взлетно-посадочная полоса

Слева мощно зеленело что-то, высокое, ядрёное. Перло из земли. Наверно, кукуруза. Кукурузное поле – один из самых пугающих пейзажей, по мнению американских киноделов. Чуть ли не само на людей кидается, ощерившись початками.
А справа что-то колосилось. Трудно сказать, что именно, на скорости сто двадцать. Вот если остановиться, выйти, взять в руку колосок… Она вполне отличала рожь от пшеницы и всяческого овса, но не агроном, конечно. Не агроном.

Дорога делила поля безупречной прямой линией. Идеально ровной, как посадочная полоса в аэропорту.
Еще вчера полоса была взлетной, сегодня – фигу, посадочная.

И вдобавок видимость плохая.
Были бы на глазах дворники… как на ветровом стекле: вжик-вжик, туда-сюда – и все чисто. А веки не справляются. Что-то природа недодумала.
Придется съехать на обочину.
Хорошо, что по эту сторону – не монстр-кукуруза, а что-то безопасно-злаковое. Злачное. Она хихикнула. Ну, это можно было посчитать хихиканьем. При желании.
Заглушила мотор. Вынула из сумочки телефон, отключила, кинула на заднее сидение. Свернулась клубком, уткнувшись лицом в коленки. Мешал руль, рычаг, все мешало, уродская машина.
*****************
- Алло? Мам?
- Полина! Хочу посоветовать: не стоит держать тесты на беременность на полке с тетрадями. Бабушка может наткнуться. Пойдет какой-нибудь карандаш искать – и обнаружит. Поверь, мало не покажется.
- Ма… Мама!
Бип… бип… бип… бип…
Бип…
*****************
Чертова, чертова, чертова жизнь.

Два цвета: голубой и зеленый.
Нестерпимо синее небо.
И зелень всех оттенков внизу. Точнее, вокруг. Со всех сторон. Хоть ошуюю, хоть одесную, как говорится.
Кстати, действительно овес.
…….Ну вот, с овсом вопрос прояснился, осталось разобраться с мелочами. Значит, ты закатываешь истерику. По полной программе, с подвываниями, размазыванием косметики и позывами отравиться – повеситься - из окна броситься - вены повскрывать?
Ай, молодца.
А кто недавно излагал подругам, что ты никогда никого не осуждала и не осуждаешь? И что личная жизнь человека – его право, и нельзя лезть? А? Так все умно, так красиво говорила, на зависть, хоть записывай и издавай. Что любовь не может быть грязью, что в раннем сексе нет ничего зазорного, если он не беспорядочный, и что ты разумная мать, и готова… но ведь ей всего шестнадцать!.......

Синее и зеленое снова перепуталось.

Она утерлась несвежим полотенцем из бардачка. Полотенце удивилось: оно привыкло протирать фары, но и те обычно были чище. Тушь надо купить водостойкую. Слезостойкую.
Изредка проносились мимо машины, почему-то все встречным курсом, по взлетной. Вряд ли водители успевают разглядеть зареванную бабу в торчащей среди овса девятке.
Хотя могут и заметить. Вообразила: рядом останавливается белый лимузин (она не знала, как именно выглядит лимузин, представляя нечто элегантно-поджарое, этакую русскую борзую в автомобильной инкарнации), дверка беззвучно распахивается, и появляется Он:
- Что-то случилось? Вы плачете? Я могу помочь?
Возникает, спасает, махом решает все проблемы, и все будут жить долго и счастливо, по усам текло, в рот не попало.
Очертания мифического персонажа, именуемого «Он», были смугло-расплывчаты, даже лимузин вырисовывался конкретнее. «Он» высок. Красив. Умен. Внешне жестко циничен, а внутри, только для нее одной, чуток и трепетно раним. Да. Ожидая такого, можно просидеть в овсе до морковкина заговенья. Именно морковкина и именно заговенья.
Она нащупала сзади телефон, включила. Аппаратик радостно засветился, запищал, написал что-то приветственное. Потом погас. А она все смотрела на темный экран с глухим недоумением.
Вот средство связи. Можно позвонить. Даже из овса. Да хоть тебе из кукурузы.
Кому?

По логике вещей, если у ребенка проблемы, то самое время посоветоваться с отцом. Полинкиным отцом, естественно. И сказать. Сказать:
- Привет, дорогой. Знаешь, я оказалась плохой… никудышной… никчемной… - черт, где это слово? – дерьмовой матерью. Наша дочь опасается, что беременна, а я даже не знаю….
Я.
Не знаю…
Вот гадство!
Она нашла условно чистый угол полотенца, промокнула глаза, стерла потеки. Высморкалась.

Последнее, что она сделает в этой жизни – обратится с подобной информацией к бывшему. Нет, такой радости она ему не доставит. Ни ему, ни ей. Уж никак не этой парочке судить, состоялась ли она как мать. У них-то детей нет. Бог не дал. Или кто этим распоряжается? Судьба, рок, провидение, карма, абсолют, высший разум, зеленые человечки? Где-то там, наверху, Те, Кто Решает, почесали затылки и вынесли вердикт:
- Одного ребенка предали, господа? Всё, хватит.
Предали.
Полинка-малинка, зимний детеныш, новогоднее чудо… Медсестра говорила «Животик, газики, поите укропной водичкой». Дети другие. Дети видят. Как не плакать, заходясь в ужасе, если к тебе подползает зеленая тягучая подлость? Надвигается огромной бесформенной амебой. Вязкая, страшная.

Она была далека от мысли, что брак свят сам по себе, заключается непременно на небесах и безоговорочно навсегда. Но когда в доме грудной ребенок… твой, между прочим, ребенок… и когда жене нужна, позарез нужна - тривиально – помощь, поддержка, руки, бог с ней, с любовью, уж не до любви…
Знал же бывший, оглаживая фирменные ножки секретарши, что дома ждут купать дочку, и пеленки кипят на плите, а у жены – температура, мастит и выспится она когда-нибудь в следующей жизни? Всё знал, всё понимал, и его наманикюренная мисс «Сейчас я соединю вас с директором», всё знала.
До сих пор интересно, какие оправдания они себе придумывали? Ведь нельзя жить, точно зная, что делаешь гнусность? Ведь нельзя? Ведь приходится как-то обосновывать свои поступки, как-то обеливать себя - в своих же глазах, находить себе-любимому какие-то извинения?

«Да, мое поведение выглядит немного неблагородным, эээ, чуть-чуть, самую малость. Но тому есть оч-оч веские причины».

Ну и какие?
Замуж по залету никто его не тащил, сам ухаживал, сам о неземных чувствах квакал, цветочки дарил, колечки, мишек плюшевых. Дочь, крохотуля кареглазая, на него похожа, не отвертишься. Ни тебе злой тещи, ни квартирного вопроса. Просто кругом облом.
Не иначе, дело в Большой Любви.
Многие почему-то уверены, если с ними случилась Большая Любовь, то всё. Контрамарка. Пропуск в мир избранных. Индульгенция. Твори что хочешь, по любым головам иди, пританцовывая: у нас - Любовь, нам можно.
А вот ей почему-то казалось, что предательство и любовь - они как гений и злодейство. Несовместны. Не любовь это, даже если выглядит похоже. Обманка. Бледная поганка, маскирующаяся под благородный шампиньон.
Если способен на гадость, то неспособен на любовь. Или-или. Точка.

Дул ветерок, гнал по овсу мягкие шелковистые волны. Волновался овес. Наверно, за нее волновался.
Она выбралась из машины и села на землю, прислонившись спиной к теплому машинному боку. В сотый раз посмотрела на телефон.
Подругам можно позвонить. Подруг у нее было три, две близкие и одна – очень близкая.
Позвонить.
Да. Это нормально: позвонить близкой подруге… а лучше – очень близкой… и вывалить на нее мешок проблем. Так все делают. Со школы известно: давление – это сила, деленная на площадь. Чем больше площадь, тем легче жить. Поэтому подруг надо выбрать по габаритам. Она снова хихикнула, уже немного уверенней.
 
Загвоздка была в том, что она не умела жаловаться подругам. Как-то так уж вышло.
Она всегда была благополучной, относительно. Их жизни складывалась еще сложнее, их чаще и конкретнее било по головам, их неприятности всегда были весомее, чем ее мелкие траблы. Как говорится, у кого суп жидкий, а у кого жемчуг мелкий. Она и помалкивала про свой жемчуг.
Не начинать же сейчас: «Девочки, оказывается, я совсем не знаю свою дочь….»
Это я-то, которая… Холера, где полотенце?

Не в тесте дело, и не в беременности.
***************
- Полькин, ты сейчас с кем-то встречаешься?
- Не, ни с кем. Ма, ну ты же знаешь, я бы сказала.
- А Толик?
- О-оо, мам, опять «Толик». Что «Толик»? Расстались мы, окончательно. Сама же видишь: не звонит, не приходит. Все, конец, финиш. И давай не будем больше про Толика. Нет его. Помер Толик, и пусть покоится с миром.
***************

Когда-то давно, в анкете, на вопрос «почему вы хотите ребенка» она написала: «хочу вырастить себе друга».
Восторженная идиотка.
И эту сказку она честно пыталась сделать былью. Шестнадцать лет. Наивная дура.
Дура, дура, дура, дура!

Ожил телефон.
-Мама! Только не бросай трубку. Я хочу объяснить…
…
Она сидела в овсе, посреди поля, посреди мира. Звонил телефон…