, что произойдет чудо и девочка очнется….
…- Уже третью неделю в коме…. Жалко девчонку…. Такая авария!
К Марусе постепенно, по каплям приходило сознание. Вот уже стали различимы звуки вокруг нее: тихий шепот каких-то людей, жужжание неизвестных приборов. Стали все четче, все явственнее проявляться запахи, но пахло почему-то больницей: в воздухе витал запах бинтов, спирта, каких-то еще лекарств, названий которых она не знала. Маруся хотела открыть глаза, но ничего не увидела. Перед глазами было сплошное черное полотно. «Наверное, сейчас ночь» - подумала она.
- Мама, – попыталась позвать Маруся, но у нее это плохо получилось: иссохшиеся губы и язык не хотели слушаться.
- Тише, тише, деточка, лежи спокойно. Кирилл Петрович, Кирилл Петрович, девочка пришла в себя.
- Пить… - только и смогла произнести Маруся и снова впала в забытье.
Вокруг нее суетилась нянечка. Она очень переживала за эту девочку: такая молодая, ей еще жить и жить. Быстренько сбегав за водой и позвав главного врача, который следил за состоянием здоровья этой пациентки, она вернулась обратно.
- Вот, Кирилл Петрович, девочка в себя пришла. Она воды попросила и вроде опять, вот, в обморок упала. А я сразу за вами побежала и, вот, видите… - нянечка волновалась, поэтому говорила очень неразборчиво и сбивчиво.
- Александра, успокойся и дай наконец-то ребенку попить. – Кирилл Петрович внимательно осмотрел Марусю. Состояние ее до сих пор оценивалось, как тяжелое, но стабильное. Из реанимации ее на прошлой неделе перевели в отдельную палату и приставили личную нянечку, которая дежурила около нее целый день, не отходя ни на минуту.
Александра поднесла к губам Маруси стакан с водой. Та неловко отхлебнула, пролив несколько капель на себя. Живительная влага разлилась по ее организму. Стало лучше. Она смогла говорить.
- Скажите, где я нахожусь, что случилось?
- Ты попала в аварию. Несколько дней была без сознания. Сейчас, мы надеемся, идешь на поправку… - Кирилл Петрович немного нервничал, девочку нельзя было сейчас травмировать; еще одна кома – и, боюсь, ничего уже не поможет.
- А почему так темно? Сейчас ночь? И вообще, какой сейчас день?
Врач с Александрой переглянулись.
- Да, сейчас ночь, - срывающимся голосом сказала нянечка. – Ты спи, спи. Тебе надо много спать, набираться сил… Спокойной ночи.
Они вышли из палаты.
- Похоже, наши худшие опасения оправдались. Но… может что-то еще можно будет сделать. Александра, ты то чего ревешь? Вылечим мы девчонку.
«Нет, для нее все решено. Она ослепла навсегда», - с горечью подумал Кирилл Петрович.


За окном моросил дождь. На улице было серо и слякотно. Совсем не июльская погода. По асфальту текли длинные, глубокие лужи. Редкие прохожие, прячась под разноцветными зонтами, выполняли сложные кульбиты, пытаясь не замочить ноги, перепрыгивая через ручейки. Никому в этот день не хотелось выходить из дома. Даже бездомные собаки, предпочитавшие в дождик вылезти из своих норок и промыть свалявшуюся шубку, в этот день решили не покидать теплых подвалов. Удивительно тихо было на улице. Ни один листочек, ни одна веточка не шелохнулись на деревьях. Природа будто к чему-то готовилась: это было затишье перед бурей.
Маруся спала. Ей снился какой - то непонятный, сумбурный сон. Она бежала по лесу. Почему-то босиком. Ноги кололи сучки, прилипали листья, но она ничего этого не замечала, все бежала и бежала. Справа и слева от нее стали появляться люди: половины из них она не знала, кое-кто был из знакомых родителей, где-то мелькали ее друзья. Но она бежала мимо, никуда не сворачивая. У нее была другая цель, и к ней она стремилась. Вдруг лес стал расступаться. «Я близко», - почувствовала Маруся. И точно. Вот они: стоят, обнявшись. Папа целует маму в щеку. «Маруся! Беги быстрее, мы сейчас уезжаем на дачу», - кричат ей родители. «Бегу, мам!» И в этот момент земля уходит у нее из-под ног. Все куда-то пропало. Она начала стремительно падать вниз. Ничего не видно, сплошь завеса черного дыма. Все труднее и труднее дышать. «МАМА!» - из последних сил крикнула Маруся…
- Тише, детка. Ты чего так кричишь? У тебя что-то болит? – Александра очень волновалась.
- Мама, мама! – продолжала кричать Маруся. Она пыталась открыть глаза, вырваться из черной пропасти, но у нее ничего не получалось. – Включите свет, я ничего не вижу.
- Успокойся. Свет… свет включен. После аварии у тебя возникли проблемы со зрением. Но врачи надеются, это не надолго. Тебя можно будет вылечить,… наверное, – тихо, почти шепотом закончила Саша. Слеза пробежала по ее щеке. Она, почему-то, не верила в сказанные слова.
- Что? Какие проблемы? Что за ерунда. Позовите врача. – Маруся только-только отошла от своего кошмара. Но ей не понравилось, как эта женщина говорила о ее глазах. «Что-то тут не так». И ей очень хотелось выяснить, что именно.
- Хорошо, я сейчас позову главного врача.
Кирилл Петрович заранее готовился к этому разговору. Всю ночь он продумывал, что скажет девочке. Хотя ему это было не в первой: ни один раз приходилось ему сообщать о страшных диагнозах пациентам, о неудачных операциях родственникам. Как говорится, у каждого врача есть свое кладбище. Но сказать совсем молоденькой девчушке, что на всю жизнь она останется инвалидом, что у нее погибли родители и она теперь, по-видимому, сирота.… Это было выше его сил.
- Доброе утро, как спалось? – сохраняя спокойствие, дружелюбно спросил он у Маруси.
- Ужасно. Сначала мне приснился кошмар, потом оказалось, что у меня «после аварии возникли проблемы со зрением». Объясните мне, пожалуйста, что случилось. Только правду.… Какая бы она не была, прошу.
- Правду,… Правда – точно горькое питье, неприятное на вкус, но зато восстанавливающее здоровье. Так сказал Оноре де Бальзак,… Тебя доставили к нам в очень тяжелом состоянии. Неделю мы боролись за твою жизнь в реанимации. Три операции. Но все позади. Теперь ты идешь на поправку. Только твои глаза… в общем ты…ты ослепла… во время аварии ты сильно ударилась головой. Мы пытались что-то сделать. Но ничего не помогло… - Кирилл Петрович, сильный и мужественный Кирилл Петрович еле сдерживался. – Но еще есть шанс. Нужно сделать операцию. Еще одну. Если найдутся деньги, много денег, у твоих ро…. – он запнулся. Столько раз ему приходилось говорить о смерти. Столько раз он разрушал надежды безутешных родственников, выходя из операционной и произнося свое жесткое: «Спасти не удалось. Я сделал все, что в моих силах». Бывало всякое.… Но сейчас, сидя на
кровати маленькой ослепшей навсегда девочки, он чувствовал себя беспомощным. Он, большой и сильный, «железный» врач, не мог ничего сказать. Слова застряли у него в горле большим серым комком. Через силу поборов эмоции, он продолжал
- Операция очень дорогая. Но, я надеюсь, мы что-нибудь придумаем.
Маруся не знала, что ответить.
- А мои родители, – спохватилась она. Ей сейчас совсем не хотелось думать о своем «приговоре». – Где они? Что с ними?
Кирилл Петрович боялся этого вопроса. Но вместе с тем, он больше не мог держать в себе столь страшную тайну.
- Они… погибли… на месте аварии. Травмы не совместимы с жизнью. Мы бы не смогли их спасти. Прости… - первый раз в жизни Кирилл Петрович чувствовал себя таким виноватым.
«Погибли…». Время вдруг остановилось. «Погибли…». Стучало у нее в висках. «Погибли…». Она упала в обморок…
Маруся пришла в себя от резкого запаха – ватку с нашатырным спиртом держали прямо у ее носа. «Это был просто дурной сон. Сейчас я открою глаза, и все будет хорошо» - подумала Маруся. Но нет, все осталось по-прежнему. Сплошная черная завеса перед глазами была на месте. «Значит все, что сказал доктор – правда?» Нет,. она не могла в это поверить. Одинокая слеза скатилась по ее щеке. Затем вторая, третья… Маруся плакала тихо, как маленький замерший котенок. Она надеялась, что сейчас доктор скажет «Это была шутка. Твои родители живы; они лежат в соседней палате». А она его будет ненавидеть всю свою жизнь за такие шутки, она будет его проклинать, но вместе с тем очень-очень сильно любить, ведь он вернул ей близких, и самых дорогих людей. Но нет, он молчал. И это его молчание означало – ВСЕ. КОНЕЦ. Конец мечтам, конец ее жизни, конец всему…
Она продолжала тихо плакать, а Кирилл Петрович не знал, что сказать. За сорок лет работы он привык обходиться лишь сухими фразами: «Я сделал все, что в моих силах. Врачи – не Боги, поймите это». А тут было другое: он привязался к этой девочке, как к родной дочери. И вместе с ней переживал эту боль. Ему хотелось обнять ее, утешить. Кирилл Петрович протянул руку, чтобы погладить ее по плечу. Едва он до нее дотронулся, как ураган, что назревал в душе Маруси, вырвался на свободу.
- Это вы во всем виноваты, - кричала она, - Вы даже не попытались их спасти! Зачем вам лишняя морока. Не дышат – ну и черт с ними! Зачем лишний раз руками шевелить! А ведь можно было их еще спасти! – Маруся совсем обезумела от горя. Она не знала, что говорит. А Кирилл Петрович сидел и слушал. Слушал, уставившись в одну точку. Он понимал, что объяснять сейчас что-либо бесполезно. «Пусть прокричится. Ей будет легче».
Когда тирада Маруси немного поутихла, и она откинулась на подушку, Кирилл Петрович позвал Александру, попросил ее вколоть девочке снотворного. «И ни на минуту не покидай ее. Если что – зови меня. Я буду у себя в кабинете».
Он вышел из палаты. Почему-то в душе у него было пусто. Пройдя прямо по коридору до своего кабинета и приказав секретарше никого не впускать и не с кем его не соединять, он запер дверь на ключ.… Потом из его кабинета еще долго уборщица Галина будет выветривать запах коньяка и дорогих кубинских сигар. «Как странно, Кирилл Петрович в жизни своей не курил и не пил. Откуда такой запах? Может, он нечаянно разбил бутылку? Их у него, гляди сколько – целый бар. Благодарные пациенты натаскали».


Эту ночь Маруся спала, как младенец. Ей снилась ее прежняя жизнь: родители, живые и счастливые, институт, ее одногрупники, друзья. А еще ей снилось, как она стала актрисой, знаменитой и популярной.
В театральный кружок она ходила, чуть ли не с рождения. В школе часто выступала на разных праздниках. Во ВГИК поступила с первого раза. Это было большое достижение. Все учителя пророчили ей карьеру, как на театральных подмостках, так и на кинематографическом поприще. Казалось, можно ли желать большего? Жизнь удалась! Но хитрая проказница-судьба не терпит, когда у человека все хорошо и гладко. И обязательно в бочку меда ей надо добавить каплю дегтя. Хотя иногда она перебарщивает, и вместо капли выливает целое двенадцатилитровое ведро. Совершенно не жалея о содеянном, она, слегка ухмыляясь («Ну, посмотрим, как ты сейчас запоешь!»), будет сидеть и наблюдать над твоими мучениями, и даже не подумает помочь! Вот так получилось и с Марусей. Просто она с родителями оказалась не в том месте и не в то время.
«Сны, плохие ли, хорошие, имеют одно замечательное свойство – рано или поздно они заканчиваются.– Любил говорить папа по утрам», - это была первая мысль, пришедшая к Марусе, когда она проснулась. Ей не хотелось думать о родителях, ведь эти мысли причиняли ее невыносимую боль, но у нее ничего не получалось. То и дело вспоминались походы, которые так любил папа, поездки на дачу с последующей вспашкой, прополкой, засевом и сбором урожая, которые так любила мама…
«Любил.… Любила…», - ей было страшно говорить о родителях в прошедшем времени. «Если вера в твоем сердце умрет, она умрет и на яву», - вспомнила она чьи-то слова. Поэтому Маруся боялась, что если она поверит в смерть своих родителей, то уже никогда не сможет их увидеть – ни во сне, ни в раю, ни в аду.… А ей так хотелось хоть глазком, хоть на мгновенье….
«Мама, зачем вы меня бросили? Я же осталась совсем одна на этом свете!»
Это была чистая правда. У Маруси не было ни бабушки, ни дедушки, ни даже тети с дядей. Точнее были, но Маруся ничего о них не знала, впрочем, как и они об ее существовании.
Когда-то, давным-давно, все родственники их семьи решили, что ловить в этой стране уже ничего, и надо «делать ноги» куда подальше. Махнув рукой и плюнув с высокой колокольни на «справедливый социализм», что пытались построить тогда в СССР, они уехали, улетели, убежали – кто, как смог – в более развитые страны с рыночной экономикой и индустриальной системой развития. В СССР их негласно объявили врагами народа и запретили возвращаться на родную землю. Это извести особо никого не огорчило, так как домой, «к корням» никто не стремился. Остались только Ирина Евгеньевна и Александр Сергеевич – родители Маруси. Они были настоящими патриотами и не хотели покидать родной край. Многочисленная родня «любовь к березкам» не разделяла, и поняв, что уговорить чету Крыловых им не удастся, сильно обиделась и уехала, не оставив нового адреса. Крыловы по этому поводу не долго горевали. В СССР как раз в то время начиналась перестройка, жизнь налаживалась. У них родилась замечательная девочка. Александр делал большие успехи в спорте – он был футболистом. Ирина смогла открыть собственное ателье. «Жить, как говориться, хорошо!» - любил говорить папа, сидя по вечерам за чашечкой горячего кофе. «А хорошо жить еще лучше!» - смеясь, добавляла Маруся.
Но теперь Марусе казалось, что для нее больше нет таких слов, как «смех», «счастье», «радость». Все ее существо состояло из маленького комка боли. «Калека, слепая калека!» - повторяла она, и от этих слов ей становилось все хуже, сердце ее начинало чаще биться, еще сильнее стучало оно о грудную клетку, и тогда становилось совсем не в моготу, ведь к моральным страданиям добавлялась еще и физическая боль: боль, которую не унять лекарствами, боль, которая ломает пополам, заставляя тебя корчиться от судорог, словно в припадке эпилепсии, боль, от которой одно спасение – смерть.
«Так тому и быть, - подумала Маруся, - Если я должна это сделать, я это сделаю. Страданья я никому не причиню, зато свои успокою,… осталось только выбрать, как это сделать».
В душе Маруся была творческим человеком и к любому вопросу она старалась подходить творчески: будь то обстановка в комнате, или объяснение строгому педагогу, «почему я не была месяц на Ваших лекциях». Вот и к собственной кончине она решила подойти очень серьезно. «Это будет последнее и самое феерическое представление, которое жители нашего города запомнят надолго», - пусть ей не удастся стать настоящей актрисой, пусть, но все-таки о ней узнают.


Ей хотелось такой смерти, чтоб было «наверняка». «Наглотаться таблеток – это несерьезно. Я нахожусь в больнице. Меня сразу же откачают. Не подойдет. Вариант второй – вскрыть вены. Отпадает. Причина та же – я в больнице. Нет, нет, все не то…. Придумала! Я выпрыгну из окна. Травматологическое отделение находится, если мне не изменяет память, на седьмом этаже. Если падать вниз головой, то шансы, что я сломаю шею – сто из ста. Тут уж никакие операции не помогу».
Так как ее папа был нападающим в сборной команде их города, у него часто бывали травмы – он и ноги ломал, и руки. Поэтому травматологическое отделение было хорошо знакомо Марусе.
Однажды на тренировке Александр сломал шейку бедра. «Да, - сказали врачи, - Похоже, с карьерой футболиста вам придется распрощаться – вы теперь не то, что бегать, ходить-то с трудом будете». Но папа Маруси был не так прост, как показалось врачам на первый взгляд. «Ну, уж нет, - подумал он, - так рано в инвалидную коляску вы меня вы меня не посадите». И действительно, вопреки всем предсказаниям врачей, Александр Сергеевич встал, после выписки из больницы начал заниматься зарядкой по утрам, и через четыре месяца он смог снова бегать! А еще через год, восстановившийся и отдохнувший, вернулся в команду. Первый же матч, после его возвращения, «Грозные тигры» выиграли со счетом 3:0. Последний, решающий гол забил не кто иной, как Александр Крылов! Как Маруся тогда им гордилась! И мама, она была просто счастлива! Но все это было в прошлом. В хорошем, светлом прошлом. Будущего Маруся не видела, а нестоящее было похоже на ад. «Поэтому надо поскорее с этим кончать».
Решение было четким – покончить с жизнью, выпрыгнув из окна. «Но для этого нужно три вещи, - подумала Маруся, - Первая – узнать, где у меня в палате находится окно. Вторая – выпроводить всех из палаты. И, наконец, третье – встать». Вот с последним пунктом было трудней всего. Она была слишком слаба. Слишком. «Надо немного подождать, пока я окрепну. Дня два-три… только бы выдержать!»
Маруся держалась, как могла: почти не плакала, была тихой, спокойной. Александра, ее няня, поражалась такой стойкости и в тайне думала про себя: «Какой надо иметь характер, чтобы так стоически переносить смерть близких. Вот это девочка! Таким надо памятники ставить». А Маруся лежала и ждала, когда же, наконец, настанет тот день, когда она сможет избавить себя от страданий навсегда.
И вот этот день настал. Ее, наконец – то, отключили от капельницы. Маруся почувствовала это сразу, как проснулась. Где окно в ее палате, она узнала позавчера – на улице было тепло, и Александра решила немного проветрить душное помещение – нужно было пройти четыре шага вперед, потом повернуть налево – и вот, пожалуйста – окно. (Предусмотрительная Маруся даже шаги посчитала, чтобы облегчить себе «путь к спасению» – так она называла это расстояние). Оставалось только выпроводить Александру из палаты. Но как?
- Саша, можно тебя попросить? – как можно более ласково попросила Маруся.
- Да, конечно. Что ты хотела?
- Не могла бы ты мне принести стаканчик воды? Пожалуйста!
- Хорошо. Подожди минутку.
Александра вышла за дверь. «Славно, теперь у меня есть ровно шесть минут, чтобы избавить себя от мук».
Маруся аккуратно встала. Ей было тяжеловато стоять – три недели без движения дали о себе знать. Она сделала первый шаг и чуть не упала. Успев каким-то невероятным образом схватиться за спинку кровати, подумала: «Надо быть осторожной, а то, не дойдя до окна, я растянусь посреди палаты. Лежать еще несколько недель с переломом – нет, это не для меня», - и Маруся продолжила свой нелегкий путь. Даже перед смертью чувство юмора не покидало ее.
- Ну, вот, я и дошла… - вслух сказала Маруся. Она стояла, держась за подоконник. Окно было открыто. Теплый летний ветер играл с ее волосами. Лучи солнца ласкали щеки. «Как хорошо! Даже немного жалко умирать в такой день». Она залезла на подоконник. Уходя из жизни, Маруся с тоской вспоминала тех, кого любила.
Мама. Она всегда стремилась быть на нее похожей: и во внешности, и в характере. Ирина Евгеньевна была настоящей красавицей: длинные, густые, темно-каштановые волосы, стройная, точеная фигурка, карие глаза – у нее не было отбоя от поклонников. Но она всегда была верна своему единственному и родному – Александру, отцу Маруси. И это качество больше всего нравилось ей в матери. Добрая, отзывчивая, не по годам мудрая – все это можно было услышать от друзей Иры. Мама была для Маруси кумиром. Она ее очень любила.
«И люблю! И буду любить!» - нахлынувшая волна воспоминаний выплеснулась наружу - по щеке Маруси одна за другой покатились соленые, горькие слезы.
Папа. Самый любимый, самый родной, самый дорогой. Для нее он всегда был «Самым-самым». Самый сильный, самый умный – этот список можно было продолжать до бесконечности. Он был единственным мужчиной в ее жизни. Сравнивая всех своих поклонников с отцом, Маруся быстро в них разочаровывалась. Приходя с очередного свидания, она смотрела на своего папу и думала: «Ну и пусть мы расстались, зато папа всегда будет со мной». Так было раньше. Но не теперь…
Ее друзья. Надо же, никто из них так и не пришел ее навестить…
Маруся не знала, что когда она была в коме, ее друзья пытались с ней повидаться, но их никто не пустил. «Вот очнется, тогда и придете навестить» - ворчала Галина-уборщица, вытирая пол за посетителями. Но друзья не сдались. Они стали штурмовать телефонными звонкам кабинет главного врача, но тот им ответил так же: «Вот придет в себя, а лучше совсем выпишется из больницы, тогда и повидаетесь». Попробовав еще раз пробиться к Марусе, и получив везде отказ, они оставили свои бесплодные попытки: «Придется ждать, когда ее выпишут. Пробиться в эту больницу невозможно».
Она стояла на подоконнике, углубившись в воспоминания. В чувство ее привел стук в дверь. «Саша не могла так рано вернуться», - мелькнуло у нее в голове.
- Арина Павловна, вот я и пришел, - сказал мужской голос.
- Здесь нет никакой Арины Павловны, - Маруся с облегчением выдохнула. Дверь за мужчиной закрылась. «Ну, ладно, кажется он меня не заметил. Пришло время…».