Кстати о муравьях

...В стеклянной банке было скользко, мокро и гадко. Лоснящееся дно не приносило покоя, а прозрачные стенки звали на волю. Сломанная лапка саднила, и хотелось плакать. Но муравьи не умеют выделять слёзы из своих тридцати трех глаз. Ну не то чтобы из тридцати и трех. А даже и с одного. Маленький чёрный муравей сломался спинкой и напоминал путника в придорожной полосе. Ну, на тебе– дехканин на пути с поля домой. Утомившийся, с запекшимися жаждой губами. Он валялся в – как казалось ему – жутко бездонной пещере – в полу оцепенении и полуобмороке. Кое–какие мысли посещают любую голову –коли она ещё на плечах. Павлов называет это рефлексами. Кант Иммануил - законами прагматизма. Дарвин – мироощущениями. Что-то типа того. Не будем вдаваться в глубины науки и мудрить. Муравьишка умирал. А смерть – она если уж наступит на горло, да задумает провести свою косьбу – она вызывает одинаковые эти все рефлексы, мысли и мироощущения. И сигнал SOS посылал микроскопический друг царю небесному. Он хотел жить. Просто потому что уже родился. Потому –что не успел сделать свои муравейные дела. Черноглазая шалунья с щекотливыми щеточками усов – не давала бедному сердечку впасть в полную прострацию. Он голосил, что есть мочи. SOS!!! SOS!!! SOS!!!
Если голосить – всегда ответят. Звёзды мерцали своим обычным дежурным пульсом. Желтые, карлики и красные. Их много. И только с одной – с кольцами по экватору – слетела пылинка. Она стремительно вращалась и летела на SOS. Закругленные крылья и вытянутые по оси куполообразные детали придавали ей общий вид некой круглой раздутой жабы. Космическая пыль и редкие метеориты расступались и продолжали свой танец.
Мы слышим то, что слышим. И видим то, что видим. Знаем – что вершина всему – это мы. В спешке топчем каких то ползающих и падших. Не оборачиваемся на зов, НЕ ВЗДРАГИВАЕМ ПРИ ВЗРЫВЕ ЧУЖИХ НЕРВОВ. Мы привыкли так жить. Ничем не удивишь. Не разжалобишь. Не сломишь.
А на планете – где считают воду молекулами, где рады любому вновь родившемуся – и любой SOS – это сигнал к действию. Мгновенно срабатывают рефлекторы, они без устали крутятся и ловят все – что бы не происходило во вселенной. Они – щупальца лаборатории – торчат на поверхности планеты. Никто – ни наши, ни американские ученые, – ни одна из ведущих стран в мире –не заметят, не найдут, не возмутят ни одного кратера, – ни одного озера. Они не проникнут вглубь. Потому что это не планета. Это огромный корабль – научно – исследовательский пункт вселенной. А поверхность его – все эти кратеры –иллюминаторы, псевдо - озера – это космическая влага и пыль – это внешняя оболочка. Плащ корабля. Кольцо, опоясывающее корабль – это гравитационный разгон – для запуска мелких летрациклоидов. На случаи, предусмотренные создателем – светящиеся в любом диапазоне и в отсеке. Летрациклоид стартовал. Он летел, и сигнал тревоги вел его, как ведет нас многое по жизни, –о чем мы и не подозреваем. Давно уж преодолевают пространство со скоростью – выше скорости света. Давно отслеживают и ценят весь живой материал, попавший в поле локаторов. Щелчок - и плазменный эвакуатор, обхватив нашего героя, – затягивает его внутрь, и через полчаса в непомерной по размерам лаборатории над ним наклонятся внимательные глаза, – они будут изучать, сравнивать, вживлять и вдыхать вторую жизнь в это беспомощное ныне существо.
Ты видел, что там –за черной дырой. Ты знаешь, как устроен мир? Ты пробовал об этом думать? Нет? Ты знаешь об этом из учебников. Тебя удручает некое несовершенство. И мира и свое. Ты думаешь – вот, почему я не родился в богатой стране, не был падишахом. Не имел тысячи акров земли и не раскатывал на яхте по бирюзовому морю. Почему ты родился здесь то и так то. Почему твоя жизнь сложилась эдак? Так оно и нужно все. Так и надо было, чтобы твой сын запускал солнце ранним утром. Чтобы оно катилось к тебе, – а ты обжигался, – дрожал душой – делился с дочкой и катил его дальше – к подружке. А она – к свои детям и они потом - на запад.
Мир хорош уже тем, что он есть. И любой человек в нем – вплетен гармонично.
И так мы про муравья. Глаза смотрели и переворачивали его. Он был такой маленький и смявшиеся черные усики уж не торчали вперед. Они падали набок и вниз –будто перерезали третью часть головы. ADOLFE! – протяжно и нежно пропела одна склоненная голова. На нашем это прозвучало бы – АДОЛЬФ. Так и назвали его. Эта лаборатория Вселенной она знает что делать. Но как любой ученый – в поисках и копаниях – она может ошибаться и вымащивать дорогу в свой великий АД все теми же благими намерениями. Адольфик пошевелился. И чувство голода озвучилось и засияло над его желудочком синими беспокойными нитями. Ему дали возможность общаться посредством таких нитей – разного цвета – делающими очевидными его желания и чувства. Посланное поле – порция энергии и успокоительного – свалили Адольфика и он замер. Жужжали зуммеры, пощелкивали на экранах анализаторы. Радары приносили информацию – корабль – лаборатория жил своей жизнью.
Вода она есть всегда –и живая и мертвая. Хлебнуть дали и того и другого. Добавили хромосомы роста. Их хранили в специальном сжиженном агринии. А брали их из тела погибшей в космосе собаки. Их одно время немало разбилось о метеоритные потоки, – помнишь - Союз посылал их несметно. Рассказали только о выживших - Белке-Стрелке.
Ты, верно, утомился читать? Продолжу-ка я про муравейку завтра. Пока!