Большой Истопник. Адм. Ива

- Давай залепим окна липучкой?
- Ты прав нашему кактусу холодно. А мои шерстяные носки. В них дырки, ты понимаешь?
- А из чего эта липучка делается и где ее брать?
- Может из глины? А мне, знаешь, мне бы шерсти. Дырки эти. Холодно до зубной боли.
- Из глины делаются пустые горшки и такие свистульки в форме курочек. Ты помнишь?
- Да. Из ветра и глины получается музыка. Непостижимо.
- А может, я тоже из глины сделан? Как думаешь? Я похож на красивую амфору.
- Я никогда не видела амфор, но я думаю, они на самом деле очень красивые, раз на тебя похожи.
- Липучка растет на деревьях. Да-да на деревьях. Я помню, когда-то давно мне рассказывали о плодах и деревьях.
- Шерсть тоже растет на деревьях? Ты видишь, носки прохудились напрочь. Залатать бы.
- И в самом деле, холодно. Необъяснимо холодно. Невозможно холодно. Будто дует кто-то в спину постоянно морозом. Вот так: ффууу-у.
- Ты тоже это чувствуешь? Раньше ведь тоже было холодно, но не до такой степени.
- Непременно нужно залепить окна иначе наш кактус. Он умрет. Он любит тепло.
- Я тоже люблю тепло и... тебя. Но от этого студеного ветра и мороза я все мутнее тебя чувствую. Будто теряю.
- Зачем у нас в доме икона в углу? От нее не теплее и вообще толку нет. Может, продадим и купим липучки?
- Знаешь, это от моего отца досталось. Я смутно его помню. Но память. Она есть. Нужна.
- Но ведь деньги. Нужны деньги, а не память. Того, что коробке из под печенья, хватит ненадолго.
- Да, но когда я подхожу к ней. Вот так. Смотрю в нее. Мне тепло очень становится. Тебя больше чувствую, ладони теплеют. Она как окно.
- Как окно? Из окна можно много увидеть. Из окна свет. Ноо-о... Знаешь, многие из окон падают.
- Как листья?
- Как люди.
- Подойди сюда. Загляни. Вон туда.

«Зябко нынче. Надо шибче топить. Нужно больше угля и дров. Для того чтобы было тепло, нужно сильно стараться. Этот всепроникающий мороз. Этот стеклянный холод. Он как нерадивое дитя – не углядишь, нашалит непременно. Холод он от лукавого. Холод в мыслях, холод в делах, холод во взгляде. Холод свившихся рук. Свившихся, но холодных. Когда ладони уже не мягкие и родные на ощупь, но словно зеркала. Холодные и лживые. Холод он ведь против любви. Любовь тепло любит и его требует. Едва зазеваешься, а холод, он уже внутри. Вымораживает внутренние печурки тепла. Тушит огоньки и искорки. Пыл душит. Большой Истопник обязательно должен топить шибче. Большой Истопник должен греть. Печка - моя супружница. Пузатая, румяная. Белой кладочкой выложена. Вот березовые чурочки. Беленькие и душистые словно дитяти. Они дадут много тепла. Сосновые полешки. А запах у них! Освежающий, добрый и чуток озорной. Вот мальцы угольки лежат один к одному. Тоже впрок.»
Большой истопник думал и думал. О тепле, о своей кирпичной печурке, о ком-то, кого он не знал, но хотел согреть. Всей душой хотел согреть. Всем сердцем. Сидит у своей печки, по-доброму глаза щурит, в бороду смеется. Морщинки у глаз – лучики, брови – снопы ржаные, борода окладиста, до самого полу дымом вьется. На ивовом кресле сидит. Трубочкой пыхтит. Кедровую смолу курит. Откроет дверцу печурки, подкинет дровишек. Погладит чурочки, погладит печурку большой и мягкой рукой в рукавице шерстяной и полосатой словно котик. Тут и котик на плече у Истопника. Мурлычет, клетчатую телогрейку царапает. Сам маленький - с кулачок. Зовут Лапкой.
Забеспокоился в последнее время Большой истопник. Неспокойно ни на душе, ни в мыслях, ни в деле спокойствия нет, ни в вещах окружающих. Оттого и руки беспокойными стали и полные, глубокие глаза Большого Истопника влажнее и озабоченнее выглядят. Печка беспокоится, дрожит и басом поет. Лапка безмолвный еще безмолвнее стал. Усы свесил, хвостик нервничает. Чует Большой Истопник беду. Оттого больше дров в печку кладет. Оттого руки потирая, неразборчиво бубнит в бороду, ворчит. Вот заулыбался, котика погладил. Оглянул небольшую свою избу. В красном углу стоит икона-окно, и свечка колышется, тихо плачет по-своему, по-светлому. Запел тихо-тихо и со скрипом, как граммофон: «Царю Небесный, дай нам тепла. Чтоб веселы дни и ночка мила. Дай нам терпенья и благих слов. Прочь от невезенья и дурных снов. Покажи морозу, кто хозяин тут. Растопи снега – пусть цветы растут!» Громче запел. На всю избу. От песни хорошо на душе сделалось и жарко. Лицо доброе распарилось, раскраснелось. А и все равно, где то на краю тела. На самом краю ума чует Большой Истопник тяжелый, почти непоправимый холод с головку спичечную. Колет его, изводит. Будто айсберг какой приплыл. Жалит. Но не как сосновые иголочки озорно кусаются, когда дрова добываешь, или искорки, вылетая из печурки, жалятся. Нет. По-другому, словно пред большой бедою.

- Ничего нет. Там нет ничего. Мне больше нравится смотреть в наше окно. Там снег. Он напоминает мне о чем-то светлом. Там стоит кран, который постоянно движется. Там иногда можно увидеть луну и звезды.
- Звезды похожи на потерянных детей, а луна на беспокойную невнимательную мамашу. Нет-нет, луна мне напоминает хлеб. Только она холодная. Мне от нее зябче.
- А мне действительно стало теплее от твоей иконы. Изнутри. У окна же дует, вернее, стало дуть. Там холодно.
- Скоро день. Ты же хотел липучки. А я хочу шерстяных ниток. Посмотри - дырки. Я не могу в носках с дырками.
- Я выйду ненадолго. Спрошу липучки для окна. Днем ее можно увидеть. У меня немеют пальцы.
- Дай руку, я согрею. Во мне еще есть тепло. Ты меня слышишь? Я хочу еще чего-то, кроме липучки и шерстяных ниток.
- Может быть ты хочешь керосина? Это полезная вещь. Для света.
- Нет это не керосин. И это не совсем полезно. Для света.
- Сделай поярче керосинку. Мне темно тебя видеть.
- Я сама не знаю. Но это несомненно что-то яркое. Но по цвету. Это не свет. Тем не менее это приятно. Я не знаю. Я не помню.
- Я спрошу у Батрака. Он темноват, но он имеет неплохой нос. Это "что-то" приятно пахнет или неприятно?
- Кажется неплохо. Похоже на цветы, но по-другому. Ты надень шарф. И вот... - На тебе мои носки. Хоть и с дырками, но все же теплее. Мороз нам опасен.
- Мне жалко кактус. Он скоро должен зацвести. Мы так ждали… Возьми один носок, а я возьму левый.
- В правом дырка поменьше. Я его буду одевать то на руку, то на ногу. И ждать тебя.
- Смотри меня в окно. Но сначала, иди погрейся у своего окна.
- Я хотела.
- Я вернусь.

"Темно. Всегда было так, но нынче темень норовит быть ближе. Она хочет обниматься с Большим Истопником. Только не к добру это все. Не приятно мне обниматься с пустотой. Гораздо приятней обнять печку всей грудью, прижаться. Приятно руками обнять Лапку, чтобы заурчал. Темень - не живая. Это как в колодец смотреть и дна не видеть. Это как трогать то, чего не знаешь. Липкая она. Черная. Нужно идти. Большой Истопник должен шагать по снегу и оставлять следы, добыть дров, чтобы греть. Необходимо кормить печку и бороться с морозом. Те двое там, на той стороне. Они ведь совсем замерзнут. Большой Истопник боится мороза и тьмы, но для тех двоих это смертельно. Они как два неокрепших ростка вербы. Тянуться - тянутся-то, но нужна помощь. Без помощи замерзнуть и сгинуть немудрено. Снег словно болотная жижа вязок. Сапожищи Большого Истопника льдом оправились. А вот тут и дрова. Бедняги, в такое темное время и растут. Прости меня, дубок. Ты мне нужен для тепла, для помощи. Тебе в утешение песенку Большой Истопник споет: "Был ты деревцем стройным и могучим, станешь ты поленом душистым и пахучим! Стружкою дубовой разожжем костер гигантский, и вокруг гурьбой давай хороводить танцы!" Дубок и ясень - они все понимают и прощают Большому Истопнику. Это его работа. Это их предназначение. Плачут конечно.. соком и смолою."
Большой Истопник шел и шел по лесу. По темному и лихому. Оставлял следы после себя. Топор острющий на плече с ручкой резной. На другом огромная вязанка дров. Сам большой, а вязанка раз в пять больше самого Истопника. Лицо красное, веселое. В бородище снежные звезды блестят и мигают. Каждому деревцу песенку поет в утешение. Ручищами в полосатых огромных варежках хлопает. Во тьме глаза-две-луны светятся синевато. Нарубил дров - можно и домой, в избу. К печурке ласковой, к Лапке ласковому, к иконе-окну глубокому. Шибче топить, темень и холод изгонять.

"Когда я остаюсь одна, мне думается, что наш дом это не мой мир, где я родилась и живу. Это клетка. Но меня что-то спасает от чувства узника. Иногда я разговариваю сама с собой. Спрашиваю себя о разном. Отвечаю себе же. Ответы приходят откуда-то оттуда. Из угла, где стоит образ. Только образ не дает мне плесневеть от одиночества. Рядом с ним тепло и будто бы ты не одна осталась вовсе. Я ведь тут была всегда. Я никогда не выходила наружу. Спрашиваю себя: "Почему так?" Отвечаю: "Так дано. Так надлежит." Адм иногда выходит туда. Выходит неслышно, через мне невидимую дверь. А мне остается окно. Он видит там краны и звезды. Я же иногда вижу цветы из пластмассы, иногда вижу много воды. Она то беспокойная и мутная, то мирная и светится зеленым. В последнее время в окне часто темно и оттуда стало сильно дуть жутким морозом. Мне не так уютно как раньше. Иногда я слышу песни. Так, будто граммофон играет. Бывает грустные напевы, бывают добрые колыбельные, а бывают задорные и громкие. Почти гимны. Значит я не одна в этом мире, пока Адм уходит. "Откуда я? Для чего?" - "Я от Адма. Я часть его. Чтобы жить!" Приходят вопросы, так же приходят ответы. Все очень просто. Адм мне много рассказывает о разных вещах. Я познаю мир через него. Вчера он рассказывал о камнях под водой. Как они красиво смотрятся и что они как черепахи. "А кто такие "черепахи"?" - тогда спросила я. Адм сказал, что это самые счастливые существа в мире. В последнее время он стал холоднее правда. Адм. Замкнутее. Много стоит у окна и смотрит на свои краны. Мне кажется сквозняк пробирается в него. Точит. Так холодно. Надену носок с дыркой пока на правую руку. Пусть погреется."
Так она сидела в своем доме, в своем мире. Беспокойная, молчаливая. Руки заламывает временами. Шерстяной полосатый носок на руке болтается. Вся закрытая. То улыбается в пустоту, то глаза закроет и губами шевелит. Угловатое тело ее и лицо перемещаются по комнате. С одного места на другое. Плавно и едва слышно. Лежит на матрасе, с собой разговаривает. В окне Адма ожидает. К иконе-окну подходит. Заглядывает внутрь, пытается увидеть через. Будто у костра руки греет, о чем то спрашивает. Она хранитель. И она это осознает. Она должна ждать и хранить. Хранить и ждать.

Выйдя из двери-из-мира, Адм очутился в "другом" месте. Это врядли даже было место. Просто пространство. В его путешествии он часто видит знаки. Он видит разнообразные образы. Выходя из своего мира, он поддерживает жизнь. Свою и Ивы.

"Все не к добру этот холод. Я это чую. Носок Ивы все же греет. Он греет все тело. Значит, я все-таки смогу добраться до Батрака. Это значит, что я вернусь. Мне очень хочется вернуться, потому что она осталась там. Больше никого кроме нее нет. Конечно, есть еще я, но больше никого я давно не встречал. Да что я говорю - не встречал. Никого кроме, никогда и не было. Можно подумать, что Батрак это третий. Но. Но Батрак не из нас. Он совсем другой. Вернее его даже не существует. Его нет в том качестве, в том понимании, в котором есть я и Ива. Он предлагает выбор. Один раз он дал печенья. Он сказал, что я могу взять печенье, но у него есть еще и три настурции, которые я могу взять. В этом случае я конечно не могу взять печенья. Тогда я выбрал первое. Очень давно я делаю выбор. Он определяет то, как мы живем. Откуда-то, неизвестно откуда я знаю, что не будь того самого "выбора" и нас бы не было. И не было бы нашего с Ивой мира-квартиры, где мы живем. Не было бы окон. До него правда так далеко, до "дающего выбор". Невыносимо далеко. Наконец я решился снова покинуть дом через дверь. Ее Ива почему-то не видит, потому не может идти со мной. Я выхожу, чтобы сделать выбор не так часто, но иногда обстоятельства вынуждают выйти. Пока темно, и я не могу разобрать иду я или парю. Может, я даже ползу. За дверью всегда так по-другому. Всегда по-разному. Я так хотел бы увидеть те краны под облаками, что я вижу из нашего окна. По идее они должны быть тут, но я до сих пор не встречал ничего похожего. Иногда попадаются летающие дорожные знаки в виде треугольников или кругов с красной каймой. Внутри картинки. Тоже всегда разные. Один раз я видел изображенного в треугольнике Батрака. Тогда стало страшно и холодно. Один раз видел ладонь. Такую же тонкую как у Ивы. Я только вышел, но уже скучаю по ней. Хотя в последнее время мне интереснее у окна, чем с ней. Такого никогда не было. Ива она немножко странная, она часть меня. Самая странная часть меня. Когда я сильно скучаю за ней, у меня болит правый бок. Нестерпимо болит. Шрам ниже ребер начинает пульсировать, да так, что иногда эта пульсация входит в унисон с биением моего сердца. Я наверное ее люблю. Наверное, этот унисон и есть любовь. Я не знаю на самом деле. Ответы, как и вопросы, приходят сами. Как же холодно. Я сказал, что до Батрака идти далеко, но если быть совсем точным он появляется сам. Появляется только после того, как я очень далеко отойду от двери нашей квартиры. Перед появлением его, становится еще темнее и очень холодно. Намного холоднее, чем дома и где бы то ни было. От этого холода порой я сам забываю себя. Меня спасает только вещи, которые дает мне Ива. Ее шарф. Сегодня она дала еще и носок. Так никогда не было. Я полагаю что-то должно случиться. Мне страшно быть вне дома. Очень страшно. Но это нужно. Нам. Немеют пальцы. Как холодно. Это он."

- Я вас сегодня очень долго искал. Сегодня тут темнее, чем обычно.
- Тебя давно не было. Я ждал тебя в субботу.
- У меня много дел. Я пытался вырезать трех журавликов из дерева. Тем ножом, что взял у вас в понедельник.
- Нож не предназначен для того, чтобы сотворять.
- Мне показалось... Я подумал, Иве понравятся.
- Более того, журавликов не существует. Их нет, как и меня.
- А краны существуют? Такие, как цапли, но большие и под самыми облаками.
- Раньше. Тогда они были оранжевого цвета, как те апельсины, что ты выбрал для Ивы вместо смолы в одну из пятниц. Сейчас они ржавые.
- Я тогда сглупил. От них осталась только яркая кожура. Но запах.. этот запах и сейчас у нас живет.
- В запахах нет никакого смысла. Смола же полезней. Но это твой выбор.
- Мой. Только мой. Запах очень нравится Иве. Мне бы липучки. И керосина - у нас остается мало света.
- Той, что залепливают окна, чтобы не дуло? Хм-м, сегодня воскресение.
- Той. Нам очень нужно. Так холодно. Этот сквозняк, у меня болит бок от него. Она делается из глины, правда?
- Холодно? В самом деле? Так должно быть. Сквозняк это сезонное. А липучка.. не все делается из глины, поверь. Она из нефти. Той нефти, что находится глубоко под землей.
- Как бы там ни было. Можно?
- У тебя сегодня есть выбор. Впрочем, как и всегда. Можешь вместо липучки и керосина взять этот мешок.
- Я по-любому возьму липучку и керосин. Я устал от холода. Но а что в мешке?
- Просто килограмм яблок. И все. Ничего особенного.
- Просто килограмм. Что такое "яблоко"?
- Ничего особенного на самом деле. Просто это твой выбор на сегодня. И все.
- Ива хотела чего-то, но не керосина и липучки... Может, она хотела именно этого?
- Я могу многое, но единственное. Я только не могу повлиять на твой выбор.
- Я так соскучился. Она там. Одна. Опять беседует с собой. Заламывает руки. Я возьму мешок. Килограмм яблок.

"Ну вот. Большой Истопник думает, дров достаточно. Мне хватит их, чтобы растопить эту ледяную твердь от лукавого Батрака. Большой истопник растопит его льды и превратит его сквозняки в теплые ветра. Те двое, там. Они должны выжить. Они должны сохранить свое. Свой мир, свою хатку. Большой Истопник знает, он решил их заморозить. Искоренить их тепло друг к другу. Забрать их искорки. Но дров достаточно. Более того Большой Истопник своими огромными легкими будет раздувать пламя в печурке, чтобы помочь поленьям гореть и греть. А глядишь, и Лапка подсобит нам с печуркой в этом добром деле. Надо чтобы Лапка, как и мы с печуркой возжелал растопления льдов и изгнания морозов. Всем свои маленьким, пушистым телом. Всей своей огромной душой возжелал. Икона-окно поможет нам передать все наше тепло туда, к ним. Увидите, мои друзья, печурка, Лапка, все получится! Надо только поверить."
Большой Истопник придя с мороза бормотал себе под свой мясистый и мягкий нос такие мысли. Оттряхнул мороз с телогрейки в сенях. Растопотался по дубовому полу, чтобы сапожищи от снега отбить. Ходит по избе, улыбается. Доброе дело задумал. У печки разложил дрова сушиться. Потянулся, печку обнял, котика приласкал. Шепчет им слова, убеждает, уговаривает. На икону-окно смотрит, улыбается и глазом мигает. Начал печку топить тут же. Хочет со злым морозом разделаться раз и навсегда. Оттого и готовился долго. Поленья кидает, в печку могуче дует. тут и печка разошлась. Загудела, как никогда не гудела. Яростно и гулко. Ярок огонь внутри, не взглянуть на него. Это солнце. Тьма вокруг расходиться начала понемногу. Большой Истопник и доволен. Тут в дальнем углу избы две красные точки увидал. Угол темный, самый далекий из всех. Тьма кромешная и вроде как два глаза. Разъярился Истопник тогда не на шутку. Ногами в носках шерстяных затопал. Взял полено березовое и как швырнет в угол.
"Уходи, нечистый Батрак! Оставь дитяток в покое! И меня оставь, нерадивый! Ишь ты, паучок красноглазый выискался! Ишь ты, смел зайти в мой дом! Получай поленом по своим заслугам! Сгинь, и холод с собой забери! Забери свои сквозняки и морозы! Иди в свою землю и батрачь там, с нефтью со своей возись! Получай!"
Лапка тут весь вздыбился, боится. Печка трясется и гудит яростно, больше и больше света давая. А из угла, уже не такого темного паучок мохнатый выбежал. Метнулся, было к выходу, да светло там. Глаз и нутро режет. Подпол нырнул и в земле зарылся. Только его и видали.
"То-то же! Ишь ты развел тут морозов, гадюка! Ступай восвояси и дитяток не тронь. Забери свои холодные сквозняки с собой! А ты, Лапка, не бойся. Минуло. Минуло нас зло с тобой, печурка. Теперь шибче надо растопить! Так чтобы все вокруг в свете стало! Согреть нужно мальцов на той стороне. Дитяток."

- Наконец это ты. Я не видела, как ты появился. Я грелась у иконы.
- Я уже пять минут тут. Знаешь, стало теплее малость.
- Мой носок. Он грел тебя?
- Сейчас и всегда.
- У нас почти кончился керосин. У нас не будет света вовсе. А мои дырки в носках. В них не так стало дуть.
- Не важно. Свет будет. А пока подойди сюда, к керосинке, пока она совсем не погасла.
- Ты принес липучки. В окне сейчас звезды.
- Нет. Это может то, чего ты хотела.
- Это шерстяные нитки?!
- Нет, это килограмм яблок.
- Так приятно пахнет. Они красные и похожи на сердце.
- И вправду. Съешь.
- Нет. Ты так долго стоял у окна. В тебе больше холода. Ты съешь, я знаю, поможет.
- Я хочу сказать - нет. Но это твой выбор.

Адм откусил яблоко, и тут вся комната залилась ярчайшим светом. Свет залил весь их мир. Он принес мир. Вместе со светом пришло тепло, и всякий холод исчез. Он исчез и из нутра Адма, исчез из рук и головы Ивы. Это было какое-то мирное и спокойное тепло. Свет исходил из иконы-окна, стоящей в углу.
Лица Адма и Ивы заулыбались, а руки сплелись. Они тесно прижались друг к другу. И тут их лица, тела. Они начали таять, как тают свечки. Они слились в одно тающее целое. Они растворились в море мировой любви.

Это были Адм и Ива - последние потомки Адама и Евы на Земле.